Центр и периферия Приильменья: особенности социально-политического развития В. Я. Конецкий

  

Вся Библиотека >>>

Русская культура >>>

Новгородика

Новгород и Новгородская земля

 


 

Приильменье


История и археология

 

8/94

 

Центр и периферия Приильменья: особенности социально-политического развития

 

 

В. Я. Конецкий

 

Возникновение Новгорода и формирование государственности на территории Северной Руси относится к кругу проблем, представляющих безусловный интерес для специалистов по древнерусской истории. Данные вопросы имеют большую историографическую традицию, которую детально проанализировать в рамках данной статьи не представляется возможным. Однако, в конечном счете, все разнообразие точек зрения сводится к различной оценке роли внешних и внутренних факторов в ходе указанных процессов. Если для историков XIX — первых десятилетий XX вп. важную роль в построениях обычно играло летописное «Сказание о призвании варягов», то с конца 30-х и, особенно, в 50-е годы абсолютно доминировали рассуждения в русле концепций автохтонизма и антинорманизма. Лишь в последние десятилетия, особенно в связи с изучением генезиса древнейших городов и функционирования трансконтинентальных торговых путей, и в первую очередь Балтийско-Волжского, в ряде работ внешним факторам формирования Древнерусского государства вновь стало придаваться важное значение'.

Нынешний этап изучения данных вопросов характеризуется привлечением обширного круга археологических материалов, происходящих не только из города, но и in его широкой округи. Это создает возможность впервые представить фон, на котором происходит формирование будущего центра Северной Руси. Существенное расширение источниковой базы, происходящее за счет археологических данных, позволяет в ряде случаев оценить в новом контексте уже давно известные сведения письменных источников

В предлагаемой работе мы ХОТИМ обратить внимание на существенную специфику социально политического развития центра и периферии   Прппльмеш.я  в  конце  I тыс. н.  э.

Данное обстоятельство является серьезным аргументом против размещения здесь в догосударственный период единого социального организма — племенного союза «ильменских словен». Вместе с тем, отмеченные различия позволяют более объективно оценить ход исторического процесса в рассматриваемом регионе и не могут не учитываться при создании моделей формирующейся здесь раннегосударственной структуры.

Важнейшим исходным условием для рассмотрения вопросов возникновения города и государства в Северной Руси является объективная характеристика славянского расселения в данном регионе в первой половине IX в., т. е. времени, непосредственно предшествующем интересующим нас событиям.

Согласно современным представлениям, время появления славян на Северо-Западе по данным письменных источников определяется VIII в., чему не противоречат и археологические материалы. С этого периода в лесной зоне Восточной Европы распространяется специфический набор хозяйственно-бытового инвентаря, характеризующий только славянскую культуру и ранее фиксируемый на бесспорно славянских территориях2. Для Приильменья эти новые черты связываются с культурой сопок-

Выделение древнейших славянских памятников на Северо-Западе сопряжено с определенными трудностями. Это обусловлено их очевидной немногочисленностью и характером сохранности культурного слоя. Единственным исключением здесь является Ладога, для которой в слоях третьей четверти VIII в. отмечены элементы культуры, соотносимые со славянами3. Однако, данный пункт, находящийся в отрыве от основного массива памятников культуры сопок и которому изначально были присущи торгово-ремесленные функции, конечно, не следует считать местом наиболее раннего присутствия славян на Северо-Западе.

