ЖАКЕРИЯ. Из эпохи Жакерии Положение французских крестьян стало улучшаться в ХП—ХШ столетиях

  

Вся библиотека >>>

Содержание книги >>>

 

История

Многоликое средневековье


Иванов К. А.

 

Из эпохи Жакерии

 

Положение французских крестьян стало улучшаться в ХП—ХШ столетиях. Улучшение это было вызвано прежде всего крестовыми походами. Отправляясь в Святую землю на освобождение Св. Гроба, испытывая невольное волнение и под влиянием величия самой цели, и под влиянием представления о далеком и небезопасном пути, феодальные рабовладельцы становились доступнее голосу справедливости и давали своим крестьянам различные льготы, облегчавшие их положение. К тому же побуждало их и естественное желание расположить в свою пользу крестьян, среди которых они оставляли своих жен, своих детей и свое имущество. Наконец, крестьяне стремились толпами в ряды крестоносных ополчений, так как участие в крестовом походе приносило им свободу: нужно было удерживать их от ухода, и феодалы стремились делать это путем различных льгот и уступок. Нуждаясь в деньгах для своих отдаленных предприятий, феодалы продавали даже полную свободу наиболее зажиточным из своих крестьян. Богатое духовенство играло также немалую роль в деле улучшения крестьянского быта: оно выдавало феодалам крупные суммы денег под залог их имений, вступало в управление ими и значительно улучшало положение крестьян, прекрасно понимая, что улучшение это увеличит доходность их имений. Известное влияние на деревни и их обитателей оказывали и французские города, уже пользовавшиеся в ту пору некоторой свободой. Благодаря всему этому французские крестьяне избавились от наиболее тяжелых и возмутительных повинностей, которые раньше лежали на них всей своей тяжестью. В деревнях именно в это время возникли различные классы населения, значительно отличавшиеся друг от друга по своему положению. Начиная именно с этого времени деревни вступают в новые договоры со своими владельцами, которые подписывают особые хартии или кутюмы. Любопытно, что в ряду прав, перечисляемых в этих кутюмах, почти всегда встречается право принимать к себе посторонних крестьян, бежавших от своих владельцев. В XIII столетии французские короли, соединившие в своих руках почти половину Франции, освобождали сельское население от феодального гнета, как раньше освобождали от того же гнета население городов; и в том, и в другом случае ими руководили политические расчеты. Они стали давать права гражданства без различия и жителям городов, и жителям деревень: одним — право действительного гражданства, его получали жители того или другого города, из которых каждый и назывался действительным гражданином (bourgeois reel), другим — личное право гражданства, которое получали жители деревень, приписавшиеся к городу и платившие за это известную подать, — каждое из таких лиц и называлось личным гражданином, или гражданином короля (bourgeois personnel или bourgeois du roi). В начале XIV века французские короли стали освобождать крестьян целыми массами, и примеру их следовали крупные феодальные владельцы. Все, по-видимому, шло к лучшему. Как же объяснить те крестьянские восстания, которые происходили неоднократно в продолжение XIII века и завершились огромным восстанием, относящимся к началу второй половины XIV века и известным в истории под именем Жакерии (la Jacquerie) ?

 Первой и главной из причин было непомерное количество податей. И прежде всего — сама свобода крестьян покупалась последними дорогой ценой. «Все эти преимущества, — говорит в своей «Истории крестьян во Франции» Leymarie, — приобретались не даром: за них следовало платить новыми податями, которые сильно увеличивали число прежних податей». Среди этих новых поборов, на которые соглашались с радостью из-за уничтожения более тяжелых, более стеснительных прав феодала, были такие, которые, в свою очередь, сделались невыносимыми или, по крайней мере, переносились с нетерпением. Например, свобода брачных союзов была куплена ценой денежной пени; право завещать и наследовать имущество было дано также на известных стеснительных условиях; наследовавший имущество своего отца должен был платить по определенной таксе. Обыкновенно платили натурой: увеличивалось число рабочих дней, посвящавшихся господским интересам, увеличивалось количество снопов, количество шерсти, ягнят, цыплят, приносившихся крестьянами на господский двор.

