Место сельского хозяйства в хозяйственной системе древней Руси

  

Вся библиотека >>>

Киевская Русь – Борис Греков >>>

 


Место сельского хозяйства в хозяйственной системе древней РусиКиевская Русь

 

Борис Дмитриевич ГРЕКОВ


 

Место сельского хозяйства в хозяйственной системе древней Руси

 

    «История нашего общества изменилась бы существенно, если бы в продолжение восьми-девяти столетий наше народное хозяйство не было историческим противоречием природе страны. В XI в. масса русского населения сосредоточивалась в черноземном среднем Поднепровье, а к половине XV в. передвинулась в область верхнего Поволжья. Казалось бы, в первом крае основанием народного хозяйства должно было стать земледелие, а во втором должны были получить преобладание внешняя торговля, лесные и другие промыслы. Но внешние обстоятельства сложились так, что пока Русь сидела на днепровском черноземе, она преимущественно торговала продуктами лесных и других промыслов, и принялась усиленно пахать, когда пересела на верхневолжский суглинок. Следствием этого было то, что из обеих руководящих народнохозяйственных сил, какими были служилое землевладение и город ской торговый промысел, каждая имела неестественную судьбу, не успевала развиться там, где было наиболее природных условий для ее развития, а где развивалась успешно, там ее успехи были искусственны. . .»1 Давно уже и наша археология и историческая наука в целом начали указывать на «неестественность» и «искусственность» этого построения Ключевского, но тем не менее у многих представителей нашей науки этот предрассудок еще продолжает держаться (Довнар-Запольский, Лященко, Рожков). С особенной силой выступил на защиту этого положения Н. А. Рожков. Он сделал попытку обосновать его целым арсеналом документальных доказательств, и, конечно, это обстоятельство обязывает нас ближе присмотреться к самому предмету и к системе защиты положений, выдвинутых недавно умершим историком.

 

   По его мнению, земледелие в древнейшей Руси не только не господствовало, но и не было даже очень важной отраслью хозяйства.

 

   «Кий, Щек и Хорив 2 по преданию, занесенному в начальную истопись, были звероловами. Северяне платили дань хазарам по шкурке белки с дыма. Олег, подчинив в 883 г. древлян, положил на них дань по черной кунице с дыма.

 

  

 

 1 В. О. Ключевский. Боярская дума древней Руси, изд. 5,. стр. 11. 1919.

 

 2 Цитирую Рожкова как автора, более детально аргументирующего СИПИ положения.

 

 

 

    По словам арабского писателя Ибн-Хардадбе, жившего во второй половине IX в., русские вывозили из своей страны меха выдры и черных лисиц, т. е. продукты звероловства. В 945 г. Игорь, отпуская от себя византийских послов, заключивших с ними договор, одарил их тем, чем сам был богат, главным образом, мехами. То же самое обещала дать в дар византийскому императору при своем крещении княгиня Ольга. Ей же приписывается устройство княжеских «ловищ», т. е. приспособлений для охоты на зверей в землях древлянской и новгородской, и «перевесищ» — приспособлений для ловли птиц — по Днепру и Десне. Древляне, осажденные Ольгой в Коростени, предлагали ей дань «скорою», т. е. мехами. По словам Святослава, одним из главнейших богатств Руси были меха».1 Дальше тот же автор делает указания на пчеловодство и рыболовство, снабжая свои рассуждения ссылками на соответствующие места многочисленных источников. И тем не менее, согласиться с такими положениями автора невозможно.

 

    Легенда о Кие, Щеке и Хориве использована Н. А. Рожковым не совсем верно. Летописец приводит три варианта сведений о них и особенно о первом из братьев. Сам летописец отдает предпочтение последнему варианту, по которому Кий является князем, путешествует в Византию и принимает там «велику честь... от царя». И мы не можем не согласиться в данном случае с летописцем: из всех трех версий; предположение о том, что Кий был у полян одним из князей, подобных тем, о которых говорит Маврикий Стратег или которых упоминает летописец, наиболее вероятно.

 

    Стало быть, звероловство здесь весьма сомнительно. Платеж дани мехами, конечно, говорит только о наличии мехов и об их ценности, и больше ни о чем.2 Необходимо, наконец, пересмотреть и обычное понимание некоторых слишком хорошо знакомых и традиционно толкуемых мест летописи. К числу их относится и известное место под 859 г. о том, что «козари имаху на полянех и на северех и на вятичех, имаху по белей веверице от дыма». Но не правильнее ли будет читать «по беле и веверице», где «бель» будет серебряная монета? Тогда наше представление об этих племенах и характере их обложения представятся нам в другом свете.3 Для решения этого вопроса совершенно необходимо в первую очередь обратить внимание не на предметы, которыми покоренное население облагалось в виде дани, а на единицу обложения. Это есть дым, или дом, рало, плуг. Дым, или дом — это, несомненно, оседлое хозяйство — очаг, двор, индивидуальное хозяйство, поскольку оно облагается как особая хозяйственная единица. Плуг или рало говорят сами за себя. Все эти термины в сущности обозначают одну и ту же единицу обложения, в основе которой лежит сельское хозяйство.

