ХОЛОПСТВО В КОНЦЕ 16 НАЧАЛЕ 17 веков

ДОБРОВОЛЬНОЕ ХОЛОПСТВО И ДОКУМЕНТАЛЬНО НЕ ОФОРМЛЕННОЕ СТАРИННОЕ ХОЛОПСТВО. Указы царя Василия Шуйского о холопах. Насильственное превращение в кабальные холопы

Предписания уложения 1597 г. о холопстве, относящиеся к добровольной службе и к документально не оформленному старинному холопству, в случае реализации их в полном объеме должны были привести не только к сокращению числа добровольных холопов (в связи с обязательным переводом всех без исключения добровольных холопов и документально не оформленных старинных холопов, прослуживших к 1597—1598 гг. не менее полугода, в категорию кабальных людей и разрешением производить такой перевод впредь), но и к фактической ликвидации добровольного холопства в прежних его формах (в связи с введением службы добровольного холопа, прожившего по крайней мере полгода во дворе господина, по смерть его господина и приравниванием тем самым добровольной службы к кабальному холопству).

Безусловно уложение 1597 г. сыграло существенную роль в судьбах добровольного и документально не оформленного старинного холопства. В частности, как и было задумано властями, значительно сократился численный состав добровольных холопов и документально не оформленных старинных людей.

Выше уже приводились данные, свидетельствующие о степени распространения добровольной службы до 1597 г. (см. с. 44). Но они же дают основания считать, что перевод добровольных холопов и документально не оформленных старинных холопов в категорию кабальных людей в период до истечения годового срока с момента принятия уложения 1597 г. (т. е. до 31 января 1598 г.) проходил интенсивно и быстро. И действительно, лишь в одной новгородской кабальной книге за 9 цолных и 4 неполных дня декабря 1597 г.—января 1598 г. было предъявлено к регистрации 212 старых служилых кабал на добровольных холопов и 154 служилые кабалы на документально не оформленных старинных холопов. Это означает, что за указанные дни в Новгороде количество добровольных холопов сократилось более чем на 523 человека, а старинных холопов — на 408 человек. 

Однако, несмотря на такой массовый перевод добровольных и документально не оформленных старинных холопов в категорию кабальных холопов, очень скоро практика оформления и регистрации служилых кабал вскрыла тот несомненный факт, что проведенное срочное и, по мысли составителей уложения 1597 г., обязательное оформление служилыми кабалами зависимости всех без исключения документально не оформленных холопов, прослуживших к моменту реализации уложения (1597—1598 гг.) не менее полугода, оказалось и не всеобщим, и не для всех холоповладельцев обязательным — ни к 31 января 1598 г., когда такая регистрация должна была быть закончена, ви к моменту истечения позднее предоставленного льготного срока (31 августа 1598 г.).

В обычные кабальные книги текущей регистрации, по крайней мере начиная с 1599 г., вносились служилые кабалы не только на вольных людей и документально не оформленных холопов, полугодовая служба которых истекла после того, как ведение специальных кабальных книг было завершено, но и на таких документально не оформленных холопов, шесть месяцев службы которых минули задолго до самого уложения 1597 г.

Уже в самой ранней (после уложения 1597 г.) из сохранившихся новгородских кабальных книг текущей регистрации (1599/1600 г.) имеются такого рода служилые кабалы. Например, 30 ноября 1599 г. Василий Аввакумов дал на себя служилую кабалу Ивану Асанакову сыну Милюкову, «а в распросе сказал: родом дмитровец, и взрос, походя по городам, а жил в Деревской пятине у сына боярсково у Ивана у Осанакова сына Милюкова доброволно лет з дватцать».  Подобно тому же Родионко Он- дреев сын с семьей дал на себя кабалу Ивану Секирину, «а в розспросе Родивонко сказал: служил у него ж у Ивана лет з дватцать, а идет к нему во двор служити волею».  Дело, разумеется, не в этих единичных примерах. Гораздо важнее количественные показатели, которые удается выявить при изучении некоторых кабальных книг. Так, в кабальной книге по Новгороду 1601/02 г.  из 52 служилых кабал, взятых холоповладельцамн на своих прежних добровольных холопов, 25 служилых кабал оформляли зависимость добровольных хОлопов, у которых полугодовой срок добровольной службы истек до уложения 1597 г. В кабальной книге 1603/04 г.  доля таких служилых кабал несколько меньше: из 27 служилых кабал 9 оформляли зависимость добровольных холопов, у которых полугодовой срок добровольной службы истек до 1597 г.

Запись в обычные кабальные книги текущей регистрации таких кабал свидетельствует также о том, что центральные власти вскоре после уложения 1597 г. вынуждены были примириться с невыполнением частью холоповладельцев некоторых его предписаний и на практике приравнять документально не оформленных холопов, чья зависимость должна была быть оформлена служилой кабалой (в порядке реализации уложения 1597 г.), но не была оформлена на деле (в нарушение этого уложения), к тем документально не оформленным холопам, шестимесячная служба которых истекала после реализации уложения и в отношении которых предписано было поступать по усмотрению холоповладельцев, — либо оставлять их статус неизменным, либо переводить в категорию кабальных холопов, а нормы уложения вступали в действие лишь в конфликтных случаях. Следовательно, холоповладельцы, не сумевшие либо не захотевшие взять служилые кабалы на добровольных холопов или документально не оформленных старинных холопов до 31 января 1598 г. включительно (в крайнем случае до 31 августа 1598 г. включительно), не только не лишались этих холопов, но теперь (после 1598 г.) имели возможность и впредь не брать на них служилые кабалы или, наоборот, взять их в любой момент — в зависимости от меняющихся потребностей и интересов.

