Историческое исследование

ПЁТР  ВЕЛИКИЙ

В помощь обучению студентов гуманитарных вузов

Связанные разделы: Русская история

Рефераты

Родившийся в Киеве в 1681 году, Феофан Прокопович принадлежал по своему происхождению к сфере польских влияний, а по воспитанию — к католической церкви. Первоначальное образование он получил в униатской школе, затем побывал в Риме. Оттуда он вынес ненависть к католичеству, ум, доступный мыслям и идеям века, философии, науке, политике, до лютеранских тенденций включительно. Еще не зная Петра, простым профессором богословия, он уже оказывался проникнутым духом протеста, сторонником нововведений, смелого почина. Движение, поднятое Петром, проникшее уже, как мы видели, до глубины алтарей, захватило Прокоповича. Самый духовный облик этого пастыря является новостью для России. Он олицетворяет собой тип, доселе неведомый и теперь почти исчезнувший, западного прелата: разностороннее образование, вкусы литературные и художественные, честолюбие, склонность к интригам, дух скептицизма и задатки сибаритства — все налицо. Прокопович обладал библиотекой в 3000 томов и держал открытый дом. Он круглый год воздерживался от мясной пищи, но на стол у него ежегодно шло 1500 штук семги, 21 000 сигов, 11 пудов икры, 11 бочек всякой копченой рыбы и т. д. Он жил широко и так же широко творил милостыню. В 1721 году он учредил в одном из своих петербургских домов школу, лучшую из всех существовавших, написал для этого училища наказ, под которым обеими руками подписался бы всякий иезуит, и пригласил преподавателями иностранцев-лютеран: Он сочинял стихи и писал пьесы, которые разыгрывались учениками его школы. На смертном одре в 1736 году он восклицает: «О, голова, голова, ты упивалась знанием; куда придется приклонить тебя теперь?»

Захватившее его движение, как мы уже указывали, развилось главным образом в киевской польско-малороссийской среде, взрастившей целое поколение людей с умом светлым и просвещенным. Для умственной реформы, как для реформы духовенства, Петр в этой среде нашел главнейшие источники и своих главнейших сотрудников. До Прокоповича Дмитрий, тоже монах малороссийский, назначенный епископом ростовским, служил делу Преобразователя словом и пером. «Влады-ко святый, как ты велишь? Велят нам по указу бороды брить, а мы готовы головы наши за бороды положить; лучше пусть нам отсекут головы, чем бороды обреют», — говорили ему. А он отвечал: «Что, отрастет голова ли отсеченная или борода обритая?» Еще более энергичный Феофан содействовал другой цели; Петр им пользовался как тараном, чтобы пробить брешь в старомосковской церкви.

Этот оплот великая реформа не могла оставить незатронутым. И помимо того, сам по себе, без постороннего вмешательства, он грозил падением. Священники и монахи, духовенство белое и черное составляли собой мир, многочисленный, влиятельный, этой среды, богатой и нравственно опустившейся. Богатства были громадные. Монастыри владели девятьюстами тысячами крепостных. Одной Троице-Сергиевской лавре принадлежало девяносто две тысячи душ и рыбные ловли, мельницы, луга, необозримые леса. Архимандриты, настоятели этих монастырей, носили на башмаках бриллиантовые пряжки. Жизнь была повсюду вольная, во многих местах соблазнительно роскошная. На духовенство

был большой спрос. Отличительной чертой семейной жизни России тех времен было уединение. Каждый держался особняком и, как имел собственный дом, желал иметь собственную церковь, собственного духовника. За неимением лучшего в общую церковь приносили свой образ и молились только перед ним. Не имея средств содержать священника круглый год, нанимали одного или нескольких для отдельных богослужений. На площадях всегда можно было найти свободных священников, ожидавших приглашения.