Представляется справедливой точка зрения, согласно которой территорией первоначального закрепления славян в данном регионе является Ильменское Поозерье и район истока Волхова. В настоящее время здесь известно 28 селищ, на которых представлены материалы конца I тыс. н. э. Раскопки, проведенные на поселениях Холопий Городок, Прость, Георгий, показали, что на них безусловно присутствуют слои IX в. Восьмой век, как время возникновения этих памятников, по мнению Е. Н. Носова, не исключается, но для безоговорочных утверждений необходимы дальнейшие исследования4-

За пределами самого центра Приильменья поселения, возникшие в IX в, исследовались в бассейне Меты (Золотое Колено, Заручевье), Полы (Сельцо, Княжая Гора), Луги (Передольский Погост, Косицкое, Курская Гора), Шелопи (Куклкнское городище). Что касается хронологии сопок, то насыпи, относящиеся к VIII в., известны лишь в окрестностях Ладоги. За пределами данного микрорегиона они датируются обычно IX—X вв.5

Таким образом, существующая источниковая база позволяет предполагать, что подавляющее большинство известных ныне более, чем 600 памятников культуры сопок возникает в IX—X вв. и, прежде всего, во второй половине указанного периода. Судя по совместным находкам и соотношению лепной и раннегончарной керамики, основная масса известных ныне селищ существует в X в. В это время происходит заселение не только некоторых окраин ареала культуры сопок, как, например, низовье р. Великой, бассейнов Плюссы и Оредежа, если говорить о западных районах Новгородской земли, но. меняется и демографическая ситуация на важных магистралях славянского расселения в самом Приильменье, в частности, в долине Ловати.

Итак, территория, маркированная сопками, которую обычно связывают с племенем «ильменских словен» и принимают за исходную при рассмотрении формирования северно-русской государственности, на самом деле складывается лишь в X в., т. е- на 100—150 лет позднее интересующих нас событий. Реконструкция же демографической ситуации в Приильменье на середину IX в. в лучшем случае позволяет говорить лишь об рассеянном очаговом расселении. При этом особую роль, как уже упоминалось, играло Поозерье, характеризующееся наиболее благоприятными естественными условиями и удобством для защиты от внешней опасности. Показательно, что на остальной территории Приильменья отмечены пункты раннего славянского присутствия, преимущественно городища. Некоторые из них, как например, Сельцо, Курская Гора, городок на р. Маяте в X в. были оставлены населением.    Очевидно,    мы    здесь имеем дело с ситуацией, когда на начальных этапах славянской колонизации Приильменья опорными пунктами являлись укрепленные поселки, в которых было сосредоточено все население, осваивающее в дальнейшем близлежащую округу.

Как мы попытались показать, заселение Приильменья славянами представляло длительный процесс. При этом основной миграционный поток, очевидно, шел с юга- Аргументами в пользу этого, кроме уже упомянутого комплекса орудий труда, является распространение в горизонте Д Ладоги набора женских украшений верхнеднепровского происхождения, часть из которых имеет более отдаленные южные прототипы6. Особенно показателен здесь анализ керамического материала, предпринятый А. В. Плоховым, выделившим на поселениях Приильменья конца I тыс. н. э. два характерных типа лепной керамики7. Один из них, представленный горшками эсовидного профиля с небольшим венчиком, имеет сходство с керамикой славянских памятников VII—X вв. лесостепи и юга лесной зоны Восточной Европы, но особенно близок керамике культуры смоленских длинных курганов. На Северо-Западе данный тип представлен на всей территории славянского расселения

С южным культурно-демографическим импульсом связаны и некоторые другие компоненты керамического комплекса, имеющие более узкое распространение в рассматриваемом регионе. Так, например, глиняные сковородки — характерный элемент культуры славянских памятников Украины, отчетливо выступает лишь южнее оз. Ильмень — в долине Ловати8-

Иное направление культурных связей иллюстрирует другой характерный для Приильменья тип лепных горшков с четко выделенными плечиками, а иногда и ребром при переходе от тулова к венчику. В литературе данный тип обычно называют «ладожским» по месту наиболее ранних и массовых находок. Керамика «ладожского типа» распространена в центральном и северном Приильменье, включая район Ладоги, где она фиксируется с середины VIII в., т. е. с начала возникновения данного поселения. При рассмотрении прототипов данной керамики обычно указывают материалы, происходящие с западно-славянских памятников Балтийского побережья, хотя их серьезный    сравнительный анализ до сих пор отсутствует. Тем не менее данный факт наряду с аргументами, привлекаемыми из других наук, в первую очередь из истории языка, служит для авторов основой выводов о заселении Приильменья выходцами из Польского Поморья.