В 1315 году французский король Людовик X Сварливый (le Hutin, le Querelleur) издал следующий эдикт:

«Так как по естественному праву всякий должен родиться вольным, вследствие же иных порядков и обычаев, которые издревле были введены и хранились по сие время в нашем королевстве, а может быть, и за грехи прежде живших, много нашего простого народа обращено в крепостных и разного рода податных, что крайне нас огорчает, — мы, приемля во внимание, что королевство наше слывет и именуется королевством франков, т. е. свободных людей (franc — вольный, свободный), и желая, чтобы вещь поистине отвечала названию и чтобы состояние людей от нас улучшилось, с наступления нового нашего правления, по определению нашего вер-

 ховного совета, повелели и повелеваем, чтобы вообще по всему королевству, насколько может зависеть от нас и от наших преемников, таковые (крепостные) повинности обращались в льготы и чтобы всем тем, кто по происхождению, либо с давнего времени, или же вновь, вследствие брака либо пребывания в местах, несвободных от повинности, подпали или могли бы подпасть под неволю, была бы дарована свобода на подходящих и выгодных условиях. И чтобы в особенности люди низшего сословия сборщиками, приставами и прочими должностными лицами, кои в прежние времена наряжались по делам о наследстве бездетных рабов или о браках, заключенных без дозволения владельца, не были впредь притесняемы и ради таких дел не терпели убытков, как велось до сего времени к нашему неудовольствию, и дабы прочие господа, имеющие подвластных людей, следуя нашему примеру, возвращали им свободу: мы, вполне полагаясь на верность вашу и испытанное благоразумие*, поручаем вам и повелеваем, согласно содержанию сей грамоты, отправиться в Санлисский округ и подсудные ему места и со всеми, кто будет вас о том просить, договариваться и вступать в такие соглашения, кото-ръши нам было бы дано достаточное вознаграждение за те выгоды, кои от сказанных выше повинностей люгли проистекать для нас и для преемников наших; даруйте им, насколько касается нас и наших преемников, общие и вековечные льготы, как сказано выше и более подробно нами вам изъяснено, объявлено и передано устно. Мы же обещаем чистосердечно от себя и за наших преемников, что утвердим и одобрим, будем соблюдать сами и прикажем соблюдать и хранить все то, что по делам вышесказанным вами будет постановлено и даровано; грамоты же, которые вами будут выдаваемы на наши договоры, сделки и пожалования льгот городам, общинам, поместьям и частным лицам, мы отныне будем утверждать, а также будем выдавать им и свои, в случае, если о том будут просить нас. Повелеваем всем нашим судьям и подданным во всех сих делах оказывать нам повиновение и надлежащее содействие. Дано в Париже, в 3 день июля, в лето от искупления мира 1315»».

Эта грамота была дана в то время, когда казна Людовика X истощилась. Вместо того чтобы предоставить самим крестьянам откупаться тогда, когда они будут в состоянии делать это, король, находя, что такое мероприятие не наполнило бы в достаточно скорое время его сокровищницу, обратился к своим комиссарам со следующим указом: «Так как может случиться, что кто-либо, или под влиянием вредного совета, или в силу непонимания, не уразумеет столь великого преимущества и столь великой милости и захочет лучше остаться в жалком состоянии рабства, чем получить свободу, мы повелеваем вам и поручаем собирать с таковых лиц сообразно с размерами их имущества и условиями рабства подати для предстоящей нам войны в таких размерах, какие могут быть допущены как положением, так и имуществами каждого из них, а также какие требуются для нашей войны».

