Странные, противоречивые чувства владели Каменотесом

    

На главную

Оглавление

 


Тайна жрецов майя


Владимир Александрович Кузьмищев

РАССКАЗ ПЕРВЫЙ

ПОВЕРЖЕННЫЕ БОЖЕСТВА

 

Каменотес

 

Странные, противоречивые чувства владели Каменотесом.

        Еще совсем юношей во время набега на одно из селений города Спящего Ягуара он был схвачен воинами, поджидавшими в засаде кочевников-грабителей. Его жестоко избили — как он только выжил? — и вместе с другими пленными, уцелевшими от побоища, продали в рабство. Так он оказался на тяжелых строительных работах: таскал каменные глыбы, рубил плиты в каменоломнях, дробил, превращая в муку, обожженный известняк и снова впрягался в длинные упряжки толкачей. Каторжный труд пожирал все физические и духовные силы: жрецы и надсмотрщики старались превратить рабов в послушную рабочую скотину, безмолвную, лишенную всяких надежд на свободу. Но непосильный труд, постоянное недоедание и частые побои не могли убить в молодом рабе чувство смертельной ненависти к жрецам и знати, ко всему, что связано с городом Спящего Ягуара. Эта ненависть с каждым годом крепла, придавая силы истощенному и истерзанному телу.

        Но жрецов и охранявших их стражников и воинов было слишком много в городе Спящего Ягуара. Они казались ему хитрыми и могучими щупальцами гигантского чудовища, которым не было счета, умевшими вовремя предугадать любые попытки рабов вырваться на свободу. Должно быть, он так бы и погиб на одной из строек, забитый насмерть надсмотрщиками или раздавленный каменной глыбой, как умирало большинство его братьев по неволе, если бы в его судьбу однажды не вмешался случай.

        На работах по перестройке одного из главных храмов города Спящего Ягуара надсмотрщики убили раба, вырезавшего на каменной плите-стеле замысловатый орнамент. Не рассчитав силу удара, раб-резчик отколол часть тонкого узора. Повреждение было незначительным, но надсмотрщики, изнывавшие от безделья, набросились на него с палками и стали зверски избивать. Шум побоев, крики и стоны умирающего привлекли к себе внимание мастера стройки, однако, когда он по привычке не спеша подошел к месту происшествия, все было кончено: на земле лежало кровавое месиво, в котором трудно было опознать человека.

        И тут случилось невероятное. Поначалу брезгливо-равнодушный, мастер неожиданно с яростью обрушился на растерявшихся надсмотрщиков. Казалось, его гневу нет предела. Все строительство замерло — такого еще не случалось!

        Гнев мастера нетрудно понять: надсмотрщики, люди ограниченные и тупые, убили лучшего, самого искусного рубщика по камню. Можно как-то исправить повреждение, наконец, высечь новую стелу, но найти другого такого же рубщика непростое дело. Ведь не зря доверяли ему столь сложную и к тому же священную работу. Убитый был рабом, и его жизнь практически ничего не стоила, но, оказывается, всесильные обитатели города Спящего Ягуара отнюдь не одинаково относились даже к такому на первый взгляд ничего не значащему для них предмету, как бесправный невольник.

        Этот случай помог Каменотесу понять, вернее осознать, многое из того, что он видел и раньше, но в чем не умел до конца разобраться.

        Надсмотрщиков увели, и работа возобновилась. Каменотес больше никогда не встречал их на строительстве. Он не знал их дальнейшую судьбу, да она и не интересовала его, однако само случившееся в тот день неожиданно сыграло в жизни Каменотеса важную, пожалуй, даже решающую роль.

        На том строительстве он работал в упряжке толкачей, втаскивая на вершину пирамиды огромные каменные плиты. Надсмотрщики просто озверели, когда их товарищей увели. Они мстили беззащитным рабам за своих друзей. Непрерывный град свирепых ударов обрушился на обнаженные тела: бичи надсмотрщиков не ведали усталости.

