ИСТОРИЯ РУССКОГО ПРАВА. ОТ ИЗДАНИЯ СУДЕБНИКОВ ДО ИЗДАНИЯ УЛОЖЕНИЯ 1497-1649

КНЯЖЕСКАЯ ВЛАСТЬ. Великий князь Иван Васильевич 3. Уничтожение удельного разновластия

Внутренняя жизнь Руси в настоящий период является совершенно иной против предшествующих периодов. В первом периоде на первом плане была земщина разных славянских племен, владевших раздельно Русской землей; во втором периоде земщина сначала уступает первое место деятельности христианской церкви, а потом подчиняется монгольскому игу; а в третьем периоде главным деятелем является верховная власть великого князя всей Руси. В первом периоде приглашенные новгородцамн вйряго-русские князья едва успевают соединить славянские племена только внешним образом; они заботятся только о распространении пределов, мало касаясь внутреннего устройства племен, которые, признавая власть русских князей, остаются по-прежнему еще разъединенными; во втором периоде христианская церковь успевает соединить все племена на Руси нравственным союзом братства во Христе к едва только касается общественного устройства племен введением греческого Номоканона, как закона общего для христиан, который, впрочем, не вытесняет прежних юридических верований, высказанных Русской Правдой, а напротив того, сам постепенно подчиняется их влиянию, почастям входя в Русскую Правду в измененном виде.

Но что всего важнее и что, собственно, характеризует второй период, так это то, что в это время Русская земля, еще слабо соединенная в первом периоде, распалась на несколько независимых владений и видимо утратила свое единство. В третьем же периоде московские великие князья на северо-востоке, а литовские на юго-западе, успев уничтожить или лишить владений других князей, постоянно заботятся о том, чтобы всем владениям сообщить одинаковое устройство, уничтожить все племенные особенности, несогласные с общим характером единодержавной власти, и вообще направить общественную жизнь к целям, согласным с видами правительства, так, что каждая половина Руси, как восточная, так и западная являлись стройным целым не только по единству церкви и верховной; власти, но и по отрицанию всякой двойственности во власти, пагубной для успехов общественного благоустройства.

Так как княжеская власть в настоящем периоде является главным деятелем, около которого сосредоточивается вся деятельность внутренней жизни русского общества, то посему на княжескую власть и должно прежде всего обратить внимание. Важнейший шаг к более полному и правильному развитию княжеской власти был сделан еще в конце второго периода и заключался в уничтожении удельного разновластия и подчинении разных владений одному князю. Первыми на этом важном поприще выступили литовские князья — Гедиминовичи; в конце XIV и начале XV столетий Ольгерд и Витовт успели уже подчинить себе всю западную Русь со Смоленскими, Черниговскими и Северскими владениями.

Но несчастный союз с Польшей остановил успехи литовских князей. Ягайло и Витовт, для союза с Польшей принявшие латинскую веру, поставили себя в самые невыгодные отношения к народонаселению юго-западной Руси, исповедовавшему греческую веру, а старания соединить юго-западную Русь с Польшей еще более увеличили невыгоду положения литовских великих князей. Русский народ, не сочувствовавший ни латинской вере, ни соединению с Польшей, очутился в борьбе с литовскими князьями и отделил свои интересы от интересов иноверного правительства. Естественное стремление оградить свою веру и народность выз-вали в западно-русском обществе необходимость договоров между великим князем и народом и, таким образом, раздвоили верховную власть, сообщили особую силу неполноправным владельцам — служилым князьям и вельможам и дали важное значение народным сеймам, враждебным единодержавию, миру и порядку в обществе; сеймы еще более усилились, когда совершилось полное соединение Литвы с Польшей и корона сделалась избирательной, К тому же, для умножения беспорядков, присоединилось стремление распространить латинскую унию, враждебную греческой церкви. Все это не только остановило первые успехи литовских князей на поприще развития княжеской власти, но и внесло в западно-русское общество то внутреннее разложение, которое приготовило присоединение западной Руси к восточной, совершившееся в следующем периоде.

Московские великие князья на северо-востоке Руси почти в одно время с литовскими князьями начали действовать в духе совершенного подчинения или уничтожения уделов; но их действия были намного медленнее литовских, так что еще в начале XVI века оставались более или менее независимыми от Москвы — Псков и Рязань, да и Новгород с Тверью утратили свою независимость только в конце XV столетия. Зато успехи московских князей были постояннее и прочнее, единство веры здесь не отделяло интересов народа от интересов правительства; а потому каждый удельный князь, потерявший свое владение, вместе с тем утрачивал всякое значение в народе, прежде ему подвластном, и либо делался слугой московского государя без всяких прав на прежние владения, либо убегал в Литву, даже нередко московские князья успевали привлечь к себе народ какого-либо удельного княжества прежде, нежели удельный князь оставлял свою область; так это случилось в Нижнем Новгороде при великом князе Василии Дмитриевиче; сам Великий Новгород большей и лучшей частью своих граждан уже тянул к Москве задолго до уничтожения своей независимости. Все это поставило московских князей в такое выгодное положение, что в настоящем периоде не было уже никаких, хотя бы видимо законных препятствий к полному развитию их самодержавной власти, не было причин к законной борьбе, так что вслед за единодержавием московских князей, приобретенным в конце второго периода, в третьем периоде развилось постепенно и самодержавие.

