Английские писатели

Чарльз Диккенс

Статьи. Речи. Письма

Русские и зарубежные писатели 19 века

Биографии известных писателей

Рефераты по литературе

                      (Ливерпуль) 10 апреля 1869 года

     Господин мэр, леди и джентльмены! К звуку собственного  голоса  в  этих

краях я за последнее время так привык, что слушаю его без малейшего волнения

(смех), но ваши голоса, поверьте, взволновали меня до глубины души. Когда-то

в Эдинбурге профессор Уилсон * признался мне, что  по  его  публичным  речам

нельзя даже отдаленно представить  себе,  каким  замечательным  оратором  он

бывает наедине с самим  собой.  (Смех.)  Так  и  вы  по  предлагаемому  мною

образчику едва ли сможете судить о том, как  красноречиво  я  буду  снова  и

снова благодарить вас  в  самые  сокровенные  минуты  моей  жизни.  (Громкие

возгласы одобрения.) Часто, очень часто, в памяти моей  будет  вставать  это

блестящее зрелище, и снова будет ярко освещена

                            ...опустевшая зала,

                            Где погасли огни,

                            Где засохли цветы

                            И исчезли веселые гости *, -

     и, верный тому, что я вижу перед собою сейчас, я и впредь, пока  память

и жизнь не покинут меня, буду помнить все в точности таким же - не забуду ни

одного из мужчин, что сидят в этих креслах, ни одной из  женщин,  чьи  милые

лица мне улыбаются. (Приветственные возгласы.)

     Господин мэр! Лорд Дафферин в своей речи, столь лестной для меня, столь

красноречиво произнесенной и столь восторженно встреченной, любезно упомянул

о непосредственной причине моего нынешнего  пребывания  в  вашем  прекрасном

городе. Не случайную дань Ливерпулю под влиянием мимолетного порыва  чувств,

а достоверный, подкрепленный опытом  факт  я  прошу  вас  усмотреть  в  моих

словах, если скажу, что когда  я  впервые,  после  долгих  раздумий,  принял

решение часто встречаться лицом к лицу с большими аудиториями моих читателей

и по мере сил общаться с ними посредством изустного слова, то из всех  наших

крупных городов, не считая Лондона, именно встречу с Ливерпулем я предвкушал

с  особенной  радостью  и  надеждой.  (Возгласы  одобрения.)  А  почему  так

случилось? Не только потому, что граждане его всегда славились  бескорыстным

интересом к искусствам; не только потому, что я еще  в  давние  времена  был

удостоен незаслуженной  чести  председательствовать  на  вечере  знаменитого

учебного заведения для рабочих (браво!); не только потому,  что  этот  город

стал для меня родным с того памятного дня, когда его крыши и шпили канули  в

Мерсей за кормой парохода, в первый раз увозившего меня к моим  великодушным

друзьям по ту сторону Атлантического океана (крики "браво", аплодисменты)...

двадцать семь лет тому назад. Нет, не по этим соображениям, но  потому,  что

мне довелось подвергнуть публичному испытанию дух его жителей.  Я  взывал  к

Ливерпулю за поддержкой для Ли Ханта и Шеридана  Ноулза  *.  (Аплодисменты.)

Еще раз я обратился к нему во  имя  братства  литературы  и  родственных  ей

искусств.  И  каждый  раз  я   находил   здесь   непревзойденно   сердечный,

великодушный и щедрый отклик *. (Крики "браво".)

     Господин мэр, леди  и  джентльмены,  да  позволено  мне  будет  описать

нынешнее мое положение с  помощью  небольшого  сравнения  из  области  моего

собственного ремесла. Когда автор пишет роман от первого лица, это  вызывает

известные  возражения:  ведь  какие  бы  опасности  ни  подстерегали  героя,

читателю заранее ясно, что он  не  погибнет  (смех),  иначе  он  не  мог  бы

рассказать свою историю. (Смех, аплодисменты.) Так вот, а когда дело доходит

до речей, да еще связанных с такими почестями, какими вы меня осыпали, тогда

человека,  желающего  выразите  свою  благодарность,  подстерегает   сходное

затруднение: какие бы ораторские невзгоды ни задержали его в пути,  в  конце

концов он неизбежно должен возвратиться к самому себе. (Смех.) Поэтому  я  с

вашего разрешения изберу  более  простой  и  короткий  курс  -  поделю  свое

внимание поровну между собою и вами. (Аплодисменты.) Позвольте мне  заверить

вас, что  все  написанное  или  произнесенное  мною,  что  было  вами  столь

благосклонно  принято,  вы  намного  улучшили   своим   приемом.   (Возгласы

одобрения.) Говорят, что золото, семь раз пройдя через  горнило,  становится

вдвое, втрое чище; так же можно сказать, что вымысел все более  очищается  с

каждым  разом,  что  он  проходит  через   человеческое   сердце.   (Громкие

аплодисменты.) Вы и сами понимаете, что в  свое  отношение  ко  мне  вложили

собственные свои качества, без которых вся моя работа была бы лишена смысла.