Таким образом настоящая цель, с которой было издано вышеприведенное повеление, обнаруживается вполне, и философское рассуждение о естественных правах людей отпадает само собой. Так поступали и все сеньоры, как светские, так и духовные, одни в большей, другие в меньшей степени: освобождая подвластное им население от одних повинностей, они налагали на них другие. Дело не ограничивалось, впрочем, только уплатой известной суммы или несением известной повинности своему ближайшему сеньору; так как сеньор

зависел, в свою очередь, от сюзерена, то крестьянину за получаемые льготы приходилось платить и тому, и другому. Это может быть подтверждено первым попавшимся примером: граф Монтегю дал освободительную хартию населению местечка Шень (Chaigne), и крестьяне, обитавшие в нем, должны были заплатить 100 фунтов своему сеньору, т. е. графу Монтегю, и 640 фунтов герцогу Бургундскому, сюзерену графа, за его согласие на выдачу упомянутой хартии. То же было и с крестьянами, жившими на монастырских землях. Помимо уплаты известной суммы денег, освободительные грамоты

требовали иногда и соблюдения особенных условий; так, например, аббат монастыря St.-Germain-des-Pres отмечает в данной им хартии следующее оставляемое за ним и его преемниками право над людьми, живущими в их деревнях и получившими различные льготы: «Нашей церкви сохраняется право облагать наших людей податями в те годы, когда король наложит на нас подати, и притом пропорционально той сумме, которую потребуют от нас». Нередко налагался в таких случаях новый оброк, который и получал новое, специальное наименование. «Мы налагаем, — говорит хартия орлеанского капитула, — как бы в отплату за благодеяние свободы, нами

 дарованное, главный оброк, заключающийся в том, чтобы с каждой дюжины снопов, которые будут сняты на земле нашей, и даже с каждых одиннадцати снопов, если нельзя собрать более с одного поля, мы имели право получать один сноп, который мы сами выберем и который будет доставляться земледельцем в нашу житницу: этот сноп будет называться „снопом свободы" (le gerbe de Iiberte)». Но эта новая «десятина», как назывались подати, несомые церкви, не исключала прежних. Благодаря этому материальное положение освобождавшихся крестьян было еще гораздо хуисе, чем положение крепостных.

Много бед приносили крестьянам междоусобные войны феодалов, истреблявшие их посевы, разрушавшие их жилн-ща. Эти междоусобные войны породили целый класс разбойников, совершавших нападения на деревни и безнаказанно обижавших и разорявших крестьянское население. Б конце XII века крестьяне, вопреки существующим запрещениям, издававшимся как господами, так и церковными соборами, образовали между собой союз для защиты своих жилищ Я своего имущества от разбойников. Основателем этого союза, этого братства был один плотник. Он объявил, что ему явилась во сне Пресвятая Дева и повелела образовать такое общество, которое защищало бы деревенских жителей. Само общество получило свое название от имени Пресвятой Девы. Но эта мера не могла искоренить зла: члены общества отбивали бродяг и разбойников из одного места, а те быстро переходили на другое и подвергали его разорению.

И вот в среде полуразоренного, недовольного, угнетаемого крестьянства стали появляться проповедники. Проповедники эти резко отличались от других людей: не ели мяса, не пили вина, не брали денег, бродили повсюду босиком и с непокрытыми головами. О прибытии их в ту или иную местность немедленно узнавало все население, и все стремились к ним. С возвышенных мест произносили эти странники свои горячие, но простые, доступные народу речи о его жалкой судьбе, о наступлении новой поры — царства Божия на земле. На них смотрели как на вестников Бога, их речам внимали с восторгом: те речи громко гласили о том, что смутно и медленно зрело в душе каждого из слушателей. И долго, и назойливо звучали в ушах крестьянина эти речи; они западали в его душу, как зерно в разрыхленную, подготовленную для его восприятия землю. Они нарушали спокойствие его сна. И в своих сновидениях крестьянин видел эти исхудалые, загорелые лица с ярко горящими очами, с длинными волосами В бородами. Феодальные владельцы посылали своих оруженосцев и воинов за этими проповедниками, преследовали их, но те быстро скрывались в другие места и уводили за собой новых учеников; единственный крестьянский сын, надежда своих родителей, бросал отчий дом и шел за провозвестниками зари новой жизни, каковыми считали их крестьяне. Проповедники уходили, пропадал и сам след их, но посеянные ими семена давали всходы. В разных частях Франции возникли новые, на этот раз воинственные союзы; во главе их становились новые, еще более фанатичные, жестокие проповедники. Союзницей их была и непросвещенность народной массы.

