Историко-биографический альманах серии «Жизнь замечательных людей». Том 5

Прометей

Удивительна судьба некоторых исторических документов. Минуя жандармов и цензуру, они уходили в вольные русские заграничные издания. Шли годы, запретные издания становились библиографической редкостью, недоступной новым поколениям читателей, даже специалистам, и вот уже важный документ затерян, забыт... Вдруг его открывают снова, перепечатывают — и прочно забытое воскресает, становится хорошо известным.

В 1940 году в «Бюллетене Гослитмузея» i№ 6) появилось сообщение, что музей приобрел два письма Герцена к Д. В. Каншину и автограф его рукописи, начинавшейся словами: «Правда ли, что во время последнего денежного кризиса...» Это была статейка о преступных махинациях придворного банкира барона Штиглица. На рукописи сохранилась надпись Герцена: «В конце Колокола» и «Если есть место». Статейка о Штиглице действительно была напечатана в 10-м листе «Колокола» от 1 марта 1858 года.

Два письма Герцена и его статья были обнаружены в архиве единомышленника и друга Л. Н. Толстого — В. Г. Черткова, что позволяло предположить существование каких-то неизвестных или «забытых» связей круга Герцена с кругом Л. Н. Толстого. Спустя десять лет Л. Барсукова опубликовала письма Герцена к Каншину («Звенья», т. VIII, 1950). Письма — одно из них датировано 7 июня 1858 года, а другое — 14 -июня 1859 года — позволили установить, что Герцен был лично знаком со •своим корреспондентом, который бывал у него в Лондоне, выполнял в Москве его поручения, получал нелегальным путем «Колокол». Л. Барсукова попыталась также выяснить личность и восстановить биографию самого Каншина. Это было нелегко, ибо сведений о нем почти не сохранилось.

Д. В. Каншин (1829—1904) родился в семье откупщика, воспитывался в Александровском лицее, был, по-видимому, крупным дельцом, занимался   литературно-публицистической деятельностью. Л. Барсукова, а вслед за ней и комментаторы XXVI тома академического Собрания сочинений А. И. Герцена считают Каншина сотрудником «Отечественных записок». Нам не удалось, однако, найти его статей в этом журнале, не значится его имя и в соответствующих справочниках. Д. В. Каншин известен как автор двух трудов: «Опыт исследования экономического значения железных дорог» и «Энциклопедия питания», однако следовало бы проверить, не имел ли Д. В. Каншин «двойника»: обе книги сильно отличаются по своему характеру и области исследования. Автор работы «Опыт исследования экономического значения железных дорог» (Спб., Изд-во Академии наук, 1870), на титуле которого значится: «Родителям моим посвятил я сей труд», . трактует промышленно-экономические проблемы, доказывает преимущество конных дорог перед паровыми (полагая, впрочем, что в России более нужны конно-железные дороги). Своим читателям автор сообщал, что краткое изложение работы в виде специальной записки подано военному министру. Такого рода книгу вполне мог написать делец Каншин, бывавший за границей, заинтересованный в экономическом прогрессе. Другая книга Каншина трактует медицинско-гигиенические проблемы. Комментатор академического Собрания сочинений Герцена в разделе «Дополнения и поправки» приписал «Физиологию питания» упоминаемому Герценом в письме к И. С. Аксакову «доктору» (см. т. XXX, поправка к письму № 142)'.

С именем Каншина связано еще одно обстоятельство. Он привлекался по «Делу о сношениях с лондонскими пропагандистами».

М. К. Лемке в своей книге «Освободительное движение 60-х годов» на основании архивных материалов сообщал, что арестованный в 1862 году по делу 32-х чиновник особых поручений VI класса ведомства Государственного контролера маркиз Николай Александрович де Траверсе показал, что он в январе 1862 года посетил Герцена, с которым его тогда познакомил купец Д. В. Каншин. В другой своей работе, «Политические процессы в России в 1860-х годах», М. К. Лемке опубликовал тот список «злоумышленников», который был составлен предателем В. И. Костомаровым и передан им в Третье отделение. В этом списке — критик А. В. Дружинин, литератор Н. А. Мельгунов, артиллерийский полковник П. Л. Лавров, Д. В. Каншин. Однако никаких дополнительных подробностей о причастности Каншина к крупнейшему политическому процессу 60-х годов не имелось. Теперь сам Каншин засвидетельствовал этот факт. В целом биография Каншина и сегодня остается не проясненной в своих главнейших моментах, не наполнена реальным содержанием и фактами. К сожалению, много еще неясного и в истории его отношений с Герценом. Известно, что в январе 1858 года Д. В. Каншин вместе со своей женой посетил Герцена, привез ему письмо от И. С. Аксакова. «Дружески благодарю вас за письмецо, доставленное дамой и ее мужем», — писал Герцен в письме от 13 января 1858 года Аксакову. К этим же посетителям относятся строки в письме к М. Мейзенбуг: «Появились новые русские, и даже одна дама, которая в прошлом была очень красивой»,  (т. XXVI, стр.  154). С Каншиным после этой встречи у Герцена устанавливаются деловые связи. С ним Герцен посылает образцы «Литографированных корреспонденции», издаваемых его лондонскими знакомыми Шлезингером и Кауфманом (для того, чтобы Аксаков мог в Москве их распространить, организовать подписку). «А отчего же никто не выписывает «Литографированные корреспонденции» Шлезингера и Кауфмана — у нашего приятеля есть образцы?» — спрашивал он Аксакова (там же, стр. 161). Нелегальные связи Герцена и Каншина, установившиеся в январе 1858 года, продолжались и позже. «Я очень усердно прошу вас доставить в Москву сушеные листы, я бы охотно послал вторые, .но не знаю, можно ли, — писал ему Герцен 7 июня 1858 года, — впрочем, если неверна оказия, то вы найдете их у вас... Напишите мне, приятно ли вам, что я пишу этим путем. Я всячески рекомендовал, но был бы очень рад, если бы вы мне подтвердили, что и впредь можно посылать» (там   же, стр. 183).

