Паулюс Поттер

  

Вся библиотека >>>

Оглавление книги >>>

 


Старые мастера


Эжен Фромантен

 

Паулюс Поттер

 

Вместе с «Уроком анатомии » и «Ночным дозором» «Бык» Поттера — наиболее знаменитая картина в Голландии. Гаагский музей в значительной мере обязан ей тем интересом, какой к нему питают. Это не самое большое полотно Поттера, но, во всяком случае, единственное из больших его полотен, заслуживающее серьезного внимания. «Охота на медведя» Амстердамского музея, если предположить ее подлинность и освободить от искажающих наслоений позднейшей реставрации, представляет собой проявление экстравагантности молодого человека и самую грубую ошибку, какую он когда-либо совершил. «Бык» же бесценен. При стоимости, какую имеют в настоящее время произведения Поттера, никто не усомнится, что пущенная в продажу картина достигла бы на европейских аукционах баснословной цены. Но действительно ли это произведение так прекрасно? Отнюдь нет. Имеет ли оно то значение, какое ему приписывают? Несомненно. Значит, Поттер — большой художник? Очень большой. Следует ли отсюда, что он пишет так хорошо, как говорят? Не совсем так. Мы имеем здесь дело с недоразумением, которое следовало бы рассеять.

В тот день, когда открылся бы воображаемый аукцион, о котором я говорю, где каждый без стеснения мог бы спорить о достоинствах знаменитого произведения, мы могли бы услышать, если бы кто-нибудь осмелился вслух высказать всю правду, приблизительно следующее:

«Репутация этой картины и очень преувеличена и вместе с тем вполне законна, что объясняется ее двойственностью.

 

В ней видят несравненное произведение ЖИВОПИСИ, И ЭТО— заблуждение. Думают найти в нем пример для подражания, образец, в котором невежественные поколения смогут постичь секреты техники их искусства. Тут опять-таки коренная ошибка. Картина некрасива и не продумана в целом, живопись однообразна, груба, тяжела, тускла и суха, композиция донельзя убога. Картине недостает цельности; не понять, где в сущности она начинается и чем кончается; хотя падающий свет и передан, но он разбросан совершенно произвольно и ничего не освещает. Картина расползается во все стороны и словно вылезает из рамы, настолько все в ней кажется лежащим прямо на поверхности полотна. Она загромождена и в то же время не заполнена. Ни линии, ни краски, ни распределение эффектов не отвечают самым элементарным условиям, необходимым во всяком хоть сколько-нибудь стройном произведении. Животные своим несообразным ростом вызывают улыбку. Рыжая корова с белой головой кажется сделанной из какого-то твердого материала. Овца и баран похожи на гипсовые муляжи. Что же касается фигуры пастуха, то вряд ли кто-нибудь станет ее защищать. Только две части этой картины приведены в согласие — необъятное небо и огромный бык. Облако вполне на месте: оно правильно освещено и окрашено там, где это нужно, чтобы служить фоном для главного предмета и выделить его рельеф. Умело применяя законы контраста, художник хорошо сопоставил светлые тона и темные оттенки шерсти животного. Самая темная его часть удачно противопоставлена светлой части неба, а энергично подчеркнутая и тщательно проработанная фигура быка — прозрачности атмосферы. Однако при простоте той задачи, которая стояла перед художником, это вряд ли является его заслугой. Все остальное — приправа, которую можно было бы выкинуть без всякого сожаления с пользой для картины».

Такова была бы резкая, но справедливая критика. И все же, по общему мнению, менее придирчивому, а, может быть, более проницательному мнению, картина вполне стоит своей цены.

Общественное мнение никогда не заблуждается полностью. Сомнительными, часто не совсем верно выбранными путями оно в конце концов приходит к правильному пониманию. Если его доводы в защиту кого-либо не зрегда самые лучшие, то оно всегда найдет другие убедительные аргументы для обоснования своей склонности. Порой оно ошибается в своих оценках, недостатки принимает за достоинства, хвалит художника за его манеру письма, тогда как тут именно заслуга его и невелика. Оно считает, что художник пишет хорошо, если тщательно выписывает все до мелочей, тогда как в действительности это-то и скверно. В произведениях Паулюса Пот-тера восхищает именно точное, доведенное до крайности копирование предмета. Люди не понимают или не замечают того, что душа художника в подобных случаях больше значит, чем само произведение, а его чувство бесконечно выше результата его творчества.

