Дали. Анри Матисс. Пикассо

  

Вся электронная библиотека >>>

 Дневник Сальвадора Дали >>>

 

 Великие художники

художник ДалиСальвадор Дали

 


Разделы: Живопись: картины великих художников

Биография и картины Сальвадора Дали

Скачать:     Электронный альбом С.Дали (7,5 Мб)

 

1955

 

Декабрь

 

Париж, 18 декабря

 

Апофеоз Дали в храме науки перед восхищенной толпой. Я еле

пробрался туда на своем "роллс-ройсе", забитом цветной капустой,

меня приветствовали тысячи фотовспышек. Я выступал в большой аудитории

Сорбонны. Робеющая публика ждала от меня пророчеств. И она их

услышала. Я решил рассказать о самых бредовых подробностях моей

жизни, ибо Франция - самая образованная, самая рациональная страна

в мире. Тогда как я, Сальвадор Дали, приехал из Испании - страны

самой мистической в мире...Эти первые мои слова вызвали бурные

аплодисменты, ибо никто так не чувствителен к комплиментам, как

французы. Образованность и интеллигентность, сказал я, более всего

уводят нас в сумрак скептицизма, смысл которого состоит в том,

чтобы свести все к гастрономической, прустовской туманности. По

этой причине необходимо, чтобы время от времени в Париж приезжали

такие испанцы, как Пикассо и я, предъявляя французам сырой и кровавый

срез реальной жизни.

 

При этих словах в зале заволновались. Я завоевал их.

 

Затем на одном дыхании я произнес следующее: Один из последних

самых крупных современных художников - без сомнения Анри Матисс,

но Матисс - один из последних наследников Французской революции,

воплощение триумфа буржуазии и буржуазных вкусов. Бурные аплодисменты.

Я продолжал: последствия развития новейшего искусства привели

нас к максимальному рационализму и скептицизму. Нынешние молодые

художники верят в "ничто". Совершенно естественно, что один ни

во что не верит, другой создает это "ничто", являющееся объектом

всего современного искусства, в том числе и абстракционизма, и

академизма, за исключением работы группы американских художников

из Нью-Йорка, которая, несмотря на отсутствие традиций и инстинктивный

пароксизм, очень близка новой мистической вере, которая окончательно

оформится, когда мир осмыслит прогрессивное значение ядерной физики.

Во Франции, стоящей на позициях, диаметрально противоположных

нью-йоркской школе, мне известен только один пример - художник

- и это мой друг - Жорж Матье, который благодаря своему монархическому

и космогоническому атавизму выработал позицию, представляющую

собой полную противоположность академической новой живописи.

 

С этой точки зрения надо особо подчеркнуть важность моих открытий.

Как я понимал, мне нечего было больше сообщить этой псевдонаучной

интеллигенции. Я знал, что я - плохой оратор и, тем более, не ученый,

но аудитория состояла из ученых и, в частности, специалистов по

морфологии, которые были способны понять ценность и творческий

характер моих фантазий.

 

В возрасте девяти лет, продолжал я, я жил в Фигерасе, в моем родном

городе. Как-то сидя почти совершенно раздетым за обеденным столом,

я облокотился на него и чуть было не заснул, но молоденькая горничная

следила за мной. На столе были рассыпаны крошки засохшего хлеба,

которые больно впивались в кожу локтя. Такая боль походит на лирическое

состояние, которое обычно вызывает пение соловья - пение, заставляющее

меня рыдать от восторга. Почти сразу же я заметил, что меня, как

в горячечном бреду, преследует вермееровский образ "Кружевницы",

репродукция которой висела на стене отцовского кабинета. Я всегда

мог рассматривать эту репродукцию через приоткрытую дверь. В это

же время я думал о роге носорога. Позже мои друзья расценивали

эти фантазии как бред, и это была правда, Случилось так, что я,

будучи уже взрослым молодым человеком, потерял репродукцию "Кружевницы"

в Париже. Я был так расстроен, что не мог есть, пока не нашел

замену.