 

 

 

 1 Н. А. Рожков. Русская история, т. I, стр. 76—77.

 

 2 Св. Мариан, основатель монастыря в Регенсбурге (в 1075 г.), был у Киевского князя Святослава и от него, а также и от других знатных лиц «богатейшего города   Киева, получил в подарок драгоценные меха ценою в 100 фунтов серебра; увезя их на телегах, он благополучно вернулся вместе

 

с купцами в Регенсбург». Эти меха там были проданы, и на вырученные деньги сооружена монастырская крыша. Vita S. Mariani. M. Э. Шайтан. Германия и Киев в XI в. Летопись занятий Пост, ист.-арх. комиссии, 34, стр. 22.

 

 3 В Ипатьевской летописи, под 1257 г.: «Данило посла Коснятина... да побереть на них (ятвягах) дань. Ехав же Коснятин, пойма на них дань: черные куны и бель сребро, и вдасть ему...»

 

 

 

    Вятичи в 964 г. говорили Святославу: «Козаром по щьлягу от рала даем». То же видим и несколько позднее: в 981 г. Владимир «вятичи победи и возложи на ня дань от плуга, яко же и отец его имаше».1 Мы имеем—правда, несколько более позднюю—расшифровку этой земледельческой единицы обложения. Гельмольд (XII в.), рассказывая о западных прибалтийских славянах, между прочим, сообщает, что «существует у оботритов епископская подать, которая заменяет десятину, а именно: от каждого плуга, т. е. от двух волов или одного коня (курсив мой.—Б. Г.)—мера хлеба, 40 мотков льна, 12 нумм доброй монеты (XII nummi probatae monetae)...»2.

 

    Если единица обложения в данном обществе получила свое происхождение от главнейшего пашенного орудия производства, то совершенно очевидно, что мы имеем дело с обществом безусловно земледельческим.

 

    Эти наши соображения мы можем очень хорошо проверить, если сопоставим приведенные факты с предметами материальной культуры, постоянно находимыми при раскопках.

 

    В этом отношении у археологов нет разногласий.

 

 

 

 1 Лаврентьевская летопись, под 964 и 981 гг.

 

 2 Неlmoldi. Chronica Slavorum, lib. I. Monumenta Germaniae histodca, t. XXI, p. 21.

 

 

 

    В своей работе «Древние обитатели среднего Приднепровья и их культура в доисторические времена» археолог В. В. Хвойка делает опыт подведения итогов многочисленных данных археологических раскопок в среднем Поднепровье, т. е. в районе для нас особенно интересном, поскольку здесь образовался центр «варварского» русского государства. Не только для «славянской эпохи» (терминология В. В. Хвойка. — Б. Г.), но и для периодов более ранних В. В. Хвойка с уверенностью говорит о господстве здесь земледелия. «Итак, мы видели, — подводит итоги Хвойка, — что обитатели Среднего Приднепровья славянской эпохи знали многие отрасли производства, но ремесла не составляли главной формы труда местного населения. Первенствующая роль принадлежала все-таки земледелию и скотоводству. Это подтверждается весьма частыми находками сельскохозяйственных орудий — железных паральников, мотыг, серпов, кос и др. орудий, находимых в городищах и могильниках этого времени, а также и находками огромного количества зерен хлебных злаков, нередко хранившихся в особых помещениях. В жилищах, как обнаружило исследование древних построек, уничтоженных пожаром, в отделении, соседнем с жильм помещением, нередко оказывались целые слои поджаренных хлебных зерен — пшеницы, ячменя, ржи и проса; иногда они находились в деревянных обгоревших кадках и бочках. В некоторых случаях, напр., в Шарковском (Шаргородском) городище, хлебные зерна были обнаружены в специальных зернохранилищах, устроенных в отделении, находившемся по соседству с жилым помещением. Зернохранилища эти представляли собой круглую выкопанную в желтой материковой глине яму со сводчатым верхом, в котором находилось отверстие; стенки такой ямы были докрасна обожжены»1 (курсив везде мой. — Б. Г.). «Славянскую эпоху» В. В. Хвойка начинает после «великого переселения народов», т. е. его наблюдения идут в глубь веков — задолго до образования Киевского государства.