Впрочем, сами представители властей, коль скоро им приходилось вершить суд в спорных случаях по делам о добровольных холопах, склонны были иногда применять уложение 1597 г. как постановление, вовсе запрещающее держать без документального оформления холопа, если он прослужил более полугода, даже тогда, когда полугодовая служба истекала после января 1598 г. Так, например, в приговоре Приказа Холопьего суда 1621 г. по делу между двумя холоповладельцами наверняка имеется в виду именно уложение 1597 г., и оно излагается следующим образом: «... а по государеву указу и по боярскому приговору без крепости людей у себя держати никому не велено и полугоду». Здесь же одному из холоповладельцев вменяется в вину: «...для чего он столько лет своему старинному холопу без крепости верил».  В другом судном деле (1630 г.) ответчик так объясняет причину взятия им кабалы на своего старинного человека: «...по государеву указу велено на старинных людей имать кабалы».

Однако это толкование уложения 1597 г. не только не соответствовало смыслу самого уложения, но и не получило сколько- нибудь широкого распространения на практике. И действительно, добровольное и приравненное к нему документально не оформленное холопство, хотя численно и сократилось в 1597—начале 1598 г., продолжало существовать и после этого периода. В частности, после января 1598 г. в добровольные холопы поступало большое количество людей, добровольная служба которых вовсе не обязательно была ограничена шестью месяцами (в результате ухода этих людей от холоповладельцев до истечения полугодового срока либо превращения их в кабальных холопов, сразу же по его истечении). В новгородских кабальных книгах 1600/01 г.  было зарегистрировано не менее 12 служилых кабал на бывших добровольных холопов, начавших службу после января 1598 г. и прослуживших до момента их превращения в кабальных холопов более шести месяцев; в кабальной книге 1601/02 г.  было зарегистрировано не менее 15, а в кабальной книге 1603/04 г.  — не менее 12 таких служилых кабал. И вообще сведения о добровольных и документально не оформленных холопах, сохранившиеся в кабальных книгах начала и даже середины XVII в., столь многочисленны, что уже одно это обстоятельство не дает возможности признать правильным мнение о полном запрещении властями добровольной службы, срок которой превышал полгода. Так, в сохранившихся новгородских кабальных книгах оказались зарегистрированными кабалы на бывших добровольных холопов: в 1594/95 г. —24 кабалы, в 1595/96 г. —47, в 1599/1600 г.-40, в 1600/01 г.-40, в 1601/02 г.-73, в 1603/04 г. - 42, в 1607/08 г.— 30, в 1608/09 г. — 23 кабалы (см. табл. 23). Важно при этом отметить, что служилых кабал на бывших добровольных холопов, прослуживших полгода и менее, оказалось ничтожно малое количество.

О том, что власти вовсе не запрещали добровольное холопство, сроком службы превышавшее полгода (хотя по-прежнему относились к нему неодобрительно), свидетельствует и запись губного старосты Белозерской половины Бежецкой пятины Ивана Сала- мыкова, которой начинается кабальная книга текущей регистрации 1603 г.: «Лета 7111-го году по государеве царя и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии грамоти Бежитцкие пятины Белозерские половины губной старосте Иван Саламыков давал служилые кабалы на людей князем и дворяном и детем боярским, хто кому бьет челом в службу добровольно, и хто кому бьет челом в службу всякым людем добровольно, или хто у кого служил з год или с полгода, а кабал на них не было, и на тех людей по государево... грамоте кабалы даны».  Здесь наряду с указанием на полугодовой срок добровольной службы, являющийся основанием для насильственного превращения добровольных холопов по желанию холоповладельцев в холопов кабальных, допускается возможность и более длительной службы без оформления ее служилой кабалой.

Разумеется, многие холоповладельцы охотно использовали представленную им уложением 1597 г. возможность и закрепляли за собой добровольных холопов и вообще документально не оформленных холопов, прослуживших полгода и более, путем перевода их в категорию кабальных людей. В этой связи между холоповладельцамн и добровольными холопами возникали споры о том, продолжалась ли служба шесть месяцев или эта граница между свободой и несвободой еще не пройдена.

Например, беглый холоп Александра Воейкова Семен Нестеров сын (по прозвищу Мурза) в 1620/21 г., желая освободиться, утверждал на суде, что «он, Сенька, у него, Олександра, в холопстве не служивал и от него де не бегивал, а побыл он, Мурза, у него, у Олександра, с полгода добровольно, а не в холопстве». Однако холоповладелец привел аргумент, коренным образом меняющий характер дела: оказывается, прежде Мурза, когда его привели в Холопий приказ, говорил, «бутто жил он... у него, у Олександра, 4 годы, а не полгода», и это последнее обстоятельство решило конфликт в пользу Александра Воейкова.