 

Публика слушала меня, затаив дыхание. Я попытался объяснить, как

мои постоянные занятия Вермеером и, в частности "Кружевницей",

привели меня к решительным действиям. Я специально попросил в

Лувре разрешения сделать копию этой картины. Утром я приехал в

Лувр, думая о роге носорога. К великому удивлению друзей и главного

хранителя, рисунок рога появился на приготовленном мною холсте.

 

Напряжение моей публики разрядилось во взрыве смеха, тотчас перешедшем

в аплодисменты. Откровенно говоря, заключил я, я предполагал,

что это произойдет.

 

Затем репродукция "Кружевницы" была показана на экране, и я смог

объяснить, что более всего действует на меня в этой картине: все

сходится точно на месте изображения иглы, которая на самом деле

не написана и ее присутствие скорее предполагается. А остроту кончика

иголки я ощутил на собственном локте, проснувшись от этого болезненного

ощущения в разгар самой райской моей сиесты. До сих пор "Кружевницу"

считали тихой, спокойной картиной, но для меня она обладает мощной

художественной силой, которую можно разве что сравнить с энергией

недавно открытого антипротона.

 

Затем я попросил ассистента показать на экране мою копию. Все

встали, аплодируя и восклицая: "Она лучше оригинала! Несомненно!"

Я объяснил, что, делая эту копию, я поначалу ничего не понимал

в картине, и понадобилось целое лето работы, чтобы осознать, что

я инстинктивно воспроизвел самые правильные и четкие линии. Столкновение

хлебных крошек и корпускул вызвало к жизни образ кружевницы. Я

решил, что продолжу работу: мои "носорожьи" идеи обрели такую

ясность, что я послал Матье телеграмму: "На сей раз уже не Лувр.

Я должен изобразить живого носорога".

 

Чтобы разрядить атмосферу и вернуть моих слушателей в мир реальности,

ибо они явно были сбиты с толку, я показал фотографию, на которой

мы с Гала купаемся в заливе у Кап-Круса. На переднем плане репродукция

"Кружевницы", остальные пятьдесят репродукций были разбросаны по

оливковой роще, постоянно приглашая к новым размышлениям над этой

проблемой, значение которой чрезвычайно важно, так как именно

в это время я углубился в изучение морфологии подсолнуха, в связи

с которым Леонардо да Винчи уже сделал ряд очень интересных наблюдений.

Тем летом 1955 года я открыл, что в точках сочленения лепестков,

формирующих подсолнух, просматриваются совершенные очертания носорожьего

рога. В настоящее время морфологи не совсем уверены, что лепестки

подсолнуха представляют собой точные логарифмические кривые. Тем

не менее я смог уверить аудиторию в Сорбонне, что с точки зрения

логарифмической кривой в природе нет более совершенного экземпляра,

чем кривая рога носорога.

 

Продолжая исследование подсолнуха и других кривых, более или менее

близких к логарифмическим, я стал легко различать видимые контуры

"Кружевницы" и ее атрибутов, ее прически, ее подушечки, исполненной

в духе дивизиониозма Сера. В каждом подсолнухе я находил приблизительно

пятнадцать вариантов "Кружевниц", наиболее близких к вермееровскому

оригиналу.

 

Вот почему, продолжал я, когда я впервые увидел репродукцию "Кружевницы"

и живого носорога вместе, я представил себе, что если бы между

ними завязалась борьба, то победила бы "Кружевница", ибо с точки

зрения морфологии она представляет собой рог носорога.

 

Смех и аплодисменты сопровождали первую часть моей лекции. Мне

осталось только предъявить аудитории бедного носорога, несущего

на носу крошечную "кружевницу", которая сама по себе и есть его

рог, обладающий громадной духовной силой, ибо, не имея ничего

общего со звериным обликом животного, "кружевница" является символом

абсолютной монархии и целомудрия. Холст Вермеера - прямая противоположность

произведениям Анри Матисса, идеального примера слабости, и талант

последнего, его живопись не так целомудренны, как творчество Вермеера,

который как бы не притрагивается к сущности объекта изображения.

Матисс же деформирует реальность, трансформирует и доводит ее

изображение до примитивности.

