|
Так как возможность обмена ведет к разделению труда, то
степень последнего всегда должна ограничиваться пределами этой возможности
обмена, или, другими словами, размерами рынка. Когда рынок незначителен, ни у
кого не может быть побуждения посвятить себя целиком какому либо одному
занятию ввиду невозможности обменять весь излишек продукта своего труда,
превышающий собственное потребление, на нужные ему продукты труда других
людей.
Существуют профессии, даже самые простые, которыми можно заниматься только в
большом городе. Носильщик, например, ни в каком другом месте не может найти
себе занятие и прокормление. Деревня является слишком узким поприщем для
приложения его труда, даже город средней величины вряд ли достаточно велик
для того, чтобы обеспечить ему постоянную работу. В уединенных фермах и
маленьких деревушках, разбросанных в такой редко населенной стране, как
горная Шотландия, каждый фермер должен быть вместе с тем мясником, булочником
и пивоваром для своей семьи. В таких условиях трудно ожидать встретить даже
кузнеца, плотника или каменщика на расстоянии менее 20 миль от его собрата по профессии. Редко разбросанные семьи, живущие на расстоянии 8 или 10 миль друг от друга, вынуждены приучаться сами выполнять множество мелких работ, за выполнением
которых в более населенных местностях они обратились бы к содействию этих
ремесленников. Деревенские ремесленники почти повсеместно вынуждены
заниматься самыми разнообразными промыслами, имеющими лишь то общее, что для
них употребляются одинаковые материалы. Деревенский плотник выполняет всякого
рода работу по дереву, деревенский кузнец выделывает все изделия из железа.
Первый является не только плотником, но и столяром, краснодеревщиком и даже
резчиком по дереву, а также изготовляет колеса, телеги и плуги. Работа
кузнеца еще более разнообразна. В отдаленных и внутренних частях горной
Шотландии немыслима даже профессия гвоздаря. Такой рабочий при выработке в
день 1 000 гвоздей и при 300 рабочих днях в году сработает за год 300 000
гвоздей. Но в такой местности невозможно сбыть и 1 000 гвоздей в год, т.е.
продукт однодневного труда.
Так как благодаря водному транспорту для всех видов труда открывается более
обширный рынок, чем это мыслимо при существовании одного лишь сухопутного
транспорта, то разделение труда и совершенствование всякого рода промыслов
естественно вводятся впервые в приморских местностях и по берегам судоходных
рек; и часто эти улучшения спустя лишь долгое время проникают во внутренние
части страны. Большой фургон, запряженный 8 лошадьми и при 2 работниках, в
продолжение шести недель свезет из Лондона в Эдинбург и обратно около 4 тонн
товара. Приблизительно в то же самое время парусное судно с экипажем в 6 или
8 человек, курсирующее между портами Лондона и Лейта, свезет туда и обратно
200 тонн товара. Таким образом, 6 или 8 человек при помощи водного транспорта
могут свезти туда и обратно между Лондоном и Эдинбургом такое же количество
товаров, сколько свезут 50 больших фургонов при 100 работниках и 400 лошадях.
Следовательно, на 200 тонн товаров, перевозимых самым дешевым способом сухим
путем из Лондона в Эдинбург, должны ложиться расходы по содержанию в течение
трех недель 100 человек и 400 лошадей; к этому надо присоединить уменьшение
стоимости лошадей - сумма, приблизительно равная содержанию их, - равно как и
50 фургонов. Между тем на такое же количество товаров, перевозимых водою,
приходится наложить только расход по содержанию 6 или 8 человек и стоимость
снашивания судна вместимостью в 200 тонн плюс оплата большего риска или разницы
между морским и сухопутным страхованием.
Поэтому, если бы между этими двумя пунктами не было иного сообщения, кроме
сухопутного, и из одного из них можно было бы перевозить в другой только
такие товары, цена которых весьма значительна в сравнении с их весом, эти
пункты могли бы вести между собою лишь ничтожную торговлю по сравнению с тою,
которая существует в настоящее время, и, следовательно, могли бы поощрять
промышленность друг друга в значительно меньшей степени, чем ныне. При таких
условиях совсем не могла бы существовать какая бы то ни было торговля между
различными частями света или эта торговля имела бы ничтожные размеры. Какие
товары могли бы выдержать расходы по сухопутной перевозке между Лондоном и
Калькуттой? И если бы даже нашлись столь дорого стоящие товары, чтобы
выдержать такие расходы, то разве перевозка их через территории стольких
варварских народов могла бы быть безопасна? Между тем эти два города в
настоящее время ведут между собою очень значительную торговлю, и каждый из
них, представляя рынок для другого, в большой мере поощряет промышленность
последнего.
