БИБЛИОТЕКА «СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВА»

ДАЛЕКИЙ ВЕК:

Иван Грозный. Борис Годунов. Ермак

Исторические повествования

В истории опричнины настала мрачная пора, от которой сохранилось мало достоверных известий. Историки вынуждены обращаться к крайне тенденциозным мемуарам и запискам иностранцев о России. Самые осведомленные из этих авторов служили в опричнине, потом бежали за рубеж. Там они старались привлечь к себе внимание обширными проектами сокрушения «варварской Московии» и леденящими душу рассказами о злодеяниях московского тирана. Скудость русских источников затрудняет критику баснословии иностранцев.

Изучение опричного террора затруднено и полной гибелью опричных архивов. Следы УТИХ архивов, однако, можно обнаружить в некоторых документах тех лет, в частности в одном из самых сложных источников XVI века — в синодике, или поминальном списке казненных лиц, составленном по личному распоряжению Грозного в конце его жизни. Синодик давно привлекал внимание историков, но до С. Б. Веселовского никто не исследовал его в источниковедческом плане. Задавшись целью выяснить происхождение и историческую ценность синодика, Веселовскнй доказал, что в основе сохранившихся списков лежал официальный документ, составленный в одном из государственных приказов на основании подлинных судных дел и донесений опричников. Дьяки, исполнявшие царский приказ, точно придерживались имевшихся у них источников и от себя ничего не вносили и не изменяли, Веселовский сделал первый шаг к выяснению истинного значения синодика, но он не довел свои рассуждения до логического конца. Чтобы вынести окончательный приговор источнику, необходимо прежде выявить его подлинный текст, возможно более близкий к оригиналу. Но на этом пути исследователя ждали большие трудности. Не преодолев их, Веселовский отказался от поисков специальных приемов разработки текста источника и в своем исследовании придал списку опальных алфавитный порядок. Препарированный таким способом документ перестал существовать как цельный исторический источник, его загадка осталась нерешенной. Вследствие этого Веселовский в общей оценке синодика не пошел далее своих предшественников. «...Мы имеем в дошедших до нас списках синодика,— писал он,— не хронологический и не полный список казненных, а весьма неполный перечень лиц, погибших за весь период массовых казней, длившийся более 15 лет. Перечень этот был составлен не в порядке событий, а задним числом, наскоро, по разным источникам». Вывод по поводу неполноты и случайности сведений синодика явно противоречил заключению насчет строго документального происхождения этого памятника.

Ввиду того что попытка источниковедческого анализа не удавалась из-за отсутствия достоверного текста, я предпринял попытку реконструировать синодик. Но эта задача оказалась достаточно сложной. С точки зрения текстологии главные трудности заключались в поразительном расхождении имевшихся списков.

История составления синодика вкратце такова. Незадолго до смерти царь велел монахам молиться «во веки веков» за всех казненных им людей. «Прощения» заслужили «изменники», самое имя которых было предано забвению и десятки лет находилось под строгим запретом. По приказу Грозного дьяки обратились к опричным архивам и составили подробный список «убиенных», копии которого были затем разосланы по всем монастырям. Руководствуясь полученным приказным списком («государ-скими книгами», «государевой царевой грамотой»), монастырские власти внесли имена опальных в свои синодики. Ни одного подлинника «государских книг» 80-х годов не сохранилось, или, во всяком случае, они не разысканы до настоящего времени. А уцелевшие монастырские выписки лишь отдаленно напоминали приказной список. Монахам не приходило в голову точно скопировать «государские книги», весьма мало пригодные для поминальных целей. Работавшие в архивах дьяки часто находили в имевшихся документах не христианские имена, а прозвища казненных, а иногда лишь их общее число. С точки зрения церковных правил поминать безымянных людей было бессмысленно. Но монахи, боясь царского гнева, все же молились за них, снабжая молитву ссылками на вездесущего бога: «Помяни, господи, 1505 человек, а имена их ты сам, господи, веси (знаешь)!» Чаще всего старцы выписывали в свои поминальные книги имена опальных, опуская при этом фамилии и различные не относящиеся к делу подробности казней.

Из-за частого пользования монастырские синодики быстро ветшали. Имена стирались, капавший со свечей воск портил текст, страницы перемешивались и терялись. Пришедшие в негодность экземпляры переписывались, подвергаясь при этом новым сокращениям и искажениям. Страшные годы опричнины уходили в область смутных преданий, и монахи копировали старые синодики не с тем рвением, как при жизни Грозного.