 

Осторожно, дабы не дать моей аудитории возможности отклониться

от направления моих размышлений, я показал мою картину "Hypercubicus

Christ" - пример более или менее привычной картины, в которой

мой друг Робер Дюшарне, снимавший в это время фильм под названием

"Необычайные приключения кружевницы и носорога", усмотрел лицо

Гала, образованное восемнадцатью носорожьими рогами.

 

На сей раз за моими разглагольствованиями не последовало одобрительных

"браво" или "ура!", но они возобновились, когда я добавил, что

некоторые видят явную евхаристическую связь между хлебом и  ногами

Христа, усматриваемую с точки зрения и значения, и морфологии

формы. Всю жизнь я был одержим идеей раскрытия смыслового значения

хлеба, который изображал бессчетное множество раз. Если анализировать

некоторые кривые в моем "Corpus hypercubicus", можно увидеть божественную

кривую рога носорога, который является сущностной основой всего

целомудренного и художественного. Тот же рог, продолжал утверждать

я, указывая на экран, на котором в этот момент была моя картина

с изображением размягченных часов, можно уже обнаружить в этом

раннем далиниевском произведении.

 

"Почему часы мягкие?" - спросил один из присутствующих.

 

"Мягкие или твердые, - ответил я, - это не имеет значения. Важно,

что они показывают правильное время." В картине уже есть признаки

рогов носорога, которые намекают на постоянную дематериализацию,

которая постепенно трансформируется во мне в нечто абсолютно мистическое.

 

Нет, разумеется, рог носорога - не романтического дионисийского

происхождения. Напротив, он содержит аполлоновское начало, как

я понял при изучении формы шеи в портретах Рафаэля. Анализируя,

я обнаружил, что все в них состоит из кубов и цилиндров. Рафаэль

компоновал кубы и цилиндры - формы, подобные логарифмическим кривым,

наблюдаемым в роге носорога.

 

Для подтверждения сказанного был показан слайд с моей копией

картины Рафаэля, в которой явно просматривалось влияние моей

навязчивой идеи о носорогах. Эта картина "Распятие" - один из

высочайших образцов конической организации поверхности. Как

уже отмечалось, это не тот рог носорога, который мы находили

у Вермеера (у которого он обладает значительно большей силой)

- нет, это рог, который можно было назвать неоплатонической

диаграммой, сделанной на основе этой картины и выявляющей в

ней самое существенное,- это диаграмма, в которой все фигуры

разделены в соответствии с божественным монархическим

отношением Лукаса Пачелли, постоянно использующего в своих

рассуждениях по эстетике слово "монархия", ибо пять

правильных фигур полностью подчинены абсолютной сферической

монархии.

 

Вновь аудитория слушала меня, затаив дыхание. Я преподнес ей еще

одну суровую истину. На экране фотография, на которой носорог,

снятый сзади; я проанализировал ее чуть раньше, чтобы доказать,

что это ничто иное,как удвоенный подсолнух. Носорог не удовлетворяется

только ношением самых прекрасных логарифмических кривых на оконечности

своего носа, в дополнение ко всему на теле он носит своего рода

галактику логарифмических кривых в форме подсолнуха.

 

Раздались возгласы: "Браво!" Аудитория вновь была у меня в руках.

Все мы пребывали в состоянии чистого далинизма. Это был поистине

миг прозрения.

 

Изучив морфологию подсолнуха, сказал я, я понял, что его основные

точки, кривые и тени обладают безмолвностью в полном соответствии

с глубокой меланхолией самого Леонардо. Затем я подумал про себя,

не слишком ли это толкование механистично. Динамический покров

подсолнуха не позволяет мне увидеть в нем "Кружевницу". Я изучал

этот вопрос, когда рассматривал фотографию кочана цветной капусты.

Я понял: морфология цветной капусты идентична морфологии подсолнуха,

поскольку и она состоит  из правильных логарифмических кривых

- лепестков, но ее розетка обладает особой, почти ядерной энергией.