Неоднократно поднимавшиеся в XIII веке крестьянские восстания не улучшали положения деревенских обитателей, а, напротив, ухудшали его. Подавляемые с большой жестокостью, они влекли за собой новые тяжести. Один французский исследователь сравнивает эти восстания с мимолетными бурями, после которых народные волны утихали. Настоящая, грозная буря разразилась уже в XIV веке, когда к прежним

 невзгодам присоединились бедствия Столетней войны. Ей предшествовали волнения, происходившие в среде городского сословия. Зажиточные французские горожане, добившиеся независимости и самоуправления, делали неоднократные попытки изменить существовавший в то время государственный строй. Генеральные штаты (etats ge'ne'raux), созванные в 1355 году, набросали проект государственного устройства, утвержденный самим королем. Законодательная власть была разделена между королем и особым советом из девяти членов, в состав которого входили представители от трех сословий и который должен был сделаться постоянным учреждением; кроме того, по-прежнему должны были собираться сословные представители в сроки, ими же определяемые; подать налагалась без всяких изъятий на все сословия; представители Генеральных штатов должны были наблюдать за всеми финансовыми действиями правительства; учреждалось народное войско, в состав которого входил каждый, вооружаясь сообразно со своим положением; уничтожались исключительные, особенные суды; отменялись исключительные торговые права и т. п. Но еще большее движение произошло в следующем, 1356 году. Это был несчастный для Франции год, когда была проиграна битва при Пуатье, а король попался в плен к англичанам, когда французская знать обнаружила свою полную несостоятельность, обратившись в позорное бегство, несмотря на свое количественное превосходство над врагом. Девятнадцатилетний сын короля, в числе первых спасшийся бегством с поля сражения, созвал Генеральные штаты. Последние, состоявшие наполовину из представителей городского сословия, объявили свое собрание высшим государственным учреждением. Скоро дворянство и духовенство отшатнулось от городских представителей, но последние, не смущаясь, продолжали заседать в Париже, развивая общие положения, изменяя некоторые подробности, выработанные штатами предыдущего года. Во главе их стал парижский городской голова Этьен Марсель. Ближайшим помощником его был лаонский епископ Роберт Лекок (le Coq). Дело не ограничилось на этот раз только проектами и реформами; возмущая письмами население других городов, парижские горожане прибегли к насилиям.

Знать была возмущена поступками городских представителей. Один из недовольных умолял принца-правителя на коленях, чтобы он уничтожил бунтовщиков; принц, до того времени колебавшийся, согласился на тесное соединение с дворянством. Последствием этого раздвоения была гражданская война. Париж был в руках Марселя. Последний укрепил его и сражался против приверженцев принца, как против врагов страны. В это-то самое время и поднялись крестьяне, в 1358 г.

Впервые обнаружилось восстание 21 мая в области Иль-де-Франс и, как страшный пожар, раскинулось на всем пространстве между Сеной и Уазой. Крестьянские банды, вооруженные палками и ножами, бросились на замки, зажигали эти мощные твердыни, истребляя всех их обитателей без различия пола и возраста. То была дикая расправа, напоминавшая ужасы, производившиеся варварами в периоды их грозных вторжений в цивилизованные страны. Жак-простак, как насмешливо называли дворяне крестьян, превратился в зверя; в нем проснулись дремавшие до тех пор первобытные, дикие, бесчеловечные инстинкты.

У одного из французских писателей, Проспера Мериме, есть обширное драматическое произведение, необыкновенно ярко и правдиво рисующее восстание французских крестьян, или Жакерию, как называется оно в истории от имени «Жак-простак» (Jacque-bon-homme), соответствующего до известной степени нашему «Иванушка-дурачок», с той разницей, что русское прозвание соответствовало всегда лишь известному типу и никогда не применялось в качестве презрительной клички по отношению ко всему простому народу.