Поиски в архивах позволили обнаружить несколько неизвестных Веселовскому списков, так что в настоящее время наука знает до полутора десятков экземпляров. Подавляющая часть их датируется XVII веком, но есть и более поздние списки — XVIII—XIX веков. Только один синодик восходит ко времени царствования Грозного. Власти Нижегородского Печорского монастыря завели поминальную книгу в 1552 году и продолжали пополнять ее до смерти Ивана IV. На последних листах книги были записаны имена опальных. Но монах-переписчик выписал из полученной им «грамоты царевой» только имена опальных и их число, опустив почти все остальные подробности. В итоге составленный им синодик представляется на первый взгляд однообразным перечнем «ведомых богу» людей («Помяни, господи, Ивана, Петра, Анну, Семена» и пр.), вовсе непригодным для исторического исследования. Но именно этот перечень позволил дешифровать памятник. Печорский список наиболее точно воспроизвел первоначальный порядок имен опальных из исчезнувшей хцаревой грамоты» 80-х годов. Руководствуясь им, я смог приступить к реконструкции монастырских текстов. В каждом их них следовало среди тысяч имен найти единственное нужное сочетание (например, «Иван, Максим, Семен» и т. п.) и, выявив таким путем осколки разбитой и перемешанной мозаики, придать им первоначальный  порядок.  В тех случаях,  когда  приходилось

иметь дело с перемешанными страницами, выявление и перестановка их требовали лишь времени и внимания. Прочесть некоторые «зашифрованные» синодики было значительно труднее.

Среди всех монастырских списков наибольшие отличия характерны для трех списков Московского Богоявленского монастыря. Порядок имен в них был совсем иным, чем в Печорском и других синодиках. Пройти мимо богоявленских синодиков было невозможно: по числу раскрытых фамилий опальных они далеко превосходят все остальные списки. Использование этих уникальных синодиков стало возможным лишь после того, как удалось разгадать метод копирования, употребленный богоявлен-ским переписчиком. Списывая текст, монах разбил его на отрывки (возможно, они соответствовали отдельным страницам синодика). Из каждого отрывка он выписывал имена опальных выборочно, затем возвращался к началу отрывка и копировал все оставшиеся имена. Схематически конструкцию богоявленских списков можно изобразить следующим образом.

Печорский список

А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, 3, И, К, Л, М

Богоявленский список

1)  А, Б, Д, Ж, 3, Л,

2)  В, Г, Е, И, Л, М

Порядок имен внутри каждого отрывка сохранялся, но в «разреженном» виде. При новых копированиях в XVIГ—XVIII веках некоторые листы попали не на место, что усугубило путаницу имен. Однако, поскольку шифр был раскрыт, текст богоявленских синодиков удалось «проявить».

Понадобились годы, прежде чем многие тысячи опальных нашли каждый свое место на страницах толстых конторских книг. Реконструированные тексты монастырских списков были записаны отдельными столбцами, один подле другого. Сличение списков позволило заключить, что в основе всех текстов лежала одна и та же «государева грамота». Монастырские списки пестрели ошибками, но, поскольку переписчики ошибались каждый по-своему, оказалось возможным исправить их. Так был восстановлен первоначальный «приказной список» опальных Ивана Грозного.

Реконструкция текста позволила сделать важные выводы относительно особенностей источника. Выяснилось, что опальные записаны на страницах «приказного списка» (вопреки мнению С. Б. Веселовского) в хронологической    последовательности.    На    первых    страницах фигурируют лица, погибшие в конце 1567 года, далее — в марте 1568 года, 6 июля и 11 сентября того же года, ниже—в январе, апреле и октябре 1569 года, в январе 1570 года и т. д. Обнаруженный порядок записей синодика казался поначалу непонятным. Но объяснение все же нашлось.

Когда царь послал дьяков в архивы, те, боясь в чем-нибудь отступить от строгого приказа, подряд выписывали имена казненных из судных дел и отчетов опричников. Порядок и полнота составленных таким способом списков определялись сохранностью опричных материалов и последовательностью их обработки дьяками, которые, переходя от документа к документу, писали опальных в том порядке, в каком их упоминали судные дела. Реконструкция синодика позволила установить, что его составители добросовестно проштудировали материалы главного политического процесса периода террора — дела о заговоре Владимира Андреевича. Этот процесс тянулся три года (1567—1570), и на основании его был составлен почти весь синодик —'J/io его объема. По делу Старицкого опричники казнили примерно 3200 человек из общего числа (3300) записанных в синодике лиц.