В   государстве   духовенство   занимало   исключительное место. С 1619 по 1633 год прадед Петра, патриарх Филарет, управлял страной от имени сына своего Михаила, первого из Романовых. Патриарх Никон не хотел уступать царю Алексею Михайловичу, и, чтобы сломить его упорство, государю пришлось прибегнуть к помощи патриархов-соперников, анти-охийского и александрийского. Влияние католичества содействовало слабости гражданского правительства для придания духовному правительству сходства с папством. Но, как уже было сказано, ни доблести, ни духовные силы в этом сословии не соответствовали, столь высокому материальному положению. Пользовавшиеся таким уважением священнослужители хорошо знали только обрядность, но совершенно отвыкли от управления душами. Они были слишком упитанны, а также слишком невежественны. Славяно-греко-латипская Академия в Москве насчитывала в 1700 году всего полтораста учеников, ничему не обучавшихся в заведении, которое само было чуть живо.  Кроме того, обозначив независимость своей церкви окончательным разрывом уз, связывавших ее с константинопольским вселенским патриархом, Годунов оказал ей в 1599 году спорную услугу. Теперь эта церковь сделалась автокефа-лпческой, но, можно сказать, обезглавленной. Ее глава, патриарх московский, сохранил лишь власть административную. Собственно духовная власть от него ускользнула. Он не мог даже путем толкований затрагивать вопросов веры, догмата. Последние остаются достоянием Вселенского собора, созыв которого представлялся невероятным, чтобы не сказать — невозможным. И с лишением права касаться этой области отделившаяся церковь потеряла свою жизненную и двигательную силу. Она была осуждена на неподвижность. Когда она захотела выйти из такого состояния, то наткнулась на раскол. Желанием внести изменение только в ограниченной области наружных проявлений благочестия, в формулах молитв, Никон вызвал крик возмущения от одного края страны до другого. Даже как орган административный патриаршество представляло собой, власть обесцененную, обессиленную.

 И тут необходимость реформы была очевидна для Преобразователя. Конечно, он был очень доволен, что потребовалось его вмешательство. В новом государстве, к созданию которого он приступал, наследие Филарета и Никона представляло слишком много неудобств. Посещение юным государем Немецкой слободы, пребывание в Голландии и Англии подготовили плохую почву для восприятия мысли о разделе власти или даже схоластического принципа о двух светилах, озаряющих народы независимым блеском. Когда патриарх Адриан неодобрительно отнесся к договору, то получил резкое возражение: «Разве патриарх заведует моими таможнями?» Однако в данном случае Петр поступал с большой осторожностью. При своей склонности насиловать волю Петр как будто задумывался.перед насилием совести. Он не затрагивал патриарха на его престоле, терпеливо переносил, что в его отсутствие, а иногда и в присутствии, этому духовному владыке в Москве как будто принадлежало главенство в делах гражданского управления. Но известие о его смерти в 1700 году царь принял как уведомление о победе.

Говорят, что, следуя советам Курбатова, Петр решился не назначать непосредственного заместителя усопшему. Не закралась ли уже с этих пор в его ум мысль об упразднении патриаршества? Нет, это маловероятно. Лишить освободившийся престол части присвоенных ему полномочий и возложить затем этот сан, обставленный уже меньшим почетом и властью, на избранника более покорного; воспользоваться в то же вр&-мя отсутствием хозяина, чтобы вымести сор из дома и произвести неотложные поправки — вот в чем, по-видимому, зат ключался первоначальный план Преобразователя. Указом от 16 декабря 1700 года было образовано временное управление духовными делами в коллегиальной форме, с распределением различных категорий дел между известными отделами и предоставлением, в принципе, «наиболее важных на усмотрение временного блюстителя патриаршего престола».

И снова выбор государя пал на малоросса. Епископ рязанский и московский Стефан Яворский — также дитя Киева и воспитанник иностранных школ. С заранее обдуманной целью Петр отобрал у него заведование монастырями и вручил последнее приказу под председательством мирянина Мусина-Пушкина. Преобразователь решил направить в эту сторону первые взмахи метлы. Монастырь давал приют громадному бродячему населению мужчин и женщин, большая часть которого не приносила никаких обетов. Лжемонахи и лжемонахини, надевшие рясу благодаря случайностям жизни, полной приключений, иди желанию избегнуть тяжелых обязанностей, часто просто привлекаемые вечной праздностью, странствовали по монастырям, заходя по пути в города и селения и повсюду внося соблазн непристойным поведением. Немедленно были приняты две радикальные меры: общая проверка иноческого состава с подчинением позднейших поступлений и выходов контролю государя; косвенная конфискация доходов. Одежда впредь не должна была делать монаха, а доходы, сосредоточенные в приказе под заведованием Мусина-Пушкина, предполагалось распределять по монастырям сообразно' их нуждам, излишек же отдавать на содержание богаделен.

