Великая Отечественная Война

Бабий Яр

Разделы: Русская история

Рефераты

   ("Комедия окончена" (итал.) - заключительная фраза Тонио в

опере Р. Леонкавалло "Паяцы".)

   Весь  кортеж шикарных лимузинов снялся и  уехал буквально в

три  минуты,  оставив телефон со  всеми проводами.  (Потом они

годами служили маме как отличные бельевые веревки.)

   Дрожа  от  напряжения,  я  бесцельно  заметался  по  двору,

выглядывал на  улицу,  а  по  ней  все шли отступающие войска.

Никогда не видел такой массы растерянных, озабоченных, бледных

людей.  Эту картину невозможно описать словами,  это еще можно

было бы приблизительно показать в кино.

   В направлении Подола мчались грузовики,  вездеходы, телеги,

вперемежку ехали немцы,  мадьяры,  полицейские. Машины ревели,

сигналили,  перли  на  своих.  Лошади были  в  мыле,  возницы,

какие-то одержимые, отчаянно стегали их.

   Отступали они  на  наших  маленьких русских лошаденках.  Ни

одного огненно-рыжего тяжеловоза: передохли, не выдержав.

   Я  такого не  видел никогда -  ни до,  ни после.  С  телег

падали узлы, патефоны. Дорога была буквально усыпана барахлом,

а  также  патронами,  брошенными винтовками.  У  столба  стоял

прислоненный, оставленный кем-то ручной пулемет.

   Окна школы засветились,  как  это бывает при закате,  когда

стекла отражают солнце,  но  никакого солнца не  было:  серый,

пасмурный день,  уже  темнело.  Вид  у  школы был  необъяснимо

зловещий.  Тут до меня дошло,  что она горит -  горит по всем

этажам. Уходя, немцы облили классы бензином и подожгли. Войска

шли мимо,  а  школа горела медленно,  лениво,  потому что была

каменная и пустая.

   У базара поднялся столб черного дыма,  прямой, как колонна.

Я не знал,  что это горит,  но видел, что немцы выполняют свой

план.  Я  по-настоящему растерялся.  С  разных  сторон неслись

выстрелы,  грохот,  ничего не поймешь, но вдруг раздался такой

страшный взрыв,  что дом заходил ходуном и рассыпалось зеркало

на  стене.  Я  оглох  и  присел:  мне  показалось,  что  взрыв

произошел во дворе. Не успел отойти, как раздался другой такой

же взрыв, и я опять присел.

   - Ой,  горенько! Мосты взорвали! - пронзительно закричала

во дворе мать.

   Я  выглянул и  увидел,  что вместо нашего моста -  провал,

наполовину загроможденный каменными глыбами  и  песком.  Через

него  продолжали карабкаться оставшиеся по  ту  сторону немцы,

другие  бежали  через   насыпь.   (Когда  потом   раскапывали,

выяснилось,  что  взрыв  накрыл  легковую  машину  с  четырьмя

офицерами.  Кое-кто  считал,  что  это  были  взрывники и  они

покончили самоубийством.  Другие,  по-моему,  более  правильно

решили,  что машина случайно оказалась под мостом;  ведь много

войск оставалось по ту сторону.)

   Я  уже обалдел от  всего этого,  бродил,  тыкался в  сарай,

отыскал кота Тита,  взял его на руки и носил,  как ребенка. На

отступающие войска смотреть не  хотелось,  ружья  уже  у  меня

лежали  в  кладовке,  но  гранаты мне  казались надежнее,  они

оттягивали мне карманы,  только я не знал уже,  что и будет. И

когда войска прошли совсем - не заметил.

   Пришла ночь,  но  темно не  стало.  Все было залито красным

светом.  Отблески на тучах, как на экране, бегали, колебались,

словно  кто-то   развлекался,   пуская  зайчики  зеркалом  или

фонарем.  Горело  очень  много,  словно  ты  в  центре костра,

сплошные пожары.

   И стало очень тихо.

   В  этой  тишине только время  от  времени со  стороны школы

доносился глухой рокот, и тогда гейзером взлетали искры - это

обваливались перекрытия.

   Николай  и  Ляксандра  сидели  в  комнате  под  матрацем  и

плакали.  Войди кто-нибудь посторонний - испугался бы: пустая

комната,  шалаш  у  печи,  из-под  него  странные,  тоненькие,

скулящие звуки...  Никогда не слышал, чтоб старики так скулили

и пищали.

   Мама взяла их за руки и повела, как детей, в "окоп". Я тоже

посидел там,  но  был  слишком взвинчен,  меня  словно  иголки

кололи со всех сторон, вылез и опять стал метаться, напряженно

вспоминая свой план: драться гранатами, ружье с собой, насыпь,

луг,  болото,  камыш.  Во всяком случае, дешево я им не стану,

только бы не зевнуть момента,  голова совсем одурела.  Я-то ко

всему давно был готов, но все-таки очень хотелось жить.

   Про  сон,  конечно,  не  было мысли.  Кот  Гит предал меня:

темнота его оживила, он стал пружинистый, злой и пошел, хищная

тварь, к своим крысам.

   Кончалась пятница,  пятое ноября, семьсот семьдесят восьмой

день оккупации Киева.

   Я стоял на крыльце с винтовкой,  прислонясь спиной к стене.

За  насыпью в  небо  беззвучно взлетела зеленая ракета.  Потом

донесся  выстрел,   другой...   Снова  взлетела  ракета.   Они

фантастически выглядели зеленые ракеты на кровавом небе.