Наоборот, Марина Иевлева дочь сумела отстоять свою свободу от притязаний князя Василия Нарымова, который «учал на нее просити служилые кабалы», причем ссылалась она на то, что «жила у него добровольно» всего только «полтретья годы». Именно потому «Маринка князю Василью на собя служилые кабалы не дала», а поступила в кабалу к другому лицу — к Василию Базину.  В подобных конфликтах факт проживания более полугода во дворе господина, по-видимому, являлся не только основным, но и единственным аргументом для насильственного превращения такого человека в кабальные холопы. Показательным в этом отношении явилось дело между Григорием Александровичем Крюковым и Павликом Никитиным Бешенцовым. Последний, поехав на Дон «государю служить», по дороге заехал к Александру Лазареву сыну Крюкову, у которого и зазимовал. С тех пор прошло более 20 лет. За это время Бешенцов 10 лет прослужил на Дону, 15 лет был атаманом в Воронеже, получил поместье, попал раненным в плен к татарам, бежал из плена, явился в Москву, где получил за выход из плена государево жалованье. Здесь-то его и поймал Григорий Крюков, сын Александра, приютившего его когда-то на одну зиму. Бешенцов пробовал было отговориться тем, что у Крюковых он «пил и ел свое, а не ево, Александрово». Но этот аргумент не был принят во внимание, поскольку полугодовой срок пребывания во дворе Крюковых не мог быть оспоренным.

В конечном счете Бешенцова от холопства освободили, но только лишь потому, что «тот человек... от холопства свободился полоном, был в полону и из полона вышел, а по государеву указу таких холопей, которые, быв в полону, выдут, свободу им давать от холопства».  Формулировка судебного решения не оставляет сомнений в том, что, если бы Бешенцов не побывал в плену, наверняка его отдали бы в холопы Крюковым.

Некоторые холоповладельцы стремились закрепить за собой добровольных холопов служилой кабалой сразу же по истечении полугодового срока, используя возможность, представленную уложением 1597 г. Подобным образом поступил, например, Лука Игнатьев сын Егнутьев, у которого Настасья Лаврентьева дочь «служила... с полгоду», после чего на нее была оформлена служилая кабала.

Холоповладельцы, желавшие гарантировать себя от всяких случайностей, охотно брали служилые кабалы на добровольных людей и до истечения полугодового срока. Так, 14 февраля 1602 г. Светлой Посников сын Негановский привел к губным старостам Калинку Слоутина сына для регистрации служилой кабалы и сказал: «...служит деи у меня тот Калинка безкабально с Семена дни, а Калинка сказал, я деи у Светлого служил с Рожества Христова, а послужилец де я Казарина Мякинина, и Светлой отпускную клал за Казариновою рукою Мякинина». Противоречивые показания господина и холопа здесь не играют роли, так как и в том и в другом случае полгода еще не истекло, а Калинка «на себя кабалу дает».

Возможно, в подобных обстоятельствах добровольное холопство играло роль переходной формы зависимости, пока холопо- владелец не имел возможности оформить служилую кабалу (за дальностью расстояния до города или губного стана, где производились такие операции). И действительно, Степан Спячий взял служилую кабалу на одного человека, который «к Степану пришел тому недели с три, а жил добровольно».  Обычный случай похолопления превращается здесь в двуэтапную зависимость: трехнедельное проживание во дворе господина в ожидании составления служилой кабалы квалифицируется как добровольная служба, и лишь со дня оформления кабалы холоп становится кабальным.

В уложении 1597 г. имеется постановление, запрещавшее добровольным людям, прослужившим более полугода, покидать своих господ. Это предписание, если бы оно было осуществлено на практике, окончательно превратило бы добровольную службу в пожизненную форму холопства, идентичную кабальному холопству, и свидетельствовало бы о полной победе закрепоститель- ной тенденции в развитии добровольной службы, наметившейся еще до 1597 г. Безусловно эта тенденция и после 1597 г. продолжала проявляться, тем более что она могла теперь опираться на уложение 1597 г. Прежде всего терминологическое изменение в определении формы зависимости — «добровольная служба» превратилась в «добровольное холопство» — сразу же получило широкое распространение в быту.

Кроме того, существенно, что в иных случаях добровольная служба рассматривается на практике как форма холопства, идентичная кабальному холопству. Для вольного человека, дававшего в 1615 г. на себя служилую кабалу, его будущее состояние резко противостоит прежнему, так как в прошлом он «в холопстве ни у кого по кабале и безкабально не служивал».  Ясно, что для этого человека добровольное и кабальное холопство неразличимы, поскольку они — формы несвободы. Порой даже холоповладельцы не делали таких различий. Третьяк Суетин сын Назимов, например, дал отпускную трем своим холопам в полной уверенности, что все они кабальные люди: «...отпустил ... на волю кабальных своих людей, новокрещенных латышей Левку Олексеева, Матфейка Мартынова да Конаека Пяртюлева». Однако Конанко при опросе определенно заявил, что «кабалы ... на Конанка у Третьяка не было», а «жил у Третьяка добровольно лет с пяти».

Любопытно, что в сознании самого добровольного холопа его прежняя, даже прервавшаяся уже, добровольная служба накладывала на него определенный отпечаток на все последующее время (во всяком случае до нового его похолопления). Недаром Иван Васильев сын говорит, что он «Ильинский человек Осиева», поскольку «служил ... у дьяка у Ильи Осеева добровольно лет с восемь», хотя уже после этого он «жил в Старой Русе по наймом».

Можно предполагать, что особенно прочные узы связывали с холоповладельцами тех добровольных холопов, которые родились во дворе своих господ. Так, давая на себя в 1603 г. служилую кабалу Офонасию Еремееву, Игнатий Мартемьянов сын (с женой и двумя детьми) сказал: «Родился ... я у Офонасья у Еремеева во дворе».  Другой добровольный холоп «родился в холопстве у Степана да у Никиты у Вышеславцевых добровольно».

