Кто входит в средний класс. Креативно-нормативный потенциал и перспективы среднего класса в России

  Вся электронная библиотека >>>

 Экономические субъекты постсоветской России

 

  

Экономические субъекты постсоветской России  


Раздел: Экономика и юриспруденция

 

 

Креативно-нормативный потенциал и перспективы среднего класса в России

 

Роль субъективных, личностных факторов в формировании новой социальной структуры замечена всеми исследователями социальных процессов и не является новостью[1]. Это очевидная закономерность «переходных обществ». «Динамическая личность», разбивающая «кристалл обычая» по Тойнби[2],  инновационная (новаторская) личность по Хагену[3] описаны именно для таких эпох, когда внешние трудности служат толчком к социальному творчеству. Люди, в силу внешних обстоятельств и личностных качеств, сами определяют свою позицию в изменившихся условиях, статус, ищут ресурсы, и в конечном итоге, адаптируя к изменившейся реальности старые правила игры, создают предпосылки для новых норм. Это происходит во многих группах населения, относимых к среднему классу, в которых особенно неустойчив баланс  социальной мобильности (имея в виду все ее направления) и смещения статусных позиций. Это следует сказать о многих маргинализированных группах населения.

В контексте этих рассуждений представляется возможным сформулировать парадоксальную гипотезу о том, что основной функцией среднего класса в современной России стала творческая – творить самого себя, преобразовывая некоторые социальные нормы или, напротив, формируя методы для сохранения и утверждения «несмотря ни на что» прежних норм и, в конечном итоге воздействуя на процесс формирования институциональной среды наиболее социально-оптимальным (в силу сохранения достаточно высокой планки понимания сути своей профессии) образом.

Для ее обоснования обратимся к анализу поведения субъектов на микроуровне, выбрав в качестве объекта социопрофессиональную группу ученых, а в качестве методологии – качественную стратегию. Данная группа — традиционна для состава среднего класса. В западных обществах ей принадлежат высшие позиции в иерархии среднего класса. В российском обществе положение этой группы весьма драматично. Оно определяется ситуацией глубокого разрыва между низким и нестабильным уровнем дохода и высоким уровнем образования, лежащим в основе ситуации статусной рассогласованности, присущей ей в современных условиях и типичной для многих потенциальных групп российского среднего класса, обозначенных нами ранее как «постспециалисты».

Эта ситуация дополняется порожденным противоречивым состоянием российской науки социальным престижем статуса ученого. Она становится основанием для отнесения ученых к группе новых бедных или работающих бедных[4]. Как следствие происходит хорошо известное сегодня бегство из науки (в бизнес, в маркетинг и т.п.) или бегство науки, особенно «молодой», за рубеж, именуемое «утечкой мозгов».  Однако академические научные коллективы продолжают существовать, базируясь, в основном, на энтузиазме ученых, подкрепляемом грантовой системой финансирования отдельных проектов и различного рода подработками.

Таким образом, в положении этой социально-профессиональной группы концентрируется суть противоречий положения среднего класса в современном российском обществе, заключающаяся в фактической институционализации на уровне государственной политики маргинализированного статуса его представителей. Здесь также переплетаются социальные траектории и коллизии сосуществования «старого» и «молодого» средних классов, и возникающий конфликт старых и формирующихся норм, ценностей и образцов поведения составляет суть маргинальной ситуации, преодоление которой осуществляется в различных стратегиях.

Кратко суть рассматриваемой проблемы можно охарактеризовать следующим образом. Бесперспективность деятельности многих научных центров, институционализированный государством отрыв среднего уровня академических зарплат даже от уровня прожиточного минимума, фактически официально  сдвигающий ученых в разряд депривированных групп населения на рынке труда (по разным причинам, которые здесь не рассматриваются), вступают в противоречие с объективно высоким социальным статусом, в основе которого – высокий уровень образования, креативный потенциал, высокие ценностно-нормативные установки. В исследовании нормативно-креативного потенциала ученых представляют интерес стратегии, направленные на выработку моделей и механизмов сохранения своего социально-профессионального статуса, его уровня и социального престижа.

 

 

 

Каким образом это происходит – проследим на данных исследования стратегий поведения различных групп на рынке труда[5], используя методологию качественного анализа полуструктурированных интервью (в выборку попало 35 сотрудников двух институтов Российской академии наук естественно-научного профиля в Москве[6], среди респондентов 18 мужчин, 17 женщин; 18 человек моложе 40 лет, 17 – старше, с примерно одинаковым распределением по полу в обеих возрастных группах).