Реформа имела следствия, не предвиденные Петром. Предоставленное самому себе, духовенство приняло бы ее без всякого сопротивления. В области вопросов материальных неограниченная власть царя являлась законом для самой церкви. На отказ священнослужителей принять участие в расходах по войне с татарами Иван Васильевич приказал схватить двадцать человек духовных лиц и вывести на единоборство с таким же количеством медведей, устроив подобие цирка. Петр не намеревался заходить так далеко, но Прокопович — его передаточная инстанция — объявлял папистом всякого священника или монаха, который вздумал бы проявлять какие-либо стремления к самостоятельности против царя. Но призыв к сопротивлению доходил до монахов извне. Почти беспрекословно признанные ими притеснения подхватывались другими недовольными и переносились на почву чисто религиозную. Раскольники подняли знамя бунта. Петр был совершенно справедливо этим удивлен. До раскола ему не было никакого дела. Его еще не было на свете, когда в 1666 году возникло это брожение душ, вызванное мероприятиями Никона, и он относился совершенно безразлично к вопросам обрядности, составлявшим основу этого великого спора. Чувство презрения, смешанного с жалостью, проглядывает в его отзывах о несчастных сектантах, преследуемых правящей церковью. В окрестностях Олонецка, на берегах Выга, близ недавно возникшего завода, поселилось довольно большое

количество раскольников, и в 1700 году они уже здесь основались и соединились в религиозную общину. От царя в Вы-говскую общину пришел указ: «Ведомо его царскому величеству учинилось, что живут для староверства разных городов люди в Выговской пустыни и службу свою к Богу отправляют по старопечатным книгам; а ныне его царскому величеству для войны шведской и для умножения ружья и всяких воинских материалов ставятся два завода; так чтоб- они в работе к Повенецким заводам были послушны и чинили бы всякое вспоможение по возможности своей, и за то царское величество дал им свободу жить в той Выговской пустыни и по старопечатным книгам службы свои к Богу отправлять».

К сожалению, сами раскольники не проявляли такой терпимости. Друг Лефорта и Гордона, кальвиниста и католика, казался подозрительным их суровой вере. Очевидно, он соучастник, если не зачинщик, нечестивых новшеств, возмущавших совесть истинно верующих. Не антихрист ли он? Вообще защита религии обязательное связующее средство, и ее защитники — драгоценные союзники. Как все преследуемые, раскольники были людьми мужественными н постепенно сделались людьми выдающимися. Трудолюбивые, бережливые и трезвые, относительно образованные или, по крайней мере, научившиеся читать из любви к тестам — предметам ожесточенных споров, они быстро приобрели богатство, влияние, почет; они подкупали чиновников, заручились высоким покровительством, издевались над невежеством правительственного духовенства, превратились в силу. С ними заискивали, дорожили их поддержкой, и таким образом их сопротивление реформе обрядностей постепенно слилось и смешалось с общим сопротивлением, вызванным преобразованиями. В легенде, рисующей Петра незаконным сыном Никона, такое сочетание нашло себе яркое выражение, и Притеснение монахов явилось для них благодарной почвой.

Итак, Преобразователю приходилось начинать борьбу с раскольниками. Но как к этому приступить, соединившись с правящей церковью, преимущества которой, грозившие соперничеством его власти, он только что стремился уничтожить? Такой исход был неизбежен, хотя и очень нежелателен. Петр старался уклониться от этого, переместив вопрос. Как и с монахами, он надеялся сначала на их поддержку, и только в 1716 году, после переписи, преследовавшей цели фиска, их обложили двойной податью. Эти люди, имея состояние, отказывались исполнять общественные обязанности; их нельзя

было сделать ни чиновниками, ни солдатами, за преимущество стоять особняком они должны были платить. Конечно, они отказались, и борьба началась. Петр сейчас же увлекся ей. В сентябре 1718 года Георгий Ржевский в сопровождении монаха Питирима, обращенного бывшего раскольника, отправился в Нижний Новгород — один из главных центров раскола — и работал там с кнутом в руке над восстановлением порядка; в это же время Стефан Яворский, следуя данному примеру, пользовался тем же оружием в борьбе с кальвинистской и лютеранской ересью. В 1717 году, замеченная в склонности к протестантизму, жена маленького чиновника областного приказа Наталья Зима получила 85 ударов кнутом в три приема и спасла свою жизнь, лишь отказавшись от своих заблуждений. Других, менее покорных, казнили. Петр собственноручно подписывал приговоры.

