Альманах

Эврика  90

Что же такое магия

(Отрывок)

Этнограф Б. Малиновский, наблюдая за туземцами на островах Тихого океана, заметил любопытную регулярность. В земледелии магические обряды применялись только при культивировании ямса и таро, но никогда при сборе кокосов или бананов. Рыболовецкая магия относилась только к опасной ловле акул, но не использовалась при безопасных видах ловли. Постройка лодки в отличие от строительства дома сопровождалась магическими действиями, как и художественная резьба по твердым сортам дерева в противоположность обычной резьбе. Вывод Малиновского гласит: сфера магии — это области повышенного риска, где господствуют случай и неопределенность, где не существует надежного алгоритма удачи, где велика возможность ошибиться. Этот вывод позволяет понять магию как форму «рискованного знания», но возникает вопрос, о котором обычно не задумываются: содержит ли это знание что-либо, кроме иллюзий и заблуждений? Полагаю, что здесь возможен и даже необходим положительный ответ:  ведь люди не могут тысячелетиями пребывать в заблуждении, ничего не дающем их жизнедеятельности. Я бы обозначил магическое знание как социальный проект экстремальной ситуации, как эмоционально и рационально оправданный (придающий общепонятный смысл таинственному) план деятельности в условиях принципиальной неопределенности и смертельной угрозы, план, задействующий все социальные резервы тела, духа и общественного организма.

Правда, такого рода проектирование деятельности имело смысл применительно к охоте или рыболовству, где была надежда на реальный успех. Но какова же роль магии, скажем, в управлении погодой — сфере чрезвычайной заинтересованности не только первобытного, но и современного человека? Ведь, как указывает С. А. Токарев, «это единственный вид магии, объект которого в действительности никак не может зависеть от воли и действий человека и который... не имеет под собой никаких объективных оснований». Обратимся к примеру.

«Вызыватели дождя» в первобытных обществах обычно выделялись в особый разряд колдунов. Фрэзер пишет, что «средства, с помощью которых колдун стремится выполнять свои профессиональные обязанности, обычно, хотя и не всегда, опираются на принципы гомеопатической, или имитативной, магии. Если он хочет вызвать дождь, то подражает ему разбрызгиванием воды или имитацией облаков; если же он ставит своей целью прекратить дождь и вызвать засуху, то, напротив, обходит воду стороной и прибегает к услугам огня для того, чтобы выпарить слишком обильные выделения влаги». Таким образом, магия этого типа, хотя и заимствует свою технику (имитационную) от типов магии, складывающихся на основе реальной практики — земледелия, лечения и т. п., но сама не может влиять на практическую деятельность. Это способствует развитию иных — непредметных — содержаний магического знания, которые и интересны для нас.

Представим себе, как люди австралийского племени диери во время сильной засухи, громко оплакивая свое бедственное положение, взывают к духам предков, которых они называют мура-мура, чтобы те дали им силу вызвать обильный дождь. Считается, что дождь зарождается в облаках от магических обрядов под влиянием мура-мура следующим образом. Роется яма размером примерно метра три на четыре, под ней устраивается хижина конической формы. Старейшины пускают кровь двум колдунам, которые, как считается, получили от мура-мура особое вдохновение. Кровь, стекающая с их локтей, попадает на соплеменников, сгрудившихся в хижине. Одновременно с этим истекающие кровью колдуны пригоршнями разбрасывают вокруг себя птичий пух, часть которого прилипает к обрызганным кровью телам людей, а другая кружится в воздухе. Считается, что кровь символизирует дождь, а пух — облака.' Во время церемонии на середину хижины выкатываются два больших камня: они изображают собирающиеся облака и предвещают дождь. Затем те же колдуны относят камни на расстояние в два десятка километров и поднимают их как можно выше на самое высокое дерево. В это время остальные мужчины собирают гипс, растирают его в порошок и бросают в яму с водой. Считается, что мура-мура видят это и незамедлительно побуждают облака появиться на небе. В заключение молодые и старые мужчины окружают хижину и, наклонив голову, бодают ее, как бараны, пока она не обрушится, причем руками можно пользоваться лишь тогда, когда останутся самые тяжелые бревна. Протыкание хижины головами символизирует продырявливание облаков, а падение хижины — выпадение дождя. Водружение двух камней, также символизирующих облака, на вершины деревьев является способом заставить появиться на небе действительные облака.

Итак, вместо того чтобы рыть колодцы или искать источники, племя под руководством шаманов занималось явно бесполезной деятельностью, впустую растрачивая силы. Но не являлась ли эта деятельность формой сознания своих пределов? Экстремальные условия были нормой жизни человека, только начинающего овладевать природой, поэтому в магическом знании отражалась фундаментальная особенность примитивной практики. При невозможности действительно воздействовать на природу происходила подмена целей. Магия заменяла природу как объект деятельности другим объектом — группой людей, а квазицелесообразное, никогда не достигающее своей цели действие преобразовывала в целеполагающую активность. Последняя служила сплочению племени, обеспечивала его единство, мобилизовала и концентрировала все его жизненные силы в условиях полной невозможности изменить внешние условия существования. И в этом смысле магия была вполне эффективной преобразовательной силой, давая не предметный результат, но столь же конкретную программу поведения в условиях, казалось бы, невозможности и бессмысленности всякой деятельности.

Геродот повествует, как одно из западноафриканских племен в отместку за то, что ветер Сахары высушил все водоемы, отправилось в пустыню на войну против южного ветра и в полном составе было погребено самумом. Нам очевидно, что самум следовало бы переждать в более безопасном месте. Но разве не более достойным человека является борьба с опасностью, чем пассивное ожидание мучительной смерти? Индивидуализм шамана и критика им племенного сознания и практики отражали нежелание людей мириться с ограниченностью собственного бытия, отступить перед лицом природных стихий. Магия имела не только общеизвестные отрицательные стороны. Мы обязаны магии и исторически первыми идеалами активного отношения к миру. Средневековая теология изгнала магию из сферы разумного миропорядка в область демонических сил, где только и оставался просвет для свободной деятельности человека. Ренессанс вновь возродил образ мага как творческого деятеля. «Бесконечное могущество человека сосредоточивается в цельности Акта|— пишет Э. Гарэн.— И вот — мудрец, имеющий власть над звездами, маг, который формирует стихии; вот — единство бытия и мышления, всеобщая открытость реальности. Это, и ничто иное, подразумевала защита магии, которую Возрождение включило в свое прославление человека».

Но и сегодня, сделав магию более понятной, мы не сможем лишить ее присущей ей тайны, даже если из всего ее арсенала в нашем распоряжении останется лишь   магия  слов   и   чары  любви.

«Природа», 1988, № 11, с. 84—85