Если имела место тенденция рассматривать добровольное холопство как неволю, которая не может быть прервана по желанию холопов, то нет ничего удивительного в том, что у господ проявлялось стремление к распоряжению судьбой принадлежавших им добровольных людей. Именно потому оказалось возможным, чтобы Иван Мотякин, «отходя сего света», «приказал сыну своему Василью Мотякину» Федота Васильева сына, который «служил у Ивана Мотякина добровольно».

По-видимому, практика передачи добровольных холопов по наследству была достаточно распространенной. Во всяком случае в результате этого появилась категория людей, называвших себя старинными добровольными холопами: «... старинной, у отца его служил добровольно»;   «старинной его и отца ... а служил добровольно».

Свидетельством существовавшей практики распоряжения судьбой добровольных холопов может быть и сохранившаяся данная 1616/17 г.: «Се яз Иван Будихин сын Казимеров выдал есми замуж дочерь свою Федору за Захарья Васильева сына Кишкина; а дал есми за дочерью своею зятыо своему и дочери своей в приданые людей своих, девку Феклицу Федорову дочь. . .».  Характерно, что в данной не определена форма холопства и могло бы создаться впечатление о документально оформленной неволе, если бы не слова Казимерова во время опроса: «...служила де она у него лет 5 без крепости».

Выдача добровольному холопу отпускной грамоты   или отпуск на волю добровольных людей без отпускных  также должны рассматриваться как распоряжение судьбой добровольных холопов.

Однако в начале XVII в., как и до уложения 1597 г., в функционировании добровольного и документально не оформленного старинного холопства проявлялась и иная тенденция — тенденция к осознанию относительной свободы выхода холопа из неволи. Любопытное переплетение этих тенденций имеем в записанной 14 июля 1608 г. биографии одного из добровольных холопов, рассказанной им самим: «... служил отец его и он у Василья Ели- зарьевича у Салтыкова... и Василья убили под Тулой в прошлом во 115-м году, и после Василья по приказу жена его Васильева отпустила, а отпускную ему не дала, потому что служили отец его Иванков и он безкабально».

И действительно, с одной стороны, Василий Салтыков держал у себя добровольных людей, даже и мысли не допуская о том, что они могут уйти самовольно — недаром после его гибели отпускают на свободу одного из них «по приказу», не будь этого приказа — и холоп остался бы у вдовы господина. С другой же стороны, отпущенный на свободу не получает отпускной грамоты, поскольку «служил безкабально». Не означает ли это, что вдова, отпускающая добровольного холопа, осознавала зыбкость, непрочность его зависимости, так как он мог самовольно уйти и при жизни господина?

Любопытны в этом плане и объяснения холопа, который «у Офонасья служил добровольно с отцом своим». Но отец был не добровольным, а кабальным холопом, поэтому процедура его отпуска на волю описывается с педантической точностью: «... Офонасей отца его отпустил и кабалу ему выдал».  Отсутствие в данном случае не только .подобного же описания для сына, но даже упоминания об его уходе выглядит вполне логично — здесь угадывается укоренившееся еще в XVI в. представление, что добровольный человек, мог уйти по своей собственной инициативе и без спроса.

Этим же представлением руководствовались все действующие лица, причастные к переходу Марины Иевлевой дочери от одного владельца к другому. Первоначально она служила «на Москве у конского мастера у Григорья добровольно», а затем «во 106 году подговорил ее с Москвы князь Василей Нарымов».  Если Марина откровенно рассказала новгородским властям об обстоятельствах перехода от одного господина к другому («подговор»), а власти оформили на нее служилую кабалу третьему лицу, то, очевидно, и ее первый господин, и она сама, и новгородские власти признали в данном случае ее переход от Григория к кн. Василию Нарымову законным, хотя он и противоречил нормам уложения 1597 г.

Противоречила им в этом отношении и практика судопроизводства при столкновении двух прав на одного холопа — документально не оформленной «старины» и служилой кабалы. Весьма показательным было, например, судебное решение 1620 г. по делу между Федором Петровым сыном Стунеевым и Михаилом Федоровым сыном Еропкиным о спорном холопе. Холоп был отдан по служилой кабале 1606 г. Михаилу Еропкину, хотя Федор Стунеев утверждал, что холоп является его старинным человеком, на которого он лишь впоследствии взял служилую кабалу. В судебном решении при этом прямо записано, что «той его Федоровой сказки, что он сказал, тот де человек Павел стариннай его, верити нечему потому: только бы еюо он стариннай его был, ино бы у него на него, на Павлика, взята кабала в старине в прежних годех, наперед бы его Михайловой кабалы», тогда как «Михайлова кабала Федоровой кабалы Стунеева старея осьмью годы».

В другом судном деле (о спорном холопе Титке) между Иваном Дмитриевым сыном Селунским и Богданом Семеновым сыном Борковым предписано было холопа отдать «по ... кабале» Ивану Селунскому, а «Богдану Боркову в том же в человеке ... в старинном ... в.холопстве приговорили ему отказати», «шшшу что он, Богдан, на суде в ответе сказал, что де он, Титко, ево Богданов человек стариннай, а крепости он, Богдан, на него, на Титка, в отвоте не сказал». Судебные власти даже допускали, что спорный холоп мог быть действительно старинным холопом Богдана Боркова, но сознательно игнорировали это обстоятельство: «А хотя будет он, Титко, и его Богданов был старинной человек, и он от него отошел от старинного холопства Ивановою кабалою. .. И то Богдано вина же, для чего он столько лет своему старинному холопу без крепости (верил.. .».

