Рейган и Горбачев подписали документы. Нэнси Рейган и Раиса Максимовна Горбачева. Снятие Железного занавеса. Приезд президента Рейгана в Москву

 

Вся электронная библиотека >>>

 Михаил Горбачёв >>

   

История Советского Союза. Перестройка. Гласность

горбачёвМихаил Горбачёв


Разделы:  Рефераты по истории СССР

Биографии известных людей

Всемирная История

История России

 

"РУССКИЕ ПРИШЛИ!"

 

     Кошмар,  преследовавший Джеймса Форрестола, воплотился в реальность:  в

декабре  1987  года  русские вторглись  в  Вашингтон, выгрузив из самолетов,

приземлившихся на авиабазе Эндрюс, несколько десятков дипломатов, экспертов,

охранников,  журналистов, бронированные  "ЗИЛы"  и,  главное,  новое  оружие

советского  наступления  на  Запад, от  которого  у него не  было защиты,  -

Михаила  и  Раису  Горбачевых.  Американская  столица  сдалась  без боя.  На

церемонию  подписания  договора  о  ракетах средней  дальности  и  приемы  в

советском   посольстве   и   Белом  Доме  съехался  и  слетелся   (некоторые

приглашенные прилетели из других городов, в том числе с Западного побережья)

весь  американский  политический, деловой и культурный истеблишмент. Те, кто

не получил  приглашения,  спасался от расспросов, срочно уезжая  из столицы:

это    давало   возможность    объяснить   свое   отсутствие   чрезвычайными

обстоятельствами.

     Когда Рейган и Горбачев подписали  документы и обменялись ручками, зал,

встав,  устроил им овацию.  Эмоции захлестнули и  Нэнси Рейган, которая сама

выбрала день и час для этой  церемонии, посоветовавшись со своим астрологом,

-  повернувшись к  Раисе, она предложила, чтобы и  две первые  леди вслед за

сверхдержавами  пошли на мировую: "Я думаю и  нам  надо  пожать  друг  другу

руки". Вечером  на приеме в Белом Доме Ван Клиберн  заставил собравшихся еще

раз  встать, когда  заиграл  разученные им  еще  для  первого  конкурса  им.

Чайковского  "Подмосковные вечера".  Горбачев,  обожавший  петь,  с  видимым

удовольствием подхватил мелодию, а сидевший рядом с  адмиралом Уильямом Кроу

ультраконсервативный  вашингтонский журналист Джордж Уилл прошептал  ему  на

ухо: "Вам, адмирал, эта песня обойдется в 200 военных кораблей".

     В  течение трех  дней  визита город был охвачен приступом "горбимании".

Бар в отеле "Мариотт", где размещалась советская делегация, был переименован

в кафе "Гласность". Когда же в ответ на реплику сопровождавшего его Дж.Буша,

посетовавшего,  что  у  гостя  не  нашлось  времени   посетить  какой-нибудь

супермаркет и  пообщаться с  простыми американцами,  Горбачев внезапно велел

остановить кортеж и  к ужасу охраны  вышел  к народу,  с  улицей приключился

"горбазм".  Не  веря  своей  удаче, сотни  людей, стоявших вдоль ограждений,

бросились  пожимать  руку советскому  лидеру. Растерявшиеся  из-за нештатной

ситуации  американские  охранники   кричали  толпе:  "Всем  вынуть  руки  из

карманов!" Требование  было излишним  - и так  все руки  тянулись  в сторону

Горбачева.  Владелец  ресторана,  расположенного  на углу,  где  остановился

кортеж,  свесившись  из  окна  второго  этажа,  звал:  "Господин  Президент,

поднимитесь сюда, на этой неделе у нас в меню борщ!"

     Но не весь Вашингтон так принимал Михаила  и Раису. Накануне их приезда

по Пенсильвания  авеню прошла двухсоттысячная  демонстрация протеста  против

нарушений  прав человека в СССР и  сохраняющихся запретов на свободный выезд

из  страны.  Сквер  напротив  Белого  Дома,  традиционно   используемый  для

политических  пикетов,  оккупировали  представители "угнетенных меньшинств":

украинцы  и  прибалты,   к  которым  присоединились  кришнаиты  и  афганские

моджахеды  с  плакатами  "Смерть  Горбачеву!"  Не  было  единодушия и  среди

конгрессменов  -  Горбачев  так  и не удостоился  приглашения  выступить  на

совместном заседании палат на Капитолийском холме  (в отличие от приехавшего

в США пять лет спустя Ельцина), а один из ультраконсервативных членов палаты

представителей послал Рейгану  почтой зонтик и котелок,  напоминая  о Невиле

Чемберлене и его поездке в Мюнхен для встречи с Гитлером.

