Гусарский Ахтырский Её Императорского Величества Великой княгини Ольги Александровны полк. Великая княгиня Ольга Александровна Романова

  

Вся библиотека >>>

Великая княгиня Ольга >>>

 

Русская история. Романовы

великая княгиня Ольга Александровна Великая княгиня

Ольга Александровна


Русская история и культура

Рефераты по истории России

Династия Романовых

 

Хаос и бегство из хаоса

 

 

     Первые  месяцы  войны  Великая княгиня находилась в Ровно,

небольшом городке неподалеку  от  польско-австрийской  границы,

где  в  это  время  сражался Гусарский Ахтырский Е.И.В. Великой

княгини  Ольги  Александровны  полк.  Лазарет,  в  котором  она

трудилась,  находился в бывших артиллерийских казармах. Великая

княгиня  устроилась  в  одной  комнате  с  еще  одной   сестрой

милосердия.  В  лазарете  была  страшная  нехватка медицинского

персонала. Приходилось работать по пятнадцати часов в сутки,  а

иногда  и больше. На то, чтобы подумать о собственных проблемах

или неудобствах, не оставалось времени. Ежедневно прибывали все

новые раненые, и вскоре  Великая  княгиня  убедилась  в  полной

неэффективности  русской  военной машины. Постоянно недоставало

медикаментов, обмундирования, постельного белья, боеприпасов.

     - Лежавшие у нас в палате солдаты  рассказывали,  что  им

приходилось  воевать  против  немцев, вооруженных пулеметами, с

палками в руках. Главный хирург, Николай, все время просил меня

написать  Ники.  Даже  генерал  Иванов,  тогдашний  командующий

Юго-Западным  фронтом, однажды приехав в Ровно, решил выяснить,

не могу ли я попросить Ставку о подкреплениях, - рассказывала

Ольга Александровна.

     Подобные  открытия были для нее ужасны. Ей казалось, будто

она лично виновата в такой неразберихе. Она испытывала стыд,  и

это  чувство  еще больше усилилось, когда она поняла, что ничем

не может помочь. Лазарет  в  Ровно  был  лишь  одним  из  сотен

других.  Солдаты  не  могли  поверить, что улыбающаяся, хрупкая

сестра милосердия, с  такой  заботой  ухаживающая  за  ними  -

родная сестра их Царя. Многие крестились, думая, что перед ними

видение.  Нарушая  традицию,  согласно  которой Великие княгини

возглавляли лазареты или госпитали, Ольга Александровна  решила

работать   рядовой   сестрой  [Сестрой  милосердия,  да  еще  в

хирургической палате работала Государыня Императрица Александра

Федоровна  и  две  ее  старшие  дочери,  Великие  княжны  Ольга

Николаевна   и   Татиана   Николаевна.  А  всего  на  попечении

Государыни  находилось  около   семи   десятков   лазаретов   и

санитарных  поездов  (Примеч.  переводчика.)].  Лишь позднее, в

знак признания ее неустанных  трудов,  лазарет  был  назван  ее

именем.

     И  все  же,  несмотря  на  неумелое руководство войсками и

прочие промахи, война началась с блестящих побед русской армии.

В восточной Пруссии войска ее брата упорно наступали. В Галиции

отступление австрийцев превратилось  в  полный  их  разгром.  В

середине  марта  1915  года  под  ударами  русских пал Львов, а

несколько  дней  спустя  - крепость  Перемышль,   считавшаяся

неприступною,  с  гарнизоном  в 126 000 офицеров и солдат. Было

захвачено  большое  количество  боеприпасов,  продовольствия  и

медикаментов.  По  всей  Империи  победно  звонили  колокола, и

многие подумали, что конец войны не за горами.

     Покинув Ровно, Великая княгиня  отправилась  в  Галицию  и

вместе с Императором торжественно въехала во Львов.

     - Нас встречали, бурно проявляя радость, из всех окон на

нас сыпались цветы. Ники предупредили, что за  печными  трубами

на  крышах  домов  могут  спрятаться снайперы. Я тоже слышала о

подобной опасности, но в ту  минуту  никто  из  нас  не  боялся

смерти.  В  последний  раз  я  ощутила  ту  таинственную связь,

которая соединяла нашу семью с народом. Мне никогда  не  забыть

этот триумфальный въезд в Львов.

 

     Но  в  будущем у Великой княгини было мало радостных дней.

26 августа того же года в  битве  под  Танненбергом  Гинденбург

разбил  два  русских  армейских корпуса [Н-н Воррес плохо знает

русскую историю. Сражение под Сольдау (немцы назвали его битвой

под  Танненбергом)  произошло  не  в  1915,  п  а  1914   году.

Отступление  русской  армии  началось в период, когда Верховным

главнокомандующим был В.к. Николай Николаевич. Сняв его с этого

поста 23 августа 1915 года, Царь сам встал во главе своей армии

и, по словам А.А.Танеевой (Вырубовой), "как  только  Помазанник

Божий  встал во главе своей армии, счастье вернулось к русскому

оружию, и отступление прекратилось".].  Почти  все  гвардейские

полки  погибли  в  Мазурских  болотах. Русские начали отступать

почти на всех фронтах. Великий  князь  Николай  Николаевич  был

смещен  с  поста Верховного главнокомандующего. Вопреки советам

министров, Император сам "принял на Себя  предводительствование

всеми сухопутными и морскими вооруженными силами".

     - Это  был благородный жест с его стороны, - утверждала

Великая  княгиня.  - Мы  надеялись,  что  подобный   поступок

поднимет  боевой  дух в войсках и настроения среди народа. Увы,

этого не произошло, но у Ники не было иного выхода,  кроме  как

возложить  всю  ответственность на себя. Как всегда, Ники пошел

путем чести, и как всегда, это привело к катастрофе.

     Лазарет, в котором работала Великая княгиня, был переведен

в Киев.  Отступление  продолжалось,  и  настроения  в   войсках

ухудшались.

     - Вскоре я заметила, что многие доктора и сестры избегают

смотреть  на  меня. Среди солдат ослабла дисциплина, все стали,

горячась, обсуждать вопросы политики. Дальше - больше. Однажды

мне едва не разбили голову. Как-то вечером мы работали с  одной

сестрой  в  аптечном  отделении.  Не  знаю,  что заставило меня

повернуть голову в  это  мгновение,  но  я  увидела,  что  она,

сверкая  глазами,  с  искаженным ртом, подняла высоко над собой

огромную банку с вазелином. Я вскрикнула, и она  уронила  банку

на пол и выбежала на улицу. Ее отправили в монастырь.

     Спустя  несколько  дней,  когда Великая княгиня дежурила в

палате, она услышала, что кто-то к ней пришел.  Она  подошла  к

двери,  и  тут  раненые увидели, как царская сестра бросилась в

объятия очень грязного и небритого офицера. Это  был  полковник

Куликовский,  ее  "Кукушкин", приехавший на неделю на побывку и

решивший провести отпуск поблизости от  лазарета.  После  того,

как его отпуск окончился, Великая княгиня поехала в Петроград.

     Дело  было  осенью  1915  года и, хотя Ольга Александровна

тогда этого еще не знала, то была ее последняя поездка в город,

который она так любила. Всей прислуге дома на  Сергиевской  она

заплатила годовое жалованье. Потом отправилась в Царское.

     - Бедная  Алики  была  сама не своя от тревоги и печали.

Разумеется, я не рассказала  ей  о  тех  небылицах,  которые  я

слышала.  Она  призналась  мне,  как  ей недостает Ники. Мы обе

заплакали при расставании. Но больше всего я боялась встречи  с

Мама.  Я  должна  была сообщить ей, что намерена выйти замуж за

человека, которого люблю. Я  приготовилась  к  тому,  что  Мама

устроит   страшный  скандал,  но  она  встретила  это  известие

совершенно спокойно и сказала, что понимает меня. Для меня  это

явилось своего рода потрясением.