Давая характеристики институциональной среды, в которой существует российская наука, респонденты не жалеют темных красок и негативных метафор. В таком состоянии дел чаще обвиняется государство, в частности, институты управления наукой («…вот там стоит этот самый, президиум, который имеет статус … госслужащих в ранге министерства. Зарплата 8 тысяч, если считать уборщиц. Какое им дело до этого быдла, которое в институтах…»; «Есть такой фонд РФФИ — правила меняются каждый год»). Респонденты указывают на неопределенность ситуации, бесперспективность («Все совершенно дохлое у нас…», руководитель). Соответственно, негативно характеризуются и удовлетворенность положением дел, и собственные перспективы. Тем не менее люди остаются работать и приток молодых в науку достаточно интенсивен. В исследуемом институте за годы упадка произошла «кристаллизация», достаточно четко расставившая людей по определенным местам. Одни ушли в другие сферы деятельности, чаще всего в бизнес, коммерцию, продолжая числиться в НИИ. Но выделилась часть активно работающих в науке людей. По подсчетам одного из руководителей подразделений института, «приблизительно 20-30 процентов популяции научных сотрудников… активно участвуют в грантах… Остальные находятся ... в таком покоящемся, спящем состоянии — работают, но не очень активно…». Главный фактор такого разделения – интерес, потребность в научной работе, иными словами, отмечаемый многими исследователями личностный фактор. «Есть люди, которые хотят работать – они ищут какие-то пути, способы решить проблемы, и у тех людей есть какие-то явные перспективы, а есть люди, которые выдохлись, они живут тем, что есть.  Сейчас все зависит от человека, личности, как он работает, что он хочет, чего он может добиться, какие цели перед собой ставит» (сотрудница отдела аспирантуры).

Анализ интервью абсолютно четко подтверждает эти наблюдения. Он позволяет увидеть, как процессы адаптации постепенно изменяют среду, отношения, распределение ролей, приводя к формированию новых норм. Суть этого процесса в следующем. Существует официальная структура занятости в сфере науки, с устоявшейся иерархией отношений, карьерного продвижения, системы материального вознаграждения, поощрения и т.д. Но одновременно с этим работники РАН участвуют  в другой системе занятости, которую можно назвать «теневой». Она и дает возможность существовать – выживать или обеспечивать вполне достойный уровень жизни. При ближайшем рассмотрении можно выделить два основных типа поведения ученых в отношении сохранения своего статуса по степени воздействия на институциональном уровне.

«Интенсивный» тип  – формирование новых норм и отношений в науке. Здесь можно выделить различные виды деятельности, направленные преимущественно на разработку научного направления или на зарабатывание денег для науки. Ведущими в этом процессе становятся отдельные индивиды, и важны не только характер, личностные свойства, но и сформированные в процессе прежней деятельности убеждения, установки. Это можно проследить на примере одной из лабораторий, считающейся, по признанию молодой сотрудницы, «элитной». Вместе с изменением условий здесь произошла смена стиля управления, отражающая смену стиля самого существования науки. Бывший заведующий лабораторией передал бразды правления своему более молодому коллеге, потому что «…почувствовал, что нужно в современных условиях искать какие-то новые подходы, которые мне… или не знакомы, или неприятны… Раньше мы были зависимы, так сказать, только от государства. Это что-то такое великое, благородное. Мы понимали, что мы государевы люди. А сейчас мы просим гранты во множестве источников, каждый раз стелемся… Как на базаре мы продаемся». Теперешний руководитель лаборатории принял новые правила игры: «Сейчас очень нелегко. Куча отрицательных моментов, которые неприятны. Но приходится принимать их. Один из таких тяжелых моментов научной жизни, впрочем, как и в других областях деятельности в нашей стране, — это то, что произошла резкая смена правил игры. С патерналистического подхода — стабильные ставки и прочее, то что называлось у нас уверенностью в завтрашнем дне, — мы перешли в режим, несколько похожий на западный, но, как всегда, и в этом смысле мы отличаемся, на худший западный стиль… Ты получаешь этот грант, но ты не знаешь, какие это деньги, на сколько лет…». В результате создан вполне успешно действующий механизм того, что респондент определил как научный менеджмент, благодаря которому деятельность лаборатории развивает определенное научное направление и в то же время обеспечивает вполне приемлемый уровень оплаты труда сотрудников. Другой вариант в рамках этой же модели описывает заместитель директора института и по совместительству руководитель инновационной фирмы: «Эта фирма занимается и научной деятельностью… Но в нашей стране высокие технологии и деньги – вещи разные. Мы продолжаем вкладывать деньги в высокие технологии, а деньги фирма зарабатывает в основном коммерческой деятельностью, но вполне пристойной. Мы оптовые поставщики и представители нескольких солидных иностранных фирм». В конечном итоге благодаря деятельности такого типа образуется достаточно высокий (по крайней мере, устраивающий и сотрудников, и самих «научных менеджеров») уровень оплаты труда, который компенсирует потерю социального престижа группы ученых в целом в обществе по этому показателю, по крайней мере, «вытягивает планку» материального благосостояния до среднего, приемлемого уровня.

К этому типу поведения можно отнести сочетание научными работниками видов деятельности (подработок, вторых мест работы, грантов и т.д.), подчиненных не просто поддержанию определенного материального уровня, но формирующих активную научную деятельность. Именно деятельность, основанная на научном интересе, остается главным мотивом и занимает центральное место. Результаты исследования Института естествознания и техники РАН позволяют предполагать, что эта группа достаточно велика: по этим данным, половина опрошенных научных сотрудников не хочет иметь заработков вне науки, поскольку не считает возможным отвлекаться от основного дела[7]. В целом же структура подработок в сфере науки по данным этого опроса такова:

Таблица 6.5[8]

Структура дополнительных заработков ученых в сфере науки
в 1994-1998 годах, %

Дополнительные заработки в сфере науки

 

1994

1996

1998

По российским грантам, программам

31

60

58

По зарубежным грантам, программам

16

46

50

По хоздоговорам, ВТК и т.п.

