Экономическое учение Карла Маркса  

Раздел: Экономика и юриспруденция

До сих пор мы рассматривали только два крайних случая -- когда прибавочная

стоимость целиком потребляется или когда она целиком накопляется. Но как уже

упомянуто, обычно часть прибавочной стоимости потребляется, а другая часть

накопляется. Первая часть считается доходом в более узком смысле слова.

От усмотрения капиталиста зависит, какую часть он захочет потребить и какую --

превратить в капитал. Решение этого вопроса вызывает в душе его досадное

раздвоение. Он вместе с Фаустом может воскликнуть:

  Два помысла живут в груди моей;

  Один с другим стремится разлучиться..

  И одному из них мила земля,

  Его прельщает все, что в этом мире.

  Другому нравятся прелестные поля,

  Где... родятся дукаты в изобильи.

В душе капиталиста происходит своеобразное повторение старой борьбы между  слабостью плоти и аскетизмом, между язычеством и христианством. С вожделением

взирает капиталист на радости мира сего, но всякое наслаждение, которое он не

может доставить себе даром, кажется ему греховным.

Та часть прибавочной стоимости, которая идёт на личное потребление капиталиста,

обычно является не произвольной, а исторически обусловленной величиной. Она

определяется, как и заработная плата, обычным «приличествующим положению»

образом жизни соответствующего общественного слоя.

Капиталист, как и рабочий, всю свою жизнь принадлежит капиталу, хотя и в ином

смысле. Конкуренция не только вынуждает его строго исполнять в своём предприятии

законы капиталистического способа производства, но даже и в частной жизни он

подчиняется их требованиям. Если он живёт слишком широко, его считают мотом и

кредит его падает. Если же он скуп и живёт скромней, чем принято, то это

возбуждает подозрение, что его дела плохи, и его кредит опять-таки страдает.

Таким образом, капиталист вынужден потреблять определённую для данного места и

времени долю своей прибавочной стоимости. Но размеры этой доли гораздо

эластичнее, чем размеры заработной платы.

Зато для части прибавочной стоимости, предназначенной для накопления, не

существует никаких других пределов, кроме тех, которые ставятся общей массой

прибавочной стоимости и эластичным личным потреблением капиталиста. Чем больше

может быть накоплено, тем лучше. Капиталистический способ производства сам

делает необходимым непрерывное накопление капитала. Мы видели, что с развитием

техники капитал, необходимый для устройства и ведения такого предприятия, в

котором продукты производились бы с затратой общественно необходимого количества

труда, становится всё больше и больше.

Если в какой-нибудь отрасли промышленности минимальная сумма, необходимая для

ведения дела, способного выдержать конкуренцию, равна в настоящее время 20 000

марок, то через 20 лет вследствие введения новых приёмов работы, новых машин и

т. д. этот минимум может возрасти до 50 000 марок. Капиталист, начавший

предприятие с 20 000 марок, но отделявший недостаточную часть прибавочной

стоимости для накопления, так что через 20 лет у него, скажем, вместо 50 000

марок оказывается всего 30 000, по всей вероятности, не выдержит конкуренции и

погибнет.

Но и без этого стимула капиталист имеет достаточно сильные побуждения к

накоплению. Современный способ производства так же развивает в капиталисте

страсть к накоплению ради накопления, как более ранняя ступень товарного

производства -- страсть к накоплению и припрятыванию золота и серебра. Подобно

накоплению сокровищ, и накопление капитала само по себе не знает границ, оно

беспредельно.

Как бы ни было велико богатство капиталиста и как бы далеко ни превышали его

доходы его способность наслаждаться благами жизни, он продолжает гоняться за

прибавочной стоимостью не для того, чтобы увеличить сумму своих наслаждений, а

для того, чтобы приумножить свои капиталы.

Классическая политическая экономия совершенно откровенно рассматривала причины и

следствия как накопления, так и потребления класса капиталистов. Накоплением

капитала она занималась исключительно с экономической, а не с нравственной точки

зрения, что, конечно, было весьма безнравственно.

Но вот зашевелился пролетариат, и в нём стало пробуждаться классовое сознание. С

конца 20-х годов рабочее движение стало усиливаться как в Англии, так и во

Франции. Теперь для буржуазных экономистов уже не время исследовать

экономические вопросы -- задача заключается в том, чтобы оправдать капитал. В

экономику была введена этика, благородная дама принялась на старости лет

морализовать, «чувство» получило преобладание над знанием. С помощью этого

чувства вскоре было открыто, что капиталист, воздерживаясь от потребления всей

прибавочной ценности и накопляя её, обнаруживает изумительный героизм. Что

новоявленному подвижнику подобает почёт и благодарность со стороны рабочего,

понятно само собою. Точно так же ясно, что и подвижник, несмотря на величайшее

воздержание, не может жить одною только благо-

дарностью и почётом. Поэтому в поощрение сытой добродетели и платёжеспособной

морали ему было присуждено экономистами моральное право на вознаграждение за

накопление неоплаченного труда.

Столь пошло звучащее слово «прибыль» было заменено более красивым --

«вознаграждение за воздержание».