Из Сутта нипаты. Упанишады

    

На главную

Литература Древнего Востока

    


 

 

Поэзия и проза Древнего Востока

 

Из «Сутта‑нипаты»

 

Сутта о Дханийе («Сутта‑нипата», 18—34)

 

Пастух Дханий

«Сварен рис у меня, сдоено молоко,

Со своими живу у берега Махи;

Крышей хижина крыта, огонь зажжен,‑

Если хочешь дождь послать, пошли, о небо!»

Блаженный

«Гнева нет у меня, чист я от скверны;

Ночь одну проведу у берега Махи;

Крыши нет надо мною, огонь потух,‑

Если хочешь дождь послать, пошли, о небо!»

Пастух Дханий

«Здесь нет ни оводов, ни комаров;

В поймах на сочных лугах стада пасутся;

Ливень хлынет ‑ они его перетерпят,‑

Если хочешь дождь послать, пошли, о небо!»

Блаженный

«Плот надежный я себе сколотил;

Переплыв поток, вышел на тот берег[1];

Больше этот плот не надобен мне,‑

Если хочешь дождь послать, пошли, о небо!»

Пастух Дханий

«Спутница долгих лет, милая сердцу,

Пастушка моя послушна и благонравна;

Ничего дурного о ней я не слышу,‑

Если хочешь дождь послать, пошли, о небо!»

Блаженный

«Укрощенная после борьбы долголетней,

Мысль моя послушна мне и свободна.

Нет во мне теперь ничего дурного,‑

Если хочешь дождь послать, пошли, о небо!»

Пастух Дханий

«В средствах я ни от кого не завишу.

Мои сыновья со мной, они здоровы;

Ничего дурного о них я не слышу,‑

Если хочешь дождь послать, пошли, о небо!»

Блаженный

«Я никому не служу, мне не платят:

Съем что подадут и скитаюсь по свету.

Нет мне надобности служить,‑

Если хочешь дождь послать; пошли, о небо!»

Пастух Дханий

«Есть у меня коровы, телята есть,

Стельные коровы есть и есть телки,

И бык, коров повелитель, есть у меня,‑

Если хочешь дождь послать, пошли, о небо!»

Блаженный

«Нет у меня коров, телят нет,

Нет стельных коров и нет телок,

И быка, коров повелителя, нет у меня,‑

Если хочешь дождь послать, пошли, о небо!»

Пастух Дханий

«Глубоко и прочно врыты столбы;

Новы и крепки эти веревки из мунджи[2].

Даже бычкам молодым не сорвать привязь.‑

Если хочешь дождь послать, пошли, о небо!»

Блаженный

«Словно бык, разорвав на себе путы,

Растоптав их, будто слон ‑ лианы,

Я освободился от новых рождений[3],‑

Если хочешь дождь послать, пошли, о небо!»

И тут, затопляя холмы и долины,

На землю с небес обрушился ливень,

И, заслышав шум дождя, Дханий

Такое тогда промолвил слово:

Пастух Дханий

«О, немалое обрели мы благо ‑

Блаженный явился взорам нашим.

К тебе прибегаем мы, о Зрящий!

Будь учителем нашим, великий муни[4]!

 

Послушны мы оба ‑ я и пастушка.

Будем жить в благочестье рядом с Блаженным.

Преодолеем смерть и рожденье,

Навсегда положим конец страданьям».

Мара‑грешник

«Сыновьями счастлив имеющий сыновей.

Имеющий коров коровами счастлив.

Привязанности приносят человеку счастье, ‑

Ведь несчастлив тот, кто ни к чему не привязан».

Блаженный

«Из‑за сыновей скорбит имеющий сыновей.

Имеющий коров из‑за коров плачет.

Привязанности приносят человеку горе, ‑

Лишь тот не скорбит, кто ни к чему не привязан».

 

 

 

Сутта о дружественности («Сутта ‑ нипата», 142—131)

 

Что должно делать узревшему благо,

Тому, кто ступил на стезю покоя?