     Великая  княгиня  обнаружила, что по городу ходят слухи -

один нелепее другого - направленные  на  то,  чтобы  подорвать

престиж их семьи. Некоторые даже забывали о том, что она сестра

Государя и повторяли эти вымыслы в ее присутствии. Поговаривали

о  заговоре среди членов Императорской фамилии против Государя.

Назывались имена одного Великого князя, затем другого.

     - Мне хотелось  поскорей  вернуться  на  фронт,  к  своей

работе   сестры   милосердия.   В   Петрограде  меня  ничто  не

удерживало. Пораженческие настроения, доходившие  до  истерики,

охватили местное общество. Если послушать некоторых обывателей,

то можно было подумать, что война проиграна.

     Вернувшись  к себе в лазарет, Ольга Александровна сразу же

почувствовала   резкое   ухудшение   настроений.    Пока    она

отсутствовала,  из  Петрограда  приехало  несколько  медсестер,

которые даже не скрывали  своей  "красноты".  В  каждой  палате

ежедневно   происходили   какие-то  столкновения,  к  малейшему

событию в  будничной  жизни  придавался  политический  оттенок.

Узнав,  что  Императрица-Мать  решила  закрыть Аничков дворец в

Петрограде  и  переехать  в   Киев,   Ольга   Александровна   с

облегчением  вздохнула.  Великая  княгиня каждый день обедала в

обществе  своей  родительницы  и  была  рада  возможности  этой

короткой  передышке,  позволявшей  ей отдохнуть от обстановки в

лазарете, которая с каждым днем  становилась  все  напряженнее.

Служебные   обязанности   привели   Великого  князя  Александра

Михайловича на Украину. Он жил в собственном  поезде,  стоявшем

на  железнодорожных  путях  недалеко  от вокзала в Киеве. В его

вагоне была ванна, и Ольга Александровна  время  от  времени  с

удовольствием пользовалась ею. Нехватка топлива в Киеве привела

к тому, что горячей воды недоставало даже в госпиталях.

     Последние  месяцы 1916 года были полны событий для Великой

княгини. Прежде всего, на несколько дней  приехал  из  северной

столицы  ее  брат  Михаил.  Свободного  времени  у  Ольги  было

немного, но каждую лишнюю минутку она уделяла  ему.  Об  унылом

настоящем  они  не разговаривали. Возвращаясь к своему детству,

которое они провели вместе, брат и сестра смеялись,  как  дети,

вспоминая,  как  с  наслаждением  уплетали  похищенные конфеты.

Когда же отпуск Великого  князя  закончился,  и  сестра  пришла

провожать  его  на  вокзал,  она горько зарыдала. Больше они не

встретились.

     В начале ноября (28 октября по старому стилю) из  Могилева

в  Киев  приехал  Император. Он вместе с родительницей навестил

сестру в ее лазарете.

     - Я была потрясена при виде Ники: такой он  был  бледный,

худой  и  измученный,  - вспоминала  Великая княгиня. - Мама

встревожило  его  необычное  спокойствие.  Я  знала,  что   ему

хотелось  бы  поговорить со мной по душам, но у него не было ни

минуты времени: у него накопилось столько дел, и столько  людей

хотели с ним встретиться.

     Самым  памятным  для  Ольги Александровны оказался эпизод,

который произошел в палате лазарета.

     - У нас там лежал  молодой  раненный  дезертир,  которого

судили  и  приговорили  к  смертной  казни.  Его  охраняли  два

часовых. Мы все жалели его: он казался нам таким славным.  Врач

сообщил  о нем Ники. Тот сразу же направился в угол палаты, где

лежал дезертир. Я пошла за ним и увидела, что раненый  окаменел

от  страха.  Положив  руку  на плечо юноши, Ники очень спокойно

спросил, почему тот дезертировал. Запинаясь бедняга  рассказал,

что,  когда  у  него  кончились  боеприпасы,  он  перепугался и

кинулся бежать. Затаив дыхание, мы ждали, что будет  дальше.  И

тут  Ники  сказал  юноше, что он свободен. Бедный юноша сполз с

постели, бросился на колени и, обхватив Ники за ноги,  зарыдал,

как  малое  дитя.  По-моему,  мы  тоже  все  плакали - даже те

петроградские сестры, которые доставляли  нам  столько  хлопот.

Затем  в палате воцарилась тишина. Все солдаты смотрели на Ники

- и сколько преданности было в их взглядах!  Забыты  были  все

трудности  и невзгоды. Снова Царь и его народ стали едиными. -

Голос Великой княгини затих. - На многие годы  запомнился  мне

этот эпизод. С Ники мы больше не виделись.

     После  отъезда  Николая  II из Киева всеобщее недовольство

стало усиливаться, в город стали просачиваться  слухи  - один

нелепей  другого;  перебои со снабжением участились, очереди за

продовольствием   увеличились.   Всякий    раз,    как    Ольга

Александровна  встречалась  с  Сандро,  тот  предупреждал  ее о

грядущих переменах.

     Мрачным было настроение киевлян и в тот день, когда  Ольга

узнала,   что   брат  аннулировал  ее  брак  с  принцем  Петром

Александровичем Ольденбургским. Теперь она  была  вправе  выйти

замуж  за  человека,  которого  любила  вот уже тринадцать лет.

Спустя непродолжительное время их обвенчали  в  очень  скромной

церкви.  Вряд  ли  у какого-то еще представителя Дома Романовых

была столь незаметная свадьба.

     - На церемонию пришли Мама и Сандро. Присутствовали также

два или три офицера Гусарского Ахтырского полка и немногие  мои

подруги  из  числа  сестер  милосердия. Потом персонал лазарета

устроил обед в нашу  честь.  Тем  же  вечером  я  вернулась  на

дежурство  в  палату. Но я была действительно счастлива. У меня

сразу прибавилось сил.  Тогда,  стоя  в  церкви  рядом  с  моим

любимым  "Кукушкиным",  я решила смело глядеть в лицо будущему,

каким  бы  оно  ни  оказалось.  Я  была  настолько   благодарна

Всевышнему за то, что Он даровал мне такое счастье.

 

     Наступило  и  прошло  Рождество.  С приближением последних

дней монархии зловещие слухи  усилились.  Из  Петрограда  писем

почти  не приходило. Императрица-Мать, Ольга и Сандро не знали,

чему верить.

     - Известие об отречении Ники прозвучало для нас, как гром

среди ясного неба, - вспоминала  Ольга  Александровна.  - Мы

были  ошеломлены. Мама была в ужасном состоянии, и мне пришлось

остаться у нее на ночь. На следующий день утром она  поехала  в

Могилев,  Сандро  поехал  вместе  с  Мама, мне надо было идти в

лазарет.

     Великая княгиня не знала, чего ей следует ожидать, поэтому

тепло и сочувствие, с какими ее там встретили, глубоко  тронули

ее. Проходя мимо, солдаты пожимали ей руку. Не произносилось ни

слова,   но   многие   из   них   плакали,   как   дети.  Когда

сестра-большевичка  подскочила  к  Великой  княгине   и   стала

поздравлять  ее  с  отречением,  санитары,  находившиеся рядом,

схватили красную и вытолкали ее из палаты.

     На Императора обрушился целый шквал осуждений, зачастую со

стороны  близких   родственников.   "Вероятно,   Ники   потерял

рассудок,  - писал Великий князь Александр Михайлович в своей

"Книге воспоминаний". - С каких пор  Самодержец  Всероссийский

может  отречься  от  данной  ему  Богом  власти  из-за мятежа в

столице, вызванного недостатком  хлеба?  Измена  Петроградского

гарнизона?    Но    ведь    в   его   распоряжении   находилась

пятнадцатимиллионная армия..."

     Но  Великая  княгиня  продолжала  упорно  защищать  брата,

принявшего это трудное решение:

     - Он не только желал прекратить дальнейшие беспорядки, но

у него  не  оставалось  иного  выбора.  Он  убедился,  что  его

оставили  все  командующие  армиями,  которые,  за  исключением

генерала Гурко, поддержали временное правительство. Ники не мог

положиться  даже на нижних чинов. Он увидел, что "кругом измена

и трусость, и обман!" Михаил же с такой женой не мог стать  его

преемником.  Но  даже  Мама не могла понять причин, заставивших

его  отречься.  Вернувшись  из  Могилева,   она   не   уставала

повторять,  что  это было для нее величайшим унижением в жизни.