24

14

21

По совместительству в других научных организациях

13

14

10

За преподавательскую работу

8

10

17

Отсутствие всякой дополнительной работы

30

11

12

* Суммы в столбцах могут быть более 100 %, так как некоторые респонденты называли несколько видов работы.

 

Таким образом, в рамках данного типа формируется «изнутри» новая модель научной деятельности, опирающаяся в основном на то, что можно назвать новым институтом научного менеджмента. Характерным для нее являются попытки разработки новых научных направлений, сочетающих фундаментальную и прикладную стороны науки с обеспечением достаточно высоких заработков.

«Экстенсивный» тип – ориентация в основном на подержание приемлемого уровня жизни при возможности работать в науке с помощью тех или иных видов заработков. Это – преимущественная опора на ресурсы домохозяйства (супругов, родственников), социальный обмен на основе самоорганизации взаимопомощи, сдача квартиры внаем и т.д. Это краткосрочные поездки за границу. Наконец, это подработки, не лежащие в русле основной деятельности, – наиболее разрушающий и опасный тип занятости. Человек вынужден распределять себя в двух совершенно различных, никак не стыкующихся областях деятельности, не достигая в конечном счете успеха ни в одной из них. Создается сложнейшая, фрустрирующая ситуация неопределенности социального статуса и его перспектив («Мне бы не хотелось уходить из науки, так как попадаешь в другую среду… Это — понижение социального статуса. Поэтому я тружусь между этими двумя профессиями…» — руководитель лаборатории). Нельзя не видеть противоречивость этого положения, объективную бесперспективность затрачиваемых ресурсов и усилий. Несмотря на более высокие заработки, люди до конца пытаются удержаться в главной сфере своей деятельности («я скорее от этого от всего уже устала, и хочется какой-нибудь такой простой научной работы… того, что дорого сердцу, все ж таки»).

Характерной для данного типа следует назвать и модель поведения в сохранении статуса ученого, формируемую в основном молодыми респондентами, – эта четкая ориентация на работу за рубежом, другими словами, на иную, «нормальную» в отношении науки институциональную среду («Здесь нет перспектив. И в финансовом отношении, и в отношении содержания работы. Единственная перспектива — уехать за границу» — сотрудник Института, 29 лет). Противоречие между выбором в пользу науки как профессии и отсутствием перспектив разрешается молодыми учеными через довольно хорошо отлаженный механизм – поиск работы за границей, иначе говоря, «утечку мозгов». Трудовой путь выстраивается следующим образом (как это описал один из молодых сотрудников, уехавший вскоре за границу): учеба в вузе, работа в академическом институте, защита кандидатской диссертации и далее поиск работы в других странах, который ведется в основном через знакомых и через Интернет.

Решение на отъезд и работу за границей, как показывают материалы интервью, часто дается нелегко, через сомнения, компромиссы. На него влияют многие обстоятельства – помимо установок на приемлемый уровень жизни и условия работы, это может быть пример знакомых и наличие связей в местах предполагаемой работы. Важно и осознание «быстротечности» основного ресурса, помогающего в поисках места за рубежом – молодого возраста (до 30-35 лет). Кстати, отсутствие этого ресурса – реальный барьер для многих активных ученых «за 40», который они констатируют с определенной долей сожаления, или, может быть, самооправдания в том, что они остались «бороться» за свое место под солнцем здесь. В любом случае, работа за границей рассматривается как реальный шанс профессионального роста («общая тенденция такова, что найти хорошую работу за границей намного проще, чем найти хорошую работу здесь» — сотрудник института, 33 года).

Тем не менее на поиск места за границей нацелены не все молодые ученые. Останавливает осознание трудностей адаптации, понимание того, что российских ученых рассматривают как дешевую рабочую силу при достаточно высоком качестве подготовки («Наше качество образования существенно выше...» — сотрудник института, 33 года. «Я была за границей, работала. Мне там не нравится. Там обращаются с нами, как с дешевой рабочей силой. Меня это совершенно не устраивает» — сотрудница института, 31 год). Такое положение дел можно рассматривать как еще один институционализированный барьер на пути завоевания статуса в ситуации российской науки. В нашей выборке о четкой ориентации на работу только на родине, для родины говорили в основном «молодые провинциалы». Впрочем, для них столица – слишком сложный и важный уровень профессиональной карьеры, объективно останавливающий их «продвижение на запад», которое, в общем, не отвергается.

Итак, описанный путь — наименее продуктивный путь существования в науке. Скорее он направлен на сохранение статус-кво в ней и, в конечном итоге, объективно ведет к деградации и этой сферы, и работников, поскольку не способствует выработке новых, более приемлемых способов существования данной социопрофессиональной группы, иными словами, создает ситуацию, в которой противоречие между основными нормами и ценностями этой группы и существующими условиями не находит своего оптимального разрешения.