Он должен быть сильным, прямым и честным,

Сдержанным в речи, негордым, кротким,

 

Всегда довольным и недерзким,

Нетребовательным, несуетливым,

Благоразумным и спокойным,

Нежадным, довольствующимся немногим;

 

И он не должен делать такого,

Что мудрецы осудить могли бы.

Пусть будут в радости и покое,

Пусть все существа счастливыми будут!

 

Какие ни есть существа живые ‑

Сильные, слабые ‑ все без остатка;

Длинные, средние и короткие,

Огромные, маленькие и большие,

 

Те, что видимы, и те, что незримы,

Те, что живут далеко, и те, что близко,

Те, что уже родились, и те, что родятся,‑

Пусть все существа счастливыми будут!

 

И пусть один не унижает другого,

Пусть никто никого нисколько не презирает!

В гневе или чувствуя нерасположенье

Да не возжелает один другому несчастья!

 

И, как мать, не жалея собственной жизни,

Заботится о своем единственном сыне,

Так ко всем живым существам должно

Воспитывать в себе безмерное чувство.

 

Дружественность ко всему живому

Должно в себе растить, чувство,

Свободное от вражды, недоверия, злости,

Вверх, вниз, вширь не знающее предела.

 

И когда ты стоишь, сидишь или ходишь,

И когда ты лежишь без сна ‑ все время

Сосредоточенно думай об этом,

Ибо это ‑ высшее состояние в жизни.

 

А кто не поддался воззрениям ложным,

Кто добродетелен и наделен знаньем,

Кто подавил в себе стремленье к усладам,

Тот освободился от новых рождений.

 

 

 

Сутта о Муни («Сутта ‑ нипата», 207—221)

 

От близости рождается страх,

От дома рождается пыль.

Быть бездомным, быть одиноким ‑

Вот чего хочет муни.

 

Если он родившееся вырвал с корнем,

Нарождающемуся неоткуда взяться.

Говорят о таком, одиноко живущем:

«Сей великий мудрец узрел стезю покоя».

 

Любви ему ничто уж внушить не может.

Ведь, постигнув вещи, он уничтожил ее семя.

Он ‑ муни, конец рождений и смерти зрящий;

Он отбросил сомненья; он не может быть назван[5].

 

Все обители и прибежища он знает,

Но из них ни одного не желает.

Он ‑ неалчущий, невожделеющий муни;

Он уже на том берегу; он покоен.

 

Он все одолел, все знает, он премудрый.

Что бы ни случилось, он незапятнан.

Все ушло, жажда исчезла[6], он свободен,‑

Вот таким мудрые знают муни.

 

Сосредоточенный, праведный, мудростью сильный,

В созерцании находящий усладу,

Он очищен от язв и скверны[7], он свободен, ‑

Вот таким мудрые знают муни.

 

Он живет один, молчалив и серьезен;

Ни хула, ни хвала его не волнуют;

Он ‑ как лев, не вздрагивающий от шума,

Он ‑ как ветер, неуловимый сетями,

Он ‑ как лотос, к которому не липнет влага;

Он ведет других, сам никем не ведомый,‑

Вот таким мудрые знают муни.

 

Он подобен столбу в местах омовений,

При котором всяк говорит, что хочет.

Вот таким ‑ бесстрастным, сдержанным в чувствах,‑

Вот таким мудрые знают муни.

 

Неуклонный, словно челнок ткацкий,

О праведном и неправедном размышляя,

Отвращается он от дурных деяний,‑

Вот таким мудрые знают муни.

 

Самообузданный, он не делает злого.

Молод иль нет ‑ он всегда сдержан.

Негневливый сам, никого не гневит он,‑

Вот таким мудрые знают муни.

 

Ест он то, что подадут другие.

Дадут ли из полного блюда или остатки,

Он берет, не славя подателя и не ругая,‑

Вот таким мудрые знают муни.

 

Целомудренный, он живет одиноко,

В расцвете юности ни к чему не влечется.

Противны ему лень и беспечность, ‑

Вот таким мудрые знают муни.

 

Мир познав, он высшую истину зрит,

Он переплыл поток, пересек океан безбрежный.

Вот таким ‑ непривязанным, порвавшим путы,‑

Вот таким мудрые знают муни.