Мы приведем здесь два отрывка. В первом из них рисуются отношения французских феодалов к своим крестьянам, господствовавшие, по крайней мере, в таких областях, которые сделались местом восстания.

Конрад (сын барона д'Апрмона), Боннен (его воспитатель).

Конрад: Расскажи мне какую-нибудь хорошенькую историю из богатырских времен.

Воспитатель: Государь, не угодно ли вам послушать о великом рыцаре Гекторе Троянском или о благородном бароне Фемистокле?

Конрад: Я все это уже знаю. Ведь это тот самый, что отравился потому, что царь персидский хотел его обратить в турецкую веру?

Воспитатель: Именно! Не хотите ли, чтобы я вам рассказал о добром лаконийском царе Ликурге?

Конрад: Ты вечно мне рассказываешь все одно и то же. Я знаю историю царя Ликурга так же хорошо, как и про короля Артура.

Воспитатель: А помните ли вы устав утвержденного им рыцарского ордена?

Конрад: Конечно; орден святой Спарты.

Воспитатель: Что за память в таком нежном возрасте! Поистине, государь, вы знаете больше моего, и скоро мне придется брать у вас уроки. Хотелось ли бы вам быть рыцарем ордена св. Спарты?

Конрад: О, да! Мне в этом ордене нравится то, что когда господские сыновья утаскивали пирожное или какое-нибудь варенье, то их за то не бранили и не отнимали. А потом, как они потешались над рабами! Как бишь их звали?

Воспитатель: Илотами, государь.

Конрад: Да, да, илотами. Когда я вырасту и стану пажом, я так же, как они, стану охотиться на мужиков.

Воспитатель: Просто чудеса! Он ничего не забывает. Желал бы я, чтобы государь барон (он все смеется над образованием, которое я преподаю вам) был здесь и послушал вас. Запомнить даже самые варварские имена! Ах, государь, что за рыцарь из вас выйдет!

Конрад: Еще бы, я ничего не боюсь! Когда я играю с моими крестьянами в войну, я не боюсь пяти и шести мальчуганов. Я их так дую палкой, что они бегут, как зайцы.

Воспитатель: Выслушайте меня, государь; будьте благоразумны. Господин сенешал запретил этим маленьким негодяям отвечать вам ударом на удар, но этот народ склонен ко злу, и они как-нибудь и возымеют дерзость воспротивиться вам. Берегитесь.

Конрад: Да, как же! Я не побоюсь и десяти тысяч мужиков. Я боюсь только пауков да лягушек.

Воспитатель: Я об одном молю Бога, чтобы мне дожить до возможности описать подвиги, которые вы совершите. Вы заставите позабыть о подвигах Амадиса Галльского.

Входягг Изабе.иа (сестра Конрада) и Марион (ее молочная сестра).

Конрад: А, вот и сестра. Здравствуй, сестра Изабо; дай мне того, что ты ешь.

Изабелла: Я ничего не ем.

Конрад: А мне показалось... Разве у тебя ничего нет в шкатулке, которую тебе подарил мой друг Монтрель?

Изабемга: Лакомка! Ты заболеешь от того, что все ешь сладкое, и мне говорили, что ты тащишь у наших бедных вассалов все, что ни увидишь.

Конрад: Разве все, что у них есть, не нам принадлежит?

Изабелла (воспитателю); Вам следовало бы его учить иному.

Входят Ь'Апрлюп и его сенешал.

Д'Апрлюн: Сейчас же повесить, а потом четвертовать и куски прибить к дереву.

Конрад: Кого это, папа?

Д'Апрлюн: Мерзавца Жерара; он думал, что, убежав в часовню св. Лефруа, выпутается из дела.

Конрад (воспитателю): Скорей, пойдем смотреть, как будут вешать.

Изабелла: Какой ужас! Батюшка, запретите ему ходить туда.