 

    Оказывается, та же картина характерна не только для Среднего Поднепровья.

 

    Едва ли не самым замечательным археологическим открытием наших дней следует считать раскопки П. Н. Третьякова укрепленного поселка в устье р. Сонохты, впадающей в Волгу, в 20 км ниже устья р. Шексны вблизи дер. Березники. Раскопки производились в 1934—1935 гг. Поселок возник приблизительно в III— IV вв. нашей эры, погиб вследствие большого пожара около IV—V столетия. В этом укрепленном поселке— 11 построек, из коих 5 жилых изб, 1 большое общественное здание, 2 помещения, связанные с производством и обработкой металла, 1 ткацкая изба, 1 помещение для хранения и размола зерна и 1 — погребальное.

 

    Для нас в данном случае весьма важно отметить, что люди этого поселка питались хлебом и занимались подсечным земледелием, о чем свидетельствует не только наличие особой хлебной избы, но и орудий производства: специальные топоры для срубания деревьев, серпы, зернотерки. Какие именно хлебные злаки здесь возделывались, установить не удалось. Зато по косвенным данным устанавливается культура льна, из которого ткались полотна. Рядом с земледелием тут имеются явные следы и других отраслей хозяйства — охоты, рыболовства, добычи и обработки металла, прядения, гончарного дела, работы по дереву и др. Перед нами, очевидно, коллектив родственников, ведущих свое многостороннее хозяйство.2

 

    Работа П. Н. Третьякова одним этим объектом изучения (Березники) не исчерпывается. Он раскопал много поселков в верхнем Поволжье и более позднего времени (VII—IX вв.) и пришел к выводу, что земледелие господствует в этом районе безраздельно и что характер земледелия постепенно меняется. Подсека, т. е. земледелие досошное, постепенно сменяется сошным, пашенным. Оснащенной железным наконечником сохе предшествует деревянное рало. Лошадь, которая в старое время употреблялась в пищу, в связи с этими переменами становится необходимой для земледелия тягловой силой и служит пищей лишь в очень ограниченной мере. Этот перелом в технике земледелия, т. е. переход от подсечного к пашенному земледелию, падает, по наблюдениям автора, приблизительно на VII—VIII вв.

 

 

 

 1 В. В. Хвойка. Древние обитатели Среднего Приднепровья, стр 61, Киев, 1913.

 

 2 П. Н. Третьяков. Доклад в группе истории Академии Наук СССР 26 апреля 1938 г.

 

 

 

    Вместе с тем он отмечает и перемену в формах поселений. На смену укрепленным городищам идут неукрепленные, но зато более крупные поселки, причем родственные коллективы сменяются коллективами, объединяемыми общностью хозяйственных интересов-

 

    Вопрос об этнической принадлежности населения этих поселков, для данного случая не первостепенный, мы оставляем пока в стороне,

 

    В 1929 г. украинский археолог А. Федоровский раскопал Донецкое городище в 7 км от Харькова, у с. Карачевки, на правом берегу р. Уды. Это городище более позднего времени — XI—XII вв. Тут мы имеем уже не подсеку, а настоящее пашенное земледелие. А. Федоровский нашел здесь полный ассортимент хлебных злаков (просо, рожь, ячмень, пшеницу мягкую и твердую, гречу), а также лен и мак, нашел жернова, зернотерку, четыре серпа. Но самое главное, на что он в своем отчете обратил особое внимание, — это то, что вся поверхность селения покрыта ямами разной глубины, предназначенными для хранения зернового хлеба. Он раскопал около 80 таких ям, и это еще не все, так как раскопки не закончены. Стенки этих ям тщательно выглажены, кое-где заметны следы лопат, кое-где видны следы глины и извести, имеются остатки березовой и сосновой коры, которой выстилались когда-то эти ямы. В целом ряде ям были обнаружены обуглившиеся зерна хлебных злаков. «Русская Правда» и летопись тоже упоминают о таких хлебных ямах.1 А. Федоровский относит их к древнейшему слою своих раскопок XI—XII вв. Автор пробует объяснить огромное количество этих ям тем, что ими можно было пользоваться только определенное, ограниченное время, так как в них разводились бактерии, портившие хлеб, после чего приходилось яму забрасывать и делать новую. Весьма вероятно, что догадка автора имеет основание, но нельзя не сделать дополнительно и другого заключения о том, что здесь мы имеем доказательства господства сельского хозяйства в данном районе вообще и, в частности, в данном селении. Иначе нельзя объяснить заботы об устроении этих ям и их количества.

