Пять богатырей

  

Вся библиотека >>>

Содержание книги >>>

 


Пять богатырейСказания о белых камнях

 

Сергей Михайлович Голицын


 

Пять богатырей

 

 

В 1185 году случился великий пожар во Владимире. Выгорели все посады и самый город внутри дубовых стен. Начались в городе  и   по   селам  смуты.

Говорит летописец:  «На  крестьянском  роде  страх,   колебание и беда упространися».

Сгорели тридцать две каменные и деревянные церкви, погибли в пламени многие терема боярские златоверхие, пестроцветным узорочьем украшенные. А сколько посадских лачуг огонь не пощадил, про то молчит летописец.

«Погоре бо мало не весь город» — пишет он и упоминает, что княжеский дворец «Богом соблюден бысть от пожара», то есть уцелел.

И объят был пламенем белокаменный Успенский собор, что с такой любовью и тщанием строили и украшали зодчие Андрея Боголюбского. Выгорели внутри собора дубовые связи, трещины пробежали по стенам, осели своды.

Со скорбью перечисляет летописец то несметное богатство, что погибло в соборе: «ссуды (сосуды) златые и сребреные», «порты, золотом шитые», «иконы, золотом кованные», «куны (меха) и книги и паволокы — им же несть числи». Успели вынести из огня немногое, спасли и знаменитую икону Владимирской богоматери.

После смерти Андрея Боголюбского одиннадцать лет смуты и войны не давали ничего белокаменного строить на берегах Клязьмы. Иноземные мастера разъехались, а свои не сидели все эти годы без дела, многие боярские терема деревянной резьбой украшали; иные вернулись в родные деревни и там пахали и сеяли.

А настал день, и повелел Всеволод всем тем русским мастерам явиться во Владимир. Летописец, особо отметил, что Всеволод «не ища мастеров от немець, и обрете их от работных в своей епископьи и от иных своих...»

Пришли мастера к закопченому собору, стали думу думать. И надумали они построить невиданное. В наше время о таком деле сказали бы: «Было принято исключительно смелое и оригинальное инженерное решение».

С трех сторон, с севера, с запада и с юга, решили мастера  окружить прежний  собор  Андрея  новыми  стенами из белого камня, заключить обгорелый остов как бы в новый, «футляр». Начали они старые стены разбирать, да не целиком, а проделали в них широкие проемы, оставляя от нижних частей этих стен столбы, связанные между собой арками.

Так, вместо шестистолпного встал новый храм невиданных размеров, на восемнадцати столбах. Прежние алтарные апсиды в сравнении со всем зданием выглядели малыми. Мастера их полностью разобрали и построили новые — словно три могучие, выдвинутые вперед, полукруглые башни. К одной большой средней главе добавили четыре поменьше по углам. Так встало над храмом пять глав — средняя в золотом шлеме, четыре по сторонам в серебряных.

Летописец пишет: «Князь великий Всеволод церковь Володимерскую сугубо округ ея упространи, украси, юже брат его Андрей поставил об едином верее (главе)... Всеволод же четыре верхи създа».

Поистине поразительно то умение и истинно русская смекалка владимирских «холопей-каменыциц», которые так искусно накрыли один собор другам.

Воздвигли Всеволодовы мастера из белого камня огромный храм. С ним могли соперничать лишь оба Софийских собора: один — в Киеве Златоглавом, другой — в Господине Великом Новгороде.

Каждая стена Владимирского храма выступающими вперед шестью лопатками делилась на пять неравной ширины прясел. Каждая лопатка опиралась внизу на соколиную когтистую лапу, а каждое прясло завершалось под крышей полукружием. Посреди стен протянулся аркатурный пояс — в семь, в шесть, в пять, а то и в четыре свисающие вниз полуколонки. Над аркатурным поясом пробежала дорожка поребриков, а еще выше посреди каждого прясла были оставлены высокие и узкие окна.

Совсем мало по стенам белокаменной резьбы. А ведь прежний собор Андрея был богато украшен узорочьем. Так неужели забыли мастера свое тонкое умение доложить на камне узоры?

Вряд ли Всеволод ходил смотреть, как возводятся стены собора. Он доверил надзирать за работами епископу Луке, сказав ему, что новый храм своим великолепием   должен   затмить   все,   что   создавали   раньше.

О   великолепии,   о   величии   собора   Всеволод   помянул, но не помянул он о его красоте.

Таков был княжеский, как мы теперь выражаемся, «социальный заказ».

Священнослужители    взялись    руководить    зодчими.

— Пусть стены собора останутся белыми и чистыми, подобно одеждам ангельским, — говорили они.

Когда разбирали проемы в прежнем соборе, многие резные камни лишними оказались, иные из них мастера помещали в стены тыльной стороной вперед, иные камни вовсе повыбрасывали, а иные композиции собирались уберечь, да не сумели, при переносе попортили, и пришлось резьбу совсем сбить.