При таких преимуществах водного транспорта представляется естественным, что
первые успехи ремесел, и промышленности имели место там, где это удобство
сообщений открывало весь мир для сбыта продуктов всех видов труда, и что они
всегда позднее начинали развиваться во внутренних областях страны. Последние
в течение долгого времени не могут иметь для большей части своих товаров
другого рынка, кроме прилегающих к ним местностей, отделяющих их от морского
берега и больших судоходных рек. Размеры их рынка поэтому в течение
продолжительного времени должны соответствовать богатству и населению этих
местностей, и потому рост их богатства всегда будет отставать от роста
богатства упомянутых местностей. В наших североамериканских колониях
плантации постоянно устраивались на берегу моря или по берегам судоходных рек
и вряд ли где-нибудь простирались на сколько-нибудь значительное расстояние
от них.
Народы, которые, согласно самым достоверным историческим источникам,
представляются первыми носителями цивилизации, жили по берегам Средиземного
моря. Это море, величайшее из известных на земле внутренних морей, не знающее
ни приливов и отливов, ни волнений, кроме вызываемых ветром, благодаря спокойствию
своей поверхности, а также обилию островов и близости окаймляющих его берегов
чрезвычайно благоприятствовало зарождавшемуся мореплаванию в то отдаленное
время, когда люди, не знавшие еще компаса, боялись терять из виду берег и
вследствие слабого развития кораблестроения того времени не решались
пускаться в бушующие волны океана. Проплыть Геркулесовы столбы, т.е. выйти за
Гибралтарский пролив в открытое море, долго считалось в древнем мире самым
удивительным и опасным подвигом. Много прошло времени, пока финикийцы и
карфагеняне, самые искусные мореплаватели и кораблестроители тех отдаленных
времен, попытались сделать это, и еще долгое время только эти народы
предпринимали такие попытки.
Из всех стран по берегам Средиземного моря Египет, по-видимому, первый
занялся в сколько-нибудь значительных размерах земледелием и промышленностью
и усовершенствовал их. Верхний Египет ни в одном месте не отделяется более
чем на несколько миль от Нила, а в Нижнем Египте эта великая река
разветвляется на множества рукавов, которые при помощи несложных
искусственных сооружений обеспечивали, по-видимому, водное сообщение не
только между всеми крупными городами, но и между всеми значительными
сельскими поселениями и даже многими отдельными поместьями, как это в
настоящее время имеет место по Рейну и Маасу в Голландии. Обширность и
легкость этого внутреннего водного сообщения послужили, вероятно, одной из
главных причин ранней цивилизации Египта.
Земледелие и промышленность развились, по-видимому, также в весьма глубокой
древности в провинциях Бенгалии в Индии и в некоторых из восточных провинций
Китая; впрочем, отдаленность этого времени не может быть установлена вполне
достоверными для нас историческими источниками. В Бенгалии Ганг и ряд других
больших рек разветвляются на множество судоходных рукавов, подобно Нилу в
Египте. В восточных провинциях Китая несколько больших рек с их притоками
тоже образуют много судоходных путей и, сообщаясь между собою, порождают
внутреннее судоходство, еще более оживленное, чем по Нилу и Гангу или,
пожалуй, по обоим вместе. Замечательно, что ни древние египтяне, ни индийцы,
ни китайцы не поощряли внешней торговли, а свои большие богатства все они
извлекали, по-видимому, из этого внутреннего судоходства.
Вся внутренняя часть Африки и вся та часть Азии, которая отстоит далеко к
северу от Черного и Каспийского морей, древняя Скифия, современная Татария и
Сибирь во все века находились, по-видимому, в таком же варварском и диком
состоянии, в каком они находятся и в настоящее время. Единственным морем
Татарии являлся Ледовитый океан, который не допускает судоходства; и хотя
несколько величайших рек в мире протекают по этой стране, они находятся на
слишком большом расстоянии друг от друга, чтобы по ним можно было
поддерживать сношения и вести торговлю с большей частью страны. В Африке
совсем не существует таких больших внутренних морей, как Балтийское и
Адриатическое в Европе, Средиземное и Черное в Европе и Азии и заливы
Аравийский, Персидский, Индийский, Бенгальский и Сиамский в Азии, а потому внутренние
области этого великого материка недоступны морской торговле, большие же реки
Африки находятся на слишком большом расстоянии друг от друга, чтобы делать
возможным сколько-нибудь значительное внутреннее судоходство. Помимо того,
торговля, которую может вести народ, пользуясь рекой, не имеющей большого
числа притоков и рукавов и протекающей перед впадением в море по чужой
территории, никогда не достигает очень значительных размеров, потому что
всегда во власти народов, обладающих этой территорией, воспрепятствовать
сообщению между истоками реки и морем. Судоходство по Дунаю приносит очень
мало пользы различным государствам, через которые он протекает, - Баварии,
Австрии и Венгрии, - в сравнении с тем, что оно могло бы давать, если бы одно
из этих государств владело рекою на всем ее протяжении до впадения в Черное
море.
|