Никогда не забуду тот день, когда она приехала  в  Киев.  Когда

после  отречения  сына  Вдовствующая  Императрица отправилась в

Могилев, ей были отданы все подобающие  ее  положению  почести.

Она  прибыла на Императорскую платформу вокзала в сопровождении

эскорта  казаков.   Провожал   ее   граф   Игнатьев,   киевский

губернатор.  Но  по  возвращении  ее никто не встретил. Вход на

Императорскую платформу  был  загорожен,  казачьего  конвоя  не

было.  Не  было  подано  даже  кареты. Марии Федоровне пришлось

ехать на обыкновенном извозчике. Через несколько минут после ее

приезда Великий князь Александр Михайлович поспешил в  лазарет,

в  котором  все  еще  работала  Ольга  Александровна, ожидавшая

первого ребенка.  Он  сказал,  что  ей  нужно  прийти  домой  и

успокоить Императрицу-Мать.

     - Я  в  это  время  была  на  дежурстве, но мне пришлось

поехать домой. Никогда еще я не видела Мама в таком  состоянии.

Она  ни секунды не могла усидеть на месте. Она то и дело ходила

по комнате. Я видела, что она  не  столько  несчастна,  сколько

рассержена.  Она  не  понимала ничего, что произошло. И во всем

винила бедную Алики.

     - День был  такой,  что  впору  поседеть,  - продолжала

Великая  княгиня.  - Торопясь к Мама, я оступилась и довольно

неудачно упала, когда выходила из  автомобиля.  Пытаясь  как-то

утешить  Мама,  я все время думала: не повредило ли мое падение

ребенку.

     Императрица-Мать   упрямо    отказывалась    мириться    с

действительностью. К огорчению всех, кто находился рядом с нею,

плац-парад. Нескончаемыми рядами на нем выстроились гвардейские

лазареты и госпитали. Настроение публики становилось все  более

враждебным.   Чернь   распахнула   двери  тюрем,  улицы  кишели

выпущенными на свободу толпами убийц, грабителей, расхаживавших

в тюремной одежде под дикий восторг обывателей.

     - Я видела их из окна лазарета. Полиции нигде не было. На

улицах патрулировали ужасные на вид  хулиганы.  Хотя  они  были

вооружены  до  зубов,  но  порядка  навести не могли. На стенах

мелом были написаны всякие гнусные фразы,  направленные  против

Ники и Алики, со всех учреждений сорваны двуглавые орлы. Ходить

по  таким  улицам, чтобы добраться до дома, где жила Мама, было

делом рискованным.

     Великий князь Александр Михайлович настаивал на том, чтобы

обе женщины тотчас же уехали в Крым. Ольга  Александровна  была

готова  последовать  совету  зятя, но ее родительница отвергала

даже одну только мысль о  бегстве.  Она  твердила,  что  должна

оставаться  в Киеве из-за сыновей и дочери Ксении, находившихся

на севере.

     Но  тут  произошло  событие,   образумившее   Вдовствующую

Императрицу.  Однажды  утром она отправилась в главный киевский

госпиталь, но перед самым носом у  нее  двери  захлопнулись,  и

главный  хирург  грубо  заявил,  что  в ее присутствии более не

нуждаются. Весь медицинский персонал - доктора  и  сестры  -

поддержал  хама. Императрица-Мать вернулась домой. На следующее

утро она сказала дочери, что поедет в Крым.

     Оставаясь   в   Киеве,   Романовы   подвергались   большой

опасности,  но  уехать  из  него было бы невозможно, если бы не

инициатива и нечеловеческие усилия Великого  князя.  Большевики

ни  за  что бы не позволили бы им уехать дальше вокзала. Спустя

несколько  дней  Сандро  удалось  найти  поезд,   стоявший   на

заброшенном  полустанке  за пределами города. Он сумел привлечь

на свою сторону небольшой отряд саперов, все  еще  остававшихся

верными  Императору,  которые  строили  мост  через  Днепр. Они

согласились  сопровождать  поезд  в   течение   всего   полного

опасностей и неожиданностей пути в Крым.

     Семейство   покинуло   Киев  ночью,  каждый  добирался  до

железной   дороги   отдельно   от    остальных.    Вдовствующая

Императрица,   Великий   князь   Александр   Михайлович,  Ольга

Александровна и ее муж молча сели в поезд. За ними  последовали

несколько  человек  из  придворного  штата  Императрицы-Матери.

Служанка  Ольги,  верная  Мимка,  добровольно   отправилась   в

Петроград,   чтобы  захватить  хотя  бы  часть  драгоценностей,

остававшихся в доме ее хозяйки на Сергиевской.

     - Ночь была холодная. На мне не было ничего, кроме  формы

сестры милосердия. Чтобы не привлекать к себе подозрения, уходя

из  лазарета,  пальто  я  надевать  не  стала,  - рассказывала

Великая княгиня. - Муж накинул мне на  плечи  свою  шинель.  В

руках  у  меня  был  маленький  саквояж. Помню, я посмотрела на

него, на свою мятую юбку и поняла, что  это  все,  что  у  меня

осталось.

     Еще  в  январе  1917  года Великая княгиня написала своему

управляющему  в  Петроград  и  попросила   его   переслать   ее

драгоценности   в  Киев.  Тот  ответил,  что,  по  его  мнению,

пересылка  слишком  рискованна  и  что  он  поместил   все   ее

драгоценности  в  банковский  сейф.  Матери  ее повезло гораздо

больше. Кики, преданная ей горничная,  успела  упаковать  часть

драгоценностей, принадлежавших Императрице-Матери и привезти их

в Киев.

     Великая  княгиня  так и не поняла, как им все-таки удалось

добраться до Крыма. На каждой станции происходили дикие  сцены,

толпы беженцев пытались атаковать поезд. Однако саперы сдержали

свое  слово.  Вооруженные винтовками с примкнутыми штыками, они

охраняли двери каждого вагона. Чтобы добраться до  Севастополя,

им  понадобилось  четверо  суток.  Саперы  не подогнали поезд к

платформе вокзала, но отвели его на запасной путь за  пределами

города.  Там  уже  стояло несколько автомобилей. Их прислали из

военно-авиационной  школы,  личный  состав  которой   оставался

преданным монархии.

     - Когда мы вышли из поезда, я увидела кучку растрепанных,

неопрятных  матросов,  разглядывавших нас. Сущей мукой было для

меня видеть ненависть в их глазах. Они ничего не могли  с  нами

поделать:  их было немного, и с нами были верные саперы. А ведь

с самого  моего  детства  в  матросах  Ники  я  видела  друзей.

Сознание того, что теперь они стали врагами, потрясло меня.

     Романовы в Ливадию не поехали. Они направились в Ай-Тодор,

имение  Великого  князя Александра Михайловича, расположенное в

двух  десятках  верст  от  Ялты.  Спустя  несколько  дней  туда

приехала  с  севера  и  Великая княгиня Ксения Александровна со

своими детьми.

     - Те несколько недель, которые мы  провели  в  Ай-Тодоре,

казались чуть ли не сказкой. Была весна, сад был в цвету. У нас

появилась  какая-то  надежда.  Нас  оставили  в покое, никто не

вмешивался в наши дела. Разумеется мы  беспокоились  о  Ники  и

всех  остальных.  Ходило  ведь  столько слухов. Если не считать

одного письма, доставленного тайком,  мы  не  получали  никаких

известий  с севера. Мы знали одно: сам он, Алики и дети все еще

находятся в Царском Селе, - рассказывала Ольга Александровна.