Как различаются между собой эти типы и что определяет выбор какого-либо из них? В конечном итоге, чем отличаются люди, отнесенные к тому или иному типу поведения? По данным интервью трудно сделать однозначные выводы о том, какие критерии являются решающими, какие нормы лежат в их основе: подлинного научного интереса или ценностей профессионализма, творчества или рутины и т.д. Те или иные варианты следования этим нормам в различных пропорциях встречаются в обоих типах поведения. Но в факте того, что он выбран, реже играют роль внешние условия, чаще – личностные качества. Иными словами, тип личности, созидающий новые институциональные основания позитивных структурных изменений. («Это все за счет энергии – моей личной энергии. Если я это оставлю месяца на три, на пять – все развалится. Нет команды, людей, которые могли бы меня замещать» — руководитель подразделения Института).

Приведенные результаты исследования – иллюстрация путей и способов адаптации различных групп, наполняющих традиционный средний класс, в российских условиях, общая характеристика поведенческих стратегий, которые могут стать, ввиду своей распространенности, базой для генезиса норм, ценностей, институтов новой институциональной среды[9]. Мы показали наиболее общие тенденции их формирования на микроуровне.

 

Подводя итог, следует еще раз подчеркнуть, что проблема создания среднего класса в российском обществе имеет две стороны. Одна из них связана с переструктурированием маргинализированной «средней массы» населения, являющейся потенциалом формирования среднего класса. Другая – с созданием оптимальной институциональной среды: приведением в соответствие друг с другом формальных и неформальных норм, правил, выстраиванием социально приемлемой иерархии ценностей, образующих основу норм и т.д. Следует акцентировать и важность определения «направлений» формирования институциональной среды, диалектики и динамики базовых и дополнительных институтов. Очевидно, что эта сторона является доминирующей в решении указанной проблемы.

Итак, вопрос о перспективах среднего класса остается, главным образом, вопросом о создании условий стабильного и динамичного развития для подавляющего большинства домохозяйств, вполне готовых занять это место. В наиболее общем виде усилия по созданию этих условий должны быть направлены на выстраивание институциональной среды, способствующей сохранению и нормальному использованию потенциала «старых» и расширяющей ресурсы «новых» средних слоев.

 

* * *

Несмотря на незавершенность институциональных преобразований, нестабильность официальных правил игры и их нелегитимность для большой части субъектов микроуровня, современное институциональное пространство существенно отличается от дореформенного, благодаря тем шагам, которые были сделаны по формированию новых экономических институтов. Вместе с тем степень продвижения к институциональному пространству западного образца отнюдь не такова, как могло бы показаться, если судить по формальным признакам тех или иных институтов, которые уже сегодня можно обнаружить в российской действительности. В современном институциональном пространстве многое из того, что официально провозглашалось, отсутствует, в то время как имеется многое из того, что не провозглашалось и с точки зрения долговременных целей реформ является нежелательным.

Современное институциональное пространство России характеризуется следующими основными особенностями: внедрением новых экономических и политических прав, которые существенно изменили ролевую систему общества; неактуальностью и нелегитимностью для большой части населения провозглашенных институционально-правовых изменений; ослаблением контроля со стороны государства за соблюдением правовых норм; активным нарушением властями разных уровней законных прав рядовых граждан; ослаблением горизонтального контроля за правильностью исполнения ролевых ожиданий; институционализацией неформальных и неправовых типов социальных взаимодействий; воспроизводством "административно-командных" правил игры в новых условиях; слабостью протестного потенциала индивидов, столкнувшихся с нарушением формальных "правил игры"; нестабильностью, изменчивостью "правил игры", их неформальностью.

О чем свидетельствуют эти особенности современного институционального пространства? Во-первых, о том, что в полном соответствии с теорией трансформационного процесса Т.И. Заславской непосредственным фактором институциональных изменений служат не столько целенаправленная деятельность элит – ведь, как показывает опыт, деятельность даже опытных реформаторов почти никогда не ведет к намечаемым целям, — и не обусловленное ею поведение массовых групп населения, а сложные массовые трансформационные процессы, концентрирующие итоги разнонаправленной, но и взаимосвязанной деятельности множества социальных субъектов. Среди них – и правящая элита, и предприниматели-новаторы, и руководители-консерваторы, и массовые слои, непосредственно не причастные к инновационной деятельности. И если активные представители массовых общественных групп оказывают влияние на институциональные преобразования массовой инновационно-предпринимательской деятельностью (т.е. использованием, развитием, закреплением новых норм и правил), то остальная часть общества — реактивно-адаптационным поведением, т.е. выбором и реализацией доступных этим субъектам способов адаптации к изменившимся условиям.

Во-вторых, отклонение декларированных целей от результатов институциональных преобразований свидетельствует о важной роли массового трансформационного поведения субъектов микроуровня. Специфика последнего определяется как социокультурными особенностями микросубъектов, так и особенностями условий их жизнедеятельности. Сказывается и то, что субъекты низшего уровня в любых условиях имеют определенную свободу выбора способов поведения. Как показывают исследования, сложность реформирования российской экономики в значительной степени определяется тем, что, в то время как российская экономическая культура больше тяготеет к восточному типу, более привлекательным и престижным для России традиционно остается Запад. В ходе современных реформ, как и прежде, за основу брались именно западные модели.

