на каком языке говорили в московской Руси - грамота патриарха Филарета архиепископу Сибирскому и Тобольскому Киприану

Вся электронная библиотека      Поиск по сайту

 

Русский язык 11-19 веков

ОТ ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКО-РУССКОЙ ДИГЛОСИИ К ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКО-РУССКОМУ ДВУЯЗЫЧИЮ

 

Смотрите также:

 

Современный русский язык

 

Сложение русского литературного языка

 

Радзивиловская летопись

 

Культура Руси 12 13 веков

 

Древняя русь в летописях

 

Развитие русской литературы в 18 веке

 

Языковедение

 

Пушкин

 

История и культурология

 

Карамзин: История государства Российского

 

Ключевский: курс лекций по истории России

 

Татищев: История Российская

 

Эпоха Петра 1

 

Вопрос о времени перехода диглоссии в двуязычие в Московской Руси

 

Необходимо оговориться, что начало указанного процесса относится к первой половине XVII в.: именно в это время появляются первые — еще единичные — указания на изменение великорусской языковой ситуации, которое только со второй половины XVII в. принимает несомненные и вполне отчетливо выраженные формы. Такое указание мы находим уже в грамоте патриарха Филарета архиепископу Сибирскому и Тобольскому Киприану от 11 февраля 1622 г. о неблагочиниях в Сибири; грамота эта написана на церковнославянском языке, однако начало и конец ее изложены по-русски — чередование языков соответствует при этом принципу диглоссии (ср. выше, § II-3.2). В конце грамоты говорится: «А сее бы нашу грамоту велел чести вслух в соборной церкви, и для того велел в церковь быть боярину и воеводам и дьяку и детем боярским и всяким служилым и жилецким людем.

 

И которые будет речи будут им неразумны, и ты б им то рассуждал и росказывал на простую молву, чтоб ся наша грамота во всех сибирских городах была ведома...» (Миллер, II, с. 282, № 179). Итак, предполагается перевод церковнославянского текста на «простую молву», что существенно нарушает принцип диглоссии; при этом выражение «простая молва», возможно, непосредственно коррелирует с «простой мовой», поскольку рус. слово молва нормально означало не речь как таковую, но «tumultus, fama» (ср.: Срезневский, II, стлб. 200).

 

Другое указание того же порядка содержится в Уложении 1649 г.; будучи юридическим памятником, эта книга написана преимущественно на русском (приказном) языке, однако в ней встречаются и церковнославянские тексты, что мотивировано сакральным содержанием этих текстов, — распределение церковнославянского и русского языка и в этом случае подчиняется механизмам диглоссии; в результате мы имеем параллельные тексты на церковнославянском и русском языке, хотя они и не объединены в пределах одной книги (Живов, в печати, § II и примеч. 47). Таким образом, в обоих приведенных примерах распределение церковнославянского и русского языка отражает принцип диглоссии, однако факт перевода с церковнославянского на русский представляет собой явный признак двуязычия.

 

Наконец, к этому же времени, т.е. к первой половине XVII в., относятся и первые — опять-таки, единичные — указания на возможность пародийного использования церковнославянского языка. Так, элементы пародирования на церковнославянском языке наблюдаем в письмовнике из рукописного сборника первой трети XVII в. (ГПБ, Соф. № 1546), причем одновременно имеет место шуточное обыгрывание сакрального текста (Демин, 1965, с. 75—78). Тогда же, по-видимому, появляются и такие тексты, как «Сказание о крестьянском сыне», «Слово о бражнике», «Сказание куре и лисице», где так или иначе обыгрываются сакраль- [ые сюжеты, хотя вопрос о том, были ли эти тексты в их анней редакции написаны на церковнославянском языке, стается открытым (см.: Адрианова-Перетц, 1977, с. 210, 31, 237—238, 251). Тексты с пародийным обыгрыванием сак- ального содержания без специального обыгрывания церков- юславянского языка представляют собой явление смежного [орядка к интересующим нас случаям и косвенным образом акже могут свидетельствовать о начинающемся разрушении иглоссии.

 

Вышеприведенные факты, свидетельствующие о начина- зщемся процессе разрушения диглоссии, уникальны: в рам- ;ах языковой ситуации Московской Руси первой половины [VII в. они должны рассматриваться как исключение, и олько при ретроспективном взгляде они предстают как [редвестники новой системы языковых отношений. Соответст- ующие явления также, по-видимому, связаны с югозапад- ;орусским культурным влиянием (ср. выше интерпретацию ыражения «простая молва» в грамоте патриарха Филарета), ;оторое в это время имеет еще спорадический характер, про- вляясь, в частности, в перепечатке югозападнорусских книг зм., например: Запаско и Исаевич, 1981, с. 19), в выписке юго- ападнорусских книжников (таких, как Бпифаний Славинец- ий и др.) и т.п. ; начало этого влияния предположительно может быть связано с событиями Смутного времени. Между тем, с середины XVII в. — с книжных реформ патриарха Никона, которые совпадают по времени с присоединением Украины, — имеет место подлинная экспансия югозападнорусской культуры, которая принимает массовые формы.

 

 

 

К содержанию книги: ОЧЕРК ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

 

 

Последние добавления:

 

Николай Михайлович Сибирцев

 

История почвоведения

 

Биография В.В. Докучаева

 

Жизнь и биография почвоведа Павла Костычева

 

 Б.Д.Зайцев - Почвоведение

 

АРИТМИЯ СЕРДЦА