Тайна жрецов майя

Владимир Александрович Кузьмищев

Мертвые города открывают свои тайны

Но что это? Какой-то непонятный звенящий звук нарушил привычную симфонию девственной сельвы. «Дзинь!» — снова прозвучал он. И снова: «Дзинь!..»

        Пугливый красавец кетсаль вспорхнул с высокой ветви и куда-то улетел. Вертлявое семейство обезьян сарагуат испуганно спряталось в шапке-копне гигантских листьев пальмы.

        «Дзинь!..» — все настойчивей звучит в сельве. «Дзинь!..» — звенит в ушах ее обитателей, и страх гонит их с насиженных мест.

        «Дзинь, дзинь, дзинь!..» — и живая стена лиан падает, а за ней появляется тот, кто осмелился нарушить вековой покой погребенных в сельве развалин.

        Это человек!

        Человек с трудом раздвинул толстые стволы лиан: прямо перед ним появился черный квадрат проема в каменной стене. Сдерживая волнение, он шагнул в проем. Лианы сомкнулись за ним. Теперь его окружали непроглядная тьма, холодная сырость и могильная тишина. Нервная дрожь охватила тело; тишина страхом вползла в сознание.

        Нужно зажечь фонарь, но человек боялся увидеть что-то страшное. Луч на мгновение вспыхнул и сразу погас. Предчувствие не обмануло: на ступенях пирамиды валялись изуродованные, залитые кровью человеческие тела...

        И тогда человек бросился назад, к проему, к товарищам, с которыми он проделал невероятно трудный и долгий путь, чтобы добраться сюда, в сердце сельвы Чиапаса.

        — Они приносили в жертву людей!.. — бормотал он. — Они приносили их в жертву своим богам!..

        Лишь через месяц ученые всего мира узнали о волнующем открытии: в непроходимых лесах мексиканского штата Чиапас обнаружен храм, внутренние помещения которого — три изолированные друг от друга камеры — сплошь расписаны великолепными фресками.

        Храм с настенными росписями был не единственным строением вновь открытого религиозного центра. Как установили археологи при более поздних раскопках, к храму примыкало с десяток других культовых сооружений, составлявших с ним вместе единый архитектурный комплекс-ансамбль, типичный для священных городов древних майя Классического периода. Известный американский исследователь-майист С. Морли назвал его «Бонампак», что в переводе с майя означает «Стены с живописью». Прежнее название города пока установить не удалось, однако по хорошо сохранившимся на стенах храма иеороглифическим и цифровым знакам, образующим дату календаря майя, а также по стелам, имевшим свою самостоятельную датировку, был высчитан примерный год рождения как самого города, так и росписей: около 800 года новой эры.

        Но ученые вскоре убедились, что город не достроили до конца: в силу неизвестных причин строительство было внезапно прервано, хотя до завершения оставалось не так уж много работ.

        Место для города Бонампака и его планировка были удивительно удачно выбраны и разработаны древними зодчими. Он строился на берегу реки Лаканха, на ровной естественной площадке, окруженной с трех сторон высокой террасой. Террасу строители выровняли и на ней возвели основные сооружения города, в центре которых стоял храм с росписями.

        Сравнительно скромные размеры Бонампака не позволяют ему претендовать на включение в число крупнейших центров древних майя, однако благодаря своим росписям он сыграл важнейшую роль в понимании ряда основных проблем этой выдающейся цивилизации доиспанской Америки.

        Росписи Бонампака дали недвусмысленные ответы на многие дотоле спорные вопросы из истории майя. Прежде всего они неопровержимо доказали, что Классический период отнюдь не был эпохой глубокого мира, в том числе социального, как утверждало большинство зарубежных ученых, стремившихся доказать, что война появляется на землях майя лишь с приходом воинственных тольтеков — одного из мексиканских племен — и наступлением в истории майя так называемой Тольтекской эпохи (X — XVI века).

        Достаточно даже беглого знакомства с росписями Бонампака — читатели, несомненно, догадались, что наш предшествующий рассказ был попыткой реконструировать обстановку, в которой эти росписи могли появиться на свет, — чтобы понять абсолютную несостоятельность подобных утверждений.

        Возьмем, к примеру, вопрос о войне. До открытия Бонампака не было прямых доказательств, которые неопровержимо свидетельствовали бы, что война как таковая имела место во взаимоотношениях между городами-государствами майя Классической эпохи. Более того, сохранились показания очевидцев испанской конкисты, в том числе самого авторитетного из них — священника Бартоломе де лас Касаса, которые со всей настойчивостью утверждали, что древние майя не знали войны и среди них царили «мир и согласие».