В-третьих, в доминирующих стратегиях адаптационного поведения степень обращения к новым правам и правилам игры не велика, в то время как неправовые и неформальные способы поведения сегодня демонстрируют свою эффективность и, закрепляясь в массовых социальных практиках, становятся важным элементом нового институционального пространства.

В сложившихся условиях важную роль играют нерыночные стратегии выживания домохозяйств (самообеспечение продуктами питания, сетевая неформальная взаимопомощь), указывающие на архаизацию экономической деятельности. Выбор этих стратегий выживания обусловлен падением денежных доходов населения за годы реформ, низким рыночным потенциалом домохозяйств (небольшими шансами их членов на рынке труда), ценностью родственных отношений, крестьянскими корнями городских домохозяйств и повышает уровень независимости домохозяйств от неопределенности рыночной экономики. Продукты и услуги, получаемые из этих источников, обусловливают низкий спрос на соответствующие продукты и услуги на потребительском рынке, что затрудняет развитие соответствующих секторов ориентированного на рынок производства. В результате развитие потребительского рынка качественных услуг и предметов длительного пользования в настоящее время определяют всего лишь четверть домохозяйств, а покупку автомобилей и недвижимости – менее 5%.

Подрыв доверия населения к финансовым институтам, падение денежных доходов населения обусловили снижение и примитивизацию сберегательной активности. Произошел возврат к традиционным формам сбережений ("Сбербанк плюс чулок") при направлении возросшей части сбережений на улучшение жилищных условий. Как показывают исследования, время поиска новых альтернативных (и рисковых) форм вложений в негосударственном финансовом секторе в целом прошло.

Таким образом, в современных условиях у экономических субъектов микроуровня в большом числе случаев явно доминируют отклоняющиеся от рыночных практики, а именно: поведение, ориентированное на натуральную ("домашнюю"), иерархичную и теневую экономики, — в противовес "нормальному" рыночному поведению, предполагающему взаимовыгодные, разрешенные законом, равноправные обменные отношения.

Новая трудовая идеология, акцентрирующая ценности высокого дохода и разнообразного материального потребления, а также частной инициативы, вступает в противоречие с особенностями российского рынка труда, на котором для большей части домашних хозяйств основным источником дохода является работа не в новом частном секторе, а в бюджетных и бывших государственных предприятиях (различных АО). Исследователи отмечают, что в настоящее время новый частный сектор, обеспечивая первичную занятость для 10-15% населения России и тем самым играя существенную роль на рынке труда, уже подошел к своим пределам. Это связано с тем, что он ограничивается в основном сферой торговли, услуг, легкой промышленности и поэтому не может заместить традиционные формы занятости.

Вместе с тем можно обозначить и определенные позитивные изменения в массовой трансформационной активности субъектов микроуровня. Прежде всего, произошел массовый рост самостоятельности, опоры на свои собственные силы, а не на помощь властей. Иными словами, возросло осознание того, что без опоры на собственные силы, без активных усилий по поиску своего места в новой институциональной среде, в современных условиях нельзя выжить или сохранить (повысить) прежний уровень и образ жизни. Формируются такие способы проектирования занятости, когда активные действия мыслятся в качестве нормы поведения. Наиболее характерны они для работников новых частных предприятий, ориентированных на максимизацию своего труда ради высокого заработка, и безработных. На уровне отдельных фирм уже сегодня также наблюдаются ростки "новой" экономической культуры, базирующейся на ценностях индивидуализма и независимости. Расширение их числа связывается с выходом на арену политики, хозяйственной и культурной жизни новых поколений – "восьмидесятников" и "поствосьмидесятников". Все эти позитивные изменения образуют потенциал – а при благоприятных внешних условиях станут важным фактором — дальнейших институциональных реформ. С созданием благоприятной институциональной среды связываются перспективы расширения и среднего класса как главного агента и ожидаемого результата институциональных реформ.

Институциональный анализ экономических субъектов, действующих на микроуровне, позволил выявить ряд факторов, требующих первостепенного внимания при осуществлении реформ. Исследования показали, что в сложившихся условиях только опора на собственные силы не позволяет большинству субъектов микроуровня успешно преодолевать имеющиеся социальные и экономические ограничители. Многое зависит от особенностей экономической и социальной политики государства (структурной, налоговой, денежно-кредитной, правовой, а также политики в области убеждения-разъяснения и др.). Именно политика государства породила такие правила игры, которые неоднократно подрывали имеющиеся у субъектов способы преодоления ограничений (утрата личных сбережений на входе и в процессе реформ, задержки с выплатой заработной платы от полугода до 2-3 лет, невыполнение государством своих обязательств за сданную продукцию, трудности получения кредитов и пр.). И все это, в свою очередь, сказалось на становлении доминирующих (доступных и предпочтительных) стратегий потребительского, трудового, финансового поведения микросубъектов — стратегий, которые сдерживают формирование соответствующих рынков.