 

 

 

 1 "Оже крадут гумно или жито в яме..." "Правда Русская", Карамз... список, ст. 40.

 

 2 Хрошка археологии та мистецтва ч. I, стр. 5—10. Всеукраинская Академия Наук, Киев. 1930.

 

 

 

    Ассортимент хлебных злаков говорит о том же.2 Совершенно очевидно, что земледелие и на этой территории существует не со вчерашнего дня, что для развития всех перечисленных культур требуется время, измеряемое не десятилетиями, а столетиями.1 Что эти находки А. Фёдоровского не исключительны и что Харьковский район в этом отношении не единственный, видно из археологических данных раскопок и более старого периода и современных.

 

    В раскопках северянских курганов Самоквасов давно уже отмечал факты, вполне подтверждающие это наблюдение Федоровского и сообщения летописи. И там серпы и три сорта хлебных зерен указывают, по его мнению, на земледельческий быт северян.2 К таким же выводам приходят и Гамченко на основании раскопок в урочище Струга 3 и Антонович по данным раскопок древлянских курганов.4 Раскопки селения «Райки» (10 км от Бердичева) подтверждают то же. Эти раскопки замечательны тем, что дают нам не случайно сохранившийся вещевой материал, а полный домашний обиход населения, катастрофически погибшего в начале XIII в. Тут мы имеем полный ассортимент орудий сельского хозяйства: лемехи разных типов, серпы, косы, путы для лошадей; большое разнообразие хлебных злаков: просо, овес, рожь, горох, вика, а также мука, пшено, конопля и мак. Большое количество цилиндрических замков говорит о том, что мы имеем дело с обществом, где весьма развит институт частной собственности с его спутниками — имущественным неравенством и специфическими преступлениями. То же мы имеем по Роси, в так называемой Княжой горе, поселении, относимом археологами к XI—XII вв. Здесь найдены различные орудия производства с преобладанием сельскохозяйственных (177 предметов), среди них имеются плуги.

 

 

 

 1 За разъяснения, данные мне по этому предмету, приношу большую благодарность Н. И. Вавилову.

 

 2 Д. Я. Самоквасов. Северянские курганы. Тр. III археол. съезда, т. I, стр. 219 и др.

 

 3 Чтения в историч. общ. Нестора Летоп., кн. XIII.

 

 4 В. Б. Антонович. Раскопки в стране древлян. Мат. по археолог. России, № 11, стр. 15, СПб. 1893.

 

 5 Сведения эти сообщены мне Л. А. Мацулевичем, за что приношу ему свою благодарность. Некоторые подробности сообщены в статье Ф. Н. Мол-чановского «Обработка металла на Украине в XII—XIII вв. по материалам Райковецкого городища». Проблемы истории докапитал. обществ, № 5, -стр. 83—93. 1934.

 

 

 

    Исследователь Ковшаровского городища (Смоленской губ.) говорит о сельском хозяйстве здесь в XI—XIII вв. совершенно определенно: «Главным занятием жителей было сельское хозяйство». Найденные в городище обуглившиеся (от пожара) зерна, главным образом ячменя (2—3 вида), меньше овса (1—2 вида) и пшеницы, мотыги с серпами и жерновами служат этому ярким подтверждением. Не найдено лишь остатков сохи, которая, несомненно, уже существовала. Возделывали и лен, отпечатки ткани из которого хорошо сохранились на обожженной глине. Несомненно были, но не сохранились, и огородные растения. Были и домашние животные (лошадь, корова, овца, свинья, собака и пр.), кости которых найдены в городище. Хлебные зерна, найденные в этом городище, были обследованы специалистом К. А. Флаксбергом,1 который пришел к заключению, что здесь возделывались главным образом яровые хлеба и больше всего ячмень, но он же подчеркивает, что отсутствие ржи среди зерен, найденных в раскопках, не позволило ему высказаться относительно сельского хозяйства более определенно.

 

    Конечно, отсутствие точных данных о сохе и об озимых хлебах, если оно не случайно, наводит на мысль о более отсталой системе земледелия, чем в Киевщине и в Волжско-Камском районе, — где сошники найдены в слоях X в., — и, может быть, даже в Новгороде. Впрочем, сам А. Н. Лявданский 2 не сомневается, что в XI в. соха с железным наконечником в Смоленщине уже известна. Приблизительно то же мы имеем и в земле радимичей, недавно подвергшейся тщательному обследованию Б. А. Рыбакова. На основании изученных им раскопочных материалов около 150 курганов он приходит к весьма определенному выводу о том, что земледелие было основным занятием радимичей, что они стремились занять наиболее плодородные черноземные части территории. Охота составляет едва заметное занятие, которое не оставило в курганных раскопках никаких следов.