Понятно, письма носят конспиративный характер и, видимо, связаны с распространением «Колокола» («сушеных листов») и с освоением каких-то новых путей для таких корреспонденции. Однако конкретного содержания тех поручений, что выполнял в Москве Кан-шин, мы пока, в сущности, не знаем.

В июне 1859 года «эксвейер» (так именует его Герцен) Каншин вновь приезжает в Лондон, останавливается в районе Сити и получает свою корреспонденцию через некоего Чобарта. Судя по письму, Герцен охотно соглашается принять Каншина у себя, а также заехать к нему. Он относится к приехавшему из России гостю как к человеку, в котором находит сочувствие к деятельности Вольной русской типографии, и в посланной коротенькой записке спрашивает: «Читали ли последний «Колокол» и 5-ю «Полярную звезду»?» (т. XXVI, стр. 273). В этой книжке «Полярной звезды» печатались главы «Былого и дум», та часть, которая, по мнению самого автора, «смела по вводу за кулисы революционных движений», и поэтому ему очень хотелось «знать ее действие» (там же, стр. 275). Каншин, по-видимому, привез Герцену письмо от Аксакова и захватил с собой ответные письма Герцена к Аксакову и Астраковым, а также еще какую-то книгу для них («Письмо Герцена к Аксакову от 17 (5) июня 1859 года»; см. т. XXVI, стр. 275).

Из показаний маркиза де Траверсе можно было сделать вывод, что в январе 1862 года он вместе с Каншиным был в Лондоне и они вместе посетили Герцена. Других сведений об этом свидании не имелось. Затем, очевидно напуганный разгулом реакции в России и преследованием тех, кто так или иначе был связан с Лондоном, Каншин прекращает свои старые связи. Герцен это знает и не без иронии пишет Огареву 18 мая 1869 года: «На таможне в Бельгарде встретил (я его везде встречаю: в Лугане, в Лионе, в Марселе) Каншина, который без жены меня не боится — он пересел ко мне в вагон... Из Петербурга он уехал в конце апреля — едет прямо туда через Париж (пять ночей в вагоне), говорит, что в России больно плохо, а сам все богатеет» (т. XXX, ч. I, стр. 117).

Приведенными фактами недавно исчерпывалось все, что известно о сношениях издателя «Колокола» с одним из его корреспондентов. Но, к сожалению, и публикатор писем Герцена в «Звеньях» и комментаторы академического тридцатитомника Герцена успустили из виду важный эпизод, некогда известный, но забытый,  имеющий самое  прямое  отношение  ко всей истории.

Через сорок лет после того, как Герцен писал Каншину, эти письма и некоторые другие материалы появились в другом русском вольном заграничном издании — «Листках Свободного Слова» (1901, № 23). (Автографы сохранились в архиве В. Г. Черткова и находятся в ЦГАЛИ.) Это был орган, издаваемый в Лондоне В. Г. Чертковым, где публиковались запрещенные в России статьи Л. Н. Толстого и корреспонденции, обличающие политику самодержавия. В. Г. Чертков поместил письма Каншина (выполняя его просьбу, анонимно под заглавием «Два письма Д. В. К. о Герцене») именно в издании, которому Л. Н. Толстой предъявлял требование: «Быстро и бойко, по-герценовски, по-журнальному писать о современных событиях» 2. Факт публикации в «Листках» легко объясняет, почему, автографы Искандера очутились в архиве В. Г. Черткова.

Однако публикация «Листков Свободного Слова» содержит и другие ценные для биографов Герцена сведения. Если «забытые» письма Герцена спустя полвека все же стали достоянием историков, то сопровождавшие их письма самого Каншина, кажется, совсем не исследовались. Между тем мы узнаем из них, что Каншин был в числе тех, кто материально субсидировал лондонское вольное слово; именно по информации Каншина была написана Герценом и опубликована заметка об отправке Штиглицем золота за границу (см. т. XIII,. стр. 207). Письма Каншина подтверждают также показания де Траверсе: в январе 1862 года, вероятно, в самых первых числах, вскоре после того, как бежавший из сибирской ссылки М. А. Бакунин очутился в доме своего старого приятеля (он приехал 27 декабря 1861 года), Каншин вновь побывал у Герцена, общался и с ним и с Бакуниным.