Такая беда случилась с композицией «Вознесения Александра Македонского» — она погибла. И мы, пытливые изыскатели владимирской старины, с горечью рассматриваем теперь едва заметные неровности на тех трех огромных камнях южной стены собора. Вот все, что   осталось   от   великолепного   творения   камнесечца.

Такая же участь постигла и четыре камня композиции «Сорок мучеников Севастийских».

Церковная легенда гласит: некогда в Армении, в городе Севастии, было гонение на христиан. Сорок римских солдат перешли в христианскую веру. Солдаты-язычники их обезоружили, связали, привели к берегу озера и потребовали, чтобы они поклонились мраморному богу. Солдаты-христиане отказались. Тогда их загнали в озеро и заставили стоять по пояс в ледяной воде. Один из сорока смалодушничал и поклонился статуе. Но в тот же час один из гонителей перешел добровольно в христианскую веру. Так снова оказалось сорок солдат-христиан, которые и погибли мученической смертью.

И эта композиция была погублена при переносе, и потому строители ее безжалостно сбили. Лишь на одном из камней остались заметны фигурки пятерых людей, стоявших в ряд по пояс в воде среди кудрявых завитков волн.

А композиция «Три отрока в пещи огненной» уцелела. Изображение трех юношей, из коих средний поднял вверх руки, и сейчас можно видеть на северной стене храма. Уцелели от собора Андрея вставленные по стенам кое-где отдельные женские и львиные маски. Да  на концы иных аркатурин перенесли мастера  Всеволода маленькие резные камни с львиными или женскими масками, с птичками в профиль.

Еще недавно возле собора то тут, то там находили резные камни. И глядят на них ученые да гадают: где, какие стены, какие лестничные башни украшались тем узорочьем?

На ободвериях разгулялось бойкое долото Всеволодовых мастеров. По сторонам входных дверей выросли справа и слева как бы белоствольные березы. То не березы встали, а колонны с резными капителями. Мастера, видно, знали, как долотить податливое дерево и прежнюю свою сноровку на камень перенесли. Так над дверьми с одного ряда колонн к другому перекинулись резные арки из белого камня.

Прежний одноглавый собор Андрея был красив, изящен, строен и точно кружевом украшен многообразным узорочьем.

Собор Всеволода 1185—1189 годов тоже красив. Но красота его иная. Празднично-торжественный, он поражает своим величием.

Великолепен собор, воздвигнутый повелением Всеволода.

«Я — великий князь Владимирский, Суздальский, Ростовский и прочая и прочая... Я и православная церковь, которая мне служит, правлю вами. Смотрите, какое белокаменное великолепие создано по моему повелению» — словно хотел сказать простому народу тот властелин, что лелеял честолюбивый замысел взять под свою руку всю тогдашнюю Русь, тот властелин, чьи воины могли Волгу веслами расплескать.

Девятый век стоят пять богатырей на высокой горе над излучиной Клязьмы — теперь все пятеро в золотых шлемах. Глядят они сверху на лесное бесконечное зеленое море. Где-то вдали по холмам на другой стороне Клязьмы протянулись чуть видимые деревни. Леса уходят в синюю дымку, сливаются с синим небом. Ширь. Красота...

Пять богатырей словно стерегут покой земли Русской. Они поднялись на гору, на простор, на свежий воздух, что веет с Клязьминской поймы, встали в глубокой тревоге о будущих судьбах своей родины и словно спрашивают один другого: «Высоко вознесся великий князь Всеволод, а дальше что будет на Руси?»

Внутри здания на уцелевших частях прежних стен храма Андрея сохранились кое-где колонки аркатур, некогда опоясывавших все четыре стены, и остались в пятах арок улыбающиеся белокаменные львы.

Одно не рассчитали мастера Всеволода, когда ставили новый собор. Стены его были чересчур толсты. И потому сквозь двадцать узких окон второго яруса, сквозь многие окна барабанов пяти куполов мало просачивалось света на медный и поливной пол.

Но епископ Лука и его преемники не жалели ярого воска на свечи, не жалели масла на лампады. И когда зажигались тысячи огней, сверкало, переливаясь, вдвое, втрое богатейшее, чем на прежнем храме Андрея, драгоценное убранство собора.

И проступали из полутьмы золотые буквы надписей на гробницах князя Андрея, его сына, Михалко — его брата и умерших за те годы епископов. Гробницы были вделаны в ниши стен, назывались те ниши аркосолиями.

При огне свечей и лампад показывались многие настенные фрески, изображавшие святых и юных ангелов в длинных, с ниспадающими складками одеждах. Очи у тех святых и ангелов были большие и с печалью глядели на богомольцев.

Эти фрески были писаны греческими искусными мастерами, коих позвал Всеволод из Царьграда.

Русские ученики перенимали у греков их умение и приемы, учились, как рисовать, какие разноцветные камни, где искать и как их толочь, из каких глин, руды и трав изготовлять краски, как их смешивать и накладывать. Но пока еще не было у тех учеников достаточной сноровки, и нетвердо держала кисть их рука. Лишь два столетия спустя ученики учеников и самый первый из них — великий Андрей Рублев превзошли своих учителей.