Таким образом, археологические материалы свидетельствуют в пользу гетерогенного происхождения славянского населения Северо-Запада, и, в частности, Приильменья, не составляющего изначально культурного и диалектного единства. Заселение происходило в результате нескольких миграционных волн, исходящих из разных территорий. Это является серьезным аргументом против возможности размещения в Приильменье особого славянского племени в том смысле, который обычно приписывается летописным племенам в исторической и археологической литературе.

Что же в настоящее время можно сказать о социальной организации населения Приильменья в конце I тыс. н. э. Низовой социальной структурой и основой экономической ячейкой общества сопок была, очевидно, большая семья, или семейная община. Это подтверждается материалами полностью исследованного комплекса памятников, оставленного рядовой сопочной общиной в урочище Губинская Лука на Ловати, а также опосредованно характером усадеб древнейшего Новгорода.

Подобные образования имели в эпоху Средневековья широчайшее распространение как у славян, так и у других народов. В состав подобной общины, насчитывающей десятки человек наряду с лицами, связанными родством с ее главой, могло входить зависимое население. Главе общины принадлежала вся полнота власти в экономической и сакральной сферах.

Понять характер и особенности данной структуры у славян Приильменья в конце I тыс. н. э. невозможно без правильной оценки сопок — уникальных сакрально-погребальных сооружений, не имеющих аналогий в остальном славянском мире. Согласно традиционной интерпретации, абсолютно господствовавшей с конца 30-х до конца 60-х гг. и сохранившей определенное влияние до сих пор, сопки расцениваются как места захоронений всех членов, возводивших их общин, т. е. как коллективные усыпальницы, связанные   в социологическом плане   с   первобытнородовой традицией. В связи с этим в литературе имеются указания на «десятки» погребений, якобы содержащихся в сопках", что абсолютно не соответствует истине. В любом случае приходится признать, что в сопках могла быть похоронена лишь незначительная часть населения. Данное обстоятельство с учетом размеров сопочных насыпей заставляет сделать вывод, что сопки связаны с захоронениями представителей социальной верхушки, поскольку именно количество труда, затраченного на совершение погребального обряда, считается в настоящее время объективным археологическим критерием определения социального статуса погребенных. При этом точные количественные подсчеты погребенных лишены смысла, постольку погребения людей, ради которых возводились сопки, с высокой долей вероятности могут сопровождаться дополнительными захоронениями лиц, принесенных в-жертву в связи с погребальным обрядом. На существование подобной практики у славян указывают многочисленные свидетельства древних авторов.

Судя по всему, погребальная функция сопок не является единственной. Несмотря на вариации в конкретном воплощении, эти памятники обладают устойчивым набором признаков, соотносимых с моделью мира. В архаических культурах подобная семантика присуща всем сакрально значимым объектам. Таким образом, сопки выступают как языческие храмы, связанные с культом предков в лице глав соответствующих общин.   .

В поисках истоков сопочного обряда внимание исследователей неизбежно обращается к Старой Ладоге — району наибольшей концентрации этих памятников и где находятся наиболее ранние из известных на сегодня подобные насыпи. По данным многолетних исследований Ладога, возникшая в середине VIII в., уже изначально предстает как торгово-ремссленпое поселение с широкими международными связями, где активную роль играли выходцы из Скандинавии. В этих условиях, в среде разноэтничного и, прежде всего, славяно-скандинавского населения и возникает обычай возведения сопок. В его основе лежит перенесенная из Скандинавии идея сакральных социально-престижных курганов. Эти идеи, заложенные в сопочном обряде, были вполне созвучны устремлениям сельской общинной верхушки, что и обусловило заимствование в дальнейшем, в результате славянского расселения, широкое распространение сопок в Приильменье. Не исключено, что свою роль сыграли при этом импульсы ладожского населения, причиной которых были кризисные ситуации в Ладоге. Так Д. А. и А. Д. Мачинские пишут о разгроме «социальной верхушки первого русского протогосударства» в связи с волной экспансии викингов в 40-е гг. IX в.