Ваша горячность подстегивала мою, ваш смех  заставлял  меня  смеяться,  ваши

слезы туманили мои глаза. (Громкие аплодисменты.) В  тесном  сотрудничестве,

связывающем нас, лишь одно  я  приписываю  только  самому  себе:  неизменную

приверженность к упорному труду. Мои собратья по перу, многих из  которых  я

счастлив видеть в этой зале (аплодисменты),  хорошо  знают,  что  во  всяком

искусстве то, что кажется самым легким, достигается  ценою  самого  большого

труда, что малая истина порою требует для ее выражения  огромных  усилий,  -

вот так же на днях в Манчестере мне пришло в голову, что  наконец-то  создан

чудесный, редкостной чувствительности, измерительный прибор мистера Уитворта

*, а ведь одному богу,  Манчестеру  да  еще  автору  этого  прибора  ведомо,

сколько напряженной  предварительной  работы  предшествовало  его  созданию.

(Крики "браво".) И мои товарищи по оружию хорошо знают  то,  что,  по-моему,

надлежит знать и публике: не в блестках таланта, небрежно разбросанных там и

тут, а в неустанном труде и усилиях, в постоянном стремлении к  совершенству

состоит наш высший долг по отношению к нашему призванию,  друг  к  другу,  к

самим себе и к вам. (Аплодисменты.)

     Леди и джентльмены, прежде чем сесть на место, я должен отвести от себя

два очень неожиданных и  странных  обвинения.  (Вот  как?)  Первое  из  них,

выдвинутое против меня моим старым другом лордом Хоутоном, сводится к  тому,

что я будто бы не отдаю должного заслугам  палаты  лордов.  (Смех.)  Леди  и

джентльмены! Поскольку среди членов этой палаты у меня было  и  есть  немало

личных друзей, людей достаточно известных; поскольку я  был  знаком  и  даже

общался с некиим пэром, еще недавно известным Англии под именем лорда Бруэма

* (смех); поскольку я не без некоторой  симпатии  и  восхищения  отношусь  к

другому пэру, совершенно неизвестному в  литературных  кругах  и  именуемому

лордом Литтоном (смех); поскольку я уже не первый год плачу  некоторую  дань

восхищения необычайным юридическим способностям и поразительно  острому  уму

некоего  лорда  -  верховного  судьи,  которого  принято   величать   лордом

Кокберном; и поскольку во всей Англии нет человека, которого я больше чту за

его общественные заслуги,  больше  люблю  за  его  человеческие  качества  и

который лучше сумел бы доказать мне свою любовь и уважение к литературе, чем

еще один безвестный дворянин по имени лорд Рассел (смех, аплодисменты), - по

всем этим причинам должен сказать, что обвинение  моего  благородного  друга

меня, мягко выражаясь, удивило. Когда после его речи я у него спросил, какой

бес попутал его наговорить на меня таких небылиц, он отвечал, что  не  может

позабыть времена лорда Верисофта *. (Смех.) И тогда, леди и  джентльмены,  я

все понял: дело, оказывается, в том, что когда был выдуман сей ничтожный и в

высшей степени неправдоподобный персонаж, в палате лордов, как  ни  странно,

не было никакого лорда Хоутона (Громкий  смех,  аплодисменты),  а  в  палате

общин заседал мало заметный депутат Ричард Монктон Миле. (Смех.)

     Леди и джентльмены,  я  кончаю  (крики  "Нет!",  "Продолжайте!")...  на

первый раз кончаю (смех); я  только  коснусь  еще  того  второго  обвинения,

которое выдвинул против меня мой благородный друг, и тут я  выскажусь  более

серьезно,  хоть  и  в  немногих  простых  словах.  Когда  я  посвятил   себя

литературной деятельности, я твердо решил в душе, что  независимо  от  того,

ждет ли меня успех или неудача, моей профессией будет  литература  и  только

литература. (Крики "браво", аплодисменты.) В то время мне  казалось,  что  в

Англии хуже, чем в других странах,  понимают,  что  литература  -  достойная

профессия (крики "браво"), в которой каждый может показать, способен  ли  он

постоять за себя. (Аплодисменты.) Я заключил сам с собой договор, что в моем

лице литература постоит за себя - сама, без посторонней поддержки  и  помощи

(крики "браво"), и никакие соображения в мире не заставят меня нарушить этот

договор. (Громкие аплодисменты.) Леди и джентльмены, в заключение  позвольте

мне поблагодарить вас за вашу доброту и за трогательное единодушие, с  каким

вы пили за мое здоровье. Я благодарил бы вас от всего сердца, если бы не  то

прискорбное обстоятельство, что по многим  вполне  уважительным  причинам  я

потерял свое сердце сегодня, между половиной седьмого и  половиной  восьмого

вечера *. (Долго не смолкающие приветственные крики).

я провожу за чтением Диккенса. Теперь читаю впервые «Лавку древностей», а минувшее лето перечитывал «Крошку Доррит». ...

Когда Чарлз Диккенс впервые решился встретиться лицом к лицу с ... Чарльз Диккенс родился 7 февраля 1812 года в местечке

Название романа писателя Чарльза Диккенса (1812— 1870). Употреблялось для обозначения «друга семейства» — любовника жены. ...

Диккенс умер в 1870 году, за три года до приезда Винсента в Лондон, достигнув вершины славы, какой до него, вероятно

в 1861 году в издаваемом тогда Чарльзом Диккенсом журнале «All the Year round» («Двенадцать месяцев») появился…