Уже о великом князе Иване Васильевиче III посол императора, Герберштейн рассказывал, что «бояре трепетали перед Иоанном и на пирах во дворце не смели шепнуть слова, ни тронуться с места, когда государь дремал по целым часам за обедом, все сидели в глубоком молчании, ожидая нового приказа веселить его и веселиться». Впрочем, чужестранца Герберштейна, кажется, обманула чинность московского двора, ибо бояре во время Иоанна III еще имели много драв, не зависевших от воли государя, они еще принимали сильное участие в делах правления; Иоанн III, преимущественно занятый уничтожением удельного разновластия, еще мало касался боярских прав и других несообразностей русского общества с полным самодержавием. Современник Иоанна, московский боярин Берсень, говорит о нем, что он «против себя встречу любил, и тех жаловал, которые против него говаривали, и старых обычаев не переменял».

То же подтверждает о нем и князь Курбский в своей истории, говоря: «зело, глаголют, его любосоветна быти, и ничтоже починатл без глубочайше го и многаго совета». Более сильные перемены начались с Иоанно-ва сына великого князя Василия Ивановича, О котором тог же боярин Берсень говорит: «Здесь у нас старые обычаи князь великий переменил; встречи против себя не любит, кто ему встречю говорит, и он на того опаляется; а ныне де и государь наш запершись сам-третей у лостели всякие дела делает. А как пришли сюда грекове, икс земля наша замешалася; а дотоле земля Русская жила в тишине и в миру. А как пришласюды мати велика князя, великая княгиня Софья, с своими греки, гак наша земля зпмешалася и пришли нестроения великия».

Великий князь Иван Васильевич 3, уничтожив почти все отдельные самостоятельные владения в северо-восточной Руси, еще не касался отдельных прав, принадлежавших той или другой области, ежели они не противоречили единодержавию, и только заботился: о том, чтобы все области тянули к Москве, чтобы Москва была центром управления и чтобы все отдельные права областей считались даром государя Московского, а не историческим достоянием от прежнего времени. Так, в 1477 году Иоанн отвечал через своих бояр новгородцам, когда они хотели знать, какой власти над Новгородом желает московский государь: «Ино то наше государство великих князей таково: вечу колоколу в вотчине нашей, в Новгороде, не быти, посаднику не быти; а государство нам свое держати, ино на чем великим князем быти в своей отчине, волостям быти, селом быти как у нас в Низовой земле, а который земли наши великих князей за вами, а тоб было наше. А что есте били челом мне великому государю, чтобы вывода из Новгородския земли не было, да у бояр у новгородских в вотчины, в их земли, нам великим государем не ветупатися; и мы тем свою отчину жалуем, вывода бы не пасли-ся, а в вотчины в их не вступаемся; а суду быти в нашей отчине, в Новгороде, по старине, как в земле суд стоит» (Ник. VI. 93). Мало этого, Иоанн согласился и на то, чтобы не зват!> новгородцев на суд в Москву и чтобы не нести им службы в Низовской земле. Но когда новгородцы стали просить, чтобы государь дал крепость своей отчине, Великому Новгороду, целовал бы крест, то Иоанн не согласился на это и отвечал, что «не быти моему крестному целованию» и даже отказал новгородцам, когда они просили, чтобы за него целовали крест бояре или, по крайней мере, присягал бы Новгороду наместник, которого он пошлет туда.