Итак,  широкое восприятие сопочного обряда верхушкой славянского  общества   является  прежде  всего  выражением значительного экономического потенциала соответствующих общин,   позволяющего  вкладывать  огромные  трудовые  ресурсы в  непроизводственную сферу. Возможность    организации столь масштабных работ свидетельствует также и о характере власти глав этих общин. Все это в конечном счете означает появление в славянском обществе    достаточно широкого социального слоя,    обладающего   экономическими возможностями, сильной властью и нуждающегося в демонстрации своего    социального    престижа.    Таким    образом, очевидно, что по уровню    социального    развития    славяне Приильменья в конце    I тыс. н. э. уже далеко    отстоят от стереотипных представлений о родоплеменном строе.

В ходе славянского заселения    будущей    Новгородской земли  формируется  целый ряд территориальных групп населения, фиксируемых по концентрации сопок на участках в несколько десятков    километров    и отдаленных    друг от друга обширными свободными    пространствами,    Наиболее крупные из них располагаются в верховьях Луги, средних течениях Ловати и Меты, районе озер Великое    и Меглино и др. В литературе подобные образования связывают обычно  с  «малыми  племенами»,  подобными,  скажем,  десяткам мелких племен, известных у западных славян. Однако, употребляя  данный термин применительно к славянскому населению Приильменья   в конце I тыс. н. э., следует   иметь ввиду совершенно справедливое высказывание  М.  И.  Артамонова, который считал, что формирующиеся  н ходе славянской колонизации лесной зоны Восточной  Европы территориальные   объединения   соответствуют   традиционным    племенам лишь по форме.    Это представляется вполне справедливым, учитывая эпоху, о которой  идет речь. Формирование подобных «племен» было    обусловлено как характером колонизации, связанной с перемещением достаточно крупных групп населения, что свойственно эпохе «военной демократии», так и потребностями организации жизни на новых местах. Эти территориальные объединения гарантировали защиту входящих в них общин от посягательств со стороны соседних подобных группировок, обеспечивали на основе обычного права мир внутри племен. Кроме того, в конкретной ситуации Приильменья нельзя сбрасывать со счетов наличие в целом ряде районов иноэтничного населения культуры длинных курганов. И если в целом исход этого противостояния был исторически предрешен в пользу славян, то на микрорегионалыюм уровне соотношение сил могло быть самым различным.

С вопросом о «племенах» тесно связана проблема формирования локальных центров, которые интенсивно развиваются где-то с рубежа IX—X вв. Они характеризуются крупными сопочными могильниками, значительными размерами поселенческих комплексов, в состав которых наряду с неукрепленными участками нередко входят И городища. Появление подобных центров следует связать с процессом ' выделения наиболее сильных и знатных патриархальных родов, которые по мере своего усиления начинали оказывать влияние на жизнь всей округи.

Намечается определенная иерархия местных центров. Крупнейшие из них расположены в районе пос. Любытино на Мете и при Передольском погосте на р. Луге и являются центрами соответственно Мстипского и Луженого скоплений сопок. Пункт, близкий по значению вышеназванным, располагался также в д. Городище Сандовского района Тверской области, на восточной окраине сопочного ареала.

Центры более низкого ранга известны в различных частях коренной территории Новгородской земли. К ним можно отнести Нестеровичи, Заручевье в бассейне Мсты, в бассейне Плюссы и др. Хотя подобные памятники до сих пор исследованы еще недостаточно, можно говорить, что на них гораздо шире, чем на рядовых поселениях представлены женские украшения, являющиеся предметом импорта (прежде всего бусы), встречаются находки, связанные с дружинным бытом и торговлей. Все это подчеркивает высокий социальный статус их хозяев.