 

 

 

 1 К. Флаксберг. Хлебные зерна из Ковшаровского городища, Гриневской вол., Смоленского уезда. Там же, стр. 250—254.

 

 2 А. Н. Лявданский. Некоторые данные о городищах Смоленской губ. Научн. изв. Смол. гос. унив., т. III, вып. 3, стр. 247, Смоленск. 1926.

 

 

 

   Автор указывает также на то, что здесь сеялись не только хлебные злаки, но и технические культуры, и, прежде всего, лен. Дань, платимая радимичами по  одной шкурке с дыма, тоже говорит о ничтожных размерах охотничьего промысла.  Сторонников теории о господстве здесь охоты не спасает и обычно приводимый ими относящийся к 1150 г. факт платежа смоленскому епископу десятины лисицами, так как и в XVI в., когда относительно места земледелия в хозяйстве этого края уже нет споров, мозырский наместник продолжал собирать с населения мед и «по лисице с каждого дыма». За время X—XII вв. здесь, правда, не найдено металлических сошников; в изобилии имеются топоры, серпы, косы-горбуши. Отсюда можно было бы сделать вывод о преобладании подсечной системы, что не противоречило бы нашему представлению о радимичах и вятичах как  о  племенах  отсталых  в своем развитии по сравнению с другими славянскими племенами. Красочное изображение летописцем этих лесных жителей, живущих «зверинским обычаем», хорошо известно всем. Необходимо, однако, иметь в виду, что Б. А. Рыбаков не обследовал радимичских городищ, а изучал только могилы. Работы того же Б. А. Рыбакова над археологическими материалами дреговичей, в своем развитии недалеко ушедших от радимичей, позволяют говорить более решительно о пашенном земледелии или, во всяком случае, о более высоких формах подсечной системы у дреговичей даже в    IX в., если не раньше.1

 

    Недавние раскопки В. И. Равдоникаса на границе новгородских владений с Карелией говорят о той же роли земледелия даже для северного района. М. И. Артамонов имел поэтому полное основание в одной из своих последних статей заявить, что «вопреки распространенному среди некоторых историков мнению, у славянских и финских племен Восточной Европы еще задолго до возникновения Русского государства земледелие было важнейшим видом хозяйственной деятельности».2

 

    Данные языка говорят о том же: уже в глубокой древности в славянском языке имеются термины, свидетельствующие, что славяне прекрасно знакомы с хлебными злаками, огородными овощами и сельскохозяйственными орудиями производства.

 

    Археологические и лингвистические данные вполне согласуются со сведениями древнейшей «Правды Русской». Отправляющемуся в служебную командировку вирнику полагалось «взяти 7 ведер солоду на неделю, также овен, либо полоть или две ногате, а в среду резану, в три же сыры; в пятницу тако же. А хлеба, поскольку могут ясти, и пшена; а кур по две на день; кони 4 поставите и сути им на рот (овса), колько могут зобати». Дальше еще имеется разъяснение относительно продуктов для вирника и его помощников: «борошна, колько могут изъясти». Перед нами продовольственная обычная норма для командируемого сборщика податей и штрафов. С другой стороны, и отклонения от этой нормы обнаруживают то же первенствующее значение хлеба. Крайнее ограничение в пище обычно в таких случаях изображается как переход на хлеб и воду. Антоний Печерский «яды хлеб сухий, и того черес день, и воды в меру вкушая».3

 

    Никаких сомнений нет, что перед нами общество, производственная база которого основана прежде всего на земледелии. Хлеб -основная пища людей,  как  овес — лошадей,  причем количество этих продуктов на едоков нормируется исключительно аппетитом потребителя, что говорит об изобилии этих продуктов.

 