Материалы, относящиеся к первым опричным казням (1565), делу Старицкого {1567—1570 гг.) и второму «изданию» опричнины (1575), хранились в опричном архиве в необходимом порядке. Что же касается документов о казнях до- и послеопричного периода, то некоторые из них, по-видимому, затерялись в архиве, и дьяки не использовали их при составлении приказного списка. В итоге в синодик не попали сведения о казни Д. Адашева (1562), М. И. Воротынского (1573) и некоторых других лиц. Пропуски в синодике, однако, не столь уж значительны. Вопреки заключению Веселовского, «приказной список» отличался большой полнотой, особенно для эпохи террора. Приказные люди, прилежно «законспектировавшие» опричные судные дела, и не подозревали, что после гибели опричных архивов их конспекты сослужат историкам неоценимую службу. Реконструированный «приказной список» — это своего рода кровавая летопись, в которой деяния опричнины описаны бесстрастно и точно, день за днем, месяц за месяцем. Многолетние споры о целях и результатах опричного террора близятся к концу.

...Царь был озабочен тем, чтобы оправдать бесславное окончание похода в Ливонию в конце 1567 года. Причиной отмены похода было выставлено расстройство посошной службы, помешавшее своевременно доставить пушки на границу. Ведал посошными людьми дьяк Казенного приказа Казарин Дубровский, известный взяточник. Царь велел подобрать жалобы на дьяка. Дубровский был уличен в злоупотреблениях и казнен. В царском синодике опальных ему посвящена такая запись: «Каза-рина Дубровской, да 2 сына его, да 10 человек, которые приходили на пособь». Вслед за тем Грозный взялся за дворян, скомпрометированных доносом Старицкого. Опричники казнили двоюродного дядю князя Владимира Андреевича и некоторых других лиц. Как видно, дядя неосторожно намекал племяннику на возможность перехода власти в его руки.

Начавшиеся казни вызвали резкий протест со стороны высшего духовенства. Митрополит Филипп посетил царя и долго беседовал с ним наедине. Убедившись в тщетности увещаний, он выждал момент, когда царь со всей л'воей свитой явился на богослужение в кремлевский Успенский собор, и при большом стечении народа произнес проповедь о необходимости упразднить опричнину. Кремлевский диспут кратко и точно описан новгородским летописцем: 22 марта 1568 года «учал митрополит Филипп с государем на Москве враждовати о опришнины». Диспут нарушил благочиние церковной службы и имел неблагоприятный для Грозного исход. Не получив от митрополита благословение, царь в ярости стукнул посохом оземь и пригрозил митрополиту, а заодно и всей земле суровыми карами. «Я был слишком мягок к вам, но теперь вы у меня взвоете!» — будто бы произнес он. На другой день о столкновении царя с митрополитом говорила вся столица. Церковь пользовалась большим авторитетом как среди власть имущих, так и в беспокойных низах. Через фанатичных монахов, через юродивых церковники ловко влияли на настроения народа, не остававшегося безучастным свидетелем происходившего.

Протест Филиппа был симптомом окончательного падения престижа царя в земщине. Приспешники Грозного настоятельно убеждали его пустить в ход насилие, поскольку в обстановке острого внутреннего кризиса всякое проявление слабости могло иметь катастрофические для властей последствия.

Филипп нарушил клятву <не вступаться в опричнину» и должен был понести наказание. Опричники схватили его бояр и забили их насмерть железными палицами, водя по улицам Москвы. Этот факт получил отражение в синодике,  где записаны   митрополичьи  старцы  Леонтий Русинов, Никита Опухтин и др. Рядом с митрополичьими советниками на страницах синодика фигурируют ближние люди и слуги конюшего Челяднина. Очевидно, раздор с митрополитом побудил царя отдать давно подготовленный приказ о расправе с «заговорщиками».