     Свои препоны на  пути в  Вашингтон пришлось преодолеть и  Горбачеву.  И

хотя основные члены его команды понимали необходимость "вышибать" "Першинги"

из Европы ценой принесения в жертву советских СС-20 (военные, и прежде всего

начальник Генштаба С.Ахромеев, полностью разделяли эту  позицию), кое у кого

были  сомнения.  А.А.Громыко,   непосредственно   причастный  к   решению  о

"довооружении",  предостерегал  на заседании  Политбюро:  "Не  стоит идти на

новые уступки США. Иначе останемся без того, что создавали в течение 25 лет.

Нельзя полагаться  на  порядочность американцев.  На какие  бы односторонние

уступки  мы ни  пошли, они все  равно не станут  договариваться  с нами  "на

равных".

     Горбачев  перебивал  его:  "Что же  вы  предлагаете,  Андрей  Андреевич

(Громыко  был  один  из  немногих,  к  кому  он  обращался   не  только   по

имени-отчеству, но и на "вы")? Рвать переговоры?" Ответ Громыко: "Тянуть".

     Однако  тянуть,  использовать переговоры  как  ширму,  блефовать, как в

прошлые времена, не входило в намерения Горбачева, нацеленного  на скорейший

результат: "В отличие от Громыко, я не  боюсь, что американцы нас обойдут, в

частности, в космосе. Вот кто на самом деле блефует.  До их  выхода в космос

еще далеко, мы же пока наращиваем капитал доверия. И вообще, время  работает

на  нас".  За  этой  пикировкой  о   тактике  ведения  советско-американских

переговоров  скрывались  принципиальные   мировоззренческие,  а  не   только

поколенческие расхождения: 56-летнему  Горбачеву было легче верить в то, что

время   работает   на   него,  чем   разменявшему   восьмой  десяток   главе

внешнеполитического  ведомства. Последний  представлял не  просто политику и

эпоху "холодной войны", а целую школу советского мышления, по-своему логично

исходившую из  того, что  только  "замораживание" послевоенного  статус-кво,

обеспечившего со времен Ялты Советскому Союзу ранг супердержавы, гарантирует

ее мировое величие. Отсюда агрессивное  неприятие всего, что этот статус-кво

могло  пошатнуть,  поколебать,  размыть.  Отсюда  же  и  тактика:  "тянуть",

имитировать  переговоры, соглашаться в  крайнем  случае на торможение  гонки

вооружений, но не  на их сокращение, тем  более  асимметричное.  Горбачев со

своей   перестройкой,   приведшей  в  движение  внутреннюю  жизнь  в   СССР,

представлял угрозу  для "статус-кво". Очевидно, что  его  любимое - "Главное

нАчать",   перекликавшееся   с   гагаринским   "Поехали!",   не   могло   не

распространиться и на внешнюю политику.

     И  все же принципиальная разница во взглядах между ним и Громыко (как и

другими советскими лидерами) заключалась  не в оценке американцев -  верить,

не  верить,  говорить  языком  силы  или  аргументами  нового  политического

мышления,  а в оценке исторических перспектив Советского Союза. Для реалиста

Громыко  "последним  аргументом  короля",  важнейшим,  если  не единственным

козырем,  обеспечивавшим  сохранение   великодержавного  статуса  СССР,  был

потенциал устрашения остального мира.

     По  убеждению  же  романтика  нового политического  мышления  Горбачева

(считавшего  себя,  естественно, твердо стоящим на земле практиком), попытка

заморозить ситуацию внутри и вокруг СССР в глобальном, бурно меняющемся мире

напрямую  вела  к  историческому  краху не только режима,  но и государства.

Только реформированный  Советский  Союз  обретал,  как  он  верил,  шанс "на

равных"   конкурировать   с  западным   миром   на   основе   заложенных   в

социалистической идее универсальных ценностей, которые делали его даже более

приспособленным  к  ХХI  веку  и  к  миру  будущего,  чем его  исторического

соперника.