     Вскоре в Крым приехали и другие беженцы. Князь  и  княгиня

Юсуповы   поселились   в  Кореизе  - имении  по  соседству  с

Ай-Тодором. Великий  князь  Николай  Николаевич  жил  со  своей

семьей  в  Дюльбере  неподалеку  от Ай-Тодора, и лето 1917 года

прошло спокойно. Лишь тревога о тех,  кто  остался  на  севере,

омрачала  это  безмятежное  существование. 12 августа у Великой

княгини родился сын.  По  обету  она  назвала  своего  первенца

Тихоном.

     Неожиданно   положение   изменилось   в   худшую  сторону.

Временное правительство прислало в Крым своего комиссара, чтобы

"присматривать   за   Романовыми".   Подняли   голову   местные

большевики.   Обитатели   Ай-Тодора  узнали  о  попытке  Ленина

захватить власть в июле.  Из  Царского  Села  не  было  никаких

известий.  Лишь радость от появления на свет ее первенца давала

Великой княгине силы  в  те  трудные  дни,  когда  Вдовствующая

Императрица сетовала на то, что ее уговорили ехать в Крым, а ей

следовало  бы отправиться в Петроград и оказать поддержку сыну,

от которого отвернулось все семейство.  Атмосфера  в  Ай-Тодоре

ничуть  не  разрядилась  после  приезда верной служанки Великой

княгини, Мимки, которой удалось-таки  добраться  до  Крыма.  Но

приехала   она,   по   сути,   с   пустыми  руками.  Почти  все

драгоценности Ольги Александровны были реквизированы.

     - Поэтому милая моя Мимка привезла то, что попалось ей на

глаза  - огромную  шляпу,  украшенную  страусовыми   перьями,

несколько  платьев и шелковое кимоно, которое кто-то привез мне

из  Японии  много  лет  назад.  И  еще   она   привезла   моего

мальтийского пуделя! - вспоминала Ольга Александровна.

     Обстановка  в  Крыму  ухудшалась.  Неподалеку от Ай-Тодора

находился особняк Гужонов, крупных петроградских промышленников

французского происхождения. Великая княгиня Ольга Александровна

и полковник Куликовский дружили с ними и часто проводили вечера

на их вилле. Однажды ночью в Ай-Тодор прибежал доктор семейства

Гужонов и рассказал, что на их виллу напала шайка  большевиков,

разграбила  особняк, убила хозяина, а жену его избила до потери

сознания.

     То была кровавая прелюдия  к  продолжительной  и  страшной

драме.   Вскоре   Черноморский   флот   оказался  под  влиянием

большевиков, в руки которых попали два самых крупных  города  в

Крыму - Севастополь и Ялта. Обитатели Ай-Тодора узнавали то об

одной   кровавой   расправе,  то  о  другой.  В  конце  концов,

Севастопольский совет вынудил  Временное  правительство  выдать

ему  ордер, который позволил бы его представителям проникнуть в

Ай-Тодор   и   провести    расследование    "контрреволюционной

деятельности" тех, кто там живет.

     Однажды  в  четыре  часа  утра  Великую  княгиню и ее мужа

разбудили два матроса, которые вошли к  ним  в  комнату.  Обоим

было  велено  не  шуметь.  Комнату  обыскали. Затем один матрос

ушел, а другой уселся на диван.  Вскоре  ему  надоело  охранять

двух  безобидных  людей  и  он  поведал  им, что его начальство

подозревает, что в Ай-Тодоре скрываются немецкие шпионы. "И  мы

ищем  огнестрельное  оружие  и тайный телеграф", - добавил он.

Через несколько часов в комнату  пробрались  два  младших  сына

Великого  князя  Александра  Михайловича  и  рассказали,  что в

комнате Императрицы  Марии  Федоровны  полно  матросов,  и  она

бранит их почем зря.

     - Зная  характер Мама, я испугалась: как бы не случилось

худшее, - заявила Великая княгиня, - и, не  обращая  внимания

на нашего стража, бросилась к ней в комнату.

     Ольга  нашла  мать  в  постели,  а  ее  комнату в страшном

беспорядке. Все ящики комодов пусты. На полу одежда и белье. От

платяного шкафа,  стола  и  секретера  оторваны  куски  дерева.

Сорваны   гардины.   Ковер,   покрывавший  пол,  на  котором  в

беспорядке валялись вещи, разодран, видны голые доски. Матрац и

постельное белье наполовину стащены с кровати, на  которой  все

еще  лежала  миниатюрная  Императрица-Мать. В глазах ее сверкал

гнев. На брань, которою поливала погромщиков  Мария  Федоровна,

те не обращали ни малейшего внимания. Они продолжали заниматься

своим  подлым делом до тех пор, пока особенно ядовитая реплика,

которую они услышали от пожилой женщины, лежавшей  на  постели,

не  заставила  их  намекнуть  на  то,  что  им  ничего не стоит

арестовать старую  каргу.  Лишь  вмешательство  Великого  князя

Александра Михайловича спасло Вдовствующую Императрицу. Однако,

уходя,  большевики  унесли  с  собой  все  семейные фотографии,

письма и семейную Библию, которой так дорожила Мария Федоровна.

     В результате обыска, во время которого матросы перевернули

вверх дном весь дом,  не  нашли  ничего,  кроме  двух  десятков

старых  охотничьих ружей. Большевики двинулись в обратный путь,

но никто в Ай-Тодоре не мог сказать, когда они придут снова.  В

конце дня шофер Вдовствующей Императрицы решил переметнуться на

сторону большевиков и уехал на единственном автомобиле, который

был в имении. Единственным средством передвижения, оставшимся в

Ай-Тодоре,  была  допотопная  конная повозка. В имении Дюльбер,

где жили со своими женами Великие князья Николай  Николаевич  и

Петр Николаевич, тоже все переворошили в поисках оружия.

     В тот день, когда у ворот Ай-Тодора поставили часовых, его

обитатели  распрощались  со  свободой. Никому не разрешалось ни

входить, ни покидать имение. Единственное исключение составляли

полковник Куликовский и  его  жена,  которая,  выйдя  замуж  за

простого смертного, перестала считаться Романовой.

 

     - Уцелевшая  повозка  сослужила  нам добрую службу. Мы с

мужем были заняты целыми  днями:  покупали  продукты,  навещали

друзей,  собирали  информацию о последних событиях в Крыму и за

его пределами. Со временем наши охранники поняли, что мы  такие

же люди, а не дикие звери. Некоторые из них даже отдавали честь

Мама, когда встречались с нею в парке.

     В  конце  концов было решено, что Великая княгиня со своим

мужем оставят особняк и поселятся в так называемом "погребе" на

опушке парка - напоминающем  амбар  здании  с  большим  винным

погребом  и  помещением для хранения винограда. На втором этаже

его находились две небольшие  комнаты.  В  погреб  перенесли  и

большую  шкатулку с драгоценностями Императрицы-Матери. Обшарив

ее спальню от пола до потолка,  налетчики  не  догадались  даже

взглянуть на шкатулку, стоявшую на виду - на столе в спальне.

     - Мы переложили все ее содержимое в баночки из-под какао.

При малейшем  признаке  опасности  мы  прятали  эти  жестянки в

глубокое  отверстие  у  подножья  скалы  на   морском   берегу.

Поскольку  вся поверхность скалы была испещрена отверстиями, то

место, куда мы прятали  драгоценности,  мы  отмечали  тем,  что

перед  ним  клали  побелевший череп собаки. Однажды мы пришли к

скале и увидели, что череп находится на отмели.  Мы  не  знали,

что  и  подумать.  Неужели  кто-то обнаружил наш тайник? Или же

просто ветром сбросило череп  на  землю?  Помню,  холодный  пот

выступил  у  меня на лбу при виде того, как мой муж шарил рукой

во всех отверстиях на поверхности скалы. С каким облегчением  я

вздохнула,  когда  муж  извлек  из  одного  из  них жестянку, в

которой позвякивали самоцветы!

     Никто  не  приходил  в  гости  в  Ай-Тодор,  и  мало   кто

осмеливался   заглянуть  в  "погреб",  за  исключением  доктора

Маламы,  личного  врача  Великого  князя  Николая  Николаевича,

который   получил   разрешение  обслуживать  население  округи,

заменял Ольге Александровне и ее супругу  еженедельную  газету.