        (Бартоломе де лас Касас всю свою долгую жизнь посвятил бескомпромиссной и самоотверженной борьбе за права индейцев, бессмысленное уничтожение которых происходило у него на глазах. Он вполне сознательно допускал известную идеализацию их истории, стремясь вызвать к ним доброжелательное отношение монарха Испании и других влиятельных лиц королевского двора.)

        Вполне естественно, что ученым следовало обратиться к косвенным доказательствам, но они потому и являются косвенными, что в принципе оспоримы и при желании, известной доле фантазии и риторического искусства могут быть одинаково истолкованы как за, так и против доказуемого.

        Основываясь на этом, идеализаторы истории майя довольно успешно защищали свою концепцию. Разве можно утверждать, говорили они, что крутые высокие склоны пирамид, увенчанные храмами и дворцами, ритуальное значение которых абсолютно очевидно, строились с таким расчетом, чтобы одновременно служить для обороны от вражеских нападений?

        Правда, среди аргументов идеализаторов попадались и такие, что вызывали откровенную улыбку. На знаменитом барельефе из Храма солнца (Паленке), по праву относящемся к наиболее выдающимся образцам искусства майя, жрец, совершающий какой-то важный обряд, стоит на живом «пьедестале» — коленопреклоненном человеке в богатых украшениях. Логичнее всего предположить, что жрец-победитель стоит на спине пленного вождя (либо иной знатной персоны). Однако, поскольку среди майя царили «мир и согласие», как утверждают идеализаторы их истории, подобному объяснению не может быть места, и тогда остается только предположить, что «знатная персона» — простолюдины не носили таких богатых украшений — добровольно приняла на себя крайне унизительную роль «пьедестала».

        Но росписи Бонампака избавляют от столь невероятных, а точнее, просто нелепых предположений. Среди многочисленных племенных образований этого древнего народа, находившихся к тому же на разных стадиях общественного развития, шла жестокая кровопролитная война, свойственная рабовладельческому обществу, процесс становления которого относится именно к классическому периоду истории древних майя.

        Росписи, как и весь архитектурный ансамбль Бонампака, посвящены войне! Следовательно, война в жизни создателей этого священного города играла уже не случайную, а ведущую роль, коль скоро в ее честь, ради прославления военной победы возводятся многочисленные храмы и дворцы, целый священный город.

        Хотел того художник, покрывший стены храма удивительными рисунками, или не хотел, но изображенные им сцены — мы их описали выше — с неопровержимой достоверностью раскрывают классовый характер общества, к которому он сам принадлежал и которое обслуживал своим изумительным искусством. Двухъярусное расположение изображаемых событий — религиозный обряд, предшествующий началу военного похода, сражение и пленение врагов, торжество победы — точно соответствует невидимым ступеням социальной лестницы. Каждый представитель своего класса вне зависимости от того, чем он занят на картине, неукоснительно располагается на ступени-ярусе, соответствующей его социальному положению и рангу. Здесь все предельно ясно и четко.

        Верхний ярус — верхняя ступень социальной лестницы — отведен знати и жречеству, причем правитель — халач виник всегда в центре и чуть повыше своих «придворных». Проследить это крайне легко не только благодаря внешнему виду и форме одеяний, классовый характер которых не смог пока еще скрыть ни один художник мира, но и потому, что каждый из высокопоставленных персонажей выписан предельно индивидуально, то есть портретно, хотя всего только в профиль. Поэтому не составляет никакого труда обнаружить то или иное лицо (в буквальном смысле слова) среди действующих персонажей каждой из изображенных сцен, будь то бытовые картины, например подготовка халач виника во внутренних покоях дворца к торжественному обряду проводов войска, или полная движения и динамики сцена сражения во вражеском селении.

        На нижнем ярусе художник изобразил народ; здесь разместились воины, «горожане», музыканты, танцоры и другие простолюдины. Они тоже непосредственные участники событий, запечатленных на стенах храма. На росписях Бонампака мы видим, однако, не пассивное, физическое, присутствие «толпы» или «народа», а его активное участие и эмоциональное согласие со всем происходящим. Благодаря этому совершенно отчетливо ощущается стремление художника передать духовную близость, объединяющую верхнюю и нижнюю ступени социальной лестницы, которую он сам открыл для нас.

        Что это, противоречие? Вряд ли. Скорее всего гениальный создатель Бонампака верил в то, что хотел изобразить, но его огромный талант не позволил утаить жестокую правду жизни. Это тем более замечательно, что росписи Бонампака создавались «придворным» мастером и должны были не только увековечить военную победу халач виника, но и утвердить незыблемую окончательность освященных богами порядков на земле, всякое выступление против которых грозило небесной карой и жестокими страданиями и мучениями.