Д'А?1рлюн: Напротив, дочка; ему с ранних лет надо приучаться видеть вблизи, как умирают люди, для того чтобы он не удивился, увидев, как в битве польется кровь.

Изабелла: Но смотреть, как погибает безоружный бедняк! Это приучит только к жестокости!

Д'Апрлюн: Мужчину нельзя воспитывать по-женски.

Конрад: Именно; знай свою прялку!

А вот и другой характерный отрывок, в котором изображены переговоры между восставшими крестьянами и рыцарем королевского двора Белилем, уговаривающим «жаков» к миру. Действие происходит в стане мятежников, расположенном по дороге в Мо.

Белиль: ...Позвольте мне от имени государя герцога Нормандского спросить вас, зачем вы взялись за оружие?

Брат Жан (один из предводителей крестьянских банд): Разве он не знает? Отчего лев нападает на человека? Не потому ли, что человек воюет с ним?..

Белилъ: ...Батюшка, ваш ответ справедлив, но почему же у вас не было доверия к королевской доброте государя герцога? Почему вы не принесли ему жалоб? Он огорчен тем, что не знает, в чем они состоят, ибо его единственное желание — удовольствовать и малых, и великих. Во Франции, как вам известно, король всегда бывает королем народа.

Брат Жан: Сир рыцарь! Видите ли вы эту шпагу? Она оказала нам справедливость, она лучше защитила наше дело, чем гусиное перо. И при помощи ее мы хотим освободить всех рабов во Франции.

Крестьяне: Да, да! Мы освободим всех!

Бартелслш (один из бовезских крестьян): И мы хотим, чтобы все французы были дворянами.

...Рено (другой крестьянин): Чтоб барщины не было! Полная воля!

Крестьяне: Да, чтоб барщины не было! Община! Воля!

В самом начале восстания, впрочем, не было ясных, определенных требований. «Они были так уже многочисленны, — говорит Фруассар, указывая на количественный рост восставших, — что, если бы собрались вместе, их было бы сто тысяч человек. И когда у них спрашивали, зачем они делали это, они отвечали, что не знают, но видели, как делают другие, и сами поступали так же». Впрочем, и до самого конца это движение отличалось, так сказать, стихийным характером: и на первом, и на втором, и на третьем плане стояли месть и ненависть.

Несмотря на жестокий характер восстания «жаков», горожане сочувствовали им. Многие из них становились во главе крестьянских банд, привносили в них порядок, управляли их действиями. Горожане руководились при этом главным образом своими личными расчетами. Марсель, чувствуя, что поднятое им революционное движение останется безуспешным без посторонней помощи, обрадовался восстанию крестьян, и когда последние пошли на Мо, где укрылось множество дворянских семейств, он отправил на помощь крестьянам два отряда городской милиции. Зверства, проводившиеся ими, пробудили мужество отчаяния, чувство самосохранения в среде дворян: в союз с французскими дворянами вступили дворяне Фландрии, Брабанта, Геннегау и даже английские — отличительное свойство средневековья, когда сословные интересы стояли выше национальных. Наконец, несогласие, господствовавшее в среде восставших, разъединяло их силы, и они потерпели страшное поражение близ крепости Мо. Произошло это 9 июня 1358 года, а началось восстание, как мы уже сказали, 21 мая; таким образом, опасный период его продолжался менее трех недель. С этого же момента начался новый период, период возмездия со стороны дворянства; продолжался он несколько недель.

Когда было подавлено восстание крестьян, положение Марселя сделалось критическим. Он ухватился за следующее средство, в котором видел свое спасение: он вошел в переговоры с королем Наваррским Карлом Злым (le Mauvais), обещая ему сдать Париж и, очень может быть, содействовать провозглашению его французским королем. Но Марселя погубила измена: один из старшин, на которого особенно рассчитывал Марсель, которого называл своим кумом, изменил ему и ввел в полуночное время в крепость Сен-Дени, где находился Марсель, приверженцев дофина. Звали изменника Жаном Мальяром (Maillart). Они застали Марселя с ключами от крепостных ворот в руках.