В соответствии с официальной версией, конюший Че-ляднин готовился произвести переворот с помощью своих многочисленных слуг и подданных, будто бы посвященных в планы заговора. Немудрено, что опричники подвергли вооруженную свиту конюшего и его челядь беспощадному истреблению. Царские телохранители совершили несколько карательных походов во владения Челяднина. Записи синодика позволяют восстановить картину первых опричных погромов во всех деталях. Ближние вотчины конюшего разгромил Малюта Скуратов. Заслуги палача были оценены должным образом, и с этого момента началось его быстрое возвышение в опричнине. После разгрома ближних вотчин настала очередь дальних владений. Челяднин был одним из богатейших людей своего времени. Ему принадлежали обширные земли в Бежецком Верху неподалеку от Твери. Туда царь явился собственной персоной со всей опричной силой. При разгроме боярского двора «кромешники» посекли боярских слуг саблями, а прочую челядь и домочадцев согнали в сарай и взорвали на воздух порохом. Об УТИХ казнях повествует следующая документальная запись синодика: «В Бежецком Верху отделано Ивановых людей 65 человек да 12 человек скончавшихся ручным усечением».

Погром не прекращался в течение нескольких месяцев — с марта по июль. Летом опричники подвели своеобразный итог своей деятельности со времени раскрытия «заговора». «Отделано 369 человек и всего отделано июля по 6-е число» (1568),— читаем в синодике. Примерно 300 человек из указанных в «отчете» были боярскими слугами и холопами. Они погибли при разгроме вотчин.

Непрекращавшееся кровопролитие обострило конфликт между царем и церковью. Следуя примеру митрополита Афанасия, Филипп в знак протеста против действий царя покинул свою резиденцию в Кремле и демонстративно переселился в один из столичных монастырей. Однако, в отличие от своего безвольного предшественника, Колычев отказался сложить сан митрополита.

Открытый раздор с главой церкви ставил Грозного в исключительно трудное положение. Он вынужден был удалиться  в слободу и  заняться там  подготовкой суда над Филиппом. Опричные власти поспешили вызвать из Новгорода преданного царю архиепископа Пимена, а затем направили в Соловки особую следственную комиссию, состоявшую из опричников и духовных лиц. Комиссия произвела розыск о жизни Филиппа в Соловецком монастыре и с помощью угроз и подкупа принудила нескольких монахов выступить с показаниями, порочившими их бывшего игумена. Состряпанное комиссией обвинение оказалось все же столь сомнительным, что самый авторитетный член комиссии епископ Пафнутий отказался подписать его. Противодействие епископа грозило сорвать суд над Филиппом. Исход дела должно было определить теперь обсуждение в Боярской думе, многие члены которой сочувствовали Колычеву.

Конфликт достиг критической фазы. В такой обстановке Грозный решил нанести думе упреждающий удар. 11 сентября 1568 года Москва стала свидетелем казней, .зафиксированных синодиком: «Отделано: Ивана Петровича Федорова; на Москве отделаны Михаил Колычев да три сына его; по городам — князя Андрея Катырева, князя Федора Троекурова, Михаила Лыкова с племянником». Отмеченные синодиком репрессии против членов Боярской думы по своему размаху немногим уступали первым опричным казням. На эшафот разом взошли старший боярин думы И. П. Челяднин-Федоров, окольничие М. И. Колычев и М. М. Лыков, боярин князь А. И. Катырев-Ростовский.

При разгроме «заговора» Челяднина пролилось значительно больше крови, чем в первые месяцы опричнины. На основании записей синодика можно установить, что с конюшим погибло до 150 дворян и приказных людей и вдвое большее число их слуг и холопов. Репрессии носили в целом беспорядочный характер. Хватали без разбора друзей и знакомых Челяднина, уцелевших сторонников Адашева, родню находившихся в эмиграции дворян и т. д. «Побивали» всех, кто осмеливался протестовать против опричнины. Недовольных же было более чем достаточно, и они вовсе не хотели молчать. Записанный в синодик дворянин Митнев, будучи на пиру во дворце, бросил в лицо царю дерзкий упрек: «Царь, воистину яко сам пиешь, так и нас принуждаешь, окаянный, мед с кровию смешанный братии наших... нити!» Тут же во дворце он был убит опричниками. Вяземский дворянин Митнев имел основания протестовать против произвола опричнины. Он был выслан из своего уезда в начале опричнины и лишился земельных владений.

Помимо дворян, пострадавших от опричных выселений, недовольство выражали казанские ссыльные, разоренные конфискацией родовых вотчин. Полоса амнистий безвозвратно миновала, и теперь некоторые из «прощенных» княжат были убиты. В числе их боярин А. И. Каты-рев, трое Хохолковых, Ф. И. Троекуров, Д. В. Ушатый и Д. Ю. Спцкий. Расправы с княжеской знатью были осуществлены как бы мимоходом: преобладающее большинство репрессированных принадлежало к нетитулованному дворянству.