Таким образом, после 1597 г. при столкновении двух прав на холопа документально не оформленная «старина» потеряла свою юридическую силу, если ей противостоял любой крепостной акт.

Итак, поскольку многократно зафиксированы случаи самовольного ухода добровольных и документально не оформленных старинных холопов от холоповладельцев (которые не воспринимались как бегство) и поскольку в судебной практике конфликт между документально не оформленной «стариной» и служилой кабалой всегда разрешался в пользу последней, постольку напрашивается вывод, чрезвычайно важный для понимания характера практического применения той нормы уложения 1597 г., которая устанавливала обязательную службу добровольных и документально не оформленных старинных холопов, прослуживших по крайней мере полгода у господина, по смерть их господина (если, разумеется, господин не пожелает их отпустить): можно утверждать, что она оказалась, как правцло, невыполненной. Что касается практики передачи добровольных и документально не оформленных старинных холопов по наследству и вообще фактов распоряжения их судьбами, то они, по-видимому, не были связаны с уложением 1597 г., а восходят к обычаю, возникшему гораздо раньше. Очевидно, на практике степень прочности зависимости добровольных и документально не оформленных холопов определялась не только и не столько законодательными нормами, а скорее конкретными обстоятельствами в отношениях между ними и их господами.

Можно полагать также, что указанная норма уложения 1597 г. оказалась и невыполнимой ввиду затруднительности в спорных случаях принимать решения три отсутствии документальных доказательств. Кроме того, она фактически противоречила проводимым уложением 1597 г. да и всем законодательством второй половины XVI—первой половины XVII в. принципам решения спорных дел в пользу документально оформленного холопства.

Отмеченная тенденция рассматривать добровольное холопство не всегда в соответствии с уложением 1597 г., наложившая отпечаток на практику отношений между холоповладельцами и добровольными холопами, нашла отражение и в терминологии. Конечно, термин «холоп» применительно к добровольным людям, как мы пытались показать выше, вошел в повседневный оборот. Но и традиция, восходящая к периоду, предшествовавшему уложению 1597 г., оказалась весьма устойчивой. Это проявлялось в том, что во многих случаях добровольные холопы стремились избегать термина «холоп», когда речь шла о них самих. Так, Степан Онаньин, излагая свою биографию, говорил в 1603 г.: «Служил. .. я преж того у Сулеша у Щербачева, а крепости на меня не было».  Федора Иванова дочь в 1604 г. сказала, что «она деи жила у Михаила ... во дворе без крепости».  В 1615 .г. еще один добровольный холоп утверждал, что он «служил у Ивана Назимова безкабально».  Не свидетельствует ли подобная терминология, являвшаяся рудиментом терминологии XVI в., о том, что и в новых условиях проявлялось стремление, противостоящее наметившейся тенденции в практике холопьих отношений и в законодательстве, не признавать добровольную службу формой холопства? Не случайно, по-видимому, в 1621 г. добровольный холоп на суде прямо противопоставил добровольную службу холопству: «... он, Сенька, у него, Олександра, в холопстве не служивал ... а побыл он ... у него, у Олександра, с полгода добровольно, а не в холопстве».

Отмеченные особенности добровольного и документально не оформленного старинного холопства в начале XVII в. в полной мере относятся ко всякому документально не оформленному старинному холопству — безотносительно к тому, оказались ли утраченными прежде существовавшие документы, оформлявшие неволю, или их не было никогда.

После 1597 г. документально не оформленное старинное холопство не было юридически регламентированной формой зависимости, поскольку его статус не отличался от статуса добровольного холопства, не успевшего еще приобрести «старины».  Фактор «старины» должен был учитываться лишь тогда, когда возникал спор между двумя холоповладельцами — претендентами на владение документально не оформленным холопом. В этом случае «старина» могла свидетельствовать лишь о давности прав и вступал © силу утвердившийся принцип, согласно которому предпочтение отдавалось тем, чьи права на холопа возникли раньше. Но если в конфликтах между дзумя холоповладельцами, когда оба они предъявляли права на документально не оформленного холопа и не могли представить какие-либо крепости, понятие «старины», превращаясь фактически в понятие давности, фигурировало в качестве веского или даже единственного аргумента, то при столкновении документально, не оформленной «старины» и служилой кабалы (или любого другого крепостного документа) «старина», Как было показано выше, не принималась во внимание вовсе.

Возможно, именно негативная линия властей в отношении документально не оформленной «старины» при столкновении ее с документальным оформлением холопства привела к тому, что в иных случаях дети старинных документально не оформленных холопов стали называть себя добровольными людьми, и тем самым наметилась еще одна линия, по которой шло практическое приравнивание старинного документально не оформленного холопства к холопству добровольному.

В период крестьянской войны начала XVII в. правовой статус добровольного холопства и документально не оформленного старинного холопства оказался предметом ожесточенной классовой и внутриклассовой борьбы.  Следствием этого были попытки проведения различных реформ института добровольного и документально не оформленного старинного холопства.

Наиболее существенная перестройка была намечена указом 7 марта 1607 г., в котором царь Василий Шуйский провозглашал решительный отказ от закрепостоательных принципов регулирования отношений между холоповладельцамн и добровольными холопами,  установленных уложением 1597 г. о холопстве.