«Этьен, Этьен, что вы делаете здесь в такой поздний час?» — спросил Мальяр.

«Я здесь, Жан, — отвечал Марсель, — для того, чтобы стеречь город, которым я управляю».

«Неужели? — возразил на это Мальяр. — Совсем не для того; ты здесь в этот поздний час не для хорошего дела. Вы сейчас увидите, — продолжал он, обращаясь к своим спутникам, — что он держит в руках ключи для того, чтобы предать город».

«Ты лжешь!» — воскликнул Марсель, подвинувшись ближе к своим посетителям.

«Вот как? — возразил Мальяр. — Ты сам лжешь, изменник!»

С этими словами он ударил Марселя топором по голове и побуждал своих спутников к тому же словами: «Смерть ему! Смерть ему! Каждый бей от себя! Все они — изменники!»

Так погиб Марсель. Вскоре после этого дофин овладел Парижем, и смуты прекратились, но государство было глубоко потрясено пережитыми бедствиями. Обе революции, и городская, и крестьянская, стоявшие в близкой связи между собой, были подавлены. Положение крестьян ухудшилось.

Рисуя ужасы крестьянского восстания, летописцы останавливаются и на событиях иного рода, на описании таких патриотических подвигов, в которых принимали непосредственное участие усмиренные жаки. В их среде и пробудилось патриотическое чувство, на почве которого вырос уже в следующем столетии неувядаемый цветок, вдохновлявший своей свежестью и прелестью богословов, поэтов, художников и музыкантов, — Орлеанская дева.

Приведем в заключение нашего очерка один из таких летописных рассказов. В одной деревушке, расположенной вблизи Компьени, составился крестьянский отряд для борьбы с англичанами, опустошавшими в то время французские области. Крестьяне выбрали себе предводителем мужественного, отличавшегося своим ростом дворянина Гильома Laloulette. Последний приблизил к себе в качестве адъютанта одного из бывших предводителей жаков — Гран Ферре, великана, силача и необыкновенно энергичного человека. Англичане, расположившиеся своим лагерем неподалеку от этой деревушки, явились в нее и напали на крестьян, к которым относились с крайним презрением, так как неоднократно разбивали их в других местах. Началась рукопашная схватка, во время которой Гильом получил смертельную рану и умер. Смерть вождя воодушевила крестьян: на них как будто повеял своими крыльями гений Франции и преобразил их. Они так били англичан, как били в свое время хлебные зерна в пору молотьбы. Вооруженный громаднейшей секирой, Ферре врывается в середину английского отряда и всюду производит опустошение. Он один убил 45 врагов, и в том числе вражеского знаменосца. Враги бежали. Спустя несколько дней после новой удачной схватки с англичанами Ферре вернулся домой, томимый усталостью и страшной жаждой. Недолго думая, он выпил залпом большую кружку холодной воды. «Что значит для Тебя, Господи, человек, и чего в глазах Твоих стоит лучший из людей, если достаточно только этого, чтобы изгнать душу из тела, казавшегося несокрушимым!» К Ферре привязалась сильнейшая лихорадка. Тогда он слег в постель, поставив у своего изголовья свою страшную секиру. Проведали англичане о том, что их враг умирает: им мало было его естественной смерти, они хотели насладиться мщением, они желали, чтобы он пал под их ударами. С этой целью в дом Ферре ворвались 12 человек. «Мой бедный Ферре, — вскричала жена, сидевшая у его постели, — пришли англичане, чтобы убить тебя!»

 Тогда Ферре вскочил с постели, схватил свою секиру, напал на врагов, убил пятерых из них — остальные семеро бежали. После этого Ферре выпил еще кружку холодной воды и более не встал уже с постели. Он умер по-христиански, все крестьяне плакали по нем: останься он в живых, никогда англичане не посмели бы приблизиться к деревне.