Итак,    если попытаться   в    целом    определить   общественный строй населения Приильменья, возводившего сопки, то его безусловно, следует отнести к высшей ступени первобытности, к которой также применяют термин «варварское общество». Подобная социальная организация имела широкое распространение в различных регионах мира па стадии перехода от первобытности к классовому обществу. Исчерпывающая характеристика «варварского общества» на скандинавском материале дана Л. Я. Гуревичем17. Оно определяется распадом родовых отношений, по при этом роль родственных связей остается ведущей. Важнейшей хозяйственной и социальной ячейкой общества является большая семья (домовая община). Внутренне общество неоднородно. Его основу составляют свободные домохозяева-землевладельцы (главы патриархальных семей). Во главе общества стоит знать — наиболее родовитые, богатые и воинственные семьи. Прослойка несвободных людей состоит из пленных или единоплеменников, потерявших свободу. Указанные социальные ряды не составляют классов, так как и свободные землевладельцы, и знать не являются собственниками.

Важнейшей   особенностью  варварского    общества,     как. считает  Л.  Я.   Гуревич,  является его «стабильность и даже застойность.   Внутренние   возможности  трансформации этой общественной   системы  крайне  ограничены.   При  столкновении с более развитой системой происходит ее распад».18

Нетрудно заметить, что все это прекрасно вписывается в контекст облика славянского общества в Приильменье в конце I тыс. п. э., каким оно выступает по археологичеекпм данным. При этом сам обычай сооружения сопок, Являющийся «иррациональным» способом трансформации прибавочного продукта в обществе, в котором внутренние связи преобладают над внешними, выступает как наиболее яркое выражение той общественной системы, о которой речь шла выше.

Однако, анализируй распространение сопок и Приильменье, нельзя не обратить внимание па парадоксальный па первый взгляд факт. Дело в том. что в самом центре этой территории — Поозерье и южном Поволховье районе экономически наиболее развитом, данные памятники встречаются гораздо реже, чем за его пределами. Нельзя сказать, что этот факт прошел мимо внимания исследователей.

И. И. Ляпушкин, например, видел в нем свидетельство неславянской принадлежности сопок19. После работ Е. Н. Носова стала ясна подлинная картина заселенности района, примыкающего к Новгороду в интересующую нас эпоху. И хотя число пунктов, где были обнаружены сопки или получены сведения о наличии их в прошлом, несколько увеличилось, количественная диспропорция между сопочными могильниками и селищами выступает весьма наглядно.

Конкретно это соотношение    составляет  11:28.    Важно отметить, что в подавляющем большинстве сопки    данного  района — небольшие одиночные насыпи. Е. Н. Носов видит главную причину этого в том, что «поскольку сопки как тип погребальных сооружений    сложились    непосредственно    в Поволховье и Приильменье в процессе славянского    расселения, было время, когда славяне продвинулись сюда, а сопок еще не сооружали. Подобный период должен быть представлен славянскими селищами    именно в Поозерье».    Все это абсолютно справедливо. Но вместе с тем независимо от времени возникновения указанных 28 селищ,    содержащих лепную и раннегончарную керамику,    все они,    безусловно, функционировали в X в., т. е. во времена сопочной традиции. Иначе говоря, существовали какие-то причины, тормозившие или  рано оборвавшие обычай сооружения сопок в самом центре Новгородской земли.   Очевидно, решение данного вопроса  следует искать не в хронологии древнейших памятников, а в особенностях социально-политического развития данного района.