Напряжение распускающегося плода сходно с упрямым менингитическим

лбом, который я так страстно люблю в "Кружевнице". Я приехал в

Сорбонну на "роллс-ройсе", заполненном капустой, но в это время

был не сезон для полноценных больших ее головок. Надо подождать

до марта. Самая большая из найденных мной головок была сфотографирована

под определенным углом. Я дал слово чести: когда снимок будет

готов, все увидят в нем "кружевницу".

 

Совершенное безумие охватило зал. теперь уже следовало рассказать

им что-нибудь забавное. Я решил вспомнить историю о Чингиз-хане.

Однажды Чингиз-хан услышал соловьиное пение в райском уголке,

где он хотел быть похороненным. На следующий день он увидел во

сне белого носорога-альбиноса с красными глазами. Он счел этот

сон дурным предзнаменованием и отказался от завоевания Тибета.

Не напоминает ли это детские впечатления, которые, как вы помните,

тоже начинались с пения соловья, предшествовавшего появлению навязчивой

идеи о "кружевнице", крошках сухого хлеба и рога носорога? Изучая

жизнь Чингиз-хана я получил приглашение выступить с лекцией от

Мишеля Чингиз-хана - постоянного генерального секретаря Международного

центра эстетических исследований. Для меня с моей репутацией и

врожденными империалистическими склонностями это оказалось естественным

совпадением.

 

Другая история. Спустя два дня я столкнулся с другим, более печальным

совпадением. Я обедал с Жаном Кокто и рассказывал ему о предмете

нашего разговора, как увидел, что он побледнел.

 

"Что смутило тебя в моих словах?"

 

И перед зачарованной аудиторией, которая пребывала в состоянии

крайнего возбуждения, я помахал в воздухе "предметом" - это был

фитиль, которым булочник Вермеера разжигал печь в своей пекарне.

Вермеер, у которого не было денег, чтобы заплатить булочнику,

обычно давал ему в обмен на хлеб картины или какие-то вещицы,

и пекарь разжигал ими печь. Этот предмет из Дельфта состоял из

птички и рога, правда, не носорожьего, но

видимо , более или менее правильного логарифмического типа и принад-

лежавшего какому-то другому животному. Это чрезвычайно редкая

вещица, ибо о Вермеере, кроме свидетельства об этой вещице,ничего

неизвестно.

 

Публика, сидящая в зале, как только я упомянул имя Жана Кокто,

заволновалась, в связи с чем я должен был сказать, что преклоняюсь

перед членами Французской академии. Этого было довольно, чтобы

вызвать аплодисменты. Я преклоняюсь перед членами Французской

академии особенно с тех пор, как один из самых знаменитых членов

академии Испании, философ Эуженио Монтес сказал мне нечто такое,

что мне очень понравилось, ибо я всегда считал себя гением. Он

сказал : "Дали ближе всех к божественному Раймондо Лульо."

 

Шквал аплодисментов приветствовал эту цитату.

 

Я успокоил аудиторию и добавил: "Я думаю, что после моих

сегодняшних повествований они поняли, чтобы перейти от "кружевницы"

к подсолнуху, от подсолнуха к носорогу, от носорога к цветной

капусте, действительно нужно что-то иметь в голове."

 

СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ:  Воспоминания Сальвадора Дали

 

Смотрите также:

 

 Сальвадор Дали. Творчество и картины Сальвадора Дали

 

 художник Сальвадор Дали. Сто Великих

 

 Сальвадор Дали. ЭТО УДИВИТЕЛЬНО! СЮРРЕАЛИСТ И ГЕНЕТИКА

 

 ЖИВОПИСЬ. СЮРРЕАЛИЗМ. У истоков сюрреализма. Сальвадор Дали

 

 Испанский художник Сальвадор Дали. Биография и картины художника ...

 

 Предчувствие гражданской войны. Сальвадор Дали. Юрий Шевчук

 

 ДАЛИ. Биография и творчество Дали. Книга Зримая женщина.

 

 Сюрреализм. История сюрреализма. Влияние сюрреализма. Сюрреализм и ...

 

 Искусство и художник. Основы истории искусств