Бывал  у  них  еще один господин, назначенный местными властями

для наблюдения за Кореизом - районом,  к  которому  относился

Ай-Тодор.  Но, поскольку советы кругом понаставили своих людей,

у  бедняги  не  оставалось  никаких  полномочий.   Поэтому   он

частенько захаживал в "погреб", чтобы выпить желудевого кофе, а

иногда и пожаловаться на свою долю.

     -  Это   было   самое   безобидное  существо  на  свете.

Единственными его желаниями были мир и порядок. Слово "насилие"

заставляло его вздрагивать. Официально он назывался комиссаром,

но ничего комиссарского в нем не было.  Он  скорее  походил  на

заведующего  детским  садом. Мы знали, что он ведет безнадежную

войну с Ялтинским и Севастопольским советами.

     Когда Великая княгиня прогуливалась по аулам, ее частенько

узнавали, несмотря на крестьянское платье, передник и неуклюжие

башмаки. Однако люди относились к ней приветливо.

 

     - Крымские татары по-прежнему оставались преданными Ники.

Многие из них встречали его в лучшие времена, но, к  сожалению,

бойцами  они  не  были.  Если бы эти жители аулов были такие же

лихие, как казаки, они раздавили  бы  в  Крыму  большевиков.  А

между тем мы знали, что большевики приобретали влияние с каждым

днем, - свидетельствовала Ольга Александровна.

     Обстановка   в   Ай-Тодоре  осложнялась.  Немногочисленная

группа представителей Императорской фамилии,  изолированная  от

внешнего   мира,   не   видевшая   никого  вокруг  себя,  кроме

собственных родственников, волнуемая противоречивыми слухами и,

надо признаться, праздно проводившая время, начала  реагировать

на  свое заточение не самым удачным способом. Императрица Мария

Федоровна Никогда не считала мужа младшей дочери своим ровней и

намеренно не приглашала его на семейные встречи. Великий  князь

Александр  Михайлович  стал  не  похож на себя самого и утратил

интерес ко всем и ко всему, а жена его,  Ксения  Александровна,

предалась   отчаянию.  Их  дети,  предоставленные  самим  себе,

отбились  от  рук.  Взрослые  заполняли  досуг   пересудами   и

бесполезными   вздохами   о   прошлом.   Прислуга,  на  которую

действовала атмосфера всеобщей подавленности, обленилась, стала

дерзкой. Пожалуй, единственное, что связывало их всех, так  это

тревога за судьбу Государя и его семьи.

     - До  нас доходило множество самых нелепых слухов. Мы не

знали, чему и  верить.  Некоторые  из  нас  надеялись,  что  им

удалось уехать в Англию. Потом мы узнали, что всю семью выслали

в  Тобольск, и это, увы, оказалось не слухом, а истиной. Одного

ялтинского дантиста местный  совет  отправил  в  Сибирь.  Этому

доброму человеку удалось доставить Ники и Алики несколько писем

и небольших подарков.

     По  словам  Великой  княгини,  то было последнее известие,

которое  они  получили  из  Сибири.   С   падением   временного

правительства положение стало ухудшаться.

 

     За  три  или  четыре  недели  до  Рождества  1917  года  в

Ай-Тодоре появился верзила в матросской форме.  Это  был  некто

Задорожный, представитель Севастопольского совета.

     - Это  был убийца, но человек обаятельный, - вспоминала

Великая княгиня. - Он никогда не смотрел нам в глаза.  Позднее

он  признался,  что  не  мог глядеть в глаза людям, которых ему

придется однажды расстрелять.  Правда,  со  временем,  он  стал

более  обходительным.  И  все  же,  несмотря  на все его добрые

намерения, спас нас не Задорожный,  а  то  обстоятельство,  что

Севастопольский  и  Ялтинский советы не могли договориться, кто

имеет преимущественное право поставить нас к стенке.

     По всей видимости, Ялтинский совет намеревался не  мешкать

с  расстрелом  всех  Романовых,  живших в Ай-Тодоре и Дюльбере.

Однако Севастополь, которому подчинялся Задорожный, ждал особых

инструкций на этот счет из Петрограда.

     В феврале 1918  года  разногласия  между  обоими  советами

обострились.   Задорожный   заставил  своих  узников  Ай-Тодора

перебраться в Дюльбер - серое,  похожее  на  крепость  здание,

обнесенное  высокой прочной стеной, которое было легче защищать

от нападения, чем изящный белокаменный дворец в Ай-Тодоре.

     - И  снова  мы  с  мужем  оказались  на  свободе.  Я   и

представить себе прежде не могла, что быть замужем за незнатным

человеком так выгодно.

     Однако  вскоре супруги пожалели об обретенной ими свободе.

Они остались в Ай-Тодоре одни  - во  власти  любых  случайных

налетчиков.  Не  могли они и связаться с кем-либо из обитателей

Дюльбера. Не желая рисковать, Задорожный приказал  своим  людям

бдительно  охранять имение днем и ночью. Иногда Великая княгиня

поднималась на гору, возвышавшуюся  над  Дюльбером,  в  надежде

кого-нибудь   увидеть.   Раз  или  два  ей  удалось  разглядеть

Императрицу- Мать.

     Постоянное  ощущение  опасности  для  их   жизни   оказало

благотворное  влияние  на  обитателей  Ай-Тодора. В Дюльбере им

приходилось  жить  бок  о  бок  с  Великими  князьями  Николаем

Николаевичем  и  Петром  Николаевичем,  чьих  жен недолюбливала

Императрица Мария Федоровна и ее дочери. Там  же  никаких  ссор

между  ними  не  возникало, и, как позже узнала от своей матери

Ольга Александровна, "черногорки" вели себя - лучше некуда.

     3 марта 1918 года был заключен Брестский мир. По  условиям

договора огромные территории в западной части России отдавались

Германии.   Одно   из   условий   предоставляло   немцам  право

оккупировать  Крым.   Ялтинский   совет   решил   ликвидировать

Романовых до прихода немцев.

     Разведчики Задорожного предупредили его о том, что ялтинцы

намерены    подвергнуть   Дюльбер   артиллерийскому   обстрелу.

Гигант-матрос, прекрасно сознавая, что, имея под своим  началом

сравнительно  немного  людей,  не  сможет  защитить  имение  от

нападения крупного отряда, рискнул  послать  в  Севастополь  за

подкреплениями.  Однако Ялта ближе к Дюльберу, чем Севастополь.

Доктор  Малама  предупредил  Великую   княгиню   и   полковника

Куликовского о неминуемой опасности.

     - В тот день я была так встревожена, что едва не лишилась

чувств,  - вспоминала  Ольга  Александровна.  - Муж пошел на

встречу с нашим вежливым  комиссаром,  который  совсем  потерял

голову.  Потом  к нам снова пришел доктор Малама. Едва он успел

присесть, как со стороны дороги  послышались  дикие  вопли.  Мы

кинулись  к  двери  и увидели нескольких татарок, бежавших мимо

нашего дома. Одна из них крикнула мне: "Они убьют нас всех!", и

в этот момент вернулся мой муж. Я завернула ребенка в одеяла  и

мы побежали к берегу.

     Несколько  часов  они скрывались среди скал. А потом стали

пробираться в сторону Дюльбера.  На  первый  взгляд,  все  было

спокойно.

     - Вы только представьте себе! Я, Романова, стояла у ворот

имения  и  умоляла  большевиков, чтобы они взяли меня в плен! К

тому времени стало почти темно.

     Часовые не хотели их впускать. Ольга и ее муж узнали,  что

за  несколько  часов до этого крупный отряд, прибывший из Ялты,

попытался проникнуть в крепость и увести с  собой  узников,  но

люди Задорожного отбили атаку.

     - Тогда ялтинцы пообещали вернуться на следующий день. На

обратном  пути  они  наткнулись  на  нашего  милого комиссара и

закололи его штыками.