     Запад, не  без интереса наблюдавший за этим столкновением мировоззрений

и политических курсов внутри СССР, при  всем  благожелательном  отношении  к

посулам Горбачева в своей практической политике следовал скорее громыкинской

логике:  аплодируя  перестройке,  но сохраняя  при  этом свой порох сухим на

случай,  если  советский  лидер  или  его  преемники  разочаруются  в  новом

политическом мышлении так  же неожиданно, как к нему пришли. (Надо полагать,

узнав  об августовском путче, многие западные политики  порадовались,  что в

свое время не дали себя увлечь видениями  Прекрасного Нового Мира. По мнению

же  помощников Горбачева  (Г.Шахназаров),  если  бы Запад,  и, в  частности,

"большая семерка" оказали в 1991 году  Советскому Союзу ту помощь, о которой

он просил в Лондоне, путча можно было бы избежать.)

 

     ...Расставание Рона и Майкла  на  лужайке  перед  Белым Домом,  хотя  и

произошло,  как  год  назад  в  Рейкьявике,  с  задержкой  из-за  того,  что

С.Ахромеев и П.Нитце до последней минуты согласовывали директивы для будущих

переговоров, ни в чем не напоминало хмурое прощание перед домом Хофди. Тогда

прорыв не состоялся из-за нежелания Рейгана пожертвовать  СОИ и неготовности

Горбачева   развязать  свой  "пакет".  В  Вашингтоне,   подписав  договор  о

"евроракетах"  и  согласившись  на  переговоры  о  50-процентном  сокращении

стратегических  арсеналов,  Горбачев  предоставил  американскому  президенту

возможность  самому  удостовериться  в  том,  что   столь  дорогая  ему   (и

американскому бюджету)  программа  "звездных  войн"  неминуемо захлебнется в

неразрешимых технических проблемах (это вскоре и произошло).

     Оба  лидера  могли  представить  результаты  саммита  как личный успех:

Рейган  -  похвастаться тем, что вынудил Советы согласиться  с  его формулой

сокращения  советской стратегической  "триады", Горбачев -  утверждать,  что

предложенное  им  движение  к  безъядерному  миру  практически идет  по  его

графику.  Но   главным  итогом   было  принципиальное   изменение  атмосферы

советско-американских  отношений.  Если   Америка   встречала   Горбачева  с

недоверчивым  любопытством,   как   экзотическое  политическое  явление,  то

провожала с благодарностью, как человека, избавившего американское  общество

от   угнетавшего    его    страха   перед    советскими    ракетами,   перед

непредсказуемостью коммунистов,  перед  угрозой  "империи  зла", а в  общем,

перед  русскими,  которые  могут  в любой  момент  прийти  без  приглашения.

Популярность его в эти дни среди американцев,  если  и не превзошла рейтинга

их президента, то  была выше, чем у основных кандидатов, собиравшихся менять

Рейгана в Белом Доме,  а его пресс-секретарь Марлин Фицуотер дорого заплатил

бы  за то, чтобы  все забыли, как после саммита в  Женеве он  снисходительно

назвал Горбачева "ковбоем из драгстора".

     Между тем сами "русские" только начинали освобождаться от вбитого в них

по шляпку официальной пропагандой убеждения, что не сегодня-завтра они могут

стать   жертвой   империалистической  агрессии  или   очередной   провокации

"поджигателей войны". Как свидетельствует  горбачевский  помощник А.Черняев,

сам Михаил Сергеевич только после Рейкьявика поверил в то, что американцы не

собираются   воевать   против  СССР   и   не  готовятся  нанести  по  Москве

обезоруживающий  ядерный удар. Уверившись, что войны  между  СССР  и США  не

будет, он как бы внутренне освободился и на все приставания военных отвечал:

"Вы  собираетесь  воевать?  Я  не  собираюсь,  и,  значит,  ваши  требования

неприемлемы". Тогда Политбюро его в этом единодушно поддерживало.

     Это  начавшееся  в  Рейкьявике  и продолжившееся в  Вашингтоне обоюдное

освобождение от страха, существовавшего уже как бы само по себе и принявшего

форму истинного  "железного  занавеса", выкованного  из недоверия и взаимных

подозрений,  и  стало началом  конца "холодной  войны". Есть  разные  мнения

относительно того, когда она завершилась. Одни называют май 1988 года, когда

Рейган, выйдя из  Спасских  ворот  Кремля  на Красную  площадь,  не побоялся

сфотографироваться в  сердце "империи зла"  на фоне Мавзолея  Ленина. Другие

считают ее  концом речь Горбачева в ООН в декабре 1988 года,  где он заявил,

что сила или  угроза  ее  применения не должны  служить инструментом внешней

политики, и объявил об  одностороннем сокращении - на полмиллиона человек  -

советских войск в Восточной Европе.