В 1647 году, когда Паулюс Поттер написал картину «Бык», ему еще не было двадцати трех лет. Это был совсем молодой человек, такой, каким обычно бывают все люди в его годы,— почти ребенок. К какой школе он принадлежал? Ни к какой. Были ли у него учителя? Мы не знаем других учителей, кроме его отца, Питера Симонса Пот-тера, малоизвестного художника, и Якоба де Вета (из Харлема), который еще менее, чем отец Паулюса, был в силах воздействовать на ученика в хорошую или в дурную сторону. Как в доме, где стояла его колыбель, так и позднее в мастерской своего второго учителя Паулюс Поттер нашел лишь одни наивные советы и полное отсутствие какой-либо системы. Но, как это ни странно, ученик ничего большего и не требовал. До 1647 года Поттер жил между Амстердамом и Харлемом, то есть между Франсом Хальсом и Рембрандтом, в очаге искусства, самом активном и беспокойном, самом богатом знаменитыми мастерами, какой когда-либо видел мир, если не считать Италии предыдущего века. В учителях недостатка не было; его мог затруднить только выбор. Вейнантсу было сорок шесть лет, Кейпу — сорок два, Терборху — тридцать девять, Остаде — тридцать семь, Метсю — тридцать два, Вауэрману — двадцать семь; Берхему было приблизительно столько же лет, сколько и Поттеру, то есть двадцать три года. Многие, даже из самых молодых, были членами братства св. Луки. Наконец, самый великий из всех, самый знаменитый — Рембрандт уже создал «Ночной дозор», и это был мастер, который мог увлечь. Чем же становится Поттер? Как мог он остаться в одиночестве, находясь в самом центре богатой знаменитыми именами школы, где техника была необыкновенно развита, где талант был общим достоянием,  где манера изображения была более или менее однородна, хотя — и это особенно нас восхищает в этой прекрасной эпохе — манера восприятия оставалась чисто индивидуальной? Были ли у Поттера товарищи? Их не видно. А друзья? Их не знают. С полной достоверностью можно установить только год его рождения. Талант Поттера проявился рано: уже в четырнадцать лет он подписывает прелестный офорт. Несведущий еще во многих отношениях, в других он уже в двадцать два года проявляет беспримерную зрелость. Он работает и создает одну вещь за другой; среди них попадаются и удивительные. Он буквально нагромождает их в течение нескольких лет с такой поспешностью, в таком избытке, словно смерть гналась за ним по пятам. И при этом он пишет их с таким усердием и терпением, что его огромный труд кажется просто чудом. Поттер женился в еще ранние для других годы, но слишком поздно для себя — 3 июля 1650 года; а четвертого августа 1654 года, четыре года спустя смерть унесла его в расцвете славы, раньше, чем он постиг все тайны своего искусства. Все у него просто, кратко и совершенно. Перед вами природный гений без образования, наивный и искусный, обязанный всем упорным занятиям, внимательному наблюдению и размышлению; прибавьте сюда еще большое природное обаяние, мягкость, свойственную вдумчивому уму, рвение исключительно щепетильного труженика, грусть, неотделимую от работы в одиночестве, и, может быть, меланхолию, характерную для болезненных людей, и вот перед вами почти весь Поттер.

Все эти качества художника, кроме очарования, превосходно выражены в его «Быке» Гаагского музея. Это большой этюд, слишком большой с точки зрения здравого смысла, но не с точки зрения тех поисков, какие вел здесь художник, и тех выводов, какие он отсюда извлек. Не забывайте, что Паулюс Поттер, по сравнению со своими блестящими современниками, не знал всех тон-. костей своего ремесла, не говоря уже о тех ухищрениях, о которых по своему простодушию никогда и не подозревал. Он изучал прежде всего формы и облик предметов в их абсолютной простоте. Малейшая искусственность была для него стеснительной, поскольку она исказила бы ясное восприятие вещей. Большой бык на обширной равнине, необъятное небо и почти полное отсутствие горизонта — какой это был прекрасный случай для того, чтобы раз  навсегда  понять  множество   очень  трудных  вещей.