     Иззябшие,  голодные,  измученные,  тревожась  за  здоровье

ребенка,  Ольга  Александровна  и  ее  муж стали подниматься на

другую гору в поисках убежища. В доме одного из  их  друзей  им

предоставили кров, пищу и постели.

     - Утром нас разбудили возбужденные голоса. У меня чуть не

разорвалось  сердце, когда я увидела улыбающееся лицо какого-то

человека, который сообщил нам, что ночью  врага  разбили.  Наши

родные в Дюльбере свободны.

     Оказалось,  что  по  приказу  кайзера  на  спасение членов

Императорской фамилии от ялтинского  отряда  и  расстрела  была

брошена  передовая  колонна  немецких  войск.  Немцы прибыли на

рассвете,  когда  ялтинские  налетчики  успели  сломать  ворота

крепости. Императрица Мария Федоровна и остальные члены фамилии

находились на волоске от смерти.

     - Я даже не знала, радоваться мне или печалиться. Надо же

такому  случиться!  Нас, Романовых, спасает от нашего же народа

наш злейший враг, кайзер! Что может быть унизительнее этого! -

свидетельствовала Великая княгиня.

     Немецкий  офицер,   командовавший   частью,   освободившей

Дюльбер,  намеревался расстрелять всех большевиков, в том числе

людей Задорожного и его самого, который только что вернулся  из

Севастополя.  Каково же было изумление немца, когда все Великие

князья принялись уговаривать его пощадить этих людей.

     - Этот немец, - сказала Великая княгиня, - должно быть,

подумал, что от долгого заточения мы рехнулись! Последний штрих

к гротескной этой картине добавила Мама. Полагая, что  Германия

все  еще  находится в состоянии войны с Россией, она отказалась

принять немецкого офицера, который спас ее от русской пули.

     Несколько дней спустя Задорожный и  его  матросы  покидали

Ай-Тодор. Они титуловали своих недавних пленников и целовали им

руки.

     - Я  глядела  им  вслед,  и  сердце  мое  было наполнено

глубокой благодарностью. Они вели себя порядочно. Они не только

спасли нам жизнь, но и возродили в нас веру в природную доброту

русского народа. По крайней мере, для  меня  это  было  гораздо

важнее, чем жизнь.

 

     С  немецкой  оккупацией в Крыму установилось некое подобие

мира. На первый взгляд,  Романовы  находились  в  безопасности,

однако  Ольга Александровна, несмотря на счастье, в котором она

купалась, предчувствовала  грядущие  невзгоды.  Довольно  скоро

предчувствия  ее сбылись. С севера стали просачиваться страшные

вести.  Происходили  массовые  аресты  и  убийства.  Петроград,

Москва  и  другие  города  были  схвачены удавкой Чека. В Крыму

стало  известно  о  ссылке  в  Сибирь  Великого  князя  Михаила

Александровича,  о  том,  что  за Урал отправили Великого князя

Сергея Михайловича и других, и, наконец, о том, что  Императора

вместе со всей его семьей перевезли в Екатеринбург.

     Однако,    несмотря    на   дурные   предчувствия,   Ольга

Александровна, жившая  с  Императрицей-Матерью  в  Гараксе,  на

побережье, гораздо ближе к Ялте, отказывалась верить "слухам" и

все  еще  "надеялась  на  лучшее".  Полные  нервного напряжения

месяцы, проведенные в Ай-Тодоре и Дюльбере, остались позади,  и

все  облегченно  вздохнули. Члены Императорской Фамилии гуляли,

работали в саду, ловили рыбу, а молодежь издавала  еженедельную

газету.  Великая  княгиня  что-то  упоминала  о  пикниках,  но,

отмечала она, "все мы должны были приносить  свои  продукты  -

из-за  нехватки продовольствия". Видя вежливое отношение к себе

со  стороны  немцев  и  дружелюбие  крымских  татар,  все  были

уверены,  что  это всего лишь своего рода промежуточный период,

после которого "что-то произойдет, они вернутся в свои дворцы и

забудут пережитый ими кошмар".

     - Действительно,  наша  трагедия  состояла  в  том,  что,

несмотря  на  ужасы,  свидетелями  которых мы были в 1917 году,

никто из нас не мог предвидеть террора 1918  года.  Я  полагаю,

именно  это  и явилось причиной крушения Дома Романовых: все мы

еще воображали,  будто  армия  и  крестьянство  придут  нам  на

помощь.  Это было слепотой и даже кое-чем похуже; многим из нас

заблуждение это стоило жизни! [Мало кто  из  Романовых,  помимо

тех,  кто  уехал  в  Крым,  Великого  князя Димитрия Павловича,

высланного в Персию (после убийства Распутина) и троих  сыновей

Великого   князя   Владимира  Александровича  пережили  Красный

террор.]

     Некоторая видимость мира в Крыму исчезла до того, как 1918

год подошел к концу.  После  поражения  Германии  немцы  начали

выводить  свои  войска  с  Крымского полуострова. Дорога в Крым

была открыта.  Правда,  в  гавани  Севастополя  стояли  корабли

союзников,    однако    спорадические    попытки   организовать

сопротивление большевикам могли задержать, но ни в коем  случае

не  остановить их продвижение на юг. Белые армии, действовавшие

на Дону и в Кубани, были разъединены и  не  имели  перед  собой

единой  цели.  Одни  выступали  за  республику.  Другие  - за

реставрацию монархии. Третьи оставались нейтральными.  Всем  им

недоставало  оружия  и боеприпасов. К февралю 1919 года Красная

армия  захватила  всю  Украину  и  угрожала   Одессе,   занятой

французами.

     Время от времени Вдовствующая Императрица принимала у себя

высших  британских офицеров, и все они настойчиво рекомендовали

ей покинуть Крым на борту английского корабля.

     - Но  Мама  оставалась   непреклонной.   Она   неизменно

отвечала,  что долг ее остаться в России. Ей претила сама мысль

о бегстве. Кроме того, она не верила  тому,  что  она  называла

"слухами  о  Екатеринбургских  убийствах".  Фактически  мы  все

думали так же, как она.

     Великая княгиня снова  ожидала  ребенка.  Она  ни  в  коем

случае  не сбрасывала со счетов опасности, грозившие Крыму. Она

разрывалась на две части. Долг перед родительницей,  на  первый

взгляд,  требовал,  чтобы  она оставалась в Гараксе. Но у Ольги

Александровны появились и  другие  обязанности,  и  поэтому  ей

необходимо было перебраться в более безопасное место.

     - Передо  мной стоял страшно тяжелый выбор. В довершение

всего, Сандро, который один мог мне помочь, успел покинуть Крым

на борту британского  корабля.  Он  намеревался  отправиться  в

Париж,   чтобы  убедить  руководство  Франции  в  необходимости

бороться  с  большевицкой  опасностью.  Я  была  дочерью  своей

матери. Но я, кроме того, была еще женой и матерью.

     В  конечном  счете  Ольга  Александровна  решила  с  мужем

отправиться  на  Кавказ,  где  Красную  армию  разбил   генерал

Врангель.   Однако   Императрица   Мария  Федоровна  отказалась

покинуть Гаракс, заявляя при этом, что долг Ольги - оставаться

с нею и обвиняла полковника Куликовского во всем, что он сделал

и чего не сделал.

 

     Направляясь на Кавказ, их немногочисленная группа села  на

пароход,  плывший  в Новороссийск, почти ничего не взяв с собой

из багажа. Их было пятеро: сама Великая  княгиня,  ее  муж,  их

сын,  горничная  Мимка и Тимофей Ячик, их верный телохранитель.