        Притащив очередной камень-плиту к нужному месту, упряжка рабов, в которой находился Каменотес, подгоняемая бичами, поспешила вниз за следующей плитой. Ее перевязали крест-накрест канатами и уже было начали втягивать на крутой склон пирамиды, когда перед Каменотесом — он стоял в первой паре упряжки — внезапно выросли две фигуры. Это был мастер и один из его помощников. «Он», — сказал помощник, показывая на Каменотеса.

        По знаку мастера надсмотрщики быстро распутали узлы каната — чтобы затруднить рабам побег, их всех обвязывали накрепко этим же канатом, и они передвигались и даже спали одной «связкой» — и высвободили Каменотеса.

        Его привели туда, где только что был убит рубщик камня. Поврежденная стела стояла на месте. Даже инструменты убитого — длинное тонкое рубило и продолговатый молот — валялись там, куда упали, когда смерть настигла их владельца. Только теперь Каменотес понял, почему его развязали и привели сюда. Должно быть, помощник вспомнил и рассказал мастеру про него — молодого раба, обладавшего на редкость твердой рукой и точным глазом, и мастер решил сразу же испытать его искусство. Каменотес знал, что мастер торопился, так как жрецы все время требовали скорее закончить перестройку храма. Поиски же нового рубщика каменных узоров могли отнять слишком много времени.

        Ну что ж, он покажет им, на что способен. Каменотес нагнулся и поднял с земли инструменты. Что-то липкое и мокрое ощутили ладони. То была кровь убитого: она не успела засохнуть и обожгла ненавистью руки молодого раба. Так впервые в руках Каменотеса оказалось орудие труда ваятеля.

        Новая работа целиком захватила Каменотеса. Наверное, он полюбил ее, хотя даже самому себе не признавался в этом. В его черных, широко расставленных глазах по-прежнему горела злобная ненависть к жрецам и надсмотрщикам. Плеть и палка, как и раньше, ежедневно гуляли по его обнаженной спине, плечам, иногда и по голове. Правда, теперь его били так, чтобы, причинив максимальные страдания, все же сохранить жизнь, представлявшую ценность для города Спящего Ягуара. Природное дарование ваятеля, раскрывшееся при столь трагических обстоятельствах, служило для него охранной грамотой.

        Постепенно ему стали доверять все более тонкую работу, особенно после того, как Великий Мастер узнал его искусство. Вначале он вырубал украшения, потом таинственные знаки на стенах и даже изображения обитателей потустороннего мира и земных владык. Тогда-то его и прозвали Каменотесом...

        Предавшись воспоминаниям, Каменотес не заметил, как потух костер. Ощутив ночную прохладу, он стал раздувать едва тлевшие угольки, затем отыскал толстую смолистую ветвь и сунул ее одним концом в разгоревшееся пламя.

        Свет костра прыгал по узорчатым белокаменным стенам этого великолепного сооружения, рожденного гением Великого Мастера. Многочисленные барельефы и орнаменты, многие из которых были высечены рукой Каменотеса, не нарушали ровных линий и строгих контуров храма. Барельефы и орнаменты придавали особую, удивительно изящную законченность, наполняя воздушной легкостью толстые каменные плиты, из которых был сложен весь храм. Особенно хорош был ажурный наличник, высеченный из огромного известкового монолита. Каменотес никак не мог понять, что заставило Великого Мастера установить на крыше храма это, казалось бы, совсем ненужное сооружение, к тому же поглотившее так много сил и времени. И только теперь, спокойно рассматривая линии всей постройки, неожиданно понял, что именно ажурный наличник придавал храму удивительное сходство с... обыкновенной крестьянской хижиной. Пять прямых линий, из которых складывался контур фасада, абсолютно точно совпадали с контурами хижины крестьянина. Сходство с простой крестьянской хижиной вдохнуло в каменный храм жизнь и чарующую красоту.

        Каменотес и раньше ощущал эту похожесть, это родство каменных сооружений — храмов, дворцов и даже пирамид с чем-то близким и знакомым с детства, но ненависть ко всему, что было связано с городом Спящего Ягуара, ослепляла глаза. Теперь же, когда Каменотес наслаждался свободой и долгожданный час возмездия настал, мысли текли совсем по-другому...