Необходимость обращения к субъектам более высокого уровня обусловлена еще и тем, что в новом институциональном пространстве, в котором действуют микросубъекты, сегодня доминируют неправовые и неформальные способы поведения. Причем среди нарушителей законных прав рядовых граждан лидируют власти разных уровней, будь то центральные, местные органы власти или руководители предприятий, организаций, фирм. Нарушения прав властями стали массовыми, а противодействие им – редким, бесперспективным и небезопасным, что существенно затрудняет формирование рыночных правил игры. Поэтому, наряду с государством, необходимо рассмотреть и фирмы. Тем более, что "статус" труда как основного способа адаптации и важной сферы жизнедеятельности субъектов микроуровня актуализирует исследование доминирующих практик и правил игры в этой области. Институциональному анализу фирм и государства посвящены две последующие части.

 

К содержанию:  «Экономические субъекты постсоветской России (институциональный анализ)» 

 

 Смотрите также:

 

Различные экономические субъекты являются двумя связанными...

Раздел: Экономика. … Различные экономические субъекты являются двумя связанными сторонами, если одна из них контролирует другую или оказывает значительное влияние на...

 

Собственность: экономическое содержание. Субъекты собственности...

2.1. Собственность: экономическое содержание. Проблема собственности одна из самых … Рассмотрев понятие собственности, надо охарактеризовать субъекты, между которыми, и объекты...

 

...хозяйства. Функции рыночных отношений. Экономические субъекты....

...более сложный характер, т. к. кроме домохозяйств и предприятий активными экономическими субъектами выступают государство и … Субъектно-объектная структура рыночного хозяйства - это...

 

Основные проблемы прогнозирования в современной экономике. Теория...

Проблемы интеграции особенно актуальны в современных экономических системах, где экономические субъекты вследствие действия объективных рыночных законов относительно...

 

...аудиторов и аудиторских фирм. Экономические субъекты....

Раздел: Экономика. … Экономические субъекты обязаны в случаях, предусмотренных действующим законодательством Российской Федерации и нормативными актами, заключать с...

 

К экономическим субъектам отнесены предприятия, их объединения...

Экономические субъекты. К экономическим субъектам отнесены (независимо от организационно-правовых форм и форм собственности) предприятия, их объединения...

Финансовое право

 

Государства как первичные субъекты международного экономического...

Международное сообщество давно предпринимает попытки сформулировать основные права и обязанности государств. Так, в 1949 году КМП ООН подготовила проект Декларации прав и...

 

Финансы, финансовая политика и финансовая система

Определим основные субъектно-объектные связи в рамках вы-мюлнения финансами своих основных … Экономические субъекты, участвующие в хозяйственной жизни, вступают друг с...

 

Источники и субъекты международного экономического права. Литература

Глава 2 Источники и субъекты международного экономического права. … — Хозяйство и право, № 5, 1997; Герчикова И.Н. Международные экономические организации.

 

Оценка способности экономического субъекта продолжать...

1. Анализ и обсуждение с управленческим персоналом прогнозов … 8. Рассмотрение положения экономического субъекта в связи с невыполненными заказами.

 

Последние добавления:

 

Экономическая теория   Американский менеджмент

История экономики   Хрестоматия по экономической теории


Общая теория занятости процента и денег  Финансовый словарь  



[1] Учебниками «первого призыва» были «Экономический образ мышления» П. Хейне (М., 1991), учебники Э. Долана и Д. Линдсея (СПб., 1991 - 1992),   Р. Пиндайка и Д. Рубинфельда (сокращенный перевод - М., 1992), «Экономика» С. Фишера, Р. Дорнбуша и Р. Шмалензи (М., 1993), «Экономика» П. Самуэльсона образца 1960-х гг. (М., 1994) и, конечно же, «Экономикс» К. Макконнелла и С. Брю (М., 1992), ставший примерно лет на 5 основным учебным пособием для студентов-экономистов. Во второй половине 1990-х гг. к ним добавились разве что более современные версии все той же «Экономики» П. Самуэльсона (М., 1997; М., 2000) и "Микроэкономики" Р. Пиндайка и Д. Рубинфельда (М., 2000).

[2] Назовем, например, «Основы учения об экономике» Х. Зайделя и Р. Теммена (М., 1994), "Макроэкономическую политику" Ж.  Кебаджяна (Новосибирск, 1996), «Макроэкономику» М. Бурды и Ч. Виплоша (СПб., 1998). Можно вспомнить и "Эффективную экономику" К. Эклунда (М., 1991), которая до "Экономикса" К. Макконнелла и С. Брю какое-то время даже играла роль главного путеводителя по современной экономической теории.