Самыми видными подсудимыми на процессе о заговоре в земщине стали члены знатнейших старомосковских нетитулованных фамилий: Челяднин и Колычев, Шеины-Морозовы, Сабуровы, Карповы, Ф. Данилов, казначей X. Ю. Тютин, несколько видных дьяков, а также бывшие старицкие вассалы В. Н. Борисов, Б. И. Колычев, Ф. Р. Образцов. Невозможно поверить тому, что все казненные были участниками единого заговора. Подлинные сторонники Старицкого, названные в летописных приписках, уже покинули политическую сцену. Что же касается Челяднина, то он, согласно летописным рассказам, в 1553 году выступал противником князя Владимира и более всех других способствовал разоблачению его первого заговора. Окольничий М. И. Колычев также доказал свою лояльность в деле Старицких. Недаром он был послан в Горицкий монастырь для надзора за Евфросинией тотчас после ее пострижения.

Обвинения насчет связей с «крамольным» князем Владимиром служили не более чем предлогом для расправы с влиятельными боярскими кругами, способными оказать реальное сопротивление опричной политике. Пытки открыли перед властями путь к подтверждению вымышленных обвинений. Арестованных заставляли называть имена «сообщников». Оговоренных людей казнили без суда. Исключение было сделано только для конюшего И. П". Челяднина и М. И. Колычева. Но их судили ускоренным судом. Царь собрал в парадных покоях большого Кремлевского дворца членов думы и столичное дворянство и велел привести осужденных. Конюшему он приказал облечься в царские одежды и сесть, на трон. Преклонив колени, Грозный напутствовал несчастного иронической речью: «Ты хотел занять мое место, и вот ныне ты великий князь, наслаждайся владычеством, которого жаждал!» Затем по условному знаку опричники убили конюшего, выволокли его труп из дворца и бросили в навозную кучу. Фарс, устроенный в Кремле, и вымыслы по поводу того, что конюший домогался короны, показали,

что опричному правительству не удалось доказать выдвинутые против него обвинения. Главные «сообщники» Челяднина — нарвский воевода М. М. Лыков, свияжский воевода Катырев и казанский воевода Троекуров — были казнены без судебной процедуры.

Как правило, следствие проводилось в строгой тайне, и смертные приговоры выносились заочно. Осужденных убивали дома или на улице, на трупе оставляли краткую записку. Таким способом преступления «заговорщиков» доводились до всеобщего сведения.

Гибель Челяднина решила судьбу Филиппа. Вернувшаяся с Соловков следственная комиссия представила боярам материалы о порочной жизни митрополита. Оппозиция в думе была обезглавлена, и никто не осмелился высказать вслух своих сомнений. Послушно следуя воле царя, земская Боярская дума вынесла решение о суде над главою церкви. Чтобы запугать Филиппа, царь послал ему в монастырь зашитую в кожаный мешок голову окольничего М. И. Колычева, его троюродного брата. Филиппа судили в присутствии Боярской думы и высшего духовенства. На соборном суде главным свидетелем обвинения выступил соловецкий игумен Паисий, бывший ученик Филиппа, которому за предательство обещали епископский сан. Филипп отверг все обвинения и попытался прекратить судебное разбирательство, объявив о том, что слагает с себя сан по своей воле. Но царь отказался признать отречение Колычева. Он не забыл пережитого унижения и желал скомпрометировать опального главу церкви в глазах народа.

Филипп принужден был служить службу после того, как соборный суд вынес ему приговор. В середине службы в Успенский собор ворвались опричники. При общем замешательстве Басманов огласил соборный приговор, порочивший митрополита. С Колычева содрали клобук и мантию, бросили его в простые сани и увезли в Богоявленский монастырь. Признанный виновным в «скаредных делах», Колычев по церковным законам подлежал сожжению. Но Грозный заменил казнь вечным заточением в монастырской тюрьме.

Смолкли голоса недовольных в земщине. На страну опустилась мгла. Не только заговорщиков, но и всех заподозренных в сочувствии им постигла суровая кара. Вожди опричнины торжествовали победу. Но ближайшие события показали, что их торжество было преждевременным. Прошел год, и усиливавшийся террор поглотил не только противников опричнины, но и тех, кто стоял у ее колыбели.