Как полагают многие современные исследователи, важнейшим фактором, повлиявшим на ход всей истории Северо-Запада   в конце I — начале II тыс.   н. э.,   было   прохождение по данной территории крупных торговых и военных путей. Важнейшую роль из них играл Балтийско-Волжский путь, начавший функционировать во второй половине VIII в. Главной  активной силой    на нем    выступали    выходцы из Скандинавии, вступившей в данный момент в новый, характеризующийся повышенной внешней активностью период своей истории—«эпоху викингов». В целях обеспечения стабильного функционирования волховского участка пути наряду с Ладогой — древнейшим   на   Северо-Западе   местом   славяно-скандинавских контактов, к рубежу VIII—IX вв. возникает целый ряд укрепленных поселений. По мнению Е. Н. Носова, это свидетельствует о существовании некоей «организующей силы, стремившейся обеспечить регулировку движения по пути, и обладающей соответствующей властью. «Особое «стратегическое» значение при этом имел район истока Волхова. Здесь сходился ряд вариантов пути в страны арабского Востока, а также путь «из варяг в греки».

Однако, имелись еще и внутренние факторы,   определившие в конечном счете приоритет этих мест перед Ладогой. В отличии от последней,   почти лишенной сельской   округи, место будущего центра Северной Руси находилось    внутри мощной поселенческой зоны, что еще более    усиливало необходимость контроля над данным участком. Поэтому здесь, в самом центре сгустка поселений, у истока    Малого Вол-ховиа из Волхова возникает «торгово-ремесленный и военно-административный  центр»  —  Рюриково  городище,  которое Е. Н. Носов совершенно справедливо отождествляет с древнейшим летописным Новгородом. В настоящее время можно уверенно  говорить о  существовании поселения  с середины IX в., однако- весьма вероятно и более раннее возникновение данного пункта, поскольку система контроля   над водными путями в районе истока Волхова, судя по материалам Холопьего городка,   существует по крайней   мере   с начала IX в.

В IX—X вв. Городище было славяно-скандинавским поселением, причем  какое-то количество выходцев «из-за моря» проживало здесь постоянно в качестве торговцев, воинов и ремесленников.    Присутствие    их здесь    не могло не влиять на ход социальных процессов    в центральном    Приильменье.    Славяно-скандинавское    взаимодействие    могло принимать    различные формы    и зависело    от конкретного соотношения сил в разные периоды.    Однако, главной   тенденцией, очевидно, явилось стремление к Консолидации. Закрепившиеся   в  данном   районе  скандинавы,   чтобы   устоять против новых волн пришельцев,    были с Неизбежностью   обречены искать союза  с местной славянской  верхушкой.  Последняя  же  также  была   заинтересован  в   международной торговле и, видимо, не случайно несколько веков спустя летописец писал о происхождении  новгородцев сот рода варяжска».

Вся совокупность имеющихся данных позволяет считать, что в IX в. еще до времени Рюрика будущая Новгородская округа входила в состав раннегосударственного организма, центром которого в начале, видимо, была Ладога.

Характер  хозяйственного развития    центрального    Приильменья  безусловно обеспечивал наличие регулярного натурального добавочного    продукта    в объеме, достаточном для его   (т. е. раннегосударственного организма)     функционирования —  содержания  управленческого  аппарата,    дружинников,     ремесленников,     обслуживающих     потребности высшего слоя общества и т. д. Важным стимулом    для отчуждения  прибавочного продукта от производителей являлась возможность его трансформации в социально престижные   ценности   посредством   участия. в   международной  торговле. Наличие внешней силы    в лице    варягов    облегчало деформацию  традицонных    норм   жизни    и  способствовало формированию публичной    власти — т. е. власти отделенной от основной массы населения.    Как полагает А. Д. Мачинский,   «в  810—830-е  годы    уже  безусловно    существует русское  протогосударство    в  Поволховье,    контролирующее торгово-даннические пути в верхнем Поволжье (а возможно, и-пути по Ловати на верховья Двины и Днепра) и экономически ориентированные    на торговлю    с Халифатом    через земли Хазарии»24.