Много строил Всеволод в стольном своем граде Владимире. На том же холме над Клязьмой, где стоит Успенский собор, но в противоположном юго-восточном углу    его,    в    ограде    Рождественского    монастыря,    в 1192   году   был   воздвигнут   белокаменный   одноглавый собор-крепость.

Вся дальнейшая история этого памятника старины служит скорбным примером преступного равнодушия людей, ученых и неученых, безбожников и верующих, к наследию прошлого. А ведь в том соборе был похоронен внук Всеволодов, знаменитый князь Александр Невский.

Собор неоднократно перестраивали, переделывали, одни части ломали, пристраивали кирпичные паперти, галереи, притворы. По прихоти царя Петра Первого прах Александра был перенесен в Петербург.

Рождественский собор продолжали перестраивать и переделывать. К середине прошлого века «го первоначальный облик исказился до неузнаваемости. Все эти переделки довели собор до такого состояния, что он грозил обрушиться.

В таких случаях современные реставраторы осторожно разбирают позднейшие пристройки и, найдя древнее, пусть лишь частично уцелевшее «ядро», пытаются восстановить здание в первоначальном виде.

В 1859 году с Рождественским собором поступили иначе: его просто разрушили.

Это, верно, было очень страшно, когда погибал славный памятник старины. Можно себе представить такую картину:

Купчина-подрядчик, довольный договором с монастырским игуменом, нанял артель рабочих. Один из них — самый шустрый удалец — забрался на купол, закинул за крест веревку. Стоявшие внизу потянули: «Раз-два — взяли!» Крест, прыгая по карнизам, со звоном упал. Забрались с ломами наверх другие удальцы, содрали медные листы с купола, сшибли железный каркас, принялись за крышу, за стены позднейшей кирпичной надстройки. Выламывать кирпичи было не так уж трудно. Когда подошел черед притворов, отваливались целые глыбы. Постепенно обнажались белые камни первозданного собора.

По сохранившемуся остову выяснилось, что зодчие Всеволода построили его почти без украшений. Даже вместо аркатурного пояса мастера пустили поперек стен однообразный рядок колючих зубчиков.

Покряхтели удальцы над каждым белым камнем. Не хотел собор умирать.  Камни,  падая сверху,  словно стонали. И разрушен был собор до основания. На том же месте построили новый, в стиле сухо-академическом, придерживаясь якобы очертаний XII века. Красиво стоял тот белокаменный собор с золотым, потускневшим куполом на высоком холме за белыми стенами монастыря и прекрасно сочетался с зелеными садами и подлинно древними памятниками города. Восемьдесят лет спустя он также был разрушен.

Исчез безвозвратно и другой свидетель той эпохи — рубежа XII—XIII веков.

Жена Всеволода Мария Шварновна основала во Владимире женский монастырь, называемый Княгинин. Впервые со времен Мономаха там построили собор не из дорогого белого камня, доставлявшегося с отдаленных берегов Москвы-реки, а из дешевого кирпича — плинфы, который обжигался на месте. В том соборе похоронены многие княгини, в том числе Мария Шварновна, жена и дочь Александра Невского.

Недавние раскопки обнаружили только остатки фундамента когда-то сгоревшего собора. Он был одноглавый, четырехстолпный и очертаниями своими, верно, напоминал строгий Рождественский собор. Теперь на его месте стоит также одноглавый, своеобразно нарядный, опоясанный под куполом гирляндами кокошников, кирпичный и побеленный храм первой половины XVI века, восстановленный по проекту страстного охранителя владимирских древностей архитектора Столетова Александра Васильевича и нынешнего главного реставратора владимирской старины его сына Игоря Александровича.

Всеволод боялся народа. Он приказал окружить свой дворец и близлежащие здания белокаменной зубчатой стеной. Получился укрепленный городок в городе, называемый «детинец».

На верху ворот этого детинца стояла церковь Иоакима и Анны. При раскопках были найдены остатки фундамента белокаменных стен и фундамента ворот.

В Московском Историческом музее находится удивительный обломок резного камня — птица Сирин — «птица с ликом девы». В приходной книге музея значится, что камень этот был найден в 1908 году близ Успенского собора города Владимира. Никаких зарисовок точного места находки нет. И гадают теперь исследователи: камень явно относится к XVII веку. Какой церкви  он принадлежал?  Быть  может,  той  надвратной, видимо, позднее перестроенной?  Облик ее  восстановить невозможно.

Как выглядел давно исчезнувший дворец Всеволода — тоже неизвестно. Мы даже не знаем, был ли он белокаменным, или кирпичным, или просто деревянным. Единственное его изображение в одной из летописей ничего не говорит исследователю. И место, где находится дворец, несмотря на неоднократно проводимые раскопки, до сих пор не найдено. Приходится вновь повторить ранее сказанные слова: «Много еще исторических тайн прячет земля Суздальская и Владимирская».

 

 

«Сказания о белых камнях» Голицын С.М.

 

 

Следующая страница >>> 

 

 

 

Вся библиотека >>>

Содержание книги >>>