Эти ответы Ивана Васильевича новгородцам ясно показывают образ мыслей этого государя относительно верховной власти, признания которой он требовал от своих подданных. В покоренном Новгороде он уничтожает только вече и звание посадника как свидетельство самостоятельности этого народа; требует только, чтобы ему были уступлены некоторые волости и села для поддержания своей верховной власти, как он сам выражает в своем ответе новгородцам: «а государство нам свое дерзкати, ино начем великим князем быти в своей отчине, волостям быти, селам быти», при этом прямо указывает, что так устроено и во всей Низовой земле; «как у нас в Низовой земле». Это указание великого князя на Низовую землю, т. е. на все Московское государство, ясно свидетельствует, что великий князь Иван Васильевич нисколько не изменил старого порядка в Низовой земле, ибо мы уже знаем, что уступка князю от земщины нескольких волостей и сел для поддержания княжеской власти, представляла на Руси исконную форму подчинения какой-либо земщины князю, форму, вероятно заимствованную от первой уступки Ладоги, Изборска и Велоозера первым варяго-русским князьям. Все остальные старые привилегии Новгорода Иоанн оставляет неприкосновенными; но когда новгородцы стали просить, чтобы он целовал крест Новгороду для утверждения этих привилегий, то великий князь отказался, дабы тем показать, что все привилегии, уступленные новгородцам, они считали не исконным своим правом, а государевым даром, пожалованием, которое государь по своему усмотрению мог и изменить, как то и было с Новгородом через десять лет, именно в 1489 году, когда великий князь перевел из Новгорода более 1000 человек бояр, житьих людей и гостей, и дал им поместья в московских владениях, а на их место прислал в Новгород гостей и боярских детей из московских владений. При завоевании Твери Иван Васильевич также не изменял тверских порядков, но, чтобы сколько-нибудь подвести Тверские владения под один уровень с прочими Московскими владениями, послал туда московских писцов описать тверские земли по-московски в сохи.

Также при завоевании Вятки московский государь привел вятчан только к крестному целованию на свое имя и для ослабления вывел из Вятки лучших людей и поселил их в московских городах. Даже в духовной своей грамоте великий князь Иван Васильевич удерживает почти все порядки духовных завещаний, писанных его предшественниками; так, оставляя главное наследство своему старшему сыну, говорит; «благословляю сына своего старейшего, Василия, своею отчиною — великими княжествы, чем мя благословил отец мой и что ми Бог дал. А даю ему город Москву с волостьми и с путьми, и з станы, и с селы, и з дворы з городскими со всеми, и з слободами, и с тамгою, и с пудом, и с померньгм, и с торги, и с лавками, и с дворы с гостиными, и з Добрятиным селом, и с бортью, и с Васильцовым стом, да числяки и ордынцы. А сын мой, Василий, держит на Москве большего своего наместника по старине и как было при мне; а другаго своего наместника держит на Москве, на княжь Володимерове трети Андреевича. А что которые мои дворы внутри города на Москве, и за городом за моими бояры и за князьми и за детьми боярскими, и те все дворы сыну моему, Василию. А у кого будут у бояр и у князей, и у детей боярских внутри города на Москве и за городом дворы их вотчины и купли, или кому буду дал на Москве на дворы грамоты свои жалованныя прочныя, и сын мой, Василий, в те дворы у них не вступается».

Из этих распоряжений Ивана Васильевича очевидно, что все прежние отношения государя к государству и при нем оставались неизменными; поземельные владения в завещании разделяются, как и прежде: на дворцовые, поместные, вотчинные и черные; права владельцев также остаются неприкосновенными; государь прямо определяет и исчисляет свои доходы на Москве и доходы сии по завещанию оказываются теми же, какие мы встречали при предшественниках Ивана Васильевича. Важнейшее изменение, засвидетельствованное духовной грамотой, относится к свободному переходу служебных князей из одной службы в другую; в грамоте сказано: «А кто тех служебных князей от моего сына, от Василия, отъедет к моим детем меньшим, или х кому нибуди, и тех князей вотчины сыну моему, Василию» . Но и это уже не было новостью; в договорной грамоге Шеняки с великим князем Василием Васильевичем, писанной в 1436 году, мы уже встречаем условие: «а князей ти, брате, с вотчинами не приимати». Впрочем, свободный переход бояр и служебных князей нз одной службы в другую действительно со времени Ивана Васильевича сделался затруднительным, потому что свободных прежде отъезжай теперь стали останавливать и сажать под стражу.

Так, когда в 1474 году знаменитый полководец Иоанна, князь Даниил Холмский, вздумал было отъехать из Москвы в другое владение, то его посадили под стражу и только тогда выпустили, когда он дал на себя клятвенную запись ие оставлять великокняжеской службы, и когда за него поручились митрополит и епископы, и когда боярин Иван Никитич Воронцов дал на себя поручную кабалу, чтобы в случае отъезда Холмского заплатить ему, Воронцову, в великокняжескую казну 250 рублей. Лучшим и более ясным выражением намерений великого князя Ивана Васильевича 3 относительно государственного устройства служит Судебник, изданный им в 1497 году; в нем московский государь собрал все прежние узаконения, которые не противоречили новому порядку вещей, присоединил к прежним узаконениям несколько новых, которые требовались современным ему развитием русского общества, и сборник этот назначил быть общим законом для всей подвластной ему России, впрочем, не уничтожая старых прав и привилегий, им же самим оставленных и утвержденных за разными областями. Этот порядок подтверждать старые права и привилегии ясно говорит, что Иван Васильевич преимущественно заботился о том только, чтобы все делалось с его соизволения, было ли это старое или новое, для него все равно.