В условиях деформации прежних патриархальных структур  и  возникновения  новой  системы ценностей,  обычай сооружения сопок не мог получить в центральном Приильменье     существенного     распространения.     Густонаселенная   в IX—X вв. зона с малым количеством сопок, охватывающая Поозерье и Южное Поволховье,    на наш взгляд    совпадает с основной  территорией    Новгородского    протогосударства, центром  которого было Рюриково городище — древнейший летописный  Новгород.    Пределы  ранней    «городовой  волости», население которой имеет особый статус и обязанности по отношению к    городу, видимо,      отразилось и в поздних источниках. Так, в приписке    к «Уставу о мостех»    XIII в., перечисляются     тигожане,     коломляне,     нередичяне,     вережане и питьбляне25.  Независимо от характера повинностей, которые несет это население, очерченный район точно соответствует  «малосопочной»  зоне  с некоторым    естественным приращением  мест позднего освоения  по течению  Волхова. Дальнейшее    развитие    государственности    в    будущей Новгородской земле шло по линии подчинения и обложения данью в пользу центра всего Приильменья. Это было- обусловлено, помимо естественного стремления к увеличению объема отчуждаемого прибавочного продукта, ориентацией рассматриваемого социального организма на внешнюю торговлю. При этом характер экспортируемых товаров (продукция пушного промысла и бортничества, рабы) требовала экстенсивного развития эксплуатации.

По мнению Ю. В. Павленко раннегосударственпые образования, состоящие из лидирующего центра, представляющего собой город-государство и обширной, обложенной данью периферии являются типичными для эпохи перехода к классовому обществу26.

Говорить о конкретном  ходе  и  этапах  подчинения  Новгороду Приильменья достаточно сложно. Очевидно, это был отнюдь не разовый и не  однонаправленный    процесс.     Он, безусловно, зависел от конкретной политической обстановки в  центральном   Приильменье.     В данной  связи    безусловно следует выделить период во второй половине  IX в.,    когда в Новгороде находились князья Рюрик и Олег, до ухода последнего в 882 г. со своей дружиной в Киев. Далее на протяжении более чем двух поколений княжеская власть в Новгороде отсутствует,  что  безусловно  ослабило  военные  возможности  центра формирующейся  земли.  Вероятно,  именно с этим   хронологическим   отрезком   следует    связывать  расцвет  уже  упоминавшихся     мощных    социальных    структур «варварского типа»    на периферии    Приильменья.    Зависимость    данных    процессов    от «досягаемости»    конкретных районов со стороны Новгорода хорошо иллюстрируется сопоставлением  ситуаций,  имевших место на Луге и Мете  с одной стороны  и на  Ловати с другой.  Если  в  первом  случае фиксируется наличие крупных местных центров  (в районе Передольского погоста и в устье р. Белой), то в долине Ловати, густонаселенном  и,  безусловно,  эконбмически   важном  районе  что-либо  подобное  отсутствует.   Причина   этого достаточно ясна. Раннее (с начала IX в.) включение Ловати в систему торгового пути    «из варяг    в греки»    Поставило население данной территории под контроль    Новгородского протогосударства,  что  и   стало  препятствием  для   формирования  здесь  местного  автономного  центра".   Вместе  с  тем, распространение зависимости    от Новгорода    не    означало разрушения низовых  социальных  структур,    о  чем    свидетельствует широкое бытование сопочного обряда в X в. и на Ловати, и в окрестностях Ладоги.

Важный этап истории взаимоотношений центра и периферии Приильменья в X в. связан с деятельностью княгини Ольги. За последние годы в литературе    получило распространение мнение, что походы Ольги    на Мету и Лугу, отмеченные в летописи под 947 годом, были направлены на подавление крупнейших    местных    социально-политических центров, ставших    в данный момент,    если не соперниками Новгорода, то    во всяком случае    реальным    препятствием распространения новгородской власти   в   Приильменье.28   В процессе включения населения этих районов в систему даней  интересы новгородской верхушки    и центральной княжеской власти,    безусловно,    совпадали.    Подтверждением этого  служат    неоднократные    находки    на    новгородских усадьбах в слоях, начиная с X в. деревянных «цилиндров», связанных со сбором и перераспределением даней29.