И. И. Смирнов (а вслед за ним и И. С. Шепелев) справедливо поставил этот указ в овязь «с общим характером политики Шуйского по вопросу о холопах», заключающейся в том, чтобы «удержать их от присоединения к лагерю Болотникова».  По мнению А. А. Зимина, указом от 7 марта 1607 г. «правительство стремилось расколоть лагерь крестьян и холопов, участвовавших в антифеодальной борьбе».  И действительно, запрещая принудительно оформлять кабальное холопство на добровольных холопов, даже и прослуживших добровольно более полугода, и тем самым отменяя соответствующие постановления уложения 1597 г., правительство Василия Шуйского безусловно проводило мероприятие чрезвычайное,  вызванное конкретными обстоятельствами крестьянской войны.

Некоторые черты данного указа свидетельствуют о том, что он подготавливался (в спешке, и это вполне соответствовало условиям его принятия. Так, например, формулировка указа, устанавливающая принцип добровольности при взятии служилых кабал на добровольных холопов вне зависимости от длительности службы у господина, повторяет в несколько измененном виде формулировку уложения 1597 г. (с процедурой опроса относительно продолжительности прежней добровольной службы). Однако здесь это полностью лишено смысла, так как в уложении 1597 г. в зависимости от длительности службы определялось то или иное решение (до полугода — отпустить на свободу, от полугода и выше — оформить по требованию холоповладельца служилую кабалу), а в указе судьба добровольного холопа решалась вне зависимости от этого — исключительно желанием или нежеланием самого добровольного холопа дать на себя служилую кабалу. Вместе с тем в указе 7 марта 1607 г. отсутствовал ответ на вопрос, означала ли отмена соответствующих постановлений уложения 1597 г. возврат к указу 1555 г. с его отказом принимать от хологговладельцев иски о краже имущества к покинувшим их добровольным холопам. Однако употребление составителем указа 7 марта 1607 г. формулы «не держи холопа без кабалы ни одново дни, а держал безкабално и кормил, и то у себя сам потерял», фактически идентичной формуле указа 1555 г. («то и у себя потерял того для, что доброволному человеку верил и у себя его держал без крепости»),  свидетельствует о том, что ему был известен указ более чем пятидесятилетней давности и что он использовал данную мотивировку в демагогических целях. И действительно, если в старом указе речь шла о том, чтобы стимулировать холоповладельцев к взятию каких-либо крепостей на поступающих к ним в службу людей, то здесь имелось в виду обосновать точно таким же образом мероприятие совершенно противоположного свойства, лишающее холоповладельцев права брать служилые кабалы на добровольных холопов вопреки желанию последних.

Примечательно, что из сферы действия указа 7 марта 1607 г. исключались те документально не оформленные холопы, которые «в холопстве родились» или «старинные их (холоповладельцев, — В. П.) люди». Это означает, что составители указа решили отойти от прочно уже укоренившегося с уложения 1597 г. представления о документально не оформленных старинных или родившихся в холопстве людях как о добровольных холопах. Тем самым правило уложения 1597 г., согласно которому холоповладелец мог принудительно взять служилую кабалу на добровольного холопа, если представлял доказательство по меньшей мере полугодовой его службы, отменялось лишь в отношении собственно добровольных холопов и оставалось в силе для документально не оформленных старинных холопов или людей, родившихся в холопстве.

Очевидно, даже в условиях крестьянской войны, когда правительство вынуждено было заявить о ряде уступок холопам, являвшимся активной силой восстания, оно не решилось сделать второй шаг по пути ущемления трав владельцев старинных холопов после первого такого шага в 1597 г. Ведь если бы и теперь, в 1607 г., вопрос о документально не оформленных старинных холопах решался, как о добровольных, то это означало бы не только отмену наследственных прав на них и их потомство (по уложению 1597 г.), но и признание за старинными документально не оформленными холопами права выхода в любой момент (по указу 7 марта 1607 г.). В то же время в отношении добровольных холопов указ 7 марта 1607 г. хотя и ущемлял прерогативы их владельцев, но представлял собой лишь первый шаг в этом направлении.

Обстоятельства выработки и принятия указа 7 марта 1607 г. придают особую важность выявлению характера его реализации. Однако до сих пор факты практического применения указа 7 марта 1607 г. не обнаружены, и уже одно это представляется нам знаменательным. Более того, имеются признаки, вынуждающие усомниться в том, применялся ли он на практике вообще — во всяком случае в той его части, которая относилась к добровольным холопам.

И действительно, в Новгороде с 14 октября 1607 г. (а к этому времени указ должен был уже сюда дойти) по 1 августа 1608 г. холоповладельцы взяли 19 служилых кабал на принадлежавших им добровольных холопов, и это составило 24% от общего количества служилых кабал, взятых здесь за данный период.  Представляет интерес сравнение приведенных цифр с аналогичными цифрами для Новгорода в период действия уложения 1597 г. В 1599/1600 г. здесь было взято 18 служилых кабал на принадлежавших холоповладельцам добровольных холопов, что составило 14.2% от общего количества служилых кабал, взятых в данном году, в 1600/01 г.- 26 (20.8%), в 1601/02 г. - 52 (16.4%), в 1603/04 г. - 27 (14.3%) (см. табл. 24).