 

Мирянин с женой и праведник бескорыстный ‑

Как сравнить их, столь непохоже живущих?

Мирянин волен отнять жизнь у другого.

Всегда защищает живых сдержанный муни.

 

Как синегорлому павлину в полете

Никогда не достичь быстроты гуся,

Так мирянину не сравниться с бхикшу[8],

С одиноко в лесу размышляющим муни!

 

 

 

Сутта об отречении («Сутта ‑ нипата», 405—424)

 

Я поведаю об отреченье,

О том, как отрекся Зрящий,

О том, как, все обдумав,

Он избрал отреченье от мира.

 

«О, как тесно жить в доме,

В этом вместилище пыли!

Отреченье ‑ жизнь на просторе»,‑

Так решив, он отрекся от мира.

 

Отрешившись, он отвратился

От грехов, совершаемых телом,

Уничтожил проступки в речи,

Очистил свое пропитанье[9].

 

Отмеченный лучшими знаками,

Пошел к Раджагахе Будда,

И в главный город магадхов[10]

Вошел он за подаяньем.

 

Тут увидел его Бимбисара[11],

На террасе дворца стоявший,

И, узрев богатого знаками,

Сказал своим приближенным:

 

«Взгляните на него, почтенные!

Он чист, высок и прекрасен,

Добродетелей преисполнен

И вперед глядит лишь на сажень;

 

Вниз глаза опустил, собран...

Нет, он не низкого рода!

Эй, слуги, бегом бегите

И, где живет он, узнайте!»

 

И посланные царем слуги

Побежали за ним следом,‑

Куда направится бхикшу?

Под каким укроется кровом?

 

Он же, собранный и разумный,

Сдержанный, себя обуздавший,

От двери к двери переходя,

Быстро наполнил кружку.

 

А затем, собрав подаянья,

Вышел из города муни

И повернул к Пандаве[12],‑

Так вот где он жить будет!

 

Когда он вошел в жилище,

Послы подошли поближе,

А один из них, возвратившись,

Царю обо всем поведал:

 

«Этот бхикшу, великий царь,

На восточном склоне Пандавы

Сидит, как могучий тигр,

Как лев в горной пещере».

 

Слово вестника услышав,

Царь на колеснице прекрасной

Отправился, поспешая,

Прямо к горе Пандаве.

 

Там, где кончалась дорога,

Кшатрий сошел с колесницы[13]

И, пешком добравшись до места,

Вошел в хижину к бхикшу.

 

Усевшись, царь обменялся

С ним приветственными речами.

А затем, после приветствий,

Сказал он такое слово;

 

«Ты, юноша, совсем молод,

В нежном возрасте, почти мальчик,

Как родовитый кшатрий,

Красотой великой отмечен.

 

Я ‑ царь, украшение войска,

Первейший из героев,‑

Дарую тебе богатство.

Скажи мне, откуда ты родом?»

 

«В Косале[14], царь, прямо

У подножия Гималаев

Есть земля, что славится всюду

Могуществом и богатством.

 

Из славного племени сакьев,

Прародитель которого ‑ Солнце,

Я ушел, отрешившись от мира,

Не стремясь ни к каким усладам.

 

В наслаждениях видя опасность,

В отречении зря защиту,

Я буду прилежно трудиться ‑

Для меня только в этом радость!»

 

 

 

Сутта о стреле («Сутта ‑ нипата», 574 — 593)

 

Воистину жизнь смертных

Беспричинна и непонятна,

Краткосрочна и беспокойна,

Исполнена мук тяжких.

 

Невозможно ведь так сделать,

Чтоб не умереть, родившись.

За старостью следует смерть,‑

Таков закон непреложный.

 

Как у плодов созревших

Страх поутру сорваться,

Так и у тех, кто родился,

Вечный страх перед смертью.

 

Ведь, как кувшины и чаши,

Что сделал из глины горшечник,

Все когда‑нибудь разобьются,

Так прервется и жизнь смертных.

 

Глупец и мудрец ученый,

Старик и юноша нежный ‑

Все они кончат смертью,

Над всеми ‑ власть смерти.