    «Обилие» в наших старых письменных памятниках обозначает прежде всего изобилие хлеба, продовольствия. «Бывши бо единою скудости в Ростовстей области, востаста два волхва от Ярославля, глаголюща, яко ве свеве, кто обилие держит».4 Из дальнейшего видно, что под обилием-действительно разумелся хлеб прежде всего. В духовной новгородца Климента XIII в. читаем: «Даю за все то два села с обильем, и с лошадьми, и с бортью...»5 Летописец, вкладывая в уста послов,  говоривших от имени славян Рюрику и его братьям, фразу «земля наша велика и обильна», безусловно имел в виду плодородие земли и распространенность в стране земледелия. В уже цитированной выше «Правде» детей Ярослава середины XI в. мы имеем изображение княжеского хозяйства, по крайней  мере настолько полное, чтобы не оставить в нас сомнения относительно земледельческой базы, на которой оно покоится. За сообщаемыми «Правдой» деталями ясно проглядывает княжеский двор в широком понимании слова, т. е. жилые и хозяйственные постройки, княжеские слуги различных рангов и эксплоатируемое население — смерды, рядовичи, изгои и закупы (последняя категория взята из «Пространной Правды», но у нас нет никаких оснований думать, что она возникла лишь тогда, когда составлялась эта «Правда») и обыкновенные рабы. Среди хозяйственных построек либо прямо называются, либо с очевидностью подразумеваются — клеть, конюшня, коровий двор, хлев, помещение для сена и дров. Называются следующие детали сельского хозяйства: рогатый рабочий скот (волы) и лошади, скот молочный и мясной («говядо»), овцы, свиньи, козы; из птиц — голуби, куры, утки, журавли, лебеди. Имеются некоторые данные об организации сельского хозяйства: сельский староста и ратайный староста, очевидно, наблюдатели за земледельческими работами. Упоминаются поля, разграниченные межами. Нарушение межи карается самым высоким штрафом — «А иже межу переорет... то за обиду 12  гривне» (ст. 33). Предполагается, что кто-то заинтересован в расширении своей пашни за счет соседа, под которым в данном случае разумеется князь. Кто же мог прежде всего покуситься на чужую межу, как не земледелец-смерд, уже ставший нуждаться в земле и уже успевший почувствовать стеснение в еще недавнем праве ее свободного использования? О росте княжеского, боярского, церковного землевладения я буду говорить ниже.6

 

    Классическое изображение смерда-земледельца в речи Владимира Мономаха на Долобском съезде (1103 г.) нам хорошо известно. Здесь смерд изображается в качестве мелкого непосредственного производителя, владеющего орудиями сельскохозяйственного производства, усадьбой, инвентарем живым и мертвым и пр. Смерды -самая многочисленная группа населения Киевской и Новгородской Руси. Все они прежде всего земледельцы.

 

 

 

 1 Б. А. Рыбаков. Радзiмiчы. Працы секцьи археологи, т. III, Белорусск. Академия   Наук, Инст. истории, Минск, 1932 (также выступление 28 октября 1934 г. в заседании МОГАИМК).

 

 2 М. И. Артамонов. Археологические исследования в СССР. «Правда» от 7 февраля 1938 г.

 

 3 Ипатьевская летопись, стр.  110. 1871.

 

 4 Лаврентьевская летопись, под 1071 г.

 

 5 Владимирский-Буданов. Хрестоматия, вып. 1, стр. 118. 1908.

 

 6 Отсюда, конечно, не следует, что в той же «Правде» Ярославичей не может быть статей, особенно вставленных позднее, касающихся предметов и не только княжеского хозяйства.

 

 

 

    Вполне понятным делается и обращение кн. Ольги к древлянам, записанное в Лаврентьевской летописи под 946 г. (не большая беда, если летописец этот рассказ снабдил подробностями, взятыми из обихода современной ему жизни): «Вси ваши гради предашася мне и ялися по дань и делают нивы своя и земле своя, а вы хочете измрети гладом».

 

    Относительно голодовок у нас имеется достаточное количество сведений, из которых с совершенной ясностью вытекает, что земледелие есть основное и главное занятие деревенского населения.

 

    «Том же лете вода бяша велика в Волхове, а снег лежа до Яковлева дня; а на осень уби мороз вершь всю (т. е. хлеб) и озимице и бысть голод и церес зиму ржи осьминка по полугривне».1 «Стояста 2 недели полне, яко искря гуце, тепле вельми, переже жатвы; потом найде дожгь, яко не видехом ясна дни ни до зимы; и много бы уйме жит и сена не уделаша.. .»2 «Том же лете стоя все лето ведром, и пригоре все жито, а на осень уби всю ярь мороз. Еще же за грехи наши не то зло оставися, но пакы на зиму ста вся зима теплом и дождем, и гром бысть; и купляхом кадку малую по 7 кун. О велика скорбь бяше в людях и нужа».8 «Той же осени найде дожгь велик и день и нощь на Госпожькин день, оли и до Никулина дни не видехом светла дни, ни сена людей бяше льзе добыты, ни нив делати».4 «Изби мраз на Въздвиженье честного креста обилье по волости нашей, а оттоле горе уставися велико: почахом купити хлеб по 8 кун, а ржи кадь по 20 гривн, а в дворех пол-30, а пшенице по 40 гривн, а пшена по 8, а овес 13 гривн. И разидеся град наш и волость наша, и полни быша чюжии гради и страны братье нашей и сестр, а останок почаша мерети».5

 

    Не остается никаких сомнений, что неурожай есть общенародное бедствие: не только деревня страдает от него, но и городской житель вынужден терпеть «скорбь велику и нужду», если по тем или иным причинам не родился хлеб. Необходимо обратить внимание, что эти факты, взятые из летописей, касаются Новгородской земли.