 Легко определить возраст животного, его тип, характер, темперамент, его длину, рост. Вы ясно видите суставы, кости, мускулы, жесткую или гладкую, пушистую или курчавую шерсть, отвислую или туго натянутую кожу — и все это верх совершенства. Голова, глаз, шея, грудь представляют собой по бесхитростности и силе наблюдения редчайший и, быть может, несравненный кусок живописи, Я не говорю, что краски здесь прекрасны, что цвет хорошо подобран: и краски и цвет здесь слишком явно подчинены заботам о форме, чтобы требовать очень многого от живописи, тогда как рисунком достигнуто все или почти все. И самый тон и исполнение этих частей, схваченных с огромной силой, показывают нам натуру такой, какова она в действительности, с ее рельефом, со всеми нюансами, со всей ее мощью, почти во всей ее сокровенности. Невозможно было поставить себе более ограниченную и более точную цель и достичь ее с большим успехом. Говорят: «Бык Паулюса Поттера». Но, по-моему, это не точно; можно сказать просто: «Бык». Это была бы самая большая похвала произведению посредственному в своих слабых частях и при этом столь внушительному.

Таковы почти все картины Поттера. Большей частью в них он ставил себе задачей изучить какую-нибудь характерную черту натуры или какую-либо новую область своего искусства. И можно с уверенностью сказать, что ему всегда удавалось понять и тут же передать то, что он изучал.

«Луг» Луврского музея представляет собой слабую и в то же время очень сильную картину, в засисимости от того, будем ли мы считать ее произведением мастера или же прекрасно выполненным упражнением ученика. Главная часть этой картины — бык серо-рыжей масти — воспроизведение этюда, который художник использует не один раз. «Луг с пасущимся скотом» Гаагского музея, «Пастухи со стадом» и «Орфей, чарующий животных» Амстердамского музея — все эти произведения, каждое в своем роде, представляют собой штудию натуры, точнее, повод для такой штудии. Было бы неверно думать, что здесь фантазия играла хоть какую-либо роль: перед нами животные, изученные вблизи, сгруппированные без особого искусства, нарисованные в простых позах или в трудных ракурсах и всегда без особо сложных или нанимательаых эффектов.

Манера письма скованная, неуверенная, порой вымученная. Мазок немного детский. Глаз Поттера, исключительно точный, неутомимый и проницательный, старается все изучить, детализировать, с излишней ясностью выразить увиденное, ни в чем не теряясь, но и не поступаясь ничем. Поттер не понимает, что искусство должно жертвовать многим, он еще не знает, что следует что-то только подразумевать, а что-то обобщить. Вам знакомы настойчивость его кисти и приводящая в отчаяние мелкая вязь, при помощи которой он пытается передать плотную листву и густую траву лугов. Его талант живописца порожден его талантом гравера. До конца своей жизни самые совершенные свои произведения он не переставал писать так, как будто бы вырезал их на металле. Правда, с годами его инструмент становится более гибким и приспособляется к другой работе. Но все же под самыми густыми мазками вы всегда чувствуете тонкое острие, заточенный резец, резкий штрих. Лишь постепенно, с усилием, благодаря последовательному самовоспитанию он достигает уменья так же владеть палитрой, как и    все    другие.    И,   достигнув   этого,    он    превосходит других.

Можно, выбрав некоторые картины Поттера, относящиеся ко времени между 1647 и 1652 годами, легко проследить духовное развитие художника, смысл его занятий и уяснить себе характер его исканий и те интересы, которые тогда захватывали его почти целиком. Можно увидеть, как живописец постепенно освобождался от рисовальщика, как цвет становился более определенным, а палитра — более умело организованной, как у него появилась, наконец, светотень — открытие, которым эта невинная душа не обязана никому.

Картина «Орфей, чарующий животных»— изобретательный опыт молодого художника, чуждого всем секретам школы и изучающего на масти животных разнообразные эффекты полутонов. Картина изображает многочисленный зверинец, собравшийся вокруг чародея в куртке и сапогах, играющего на лютне. Вещь одновременно и слабая, и сильная, верная по наблюдениям, робкая по исполнению, очаровательная по замыслу.

В картине «Луг с пясущимся скотом» результат, достигнутый   художником,   emp   выгае    Превосходно   передана среда, и только техника упорно сохраняет свое детское однообразие.

«Корова, смотрящаяся в воду» представляет собой этюд яркого света, написанный в разгар прекрасного летнего дня. Эта очень известная картина в действительности — можете мне поверить — чрезвычайно слаба, бессвязна и осложнена желтоватым освещением, которое хоть и изучено с неслыханным терпением, но не становится от этого ни интереснее, ни правдивее; оно производит впечатление неуверенности и тягостного прилежания. Я обошел бы молчанием эту ученическую и наименее удачную работу Поттера, если бы даже в этом бесплодном усилии не сказалась удивительная искренность человека ищущего, еще не знающего всего, но желающего все понять и отдающегося работе с тем большим рвением, что дни его сочтены.