   Школа тихо потрескивала и погромыхивала. Я подумал, что вот

оно,  наконец,  идут факельщики. Я бы с удовольствием написал,

что  в  этот  момент стал спокоен,  достал гранаты,  не  спеша

отвинтил шляпки, но было совсем не так.

   Все  мое  оружие  в  один  миг  показалось  мне  совершенно

беспомощным, в голове у меня застучали молотки, сквозь которые

я улавливал крики со стороны насыпи.

   Что делать? Куда податься?

   Вдруг меня молнией озарила подлинно гениальная мысль: нужно

залезть на  дерево!  Высоко,  на самую верхушку.  Они будут на

земле везде,  жечь все,  а деревья устоят. А если заметят, так

уж  сверху  удобно кидаться гранатами,  как  камнями,  и  пока

шпокнут,  я  уж  посчитаюсь.  Крики  от  насыпи стали  громче,

кричало много людей:

   - ...а-а-а... щи... ит...а-a!..

   Я дикой кошкой прыгнул на дерево, обдирая ногти, взлетел на

первую развилку, затаил дыхание, прислушиваясь.

   С насыпи вопили на великолепнейшем московско-русском языке:

   - То-ва-рищи! Выходите! Советская власть пришла!

   Елки-палки, у меня все поплыло перед глазами!

   Что-то бессвязно забормотал,  закричал, свалился с дерева и

кинулся на  улицу.  По  этой красной улице под красным небом я

затопотал к красной насыпи,  увидел, что еще судорожно держу в

руках по гранате, приостановился, положил их рядышком на землю

и дальше побежал.

   Завал моста вблизи был  страшен и  зловещ.  Какие-то  живые

существа,  не то люди,  не то звери,  лезли на четвереньках на

крутую  насыпь.   Я  моментально  понял,   что  это  такие  же

прятавшиеся,  как и мы, кинулся вверх, обгоняя их, но я уже не

был первым.  Там,  наверху,  на рельсах,  обнимались, плакали,

истерически визжали  женщины,  оборванные старухи  кидались на

шеи советским солдатам.

   Солдаты деловито спрашивали:

   - Немцы есть?

   - Нет! Нет! - рыдая, кричали им.

   Солдат было немного, несколько человек, очевидно, разведка,

Они  перемолвились,  и  тогда один  из  них  выстрелил в  небо

зеленой  ракетой.  Запыхавшись,  с  той  стороны взобрался еще

один, белобрысый, добродушный, с какой-то вязанкой а руках.

   - Чего? Намучились? - весело спросил он.

   - Намучились! - завыли бабы в один голос.

   - Нате,  вешайте на домах.  Праздник.  Вязанка, которую он

принес,  оказалась связкой красных флажков.  Они были немногим

больше тех, какие держат дети на демонстрации. Бабы накинулись

на флажки. Я тоже полез, солдат закричал:

   - Не все, не все! Еще на Подол надо.

   Солдат  с  ракетницей  дал  вторую  зеленую  ракету,  и они

побежали  с насыпи на эту сторону. А я не побежал - я полетел

к дому, ворвался в "окоп", закричал во все горло:

   - Наши пришли!!!

   Не насладясь эффектом,  выскочил обратно.  Полез на чердак,

шарил в темноте, нашел сверток. В сарае я сломал грабли, чтобы

иметь древко,  прибивал флаг в полутьме гвоздями,  бил себя по

пальцам. Мир был красный, и флаг в этом красном свете выглядел

белесым.

   Освобождение  Киева  продолжалось всю  ночь.  Кое-где  были

уличные бои.  Взрывались и горели дома -  университет, школы,

склады, огромные жилые дома напротив Софийского собора, но сам

Софийский собор, к счастью для русской истории, остался цел.

   Через  Куреневку в  город входили главные части наступавшей

армии.  Взорванные мосты  перегородили улицы,  поэтому  дорогу

проложили через  парк  культуры и  железнодорожный переезд  на

Белецкой   улице,   откуда   валили   танки,   невиданные  еще

"студебеккеры",  артиллерия,  обозы. Пехота шла змейками прямо

через завалы.

   Были они  запачканные,  закопченные,  уставшие,  потрясающе

родные,  знакомые,  потрясающе те же самые, что уходили в 1941

году.  Шли они не в ногу, мешковатые, с прозаически звякающими

котелками.  Некоторые,  очевидно,  вдребезги разбив ноги,  шли

босиком,  неся ботинки перекинутыми через плечо и тяжко ступая

красными  ногами  по   земле,   уже  застывшей  от  ноябрьских

заморозков.

   О великие русские солдаты!

Листы «У Бабьего яра», «Мать», «Хиросима», «Тревога» и другие –всего 10 рисунков ... Все листы серии глубоко трагичны, некоторые – «У Бабьего яра» или ...

Освенцим, Бабий Яр, портреты погибших в лагерях, которые один за другим. появляются на экране, с внезапно умолкнувшей музыкой (были случаи, когда ...

И с немцами путь до первого перекрестка, и красным попадемся - за яйца подвесят" (А. Кузнецов. Бабий Яр. Нью-Йорк, 1986. С. 425

Едва стали блекнуть в памяти подробности Майданека и Бабьего Яра, она Освенцимом напомнила нам об опасности даже и поверженного злодейства

Я сам, как Вергилий, проведу вас по кругам Майданека и Бабьего Яра, у которых плачут и бывалые солдаты, поправшие смерть под Сталинградом и у Киева. Вложите ...