 

    Самое серьезное внимание необходимо обратить на различение нашими источниками озими и яри. Это говорит о пашенном устойчивом земледелии, весьма возможно, о двухпольной, а может быть и трехпольной системе.

 

 

 

 1 Новгородская I летопись, под 1127 г. Курсив мой. — Б. Г.

 

 2 Там же, под 1145 г.

 

 3 Там же, под 1161 г. Курсив мой. —Б. Г.

 

 4 Там же, под 1228 г.

 

 6 Там же, под 1230 г.

 

 

 

    Конечно, с первого взгляда может показаться, что все эти факты относятся только к XI—XII вв., что, может быть, в несколько более раннее время (IX—X вв.) дело обстояло иначе. Эти сомнения разрешают показания иностранцев и археологии, которые вполне подтверждают наши наиболее ранние письменные свидетельства.. Еврейский путешественник X в. Ибн-Якуб сообщает, что «славянская земля (имеются в виду западные и отчасти восточные славяне) обильна всякого рода жизненными припасами, что славяне — народ хозяйственный и занимаются земледелием усерднее, чем какой-либо другой народ». Восточные документы свидетельствуют, что славянский лен в IX в. в значительных количествах шел в Среднюю Азию через Дербент.1 Под 997 г. в Лаврентьевской летописи помещен рассказ об осаде Белгорода. Старик советует осажденным горожанам собрать «аче и по горсти овса или пшенице или отруб» для того, чтобы устроить кисельный колодезь и обмануть неприятеля. Предполагалось, что эти продукты имеются у большинства населения даже во время осады, рассчитанной на голодный измор осажденных. Маврикий Стратег, писатель конца VI в., сообщает, что у славян много проса и пшеницы. В IX в. не только упоминается как говорит Рожков, рало (или плуг) у вятичей, но оно стало там, как мы видели, единицей обложения. В «Правде Русской» (Пространной) из произведений сельского хозяйства называются пшеница, жито, горох, пшено, полба, ячмень. В «Вопрошании Кири-ковом» — горох, соцевица, пшеница и овощи. В церковном уставе середины XI в. записано: «аще муж иметь красти конопли или лен или всяко жито». Араб Ибн-Русте (первая половина X в.), рассказывая о жатве у славян, дает понять, что земледельческие продукты были главной пищей их (особенно они любили просо, о чем говорят также Маврикий и Лев Мудрый). У Льва Диакона мы встречаем известие, что император Цимисхий по договору со Святославом 971 г. дозволил Руси привозить в Грецию хлеб на продажу. Менандр, византийский писатель VI века, сообщает о том, что у антов имелись поля, подвергшиеся опустошению со стороны войск византийских.  Хлеб и мясо — это, по словам Константина Порфирородного, обычная жертва славян, а значит, и пища, и, конечно, не новая, а весьма старая, потому что жертвенный ритуал есть освященная вековыми обычаями традиция.

 

    Вообще известные нам факты относительно дохристианской религии славян говорят о земледельческом культе по преимуществу. Солнце и земля, два главных божества во всяком земледельческом культе, имеются и у славян. Они даже считают себя «Даждь-божьими внуками», а землю называют своей матерью. Ранняя история христианства на Руси еще раз подтверждает земледельческий характер хозяйства древних славян IX—X вв.: та синкретическая религия, которая образовалась в результате принятия христианства, не носит на себе почти никаких существенных налетов тотемизма, что для концепции Ключевского—Рожкова было бы необходимо. Христианские понятия и представления заменили собой элементы именно земледельческого культа: весна превратилась в богородицу, приезжающую на благовещение на сохе, святые Илья, Егорий и Никола превратились в покровителей Сельскохозяйственных работ и помощников земледельца. Особенно Егорий: он «жито родит», «ярь засевает», «горох сеет и на поле первый бог».2 Молиться славянин привык под «овином» 3 и т. д. То же можно наблюдать и у пруссов, непосредственных соседей восточных славян.

 

 

 

 1 А. Ю. Якубовский. Рассказ Ибн-ал Баби. Виз. врем., т. XXV, стр. 62.