Взамен этого, не отклоняясь от Лувра и Нидерландов, я приведу две картины Поттера, уже позволяющие признать в нем зрелого художника и являющиеся произведениями искусства в самом лучшем и высоком значении этого слова. Интересно отметить, что одна из них относится к 1647 году, к тому самому году, когда он закончил «Быка».

Я говорю о луврском «Маленьком постоялом дворе», значащемся там в каталоге над названием «Лошади у дверей хижины». На картине изображен вечер. У колоды с водой стоят две лошади, распряженные, но в сбруе: одна из лошадей гнедая, другая — белая, изнемогающая о.т усталости. Возчик только что зачерпнул воды в реке; он подымается по крутому откосу берега, в одной руке держа ведро и подняв другую. Силуэт его мягко выделяется на фойе неба, на которое закатившееся солнце посылает свои отблески. Эта картина — единственная в своем роде по вложенному в нее чувству, по рисунку, по таинственной силе производимого впечатления, красоте тона, чарующей   одухотворенности   и   проникновенности   письма.

Другая картина написана в 1653 году, за год до смерти Поттера. Композиция, живописные пятна, накопленные знания, не покидающее автора простодушие, твердость рисунка, сила руки, меткость глаза, прелесть исполнения — все это создает замечательный во всех отношениях шедевр. Галерея Аренберга, владеющая этой драгоценностью, не содержит ничего более совершенного. Эти два несравнимых произведения, если вник путь в них, пока зывагот, что хотел сделать Поттер и что он, несомненно, сделал бы с еще большей полнотой, если бы успел,

 

Мы уже говорили, что всем накопленным им опытом Поттер обязан лишь самому себе. Он учился изо дня в день, всю жизнь. Смерть подстерегла его — мы не забудем этого — раньше, чем он кончил учиться. У него не было ни учителей, ни учеников. Жизнь его была слишком коротка, чтобы уделять еще время преподаванию. Да и чему бы он обучал? Манере рисовать? Но это искусство говорит само за себя, и научить ему невозможно. Композиции и пониманию эффектов? Об этом Поттер сам едва догадывался в последние дни своей жизни. Светотени? Ее преподавали во всех мастерских Амстердама, притом гораздо лучше, чем ее применял сам Поттер; повторяю, зрелище сельского пейзажа Голландии открывало ему эту область живописи лишь постепенно и далеко не всегда. Искусству составлять палитру? Но мы видели, с каким трудом ему удалось овладеть своей собственной. Что же касается технических приемов, то он не мог рекомендовать здесь  больше того,  что показывали его  картины.

Паулюс Поттер писал прекрасные картины, но не все они являются прекрасными образцами живописи. Скорее, он давал хорошие примеры, и вся его жизнь — лишь превосходный совет.

Более чем кто-либо другой из художников этой правдивой школы, он учит бесхитростности, терпению, осмотрительности, постоянной любви к истине. Это, может быть, были его единственные, им усвоенные заповеди: только их он и мог передать дальнейшим поколениям. В этом вся его оригинальность и все его величие.

Горячая любовь к сельской жизни, открытая, спокойная, не омраченная никакими бурями душа, крепкие нервы, глубокая и здоровая восприимчивость, изумительный глаз, способный к точным измерениям, вкус ко всему отчетливому и ясно выраженному, равновесие форм, точное соотношение объемов, инстинктивное понимание анатомии и, наконец, первоклассное построение формы — вот те качества, которыми был щедро наделен Паулюс Поттер и которые один современный мастер назвал честностью таланта. Нужно отметить еще врожденную склонность Поттера к рисунку и притом такую жажду совершенства, что художник надеялся только в будущем нисать хорошо (хотя ему уже случалось писать отлично), и, далее, поразительное уменье расчленять работу, непоколебимое хладнокровие в преодолении трудностей, утонченность натуры (если судить по печальному и страдающему выражению его лица),— именно таким был этот молодой человек, единственный для своего времени и неизменный при любых обстоятельствах. Таким он был с первых дней своих неуверенных исканий, таким остался, когда писал свои шедевры.

Как редко встречаешь гения, порою лишенного таланта! И какое счастье восторженно лицезреть столь простодушного человека, все богатство которого — природный дар, любовь к истине и страстное стремление к совершенствованию!

 

Следующая страница >>>