ПРАВО ЕВРОПЫ. АРХАИЧНЫЕ ПРАВОВЫЕ КУЛЬТУРЫ ДРЕВНИХ ВРЕМЕН

Правовед Домиций Ульпиан и преобразования императорской законодательной власти. Дигесты

Процесс преобразования императорской законодательной власти, происходивший путем перехода к доминату, можно наглядно проиллюстрировать на примере двух переработанных фрагментов книги законов императора Восточной Римской империи Юстиниана (482/483-565 гг. н. э.), известной как Co/pus Juris Civilis (Кодификация Юстиниана) от 529-534 гг. н. э.

В первом фрагменте юридических сборников (Дигесты 1.3.31) римский правовед Домиций Ульпиан (170-228 гг. н. э.), в частности, говорит: "Princeps legibus solutus est" - "Господин свободен от законов". Из заголовка этого фрагмента, равно как и из его содержания, следует, что Ульпиан на самом деле высказывался об уклонении господина только от одного определенного закона (lex Papia), уклонении, которое предоставлялось императору самим Сенатом. Как и любой гражданин, император был обязан подчиняться законам своей страны и мог освобождаться от этой обязанности только лишь на основании соответствующей правовой нормы, устанавливаемой Сенатом (lege aliquem solvere). Ульпиан в своей 13-й книге adleggm Juiam et Papiam писал буквально следующее: "Princeps lege (sc. Papia) solutus est", а именно: император мог освобождаться от тех ограничений в праве наследования, которые были введены императором Августом для неженатых и бездетных граждан. Компиляторы путем использования выдержек из других правовых источников придали этому замечанию (об определенном исключительном положении императора в области права наследования) характер правовой основы весьма простым, но искусным способом, всего лишь заменив слово "lege" на слово "legibus", т. е. "закон" на " законодательство".

Еще более интересной оказалась проведенная в постклассический период переработка второго фрагмента, которая позволила Ульпиану высказаться в Дигесте 1.4.1 в следующем духе: "То, что сказал император, имеет силу закона, в то время как народ через императорский закон, данный ему, народу, по отношению к его власти, передает всю эту власть и господство над собой императору и для императора. Таким образом, с этого момента все распоряжения и постановления императора или изданные им эдикты, безукоснительно должны рассматриваться в качестве его законов: это и есть то, что мы обычно называем конституциями". Современные исследования, произведенные путем интерполяции, позволили реконструировать приведенный только что классический текст в следующую формулу: "То, что сказал император, имеет силу закона, в то время как народ - через закон, данный ему в отношении его власти, передает эту власть императору".

Ульпиан в этом фрагменте на самом деле только лишь оправдывал факт насильственной привязки императорских декретов и предписаний к тем законам империи (lex de imperio), благодаря которым император обретал власть, уготованную ему государственным правовым статусом Августа. Постклассическая переработка фрагмента придала этому высказыванию совершенно иное, более широкое толкование его содержания, которое проливает свет на то, насколько же далеко власти Рима в период домината отошли от еще сохранявшихся во времена принципата основных взглядов на законодательство. Во фрагментах юридических сборников (Дигестах) такая насильственная связь императорских декретов и предписаний с законами империи (lex de imperio) подтверждается соответствующей мотивировкой, согласно которой любое волеизъявление императора обретает силу закона. Воля и желание императора отныне должны восприниматься гражданами как непреложный закон. Основанием для этого служит тот из законов империи (lex de imperio), в соответствии с которым народ делегирует императору всю свою власть. Такая переработка фрагмента, кроме всего прочего, фактически означала, что законы империи (lex de imperio) стали ни чем иным, как законами императорской власти (lex regia) и тем самым привязывались к куриатным законам (lex curiata) времен королевской власти, при которой куриатные комиции (comitia curiata) отдали империю во власть короля. Таким образом, круг, в котором шло настойчивое протаскивание взглядов и методов римской государственно-правовой системы времен процветания королевской власти, замкнулся - республиканские традиции оказались вытесненными на задворки.

Провозглашенные Ульпианом во втором фрагменте "lex regia" (законы императорской власти) очень скоро послужили базой для дальнейшего укрепления положения императора как основного законодателя империи. В византийскую эпоху учреждение законов императорской власти использовалось в качестве утверждения того мнения, что власть римского народа окончательно и бесповоротно передается в руки императора на основании закона. В Кодексе 1.17.7 это звучит следующим образом: "lege antiqa, quae regia nuncubatur omne ius omnisque potestas populi Romani in imperatoriam tanslata sunt potestatem" ("Согласно старому закону, который назывался законом короля, право и власть всего римского народа теперь передаются в руки императорской власти".) Неограниченное право императора на исполнение им законодательных функций - особенно после того, как христианство обрело статус государственной религии - получило к тому же еще и религиозное обоснование. Однако после ряда побед, одержанных христианством, статус императора как личности, наделенной божественной волей, разумеется, должен был поколебаться. Но ничего подобного не произошло. Вместо этого на свет появилась новая мистификация, другими словами, был создан новый миф - миф, формировавший у граждан представление о некой, самим Богом ниспосланной милости, а именно представление о том, что в лице императора сам Бог послал людям владыку, личность которого являет собой одушевленный закон (lex animata). Это утверждение весьма напоминает нам одно замечание Аристотеля: "Личность властителя - суть олицетворение самого закона".

Неограниченная власть византийского императора, а вместе с ней и право установления законов, исходившие из его личного волеизъявления, имели, следовательно, двойственные корни. С одной стороны, император именем Бога наделялся властью, которая давала ему возможность управлять своим народом. С другой стороны, сам народ в соответствии с законом об императорской власти (lex regia) раз и навсегда передавал свою власть и свой суверенитет в руки императора. Как уже хорошо известно, оба эти фактора сыграли значительную роль в государственно-правовых взглядах более позднего периода истории. Представления о добровольной передаче самим народом всей власти верховному властелину позже будут весьма широко дебатироваться при обсуждении государственно-правовых вопросов в период Средневековья. Представления о божественном начале императорской власти, ниспосланной от самого Бога, еще долгое время будут украшать государственное право многих европейских государств.