        Каменотес вернулся к костру. Убедившись, что смолистая ветвь разгорелась достаточно хорошо и может послужить ему факелом, он направился к храму. Три черных прямоугольника зияли на его фасаде. Это были входы в три изолированные друг от друга камеры. Что скрывалось внутри этих помещений, Каменотес не знал. Он видел, как каждое утро в проемах-дверях исчезали Великий Мастер и несколько его самых доверенных помощников. Много часов спустя выходили они оттуда усталые и измученные. Другим людям, даже жрецам, под страхом смертной казни запрещалось входить во внутреннее помещение строившегося дворца.

        Каменотес шагнул в правый проход и застыл в немом изумлении: на стенах камеры танцевали воины города Спящего Ягуара в причудливых одеяниях и дорогих украшениях. Справа, на вершине пирамиды, играли трубачи — Каменотесу показалось, что он слышит тягучие звуки их длинных труб. Он обернулся и увидел на стене всю знать города Спящего Ягуара.

        Каменотесу стало не по себе. Потрясающее сходство нарисованных на стенах людей с их живыми двойниками вызывало ощущение чего-то сверхъестественного, устрашающего. Он вышел на воздух, немного постоял, словно хотел побороть в себе страх, и переступил порог центральной камеры. Прямо напротив входа была изображена сцена битвы.

        В центре в окружении своих воинов халач виник города Спящего Ягуара сражался с вражеским вождем. Всматриваясь в лица сражающихся, Каменотес внезапно увидел слева от двух центральных фигур удивительно знакомое лицо. Он поднес факел к рисунку. Это был... Великий Мастер. Художник изобразил самого себя в тяжелом шлеме из шкур ягуара и перьев кетсаля, какие носят начальники отрядов, хотя никогда не носил эти пышные одеяния войны. Но это было его лицо, красивое, с немного усталыми, грустными глазами. Именно таким его запомнил Каменотес.

        Да, Великий Мастер нарисовал именно себя, то был его портрет. Это окончательно успокоило Каменотеса; чувство страха ушло, и он продолжал уже спокойно рассматривать рисунки. Он разжег новую ветвь-факел и внимательно осмотрел все три камеры. Теперь стал окончательно ясен замысел Великого Мастера. В первой камере — она находилась слева — художник изобразил подготовку к войне и ритуальный танец воинов города Спящего Ягуара. В средней — показал сражение, победу над врагом и принесение в жертву пленных воинов. В третьей — картина на стенах не была закончена — город Спящего Ягуара праздновал свою победу.

        Каменотес был свидетелем этих событий. В их честь строился не только храм, но и весь священный город. Среди тех, кто сражался вместе с Каменотесом против ненавистных надсмотрщиков и жрецов, были рабы, плененные именно в том сражении, которое изображал Великий Мастер. Может быть, кто-нибудь из них точно так же валялся в ногах правителя, вымаливая себе жизнь, как художник изобразил это на рисунке?

        Нет, думал Каменотес, не должно быть пощады жестоким и несправедливым владыкам города Спящего Ягуара! Он нападет на их логово и уничтожит всех до одного; пощады не будет никому. Лишь бы вовремя подоспел Брат Великого Каймана. Быстрееоленя ушел двадцать ночей назад. Времени прошло достаточно, хотя, конечно, лазутчик ничего не знает о неожиданно вспыхнувшем восстании. Но Брат Великого Каймана будет спешить, потому что нужно прийти в город, пока не успели снять новый урожай маиса. Иначе добыча может ускользнуть. К тому же сейчас голод свирепствует по всей стране, и простые люди города Спящего Ягуара недовольны. Они утратили свое обычное равнодушие и полны затаенной злобы и ненависти к жрецам, не меньшей, чем рабы, чем его братья, живущие на свободе, как некогда жил и сам Каменотес. Когда же урожай соберут, крестьяне станут защищать его в надежде, что и им достанется маис. Тогда кочевникам не одолеть хитрых и коварных жрецов. Они сумеют поднять против них весь народ города Спящего Ягуара...

 

 

На главную

Оглавление