     Для всей Европы  "холодная война" окончательно  закончилась  с падением

Берлинской  стены  и  воссоединением Германии.  По версии  советской стороны

(пресс-секретаря   МИДа  Геннадия  Герасимова),  "холодную   войну"   сообща

похоронили  на дне Средиземного моря  Буш  и Горбачев  во время  встречи  на

Мальте. По мнению американцев  (госсекретаря  Дж.Бейкера), она действительно

осталась  в прошлом, когда представители  СССР  и США вместе проголосовали в

Совете  Безопасности  ООН  в  январе  1991  года за  военные  санкции против

иракского  режима  Саддама Хусейна, вторгшегося в Кувейт. По-видимому, правы

все,  поскольку  эти,  как и многие  другие  не  названные, события  в целом

составили  ту  критическую массу,  сумму перемен, которая  позволила мировой

истории, долгие годы разделенной на разные потоки,  слиться в единое  русло.

Мечтали об  этом многие, верили в то,  что это произойдет, единицы, поставил

эту  цель  как  практическую,  реально  осуществимую  задачу  один человек -

Горбачев.

     Дипломатический   обозреватель   гамбургского    еженедельника   "Цайт"

К.Бертрам  писал: "Я  был убежден, что  "холодная война" и гонка  вооружений

никогда  не  кончатся.  Свою  задачу  я  видел  поэтому   не  в  том,  чтобы

содействовать прекращению "холодной войны",  а в том, чтобы сделать ее более

выносимой, спокойной, стабильной. Но Михаил Горбачев перевернул этот мир". В

1989 году журнал  "Тайм"  избрал Горбачева "человеком десятилетия", а Ричард

Никсон не побоялся назвать его "человеком века".

     В  декабре 1990 года  Горбачев  не  поехал  получать  присужденную  ему

Нобелевскую премию мира  (он приехал в Осло и выступил с Нобелевской лекцией

весной 1991-го).  На  торжественной церемонии его  представлял зам. министра

иностранных  дел  А.Ковалев. Почему  советский президент  уклонился тогда от

почестей  со  стороны  мирового  сообщества,  которые, бесспорно,  заслужил?

Главная причина, разумеется, - внутренняя  ситуация в  стране. К осени 90-го

разрыв между внешнеполитическим триумфом  Горбачева и все более драматичными

последствиями  его  политики  внутри  Советского  Союза  стал  очевидным.  И

запоздавшая  Нобелевская премия  только  подчеркивала  этот контраст.  Кроме

того,  к  этому  времени  уже  и  внешняя  политика  Горбачева  стала терять

внутреннюю поддержку -  из  самого  выигрышного аспекта  перестройки, дольше

других вызывавшего почти  единодушное  одобрение не только населения,  но  и

большей  части его окружения, она вслед за  другими сюжетами превратилась  в

поле ожесточенной политической борьбы.

     Да и принципы нового  мышления, сформулированные Горбачевым как аксиомы

грядущего  миропорядка в его речи в  ООН, и  первый среди  них  -  отказ  от

применения силы, подверглись труднейшему испытанию на просторах трещавшей по

швам  советской  империи. События в  Тбилиси,  Карабахе, Баку и  Прибалтике,

которые  все  труднее   было  квалифицировать  как  разрозненные  инциденты,

настойчиво ставили перед  Горбачевым  неприятный вопрос: применимо ли  новое

политическое мышление к  внутренней политике, и если нет, то каковы критерии

использования его постулатов - от свободы выбора до неприменения силы?

     Всклокоченная   реальность  его   собственной  страны,   которую,   как

выяснилось, значительно  труднее реформировать, чем окружающий ее мир, вновь

возвращала  Горбачева  к теперь уже заочному  диспуту  с  классиком  старого

политмышления  Громыко  -  тот,  находясь в  отставке,  как  пишет  его  сын

Анатолий,  твердил:  "В  кризисных  ситуациях  дозированное применение  силы

оправдано".  И,  разочаровавшись в  своем  "крестнике", о котором однажды  в

сердцах  заметил:  "Не по Сеньке шапка", резюмировал: "Если  гордишься своим

пацифизмом, не садись в кресло руководителя великой державы". Конечно, легко

сказать  "в кризисных  ситуациях", но как быть с  политической  головоломкой

выхода  из  системного  кризиса  через перестройку - этот  спровоцированный,

задуманный, рукотворный кризис, - "созидательный хаос"?