 

 2 M. H. Никольский. Ист. русск. церкви, стр. 50—51 и др., изд. 2-е.

 

 3 Дополнения к актам историческим, относ, к России (ДАЙ), I, № 1.

 

 

 

    Протестуя против водворяемого среди них христианства, они говорят своим миссионерам, что из-за них земля прусская перестанет давать жатву, деревья — плоды, животные — приплод.1

 

    О земледелии как хозяйственной основе жизни древнеславян-ского общества говорит и славянский календарь, возникший еще в родовом строе во время господства огневой подсечной системы земледелия. Славяне делили время на отрезки, соответствующие чередованию сельскохозяйственных работ и определяли эти отрезки по луне. Первый месяц — месяц, когда секут деревья для сжигания, называется сечень, второй, когда срубленные деревья подсыхают — сухой, третий, когда сожженные деревья превращаются в золу — березозол, четвертый — травень, дальше идут—кветень, серпень, вресень (от врещи — молотить).2 Совершенно очевидно, в какой хозяйственной обстановке вырос этот календарь.

 

    М. С. Грушевский объясняет противоречия в показаниях византийских писателей относительно состояния земледелия у славян тем, что, по его мнению, эти писатели сталкивались со славянскими пограничными поселениями, население которых, в обстановке колонизационного движения среди постоянных опасностей, отставало от форм более культурной жизни славян, живущих вдали от византийских границ. «Источники, которые знали славян в нормальной обстановке, — говорит Грушевский, — на насиженных местах, показывают у них широко развитую земледельческую культуру, положившую свой глубокий отпечаток на весь славянский быт». «Правда, — продолжает тот же автор, — такие источники мы имеем за более позднее время — X и даже XI вв., но такое широкое развитие земледелия показывает, что мы имеем дело не с каким-нибудь новым, а очень старым культурным достижением».3

 

    Решительно поддерживая точку зрения М. С. Грушевского на роль земледелия в древней Руси и допуская, что М. С. Грушевский не ошибается в объяснении этих «противоречий», я все же думаю, что можно объяснить их и иначе. Если более старые писатели говорят о славянском земледелии в очень скромных выражениях (один из них, Прокопий, даже утверждает, что «оба народа [славяне и анты—Б. Г.] живут в худых, порознь рассеянных хижинах и часто переселяются»), а более поздние свидетельства дают картину настоящего пашенного земледелия, —• не проще ли здесь видеть прогресс в технике славянского земледелия и вытекающие отсюда вполне понятные следствия?

 

    Итак, все имеющиеся в нашем распоряжении факты решительно противоречат утверждению Ключевского—Рожкова о том, что земледелие в древнейшей Руси не господствовало, не было даже очень важной отраслью хозяйства. Для Рожкова это явствует, как мы видели, из того,, что в числе хозяйственных благ, составлявших главное богатство Руси, ни разу не называется хлеб, а упоминаются только продукты «добывающей промышленности — меха, мед и воск». Рожков прав в том, что «богатство князей, бояр и купцов состояло не в хлебе», но этот факт не служит аргументом в пользу основного утверждения автора. Хлеб стал «богатством» гораздо позднее, в тот момент, когда феодальные отношения совершенно явственно стали обнаруживать признаки своего разложения, — в конце XVIII в. и особенно в XIX в., — но и сам Рожков не станет отрицать, что земледелие было главным занятием сельского населения и в XV—XVII вв. в Московском государстве, в то время, когда пушнина, несомненно, продолжала оставаться самым выгодным и преобладающим русским товаром на европейских и азиатских рынках.

 

    Мне кажется, что в наших источниках нет данных для того, чтобы признать основные положения Ключевского, Рожкова и их последователей доказанными. В Киевской, Новгородской и Суздальской Руси основным занятием населения было земледелие.

 

    Пушная охота явилась в сколько-нибудь развитом виде следствием внешней торговли, причем охота эта могла стать большим промыслом только на севере, так как в средней полосе и, особенно, на юге не могло быть пушного зверя, способного по своей ценности конкурировать с пушниной севера.

 

   

 

 1 Э. Лависс. Очерки по истории Пруссии. М.  1897.

 

 2 H. M. Карамзин. История Государства Российского, т. I, изд. Смирдина, стр. 72—73, примеч. 159.

 

 3 Михаиле Грушевський. Iсторiя Украiни-Pyci, т. I, стр. 128, изд. 2-ое, 1904.

 

 

Следующая страница >>> 

 

 

 

 

Вся библиотека >>>

Киевская Русь – Борис Греков >>>

 

 


При перепубликации гиперссылка на Библиотекарь.Ру обязательна