Это являлось отрицанием идей и принципов, которые предполагалось проводить Петру при помощи самого Яворского. Но «временный хранитель патриаршего престола» изменил свои взгляды, вступив в эту должность. Заботы о сохранении рождающейся популярности или сознание новой принятой на себя ответственности заставляли его с каждым годом обнаруживать все большие склонности превратиться не только в представителя древнего православия с его непримиримым и неуклонным фанатизмом, но всей старой Руси, с ее духом, восстававшим против всякого нововведения. В 1712 году он решился уже обрушиться на новый режим вплоть до области его реформ административных, громя с высоты кафедры непопулярное учреждение фискалов!

Положительно Петр сделал неудачный выбор сотрудника. Признание им своей ошибки, перед которым он по обыкновению не остановился, послужило началом новой судьбы для правящей церкви и ее главы.

И сначала, даже до последнего испытания общей борьбы против раскола и неприятностей, из того для него возникнувших, Преобразователь стремился оградить себя и свое дело от этого враждебного владыки, постепенно убавляя уделенные ему полномочия и власть, и без того уже сокращенные. Даже в делах, оставленных под его ведением, Яворский был ограничен прежде всего совещанием епископов, периодически собиравшихся в Москве, затем все возрастающим вмешательством Мусина-Пушкина. С созданием Сената в 1711 году блюститель патриаршего престола потерял последнюю тень независимости. Дела церкви, подобно другим, были отныне

подчинены высшему руководству нового собрания. Заместитель патриарха не мог более назначить архиерея в епархию без согласия сенаторов. Если он пытался вмешиваться в споры, где так произвольно распоряжались вверенными ему интересами, и предъявлял на то свои права, его резко обрывали, и он в слезах удалялся из заседания. В 1718 году, заподозрив своего бывшего сотрудника в сочувствии Алексею, Петр удалил его из Москвы, поселил в Петербурге, чтобы иметь, всегда на глазах, и создал ему соперника в лице Прокоповича, назначенного епископом псковским и облеченного все возрастающим доверием.

В 1720 году от прежней власти и прежнего почета патриаршества не осталось почти никакого следа. Яворский не сохранил ничего. Но Преобразователь сознавал, что такое положение вещей: подчинение духовной власти даже не государю (византийская традиция с тем примирялась), но простому органу его управления — было неестественным. Бесспорно, духовенство проявило покорность; но можно ли было его назвать духовенством? Скорее полком, подчиненным в.ренной дисциплине, только без чести знамени. Игумен сек монахов, архиерей сек своих игумнов, правительство лишало сана и ссылало архиерея, наказав его плетьми. Покоряясь такому порядку, все, от мала до велика, на всех низших и высших ступенях разделявшей их лестницы —- все одинаково опустились, предавались праздности, пьянству, невежеству, худшим порокам. Так не могло продолжаться. Следовало найти выход. Под давлением столь неотложной необходимости, под влиянием друзей Прокоповича, почерпнувшего большую часть своей премудрости у протестантских богословов, Квенштедта и Герхарда, возникло пресвитерианское учреждение духовной коллегии, или Святейшего Синода, призванного с 1721 года извлечь Россию из бездны, грозившей поглотить ее религиозное и духовное будущее.

Мысль о нем занимала Петра уже с 1718 года, и можно предположить, что соучастие духовенства в возмущении царевича не было чуждым такому решению. Но нам кажется, что царь смотрел на вещи с более высокой точки зрения. В следующем году он при сотрудничестве Прокоповича работал над  редакцией  «Регламента»,  предназначенного _ оправдать новую реформу и определить ее основы. «Регламент» — это любопытное произведение с интересным изображением нравов духовенства того времени, где проявился сатирический дар псковского епископа, обнаруживает в то же время причудливое смешение идей и догматов, почерпнутых со всех четырех сторон религиозного, философского и политического мира Западной Европы. Преимущества коллективной власти выставлены с большой силой и странной бессознательностью аргументов, какие можно бы почерпнуть оттуда против личной и индивидуальной власти самого государя. Неспособность Петра к восприягию отвлеченных понятий не нуждается в лучшем доказательстве.