[3] Первым переведенным курсом промежуточного уровня стала «Современная микроэкономика: анализ и применение» Д. Хаймана (М., 1992), позже к ней добавились «Макроэкономика» Г. Мэнкью (М., 1994) и «Микроэкономика. Промежуточный уровень» Х. Вэриана (М., 1997). Что касается спецкурсов, то в наибольшей степени «повезло» мировому хозяйству: по этой тематике издали такие труды, как «Экономика мирохозяйственных связей» П.Х. Линдерта (М., 1992), «Международный бизнес» Д. Дэниелса и Л. Радебы (М., 1994), «Макроэкономика. Глобальный подход» Дж. Сакса и Ф. Ларрена, «Экономическое развитие» М. Тодаро (М., 1997). Не хуже представлена экономика отраслевых рынков – по этой проблематике издали такие книги, как «Структура отраслевых рынков» Ф. Шерера и Д. Росса (М., 1997), «Экономика, организация и менеджмент» П. Милгрома и Д. Робертса (СПб., 1999), "Теория организации промышленности" Д. Хэя и Д. Морриса (СПб., 1999), а также "Рынки и рыночная власть" Ж. Тироля (СПб., 2000). Прочим спецкурсам повезло меньше – можно назвать разве что «Лекции по экономической теории государственного сектора» Э. Аткинсона и Дж. Стиглица (М., 1995) и «Современную экономику труда» Р. Эренберга и Р. Смита (М., 1996).

[4] С библиографией переводов на русский язык западных экономистов XX века можно ознакомиться по следующим изданиям: THESIS, 1994, Вып. 4, с. 226–248; THESIS, 1994, Вып. 6, с. 278–295; Истоки, Вып. 3, М., 1998, с. 483–510; Истоки, Вып. 4, М., 2000, с. 400–430.

[5] Бьюкенен Дж. Сочинения. Серия «Нобелевские лауреаты по экономике». М.: Таурус Альфа, 1997.

[6] В серии «Экономика: идеи и портреты» за два года вышло только две не слишком толстые брошюры (Фридмен М. Если бы деньги заговорили… М.: Дело, 1998; Модильяни Ф., Миллер М. Сколько стоит фирма? М.: Дело, 1999).

[7] За четыре года вышло всего три тематических тома (СПб., 2000), хотя и очень качественно подобранные ("Теория потребительского поведения и спроса" вышла первым изданием в 1993 г., "Теория фирмы" – в 1995 г., а "Рынки факторов производства" сразу вошли в состав трехтомника 2000 г.).

[8] «Первые ласточки» представляли собой, конечно, сводные курсы типа «микро- и макроэкономика в одном флаконе». Лучшим и наиболее популярным образцом подобных изданий следует считать курс лекций «Введение в рыночную экономику» А.Я. Лившица (М., 1991), который выдержал не одно переиздание (например: Введение в рыночную экономику: Учеб. пособие для экон. спец. вузов / Под ред. А.Я. Лившица, И.Н. Никулиной. М.: Высш. шк., 1994). В наши дни подобные обзорные курсы используются уже не в высшей, а в средней школе.

[9] Нуреев Р. Курс микроэкономики. М., 1996, 1998, 1999, 2000, 2001. На популярность этого учебника большое влияние оказала журнальная версия этого курса, с которым научная общественность смогла ознакомиться по публикациям в "Вопросах экономики" в 1993–1996 гг. Факт этой публикации красноречиво говорит о той спешке, с которой российские экономисты были вынуждены переучиваться: в какой еще стране ведущий национальный экономический журнал стал бы печатать стандартный курс микроэкономики?

[10] Гальперин В., Игнатьев С., Моргунов В. Микроэкономика: В 2-х т. СПб.: Экономическая школа, 1994, 1997; Гребенников П., Леусский А., Тарасевич Л. Микроэкономика. СПБ.: Изд-во СПбЭФ, 1996; Емцов Р., Лукин М. Микроэкономика. М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1997; Замков О., Толстопятенко А., Черемных Ю. Математические методы в экономике. М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1997; Чеканский А., Фролова Н. Теория спроса, предложения и рыночных структур. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1999; Бусыгин В., Коковин С., Желободько Е., Цыплаков А. Микроэкономический анализ несовершенных рынков. Новосибирск, 2000.

[11] Гальперин В., Гребенников П., Леусский А., Тарасевич Л. Макроэкономика. СПб.: Изд-во СПбЭФ, 1997; Смирнов А. Лекции по макроэкономическому моделированию. М.: ГУ – ВШЭ, 2000; Агапова Т., Серегина С. Макроэкономика. М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996, 1997, 2000; Шагас Н., Туманова Е. Макроэкономика-2. Долгосрочный аспект. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1997; Шагас Н., Туманова Е. Макроэкономика-2. Краткосрочный аспект. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1998; Дадаян В. Макроэкономика для всех. Дубна, 1996; Кавицкая И., Шараев Ю. Макроэкономика-2. М.: ГУ – ВШЭ, 1999, части 1-3.

[12] Авдашева С.Б., Розанова Н.М. Анализ структур товарных рынков: экономическая теория и практика России. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1998.

[13] Голуб А., Струкова Е. Экономика природопользования. М.: Аспект Пресс, 1995; Серова Е. Аграрная экономика. М.: ГУ-ВШЭ, 1999; Гранберг А. Основы региональной экономики. М.: ГУ – ВШЭ, 2000; Колосницына М. Экономика труда. М.: Магистр, 1998; Рощин С., Разумова Т. Экономика труда. М.: ИНФРА-М, 2000.