 

СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ: «Многоликое средневековье»

 

Смотрите также:

 

Всемирная История

 

История Геродота

 

Карамзин: История государства Российского в 12 томах

 

Ключевский: Полный курс лекций по истории России

 

Татищев: История Российская

 

СРЕДНИЕ ВЕКА

 

ОБЩИЙ ВЗГЛЯД НА СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

 I. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ НАРОДОВ И ПАДЕНИЕ ЗАПАДНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

ГЕРМАНЦЫ

НАЧАЛО ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ

АТТИЛА

КОНЕЦ ЗАПАДНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

II. ГОСУДАРСТВА, ОСНОВАННЫЕ ГЕРМАНЦАМИ. ОСТГОТЫ И ЛАНГОБАРДЫ В ИТАЛИИ

РИМСКИЕ ПАПЫ И НАЧАЛО ЦЕРКОВНОЙ ОБЛАСТИ

ФРАНКИ

РОМАНСКИЕ НАРОДЫ И НАЧАЛО ФЕОДАЛИЗМА

КРЕЩЕНИЕ АНГЛОСАКСОВ И СВЯТОЙ БОНИФАЦИЙ

III. ВИЗАНТИЯ И АРАБЫ

ЮСТИНИАН ВЕЛИКИЙ

ПРЕЕМНИКИ ЮСТИНИАНА

ИКОНОБОРЧЕСТВО

МАКЕДОНСКАЯ ДИНАСТИЯ И РАЗДЕЛЕНИЕ ЦЕРКВЕЙ. КОМНИНЫ

АРАВИЯ, МАГОМЕТ И ПЕРВЫЕ ХАЛИФЫ

ОМЕЙЯДЫ, АББАСИДЫ И РАСПАД ХАЛИФАТА

IV. ВРЕМЕНА  КАРОЛИНГОВ

РАСПАД ФРАНКСКОЙ МОНАРХИИ

НОРМАННЫ В АНГЛИИ И ВИЛЬГЕЛЬМ ЗАВОЕВАТЕЛЬ

V. БОРЬБА ИМПЕРАТОРОВ С ПАПАМИ. ГВЕЛЬФЫ И ГИБЁЛИНЫ

ФРАНКОНСКИЙ ДОМ И ВОЗВЫШЕНИЕ ПАПСКОЙ ВЛАСТИ

ГРИГОРИЙ VII И ГЕНРИХ IV

ГОГЕНШТАУФЕНЫ И ВЕЛЬФЫ

ФРИДРИХ II И ПАДЕНИЕ ГОГЕНШТАУФЕНОВ

VI. ГОСУДАРСТВА, ОСНОВАННЫЕ СЛАВЯНАМИ

ЧЕХО-МОРАВЫ

КИРИЛЛ И МЕФОДИЙ. ВЕЛИКОМОРАВСКАЯ ДЕРЖАВА

ДИНАСТИЯ ПШЕМЫСЛА В ЧЕХИИ

ПОЛАБСКИЕ СЛАВЯНЕ

ДУНАЙСКИЕ БОЛГАРЫ

СЕРБЫ

VII. КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ

ИЕРУСАЛИМСКОЕ КОРОЛЕВСТВО. ВТОРОЙ ПОХОД

ТРЕТИЙ ПОХОД И РИЧАРД ЛЬВИНОЕ СЕРДЦЕ

ЧЕТВЕРТЫЙ ПОХОД И ЛАТИНСКАЯ ИМПЕРИЯ

КОНЕЦ  И  ПОСЛЕДСТВИЯ  КРЕСТОВЫХ  ПОХОДОВ

АЛЬБИГОЙЦЫ, ПРУССЫ И СУДЬБА ХРАМОВНИКОВ

VIII. ФРАНЦИЯ И АНГЛИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ СРЕДНИХ ВЕКОВ

IX. ГЕРМАНИЯ ВО ВРЕМЕНА ГАБСБУРГОВ

X. ИТАЛИЯ, ИСПАНИЯ И СКАНДИНАВИЯ

XI. СЛАВЯНЕ И ПАДЕНИЕ ВИЗАНТИИ

XII. СРЕДНЕВЕКОВЫЙ БЫТ