        В росписях есть еще одна категория людей, общественное положение которых также легко угадывается; это рабы-прислужники и пленные враги. Первые из них своей полной безучастностью даже к наивысшим эмоциональным «взрывам» как бы духовно отстранены художником от происходящих событий. Это не действующие персонажи, а скорее предметы естественной необходимости, без которых и дом не дом, и царь не царь. К пленным рабам, наоборот, интерес значителен, но обращение с ними не оставляет сомнений в том, что их ожидает в дальнейшем: жертвенный камень или рабство. В этом и устрашение на будущее, и социальный смысл изображенного конфликта.

        По-видимому, основной причиной войны ко времени создания росписей была уже не борьба из-за земель или охотничьих угодий (проблема источников воды в Бонампаке не могла существовать, так как город стоит на берегу реки Лаканха, впадающей в многоводную Усумасинту); война служила источником добывания рабов, быстрого обогащения, ибо раба можно было выгодно продать или заставить работать на себя фактически без каких-либо затрат.

        Однако и этим не ограничиваются достоверные сведения о древних майя, которые подарил современному миру Бонампак. Теперь уже никто не станет отрицать, что они практиковали, и в довольно широком масштабе, жестокий обряд человеческих жертвоприношений. Из росписей мы также узнаем о быте майя, их одежде, вооружении, манере вести войну; знакомимся с некоторыми из обычаев и обрядов. Мы, наконец, можем почти безошибочно сказать, что форма правления стала наследственной (появление в рисунках юного «наследника»), хотя и не знаем, была ли верховная власть светской или духовной.

        Бонампак заполнил огромный пробел и в наших знаниях об искусстве древних майя, и, если раньше мир восхищался их архитектурой, скульптурой и керамикой, теперь стало возможным по достоинству оценить, каких совершенств могла достичь в Классический период настенная живопись. Но росписи Бонампака, к сожалению, пока что явление исключительное. Во всяком случае, среди огромного множества малых и больших священных городов майя не обнаружено других произведений настенной живописи, которые по своему мастерству приближались бы к ним. Именно поэтому многие исследователи справедливо считают, что их создатель был гениальным, неповторимым художником. Правда, есть немало оснований предполагать, что могут быть найдены и другие росписи, совпадающие по времени с росписями Бонампака, и только тогда путем сравнения станет возможным окончательно оценить мастерство бонампакского художника. Сейчас установлено, что работал он в храме не один. По-видимому, им самим был выполнен главный контурный рисунок (черной краской), а раскраской занимались его помощники и, очевидно, он сам. Работа в коллективе представляется обязательной, если росписи в Бонампаке велись по сырой штукатурке (фрески), к чему склоняется большинство исследователей, а также из-за размеров расписанных стен (длина храма 16,5 метра; ширина — 4; высота — 7 метров).

        Но в Бонампаке мы сталкиваемся еще с одним интересным явлением, также опровергающим псевдоисторическую концепцию идеализаторов: одна из камер храма (последняя, если идти по ходу повествования картин) оказалась незаконченной.

        Может быть, случайно погиб гениальный художник и труд его оказался незавершенным? Но тогда почему помощники не окончили работу своего учителя, тем более что черные линии рисунка и в этой камере нанесены той же твердой рукой? Им ведь оставалось заполнить красками лишь сравнительно небольшие участки стены; они хорошо владели этим искусством.

        Почему недостроены и другие сооружения Бонампака? Почему некоторые из стел с изображениями важных персон (правитель? Верховный жрец?) умышленно повреждены человеческой рукой? Создается впечатление, что тот, кто сделал это, хорошо знал, кого (и наверняка за что) нужно «бить».

        Точно такие же повреждения были обнаружены и в Яшчилане — крупном религиозном центре, расположенном рядом с Бонампаком, причем характер культовых сооружений обоих городов настолько близок, что невольно напрашивается мысль о прямом родстве этих центров.

        Да и не только Яшчилан и Бонампак, а фактически все или почти все священные города Классического периода несут на себе следы насильственных разрушений. О чем могут говорить разбитые «физиономии» скульптур, барельефов, стел? Почему, наконец, одна из стел самого крупного и самого древнего из священных городов майя, Тик'аля, оказалась закопана в землю... вверх ногами? Кто и зачем совершил столь очевидную неразумность? А может быть, это вовсе и не свидетельство проявления человеческой глупости, а нечто совсем другое, например месть? И не связано ли все это с загадочным явлением Классического периода, когда один за другим погибали священные города майя, навсегда покинутые своими обитателями?..