     Со всеми этими вопросами  ему еще предстояло столкнуться в последующие,

отведенные перестройке годы.  Прощаясь  с Рейганом  и  Вашингтоном, Горбачев

имел еще основания считать, что время работает на него. И поэтому, когда  на

заключительной  пресс-конференции кто-то  из  въедливых журналистов, нарушив

приподнятую атмосферу, задал  бестактный вопрос о  внутренних разногласиях в

советском руководстве,  генсек неожиданно резко ответил: "Внутри Политбюро и

ЦК нет  разногласий, и  могу вас заверить, что  никакого  раскола нет  и  не

будет".  Увидев удивленные  лица  журналистов,  явно  пораженных неожиданным

пылом этой тирады, он, желая  сгладить  неловкость и  как  бы  оправдываясь,

добавил:  "Может быть, я  поддался  эмоциям,  но  я  искренен  перед  вами".

Подозревать его тогда в неискренности  не было оснований. Однако если бы тот

же самый вопрос  ему задали три  месяца спустя, он, возможно,  отвечал бы не

так убежденно.

 

К содержанию раздела:  МИХАИЛ СЕРГЕЕВИЧ ГОРБАЧЕВ. Перестройка. Распад СССР

 

Смотрите также:

 

Переломный период в истории России (80-90-е гг. 20 века)

Политическая смена государственного строя России

Россия в условиях нового государственного строя

Россия и интеграционные процессы в СНГ

 

Социально-экономические и политические причины, осложнившие выход страны на новые рубежи

Распад СССР. Посткоммунистическая Россия. Трудности перехода к рыночной экономике

 

 Эпоха застоя. Михаил Горбачев

Из доклада Генерального секретаря КПСС Михаила Сергеевича Горбачева (р. 1931) на Пленуме ЦК КПСС (27 января 1987 г.) о годах, когда партию возглавляли его ...

 

 Самоубийства знаменитых людей - маршал Ахромеев

Сергей Федорович надеялся изменить отношение Горбачева к армии. ... Сергей Федорович понимал, что политика Горбачева приведет к развалу ...

 

 ЖИЗНЬ АНДРЕЯ ДМИТРИЕВИЧА САХАРОВА. Участие Андрея Сахарова в ...

директоров, а 15 января состоялась встреча с М. С. Горбачевым (заранее .... Горбачев ответил: "Я очень рад, что вы связали эти два. слова". Мы прошли в зал. ...

 

 АНДРЕЙ САХАРОВ. Биография Андрея Сахарова ...

советские и хозяйственные руководящие должности (доклад Горбачева на ... Горбачев, и его ближайшие сторонники сами еще не полностью свободны от ...

 

 САХАРОВ. Выступление Андрея Сахарова на ...

телеграмму Горбачеву и Рыжкову с изложением нашей точки зрения. ... Горбачев смешивал две совершенно различные вещи - преступные акты убийств, ...

 

 Дмитрий Якубовский. 100 Великих авантюристов

За этот период Лукьянов должен был переговорить с Горбачевым, который, как выяснилось, ... Дело в том, что вскоре Горбачев подписал с немцами соглашение, ...

 

 Беседы по экономике

«Это то зерно,— сказал М. С. Горбачев,— что мы сейчас закупаем за валюту, товарищи. ... Товарищ М. С. Горбачев, выступая с докладом на XXVII съезде КПСС, ...

 

 АФГАНСКАЯ ВОЙНА (1979-1989 годы) Советско Афганская

К середине 80-х стала очевидна бесперспективность советского военного присутствия в Афганистане. В 1985 года после прихода Горбачева Кармаль был заменен на ...

 

Нобелевские лауреаты - Советский Союз, Россия

Горбачев М. С. (за выдающийся вклад в процессы укрепления мира, которые происходят сейчас в важнейших областях жизни мирового сообщества) 1990 г. ...

 

министр внутренних дел Борис Карлович Пуго

Он никогда не шел против Горбачева. Я не раз был свидетелем того, как отец. одергивал подчиненных, позволявших нелестные или, вернее, фамильярные ...