Родом с Кавказа, он стал их проводником и оказал им  неоценимые

услуги.    Долгое    и    утомительное   путешествие   началось

своевременно. [В апреле 1919 года французы оставили Одессу; это

позволило  Красной  Армии  занять  Перекопский   перешеек,   от

которого до Крымского побережья было рукой подать. Вдовствующая

Императрица,  жившая  в  Гараксе,  наконец-то  сдалась. Получив

срочное письмо от королевы Александры, она уехала в  Англию  на

британском  корабле "Мальборо", настояв на том, чтобы англичане

согласились эвакуировать всех ее друзей, живших в  окрестностях

Ялты. Хотя это расходилось с инструкциями Адмиралтейства, такое

ее  требование  было  выполнено.  Вместе с дочерью Ксенией и ее

детьми, а также с В.к. Николаем и В.к. Петром  Николаевичами  и

остальными  Романовыми  императрица  Мария  Федоровна  оставила

Крым. "Мальборо" вышел из  Ялты  11  апреля  1919  года.  Когда

корабль   поднимал   якорь,  мимо  него  проходил  транспорт  с

войсками. Очевидно,  на  "Мальборо"  был  поднят  Императорский

штандарт,  поскольку  солдаты  на  борту  транспорта  встали по

стойке "смирно" и запели гимн "Боже, Царя храни".  Вдовствующая

Императрица  стояла  на  палубе  британского  корабля  и махала

солдатам рукой до тех пор, пока  они  не  исчезли  из  вида.  В

памяти  всех тех, кто наблюдал эту сцену, она запечатлелась как

лебединая песня по милому и невозвратному прошлому.]

     Приплыв в Новороссийск, они поехали на  вокзал  в  надежде

попасть  на  поезд,  отправляющийся  в  Ростов.  Оказалось, что

поездов очень мало и все  они  забиты  солдатами,  стремящимися

вступить  в ряды Белой армии. Видя, что все их надежды рухнули,

полковник Куликовский и его жена направились к сараю в  стороне

от  платформы,  чтобы  там переночевать, но совершенно случайно

натолкнулись  на  генерала  Кутепова.  Узнав  Великую  княгиню,

несмотря на ее растрепанные волосы и поношенную одежду, генерал

тотчас  же  предложил  ей  и  ее  спутникам  свой вагон и велел

прицепить его к составу, с минуты на минуту отправлявшемуся  на

Ростов.

     -  Мы   чувствовали   себя  на  вершине  блаженства,  -

вспоминала Ольга Александровна, - хотя в вагоне было множество

клопов и других паразитов.

     Наступление армии Деникина действительно очистило  Область

Войска Донского от красных. Однако путешествовать по тем местам

было  далеко  не  безопасно. Расправы, которые устраивала Белая

армия во время своего наступления, отнюдь не расположили к  ней

местных    обывателей,   чем   не   преминули   воспользоваться

большевицкие агенты. Каким-то образом населению стало  известно

о  том,  что  на таком-то поезде едет Царская сестра. На каждой

остановке - а их было множество - собирались  толпы  крестьян

и,  вытянув  шеи,  разглядывали  маленькую,  хрупкую  женщину в

грубой, рваной одежде, на голове - мятый  платок  - которая

сидела  у окна с младенцем на руках. Глядели молча, без улыбки.

На одной из станций кто-то попытался отцепить их вагон. Если бы

не находчивость  полковника  Куликовского,  который  по  крышам

добрался  до  паровоза  и  сообщил  об  этом машинисту, который

остановил состав и исправил сцепку, быть бы беде.

     Ростов  встретил  их   неприветливо.   Деникин   отказался

встретиться с Великой княгиней.

     - Мы рассчитывали, что он проявит к нам сочувствие, но он

не захотел  сделать  этого.  Генерал  прислал  к нам ординарца,

который  сообщил  нам,  что  в  Ростове   мы   не   нужны,   -

свидетельствовала она.

     Тогда   Ячик   предложил  им  поехать  к  нему  в  станицу

Новоминскую,  что  в  Екатеринодарском  крае.  Там  его   семья

позаботится  о  Великой  княгине и ее спутниках. Из Ростова они

уехали на поезде, потом пересели на подводу,  а  конечной  цели

достигли  пешком.  Но  после Ростова и иных городов Новоминская

показалась  им  раем.  Они  смогли  там  снять  хату,  а   одна

крестьянка  согласилась  приходить  и  помогать  по  хозяйству.

Спустя месяца полтора после приезда в станицу  Великая  княгиня

родила  второго сына. Врачей в округе не было, и роды принимала

какая-то крестьянская женщина.

     Для Ольги и ее мужа лето прошло в  приятных  заботах.  Она

научилась  трудиться  на  огороде, обрабатывать землю и полоть,

молоть кукурузу, купленную у соседа-станичника. Она пекла хлеб,

стирала  одежду,  какая  у  них  сохранилась,  кормила   грудью

новорожденного сына и ухаживала за Тихоном. Часто ходила босая.

Муж  работал  в  соседнем  хозяйстве и заработную плату получал

натурой. Ни голода, ни жажды они не испытывали, у них  были  их

сыновья,  каждый  день  до  них  доходили вести о новых победах

генерала Деникина. К концу июня он изгнал красных из  Восточной

Украины.  Крым снова стал свободным. В августе Деникин захватил

Одессу и Киев. В сентябре его войска заняли Курск  и  наступали

на  Воронеж  и  Орел.  До  Москвы  оставалось  триста  верст  с

небольшим.

     Однако взятие Орла оказалось последним успехом деникинских

войск. Коммуникации его армий были нарушены. Эксцессы его людей

восстановили население против белых. Когда в октябре 1919  года

Красная  армия  начала  контрнаступление,  о  победах  Деникина

забыли. К ноябрю  красные  снова  захватили  Киев.  Деникинская

армия,   ставшая  неуправляемой,  перестала  быть  фактором,  с

которым следовало считаться.

     Холодной ноябрьской ночью в  хату,  в  которой  жила  чета

Куликовских,  прискакали  четыре казака из соседнего гарнизона.

Они сообщили, что передовые отряды красных появились неподалеку

от Новоминской. Времени нельзя было  терять.  Супруги  закутали

своих  сыновей,  захватили  скарб,  какой  смогли  унести,  и в

сопровождении Мимки бежали из станицы.

     Следующие два месяца были  периодом  неописуемых  лишений,

опасностей  и  испытаний,  потребовавших  от  них, по существу,

спартанской  стойкости.  Четыре  казака,   рискуя   собственной

жизнью,   сопутствовали   семье  Великой  княгини,  бежавшей  к

Черноморскому   побережью.   Была   зима,   ночевать    нередко

приходилось  в  заброшенных амбарах и, заглядывая в осунувшееся

личико младенца, Ольга  задумывалась  над  тем,  сумеет  ли  он

выжить.

     По  всей  стране бушевала война. Крупных сражений не было,

шли бесконечные стычки между шайками красных и  белых,  которые

жгли,  грабили  и  убивали,  ни  в  чем  не уступая друг другу.

Однажды  беглецам  удалось  сесть  в  поезд,  но,  узнав,   что

следующая  станция  в  руках  красных,  верные  казаки  на ходу

высадили из поезда Великую княгиню и ее малолетних сыновей.  по

стылому  полю  они добрались до деревни, чтобы оттуда добраться

до Ростова.

     Ростов был занят белыми, но к нему подходили большевики, и

начальник станции грозился  взорвать  поезд.  Один  из  четырех

казаков,  сопровождавших  Великую княгиню и ее семейство, вынул

револьвер и закричал  на  железнодорожника:  "Если  через  пять

минут поезд не отправится, я вышибу тебе мозги".

     В  Новороссийске  стояло несколько британских кораблей, но

город был заполнен  многими  тысячами  оборванных,  исхудавших,

голодных  беженцев,  пытавшихся  спастись от красного террора и

надеявшихся на то, что их  эвакуируют.  Великая  княгиня  и  ее

спутники  увеличили  число  этих отчаявшихся, голодных людей. У

них не нашлось денег даже для того, чтобы купить кринку молока.

Маленькие сыновья Ольги Александровны походили на скелетики,  а

в городе свирепствовал тиф.

     Великая  княгиня со своими сопровождающими нашли убежище в

датском  консульстве,  и  без  того  забитом  беженцами,  среди

которых  была труппа цирковых артистов из Москвы, но тиф проник

и сюда.

     - Те из  нас,  кто  был  здоров,  уступили  свои  кровати

больным и спали на полу. Я страшно волновалась за мужа и детей.