Как видим, в 1607/08 г. количество служилых кабал, взятых холоповладельцамн на принадлежащих им добровольных холопов, не было меньшим, чем в 1599/1600 г. Еще более важно, что процент таких служилых кабал от общего числа слуяшлых каб&л, взятых в том же году, в 1607/08 г. был наиболее высоким по сравнению с предыдущими годами.

Приведенные данные безусловно свидетельствуют о том, что в Новгороде в 1607/08 г. власти продолжали вершить дела о добровольных холопах по уложению 1597 г., вовсе не принимая во внимание указ 7 марта 1607 г.

Имеется и конкретный случай подобного действия властей после марта 1607 г. 1 июля 1609 г. подала челобитную вдова помещика Шелонской пятины Данилы Косицкого Анна. Косицкий в 1607/08 г. был убит «на государеве службе под Болховым», а «у нее деи, вдовы Анны, после мужа ее служит добровольно и по ся мест болыпи году ... жонка Овдотьица ... а ей бы, вдове Анне, на ту жонку по государеву указу велели дати служилую кабалу». Боярин, воеводы и дьяки учинили допрос самой Овдотьицы, которая «в роспросе» признала, что «после Данила служила и по ся место доброволно у Даниловы жены Кооитцкого у вдовы у Анны болыпи год». На основании этого «боярин, и воеводы, и дьяки велели вдове Анне на ту жонку на Овдотицу по государеву указу дати служилую кабалу».

Безусловно здесь имела место конфликтная ситуация: холопо- владелец хотел взять служилую кабалу на своего добровольного холопа, а добровольный холоп отказывался ее дать — иначе не возникла бы необходимость в специальном судебном разбирательстве, а кабала просто была бы записана в кабальную книгу. И вот в этом случае педантически точно была применена процедура, введенная уложением 1597 г., по которой стоило только хо- лоповладельцу доказать, что добровольный холоп служил у него полгода или более, и служилая кабала сразу же оформлялась принудительно.

Примечательно, однако, что решение это «по государеву указу», т. е. по уложению 1597 г., было принято 1 июля 1609 г. — до 12 сентября этого же года, т. е. до полной отмены указа 7 марта 1607 г. и возврата к принципам уложения 1597 г. Если даже допустить, что к 1 июля 1609 г. в Новгород дошел указ от 21 мая 1609 г. (а это сомнительно), то и тогда не было оснований для решения дела по уложению 1597 г.: во-первых, Ов- дотьица служила у Анны менее пяти лет, а, во-вторых, указ 21 мая 1609 г. не предписывал оформлять служилые кабалы даже и на тех добровольных холопов, которые прослужили свыше пяти лет, предписав лишь задерживать их впредь до нового узаконения.

Означают ли приведенные данные, что возможность практического применения указа 7 марта 1607 г. в отношении добровольных холопов была полностью исключена? Полагаем, что отдельные случаи его реализации могут быть обнаружены. Но обстоятельства провозглашения данного постановления, его характер, время отмены, вряд ли оспоримые факты его игнорирования в Новгороде — все это свидетельствует о том, что указ 7 марта 1607 г. являлся скорее политической декларацией, преследующей демагогические цели пропагандистского характера, чем программой, рассчитанной на практическое воплощение.

Прошел всего один год с момента принятия указа 7 марта 1607 г., и власти столкнулись с тем, что в Холопьем приказе накопилось большое количество дел, в которых конкурировали два права на холопов — документально не оформленная «старина» и новая служилая кабала: «. . .бьют челом дворяне и дети боярские на своих холопей, а называют их старинными холопи, а крепостей на них не кладут; а те их холопи своим бояром в старинном холопстве винятца, а от старых своих бояр бегая, да на себя дали иным дворяном и детем боярским кабалы, и те их новые государи на них кладут кабалы, и холопи по кабалам винятца».

Царь Василий Шуйский 19 марта 1608 г. по этому докладу принял решение в (пользу служилой кабалы. Он «приказал: от- дати холопей по кабалам, кому они на себя, бегая, давали кабалы; а в старинном холопстве, которые их держали без крепостей, указал отказывати: почему у себя держал холопа без крепости?». 

Противоречивость данного решения вполне очевидна. Казалось бы, санкционируя уже состоявшийся переход документально не оформленных старинных холопов к другим холоповладельцам, взявшим на них служилые кабалы, власти отказались от подтвержденной в указе 7 марта 1607 г. нормы уложения 1597 г. о незыблемости прав холоповладельцев и на таких холопов (вслед за отменой самим указом 7 марта 1607 г. зафиксированного в уложении 1597 г. запрещения добровольным холопам, прослужившим от полугода и более, покидать своих господ), но ведь данная норма и до этого, как показано выше, очевидно, не применялась. Теперь двумя указами (7 марта 1607 г. и 19 марта 1608 г.) в законодательном порядке провозглашалась отмена всей системы мероприятий уложения 1597 г. по документально не оформленному холопству (как добровольному, так и старинному), которая в отдельных ее частях и до того не находила практического применения. Однако в отношении документально не оформленного старинного холопства правительство Василия Шуйского все же не заняло в 1608 г. столь радикальной позиции, какая была провозглашена в 1607 г. в отношении добровольного холопства.