В этот же ряд этапных моментов очевидно можно поставить и события, отраженные в летописи под 988 годом, и связанные с размещением    князем  Владимиром    в южных порубежных крепостях «лучших людей    от славян,    кривичей, чуди и вятичей». А. В. Куза считал, что кроме организации отпора печенегам Владимир стремился укрепить собственное положение в Киеве за счет воинов, происходящих из области его первоначального княжения30. Но при таком подходе непонятно появление в этом списке вятичей — племени, которое Владимир так и не смог покорить в результате двух походов и оказывавшем сопротивление киевским князьям вплоть до XII в.

Если взглянуть на эти события под углом новгородской истории, то в них прослеживается, помимо прочего, попытка ослабить местную знать северных территорий, труднее всего контролируемых из Киева. Кстати сказать, именно таким образом объясняет эти действия относительно приладожской чуди А. Н. Кирпичников.

Было бы крайне интересно сопоставить эти мероприятия князя Владимира с конкретной историей и упадком ряда местных центров среднего ранга в Приильменье (типа Нестеровичи, Заручевья и т. д.). но это требует дальнейших археологических изысканий.

Итак, в конце I тыс. н. э. в Приильменье происходит формирование социально-политических структур двух типов. Если для центра этой территории (Поозерья и Южного По-волховья) уже для I половины IX в. можно говорить о наличии здесь протогосударственного организма, то на периферии региона, прежде всего, на Луге и в среднем течении Меты сложились социальные структуры архаичного, «варварского» облика. Развитие новгородской государственности шло по линии подчинения периферии Приильменья ее центру. Данный процесс привел во второй половине X В. к сложению коренной территории будущей Новгородской земли.

 

 

 

1          Здесь  имеются  в виду  прежде всего работы  А.  Н.   Кирпичникова,    Г. С. Л е б е дев а,    А. Д. Мачинского и Е. Н. Носова,

2          М и н а с я н Р. С.   Проблема   славянского   заселения   лесной   зоны Восточной Европы    в свете    археологических   данных. // Северная    Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л.,  1982. С. 24—29.

3          К и р п и ч н и к о в   А.   Н.    Раннесредневековая  Ладога -/ итоги  археологических исследований. // Средневековая Ладога. Л., 1985. С. 17—18.

4          Носов Е. Н.      Новгородское    (Рюриково)    городище. Л., 1990. С. 173—183.

6 Мачинекий Д. А. Этносоциальные и этнокультурные процессы в Северной Руси (период зарождения древнерусской народности). // Русский север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. Л., 1986. С. 23.

6          М а ч и н с К п й Д. А., М ачкнекая А. Д. Северная Русь, Русский Север и Старая Ладога в  VIII—IX вв. // Культура Русского Севера. Л., 1988. С. 49—51.

7          Плохов А. В.    Лепная керамика центрального    Приильменья    и славянское расселения   (к  постановке проблемы). // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Новгород,  1992. С.  119—124.

8          Конецкий   В.  Я.    Исследования  селища  в урочище    Губинская Лука на р. Ловать. // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Новгород, 1992. С. 197.

9          Седов В. В.    Восточные славяне в VI—XIII вв. М.,  1982. С. 66;

Зализняк   А.  А.    Новгородские  берестяные  грамоты  с  лингвистической точки зрения. //Янин   В. Л.,    Зализняк   А. А.    Новгородские грамоты на бересте  (из раскопок  1977—83 гг.). М.,  1986. С. 217—218.

10        Седов В. В.   Восточные славяне... С. 269—271.

11        Ср.: Седов В. В.    1) Восточные славяне... С. 63; 2) Новгородские сопки. // САИ, El-8. M., 1970, С, 21—22.

 

 

 «Новгород и Новгородская Земля. История и археология». Материалы научной конференции

 

 

Следующая статья >>>  

  

 

 

Вся Библиотека >>>

Русская культура >>>

Новгородика

История и археология Новгорода