О  себе  я  не беспокоилась. Я насмотрелась столько ужасов, что

внутри меня словно что-то умерло. Но я должна была жить.

     Однажды утром, не успев прийти в себя после  ночи,  полной

мучений,  Ольга  Александровна услышала знакомый голос, который

пел английскую песенку:

     "На свете лучше не сыскать,

     На свете лучше не сыскать Ичику, Ичику, Ичику..."

     Ольга вскочила со стула. Ей показалось,, что она сходит  с

ума.  Но  это  действительно был Джимми, который напевал глупую

песенку, которую она слышала  от  него  в  Ольгине  в  те  дни,

которые   навсегда   канули   в  вечность.  Джимми  теперь  был

флаг-капитаном  Джеймсом  на  флагманском  корабле  флота   его

величества  "Кардифф"  под вымпелом контр-адмирала сэра Джорджа

Хоупа, только что отшвартовавшемся  у  причала  Новороссийского

порта. Первое распоряжение, которое он получил, сойдя на берег,

состояло  в  том,  чтобы проверить, справедлив ли слух, будто в

городе находится сестра Государя, а если это так,  то  отыскать

ее.

     Хотя  оба были похожи на оборванцев, Ольга Александровна и

ее супруг приняли приглашение на чай на борту  "Кардиффа".  Там

ей  подарили  целый  отрез  синего  флотского  сукна  - "самый

чудесный подарок. Я сразу же принялась шить нам всем костюмы, и

наконец-то мы стали  выглядеть  вполне  прилично".  [Много  лет

спустя  после  этого  случая  вице-адмирал  сэр Томас Н. Джеймс

рассказал мне о посещении Великой княгиней крейсера  "Кардифф":

"Она  увидела  у  меня в каюте фотографию, которую она подарила

мне в Ольгине. Это была групповая фотография, среди  прочих  на

ней был и Великий князь Михаил Александрович. Посмотрев на нее,

Ольга  заявила:  "я уверена, что он жив". я спросил, где, по ее

мнению  он  может  находиться.  Она  ответила:  "Думаю,  он   в

Гонконге". Я вспомнил статью в "Таймс", в которой сообщалось об

убийстве  Великого  князя в Сибири, но не осмелился сообщить ей

эту трагическую весть".]

     Перед самым отъездом из Новороссийска Ольга  Александровна

узнала  о  том,  что  "тетя  Михен"  - Великая  княгиня Мария

Павловна - с риском для жизни вырвалась с Кавказа.

     - Я отправилась к ней. Я была поражена,  узнав,  что  она

приехала в Новороссийск в собственном поезде, прислуга которого

состояла из ее людей, и в сопровождении своих фрейлин. Несмотря

на  все  опасности  и лишения она до кончиков ногтей оставалась

Великой княгиней. Наша семья не очень-то любила тетю Михен,  но

я  гордилась ею. Вопреки всем невзгодам она упрямо цеплялась за

все атрибуты былого величия и блеска. И каким-то образом у  нее

это  получалось  великолепно.  В  условиях, когда даже генералы

считали себя счастливчиками, если им удавалось раздобыть телегу

и старую клячу, тетя Михен совершила долгий путь на собственном

поезде. Конечно, вагоны были старые, расшатанные, но  это  были

ее  вагоны.  Впервые  в жизни я с удовольствием расцеловалась с

нею. [Покинув Россию в феврале 1920 года, Великая княгиня Мария

Павловна отправилась в Швейцарию, но спустя  несколько  месяцев

умерла.]

     Однажды  февральским  утром  Ольга Александровна вместе со

своим  домочадцами  наконец-то  поднялась  на  борт   торгового

корабля,  который  должен  был  увезти  ее  из  России  в более

безопасное место. Хотя судно было набито беженцами, они, вместе

с другими пассажирами, занимали тесную каютку.

     - Мне не верилось, что я покидаю родину навсегда. Я  была

уверена, что еще вернусь, - вспоминала Ольга Александровна. -

У меня было чувство, что мое бегство было малодушным поступком,

хотя  я  пришла  к этому решению ради своих малолетних детей. И

все-таки меня постоянно мучил стыд.

     Через двое суток судно  оказалось  в  турецких  водах,  но

Великой  княгине не разрешили сойти на берег. Вместе с тысячами

беженцев она оказалась в лагере для интернированных на  острове

Принкипо,   находившемся   в   Мраморном   море.  первое,  чего

потребовали турецкие власти, это дезинфекция одежды беженцев.

     - Дезинфекция была  необходима,  - невесело  улыбнулась

Великая княгиня, - но операция эта проделана была так поспешно

и  небрежно, что одежда приобрела весьма неказистый вид, а наша

обувь ужасающим образом ссохлась.

     К счастью, пребывание на острове Принкипо оказалось весьма

непродолжительным, но было сопряжено с лишениями  - нехватало

еды,  а иной раз и воды, санитарные условия были кошмарными. Но

ничто не сломило Великую княгиню. Она организовала своеобразный

комитет и, несмотря на их бедность, беженцы собрали свои  гроши

и  послали Георгу V телеграмму, в которой благодарили короля за

то, что он направил свои суда и помог им выехать из России.

     Тут  я  не  удержался  от  того,  чтобы  прервать  Великую

княгиню:

 

     - Но почему вы не отправили ему телеграмму от себя лично?

Он же  был  вам  двоюродным братом. Оказаться интернированной в

лагере для обыкновенных беженцев...

     Великая княгиня чуть ли не сердито покачала головой:

     - Они не  были  обыкновенными  беженцами.  Все  они  были

людьми.  Насколько  мне  известно,  большинству из них пришлось

перенести гораздо более тяжелые испытания, чем те,  что  выпали

на мою долю. Кроме того, я была женой обыкновенного человека, и

мой муж и наши сыновья находились в этом лагере.

     Но,  хотя  Ольга  Александровна и не подумала о том, чтобы

обратиться за помощью к королю, за нее хлопотал ее старый друг.

Джимми  успел  написать  капитану  первого  ранга   У.У.Фишеру,

начальнику    штаба    британской    Верховной    комиссии    в

Константинополе, и через две или три недели Ольге Александровне

и  ее  домочадцам  разрешили   покинуть   остров   Принкипо   и

перебраться   в   Константинополь.  Оттуда  они  направились  в

Белград, где король Александр оказал им теплый прием.

     - Истории  свойственна  ирония.  Надо  же  было   такому

случиться: я, внучка Царя, освободившего Сербию и Черногорию от

турецкого  владычества, оказалась в сербской столице в качестве

измученной, терпящей нужду беженки. Но как добры к нам были все

сербы!

     Король Александр надеялся, что Великая княгиня изберет его

страну в качестве новой родины. Ольга  Александровна  не  прочь

была  сделать это, но она была нужна родительнице, поселившейся

в Дании. Вот  почему,  отдохнув  две  недели  в  Сербии,  Ольга

Александровна вместе с мужем отправилась в Копенгаген.

     - Мы приехали туда в страстную пятницу 1920 года. Я была

счастлива снова увидеться с Мама, но всем нам было  грустно.  В

душе  мы  понимали, хотя не осмеливались высказаться вслух, что

остаток своих дней нам придется провести в изгнании.

 

СОДЕРЖАНИЕ РАЗДЕЛА: Великая княгиня Ольга Александровна (дочь императора Александра 3)

 

Смотрите также:

 

Сон Пьера Жильяра

Вчера Пьер получил письмо от великой княгини Ольги Александровны, сестры императора Николая II, живущей в Дании

 

 Александр 3 Третий   Император Александр Третий  Император Александр 3 Александрович

 

Портрет Александра 3  Гравюра. Император Александр Третий

 

 Император Николай Второй  Коронация. Миропомазание Николая 2 в Успенском соборе...

 

Портрет императора Николая 2. Картины Серова  Портрет императора Николая 2 - картина Репина

 

Распутин и Николай II   Из дневника Николая 2 Второго

 

Свержение монархии. Отречение Николая 2 Второго от престола  Николай 2. Расстрел последнего царя