Прочитанный в собрании Сената в присутствии созванных епископов, разосланный по всем епархиям для отобрания подписей епископа и главнейших архимандритов, «Регламент» поднял бурю негодования, Его приняли за то, что он есть, то есть за памфлет. Авторы в нем выступают врачевателями души и, прежде чем указать избранное ими лекарство, с ужасной настойчивостью описывают болезнь. Они намереваются удалить из среды духовенства множество лиц, поступающих туда не по призванию, а по расчету. Этого предполагалось достигнуть посредством епископских школ, через которые впредь предстояло проходить кандидатам, а до учреждения таких школ посредством строгих экзаменов перед компетентными властями. Эти экзамены должны были касаться не только знаний, но и духовных качеств будущих пастырей. Священник, по мнению Петра и Прокоповича, не должен быть ни мистиком, ни фанатиком. Следует удостовериться, не имеет ли он «видений» или «смущающих снов». Будут опрашиваться и допытываться с особой строгостью домашние духовники, «обычные орудия, — говорит «Регламент», — темных интриг, создатели незаконных браков». Что касается священнослужителей церквей, «содержимых вдовами», то они попросту уничтожались. Такое же упразднение ожидало места чудесных явлений, не признанных таковыми святейшим Синодом. Сокращались посторонние доходы, которые должны были ограничиваться доброхотным приношением и осуждением «налога на смерть», так «Регламент» называет взимавшееся священниками вознаграждение за поминовение усопших в течение сорока дней. Налог, взимаемый с прихожан, должен был один идти на удовлетворение духовенства.

Но сильнее всего обрушивается «Регламент» на черное духовенство: мужчинам запрещается поступать в монастырь

до тридцатилетнего возраста; монахам вменяется в обязанность исповедоваться и причащаться, по крайней мере, четыре раза в год; во всех монастырях вводится обязательный труд; монахам запрещается посещать женские монастыри и даже частные дома; монахиням, с другой стороны, запрещается давать окончательные обеты до пятидесятилетнего возраста, и послушничество, продолжавшееся до тех пор, не может служить препятствием для вступления в брак.

На этот раз неудовольствие было всеобщим, но оно не остановило Преобразователя. Обнародование «Регламента» произошло 25 января 1721 года, а 11 февраля последовало открытие Духовной коллегии, названной затем Святейшим Синодом, из-за запоздалого возврата к византийским традициям. Патриаршество было упразднено. На постоянное собрание, где простые священники заседали наравне с епископами, возложено было охранение гражданских и религиозных церковных интересов, а также вся власть — законодательная, судебная, административная, необходимая для их соблюдения под высоким надзором представителя от правительства. Синод был поставлен на равных правах с Сенатом, выше всех остальных коллегий и административных органов.

Не следует забывать, что замена административными коллегиями отдельных представителей администрации составляла в то время часть системы, весьма распространенной в западных странах. Во Франции министры Людовика XIV уступили место советам регентства, а Петр только что вернулся из Парижа. С другой стороны, переворот, им произведенный, может быть рассматриваем как последствие постепенной эволюции, насчитывающей за собой уже два столетия, изменившей внутреннее устройство восточных церквей. Святейший Синод должен до известной степени заменять и упраздненное патриаршество, и отсутствующий Собор. Это настолько верно, что все шесть церквей Востока постепенно принимают за образец своего переустройства один и тот же пример. Наконец, противодействие характеру папства, принятое патриаршеством, проявилось в духе демократическом, явно пресвитерианском, преобладающем в основе учреждения, призванного его заместить.

Наиболее оспариваемая, пожалуй, из реформ великого царствования получила с тех пор двойное освящение прочности внутренней и распространения внешнего. Мы не беремся здесь судить о достоинствах реформы. Учреждение привилось. Святейший Синод и поныне существует в Петербурге.

Оправдало ли оно ожидания его создателя? Вернуло ли оно с достоинством, независимостью, властью или сообщило ли русской церкви умение управлять душами и нужные для того свойства? На эти вопросы трудно дать ответ, не переходя на жгучую почву современного положения вещей, от чего мы заранее обещали воздержаться. Кроме того, Преобразователь более всего был озабочен мыслью сделать все необходимое, чтобы помешать церкви быть или сделаться помехой в новом, созданном им государстве, и в этом отношении, надо сознаться, он вполне достиг своей цели.