И действительно, если добровольным холопам годом раньше (указом 7 марта 1607 г.) было разрешено покидать своих господ вне зависимости от срока службы у них, то документально не оформленным старинным холопам такого разрешения дано не было ни тогда, ни теперь. 19 марта 1608 г. дело ограничивалось решением о конфликтах между документально не оформленной «стариной» и служилой кабалой, в которых теперь, по-видимому, вслед за установившейся уже практикой признавалась законной только служилая кабала. Но даже и это, казалось бы ограниченное узкими рамками конкретной ситуации решение, приоткрывало клапан для переходов старинных холопов к другим холоповладельцам при условии, если последние брали на них служилые кабалы.

Еще через год с небольшим, 21 мая 1609 г., царь был вынужден вернуться к рассмотрению вопроса о документально не оформленных старинных холопах. В результате указ от 19 марта 1608 г., ущемлявший интересы владельцев старинных холопов, он «велел ... отставити»   и без участия Боярской думы попытался удовлетворить их притязания.

Формулировка данной статьи указа 21 мая 1609 г. страдает некоторой неопределенностью. Это обстоятельство привело к тому, что ее непосредственно связывали с отменой указа 7 марта 1607 г.  Полагаем, однако, что она прямо связана с другим указом — от 19 марта 1608 г. О том свидетельствует отсылка в момент отмены последнего к указу 21 мая 1609 г.: «...велел сей приговор отставити: а как государь царь и великий князь Васи- лей Иванович всеа Русии про тое холопью статью указал, как ей впредь быти, n тот государев указ записан в сем же Судебнике впереди, 117-го мая в 21 числе».

Но тогда указ 21 мая 1609 г. (в той его части, которая относится к документально не оформленному холопству) следует понимать как предписание пересмотреть все дела, решенные уже в соответствии с указом 19 марта 1608 г., в пользу владельцев служилых кабал и вернуть прежним господам старинных документально не оформленных холопов, прослуживших у них не менее пяти лет; прослужившие же менее этого срока должны были остаться у новых холоповладельцев, взявших на них служилые кабалы.

Таким образом, под напором владельцев старинных холопов власти вынуждены были сделать еще один зигзаг и попытаться хотя бы частично и временно удовлетворить их интересы, ломая сложчвшуюся уже практику решения спорных дел при столкно- вени г документально не оформленной «старины» и крепостного холопьего акта в пользу последнего и в то же время внося хотя и в выполняемую, но абсолютно ясную норму уложения 1597 г., запрещающую документально не оформленным холопам покидать своих господ, новый критерий — пятилетнюю службу.

Но, помимо своего прямого предназначения, рассматриваемая статья указа 21 мая 1609 г. могла иметь и более общие последствия. Холоповладельцы получили теперь основание не только возвращать своих бывших документально не оформленных старинных холопов, прослуживших не менее пяти лет (даже если на них другими господами была уже оформлена служилая кабала), но и задерживать у себя добровольных холопов (вопреки указу 7 марта 1607 г.) с тем же сроком службы впредь до общего узаконения о добровольных холопах. Дело в том, что в указе 21 мая 1609 г. отсутствует термин «старинное холопство» и вместо него в отличие, от указов 7 марта 1607 г. и 19 марта 1608 г. говорится в обобщенной форме о холопах, которые «служат безкабально», а ими могли быть в равной мере и старинные, и добровольные холопы.

Терминологическое новшество указа 21 мая 1609 г. и возможность трактовать его на практике расширительно дают основания утверждать, что власти начали отступление от норм о добровольном холопстве указа 7 марта 1607 г. Это было еще не полное возвращение к уложению 1597 г. с его разрешением брать служилую кабалу на добровольных холопов, прослуживших не менее полугода, — ведь в данном указе речь шла о пятилетнем сроке, а не о полугодовом и не давалось разрешение насильственно оформлять служилые кабалы даже и на тех документально не оформленных холопов, которые прожили у господина от пяти лет и более. Однако власти встали уже на путь пересмотра всего комплекса мероприятий по данному вопросу, вызванных классовыми битвами периода крестьянской войны, предполагая завершить этот пересмотр в будущем.

Подходящий момент наступил не сразу, но все же 12 сентября 1609 г. было принято решение «тот прежний приговор» (от 7 марта 1607 г.) «отставить» и возвратиться в вопросе о добровольных холопах к уложению 1597 г. в полном его объеме. Это означало прежде всего, что восстанавливалась норма, согласно которой холоповладелец имел право взять в любой момент служилую кабалу на добровольных и документально не оформленных старинных холопов, если мог доказать, что они жили у него не менее полугода. Тем самым отменялись указы от 7 марта 1607 г., 19 марта 1608 г. и относящаяся к бескабальной службе статья указа от 21 мая 1609 г. Отньгне документально не оформленное старинное холопство вновь утрачивало свой особый статус, приобретенный указом 7 марта 1607 г., а затем дважды на протяжении двух лет видоизменяемый, и подпадало под общие нормы статьи уложения 1597 г. о добровольном холопстве.

Что же касается еще двух норм уложения 1597 г. (запрещение добровольному холопу, прослужившему не менее полугода, покидать своего господина, даже если на него и не была оформлена служилая кабала, с одновременным запрещением другим холоповладельцам принимать таких добровольных холопов; предписание в срочном порядке перевести всех добровольных холопов, прослуживших к моменту реализации уложения не менее полугода, в категорию кабальных холопов), то они к этому времени и устарели, и, как было показано выше, оказались не выполненными в процессе практической реализации закона. Поэтому, надо думать, при восстановлении 12 сентября 1609 г. норм статьи о добровольных холопах уложения 1597 г. власти их и не имели в виду.