 

И когда она их настигнет

И они отсюда уходят,

Не удержать тогда отцу сына,

Родичу не защитить родного.

 

Подряд, как коров на бойню,

Смерть уводит с собой смертных

А родные глядят им вслед,

Тоскуя и горько плача.

 

Как видишь, мир поражен

Старостью и смертью.

Но мудрецы не скорбят,

Непреложность закона зная.

 

Ведь тебе не известен путь,

Каким он пришел и ушел.

Не зная конца пути,

О чем ты рыдаешь?

 

И если бы тот, кто скорбит,

Как безумный, себя терзая,

Выигрывал этим хоть что‑то,

То же делал бы мудрый.

 

Но скорбью и горьким плачем

Не обретают покоя.

Лишь сильней становятся муки,

Слабеет и сохнет тело.

 

Тот, кто себя терзает,

Становится худ и бледен.

Но ему не вернуть умерших.

Тщетны рыданья и вопли.

 

Не убивающий скорбь

Страдает еще сильнее;

Рыдающий над покойным

Попадает во власть скорби.

 

Взгляни на этих людей,

Спешащих к перерожденью[15],‑

Они, в лапы смерти попав,

Как рыбы в сетях, бьются.

 

Все ведь бывает не так,

Как о том помышляешь.

Знай же ‑ разлука эта

С родными неизбежна.

 

И пусть даже сотню лет

Ты проживешь или больше,

Все равно от близких уйдешь,

Расставшись с жизнью здешней.

 

Так перестань же рыдать!

Послушай совет архата[16],

О покойном скажи себе:

«Мне его не найти больше».

 

Когда загорается дом,

Пламя тушат, залив водою.

Так и тот, кто мудр и учен,

Тверд и исполнен достоинств,

Разгоняет возникшую скорбь

Тут же, как ветер ‑ солому.

 

И если счастья желаешь,

То причитанья и вопли,

Желания и недовольства,‑

Эту стрелу ‑ из себя вырви!

 

Отравленную стрелу вырвав,

Покой обретешь душевный.

Уничтожив в себе все печали,

Беспечальным станешь, потухшим.

 

 

 

 

На главную

Литература Древнего Востока

 




[1] (или иногда — океан).В буддийской канонической литературе образ всего того, что должен преодолеть человек, стремящийся к духовному освобождению. Соответственно достижение того берега следует понимать как достижение свободы (нирваны)

 

[2] род камыша

 

[3] Согласно буддийскому учению, тот, кто достиг освобождения, вырывается из круга бесконечных перерождений, на которые обречены все живые существа,— ему не грозят отныне ни новое рождение, ни новая смерть

 

[4] (букв.: «молчальник») — мудрец, отрешившийся от мира; в буддийской традиции — один из терминов, которыми обозначается человек, осуществляющий в своем поведении буддийский этический идеал

 

[5] Освобожденный не может быть адекватным образом описан — «назван», так как состояние, в котором он пребывает, выходит за рамки обычного опыта

 

[6] Имеется в виду жажда жизни, которая, согласно буддийскому учению, лежит в основе всех желаний, порождающих тревогу и страдания

 

[7] Речь идет о духовных язвах, каковыми считаются стремление к чувственным наслаждениям, желание новорождения, неправильные воззрения и неведение

 

[8] нищенствующий буддийский монах

 

[9] Буддийский монах добывает себе пищу, прося милостыню, только такой способ пропитания считается чистым

 

[10] жители одноименной области на северо‑востоке Индии (совр. Южный Бихар). Столицей Магадхи во времена Будды был город Раджагаха (совр. Раджгир)

 

[11] царь Магадхи (545—493 гг. до н. э.)

 

[12] возвышенность в окрестностях Раджагахи

 

[13] Имеется в виду царь, который, как это и полагалось правителям, принадлежал к сословию кшатриев (воинов)

 

[14] (санскр. Кошала) — древнее государство в северо‑восточной части долины Ганга. В VI в. до н. э. сакья, племя, к которому по рождению принадлежал Будда, находилось в зависимости от Косалы

 

[15] То есть умирающих

 

[16] человек, преодолевший привязанность к жизни и достигший полной внутренней свободы