[14] Албегова И., Емцов Р., Холопов А. Государственная экономическая политика. М.: Дело и Сервис, 1998; Агапова Т. Проблемы бюджетно-налогового регулирования в переходной экономике: макроэкономический аспект. М.: МГУ, 1998; Якобсон Л. Экономика общественного сектора. Основы теории государственных финансов. М.: Наука, 1995; Якобсон Л. Государственный сектор экономики: экономическая теория и политика М.: ГУ-ВШЭ, 2000; Экономика общественного сектора. Под ред. Е. Жильцова, Ж.-Д. Лафея. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1998.

[15] Едва ли не единственные заметные опыты в этом направлении – "Макроэкономика. Курс лекций для российских читателей" Р. Лэйарда (М., 1994) и «Макроэкономическая теория и переходная экономика» Л. Гайгера (М., 1996), подготовленная, кстати, при активном участии российских экономистов.

[16] См.: Бузгалин А. Переходная экономика. М., 1994; Экономика переходного периода. М., 1995; Экономика переходного периода. Очерки экономической политики посткоммунистической России. 1991 – 1997. М., 1998. Более фундаментальными трудами являются: Аукционник С.П.  Теория перехода к рынку. М.: SvR-Аргус, 1995; Рязанов В.Т. Экономическое развитие России: реформы и российское хозяйство в XIXXX вв. СПб.: Наука, 1998.

[17] Ясин Е. Поражение или отступление? (российские реформы и финансовый кризис). – Вопросы экономики, 1999, № 2;  Ясин Е. Новая эпоха, старые тревоги: взгляд либерала на развитие России. М.: Фонд "Либеральная миссия", 2000 (сокращенный вариант см.: Вопросы экономики, 2001, №1).

[18] Назовем, например, такие работы польских экономистов, как «Социализм, капитализм, трансформация» Л. Бальцеровича (М., 1999) и «От шока к терапии» Г. Колодко (М., 2000).

[19] Назовем хотя бы последнюю книгу этого исключительно плодовитого автора, в которой он систематизирует свои более ранние труды: Иноземцев В. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы. М.: Логос, 2000.

[20] Осипов Ю. Опыт философии хозяйства. М.: Изд-во МГУ. 1990; Осипов Ю. Теория хозяйства. Начала высшей экономии. Т.1-3. М.: Изд-во МГУ. 1995-1998; Философия хозяйства. Альманах Центра общественных наук и экономического факультета МГУ.1999. №1-6; 2000. №1-6.

[21] Фонотов А. Россия: от мобилизационного общества к инновационному (http: //science.ru/info/fonotov/htmr).

[22] Назовем такие исследования, как: Чеканский А. Микроэкономический механизм трансформационного цикла. М.: Экономический факультет МГУ/ТЕИС, 1998; Пути стабилизации экономики России. Под ред. Г. Клейнера. М.: Информэлектро, 1999;  Опыт переходных экономик и экономическая теория. Под ред. В.В. Радаева, Р.П. Колосовой, В.М. Моисеенко, К.В. Папенова. М.: ТЕИС, 1999; Олейник А.Н. Институциональные аспекты социально-экономической трансформации. М.: ТЕИС, 2000.

[23] См.: Кордонский С. Рынки власти: Административные рынки СССР и России. М.: ОГИ, 2000.

[24] См. "Обзоры экономической политики в России" за 1997 – 1999 гг. (М., 1998, 1999, 2000).

[25] См: Политика противодействия безработице. М.: РОССПЭН, 1999; Анализ роли интегрированных структур на российских товарных рынках. М.: ТЕИС, 2000; Контракты и издержки в ресурсоснабжающих подотраслях жилищно-коммунального хозяйства. М.: ТЕИС, 2000; Средний класс в России: количественные и качественные оценки. М.: ТЕИС, 2000; Альтернативные формы экономической организации в условиях естественной монополии. М.: ТЕИС, 2000; и др.  

[26] В частности, есть несколько классических курсов “Comparative Economic Systems” (Дж. Ангресано, П. Грегори и Р. Стюарта, М. Шнитцера, С. Гарднера и др.), многие из которых переиздавались по нескольку раз.



[1] См. напр.: Тихонова Н.Е. Роль личностных факторов в попадании в состав среднего класса // Обновление России: трудный поиск решений. С. 137-152.

[2] Тойнби А.Дж. Постижение истории. М.: Прогресс, 1991. С. 260-261.

[3] Штомпка П. Ук. раб. С. 301.

[4] См.: Петрова Л.Е. Жизненные стратегии «новых бедных» ученых // Трансформация экономических институтов в постсоветской России (микроэкономический анализ) / Под ред. проф. Р.М. Нуреева. М.: МОНФ, 2000.

[5] Исследование по теме «Гендерная специфика поведения на рынке труда» – соруководители С. Ашвин, С. Ярошенко, грант INTAS 97-20280.

[6] Интервью проведены О. Исуповой (12 интервью) и И. Поповой (23 интервью).

[7] Российская эмпирическая наука в зеркале социологии. Эмпирические исследования 1994-1999 годов // НГ-Наука № 5, 24 мая 2000 г. С.5.

[8] Там же.

[9] См.: Войтович С. Проблема социальных институтов в социологии // Социология: теория, методы, маркетинг. Институт социологии НАН Украины. 1999. № 2. С. 153.