Эти затерявшиеся в недрах старого чертков-ского издания письма носят мемуарный характер. Достоверными и ценными представляются его воспоминания о встрече и разговоре с Герценом в театре, о передаче Каншину одного из первых изданий Вольной типографии — «Видения отца Кондратия»3.

Что касается самого Каншина, то мы узнаем из его писем, что он после смерти А. "И. Герцена встречался с его сыном, известным уче- v ным, что в старости он жил в Париже, разорился и навсегда сохранил благоговейное чувство к великому русскому революционеру. На закате жизни он посылает последователям Л. Н. Толстого драгоценный дар — автографы Герцена. Он как бы подчеркивает этим преемственную связь последователей Герцена и Толстого. В какой мере был прав Каншин — вопт рос особый. Однако рассматриваемый эпизод, без сомнения, является частью громадной и еще далеко не изученной литературно-исторической проблемы о связи и преемственности Герцена и Толстого.

Париж, 5 июня 1901 г. Глубокоуважаемый господин Чертков!

Преклонные годы мои вынуждают меня переслать Вам прилагаемое. Во время оно, когда покойный А. И. Герцен только что начал издавать свой «Колокол», он лично мне передал листок, явившийся первым, что было напечатано за границей русским шрифтом, и если память мне не изменяет, то листок «Второе видение отца Кондратия» был отпечатан на ручной типографии в Джерси Энгельсоном. Листок этот по праву должен быть сохраняем Вами как продолжателем русской свободной печати в Англии, как священная реликвия в память и назидание потомства. К этому присоединяю еще сохранившиеся у меня а в -тографы А. И. Герцена, относящиеся к 1857 году в виде двух его ко мне писем 4, а равно черновик для помещения в одном из номеров «Колокола», в котором со слов моих затронут был вопрос о вывозе золота Штиглицем. А. И. Герцен мне привез черновик для просмотра, прежде чем он был напечатан. Явился я к А. И. с рекомендательным письмом от И. С. Аксакова, который был у меня перед моим отъездом, написал карандашом прилагаемые стихи о «Парусе». Писано это было им, когда он собирался издавать свой «Парус» s. Все эти драгоценности, конечно, по праву должны быть сохраняемы Вами, как продолжающему идти по пути, 5гказанному нам А. И. Герценом. Вполне сочувствуя Вашей деятельности, я крайне сожалею, что мои средства теперь далеко не находятся в том же положении, как тогда, когда я был в состоянии не раз предоставлять А. И. Герцену денежные средства для разных расходов6, но, не желая оставлять затеянное Вами дело без выражения сочувствия, я позволяю себе приложить мою скромную лепту и если она даст возможность напечатать только несколько лишних строк, то и то уже будет благо. Верьте искреннему к Вам сочувствию Вам преданного и уважающего Вас покорного слуги Д. Каншина.

Париж, 9 июня 1901 г. Многоуважаемый господин Чертков!

Несказанно радуюсь, что автографы А. И. Герцена доставили Вам удовольствие. В моих воспоминаниях сохранилось, что он давал большое значение листку, в котором напечатано «Видение св. Кондратия», как первому опыту набора русскими буквами, который был напечатан на ручном станке в Джерси. Этот оттиск был сделан за несколько лет раньше появления первого русского печатания за границей, он и должен сохраняться как великая святыня в Вашей типографии, продолжающей великое дело свободного слова. Я своими делами, к несчастью, настолько еще связан с Россиею, что не могу исполнить Ваше желание разрешить напечатать мое письмо к Вам за моею подписью, если же Вы можете напечатать только с моими инициалами Д. К., то я ничего против этого не имею, хотя не считаю свое письмо заслуживающим такой чести. Сочувствие к Вашей деятельности, несомненно, в России у всего интеллигентного класса, а если Вас лично интересуют мои воспоминания, то могу Вам сообщить, что я был у А. И. Герцена в один из первых вечеров по прибытии в Лондон Бакунина, который после какого-то русского блюда сейчас после обеда завалился спать, а проснувшись, пришел к нам и упросил А. И. прочесть тот номер «Колокола», где говорится о том, как постится наше духовенство 7, что А. И. и исполнил. Вскоре после того мне пришлось быть в каком-то театре близ Leiceter Square, где Rarey показывал опыты укрощения горячей лошади. Опыт состоял в том, что Rarey ловил момент, когда у лошади было согнуто колено, и накидывал ей на шею заранее приготовленную ременную петлю и тогда уже повторял то же и с другою ногою, после чего лошадь была бессильна сопротивляться. Во время представления меня кто-то тронул за плечо; оборотившись, я увидал Герцена, который сказал, что подобные приемы, вероятно, употреблял и Гутцейт, какой-то варвар, орловский помещик, который насиловал своих крепостных девок8 Помню еще, что в одно из моих посещений А. И. пришел с сыном, который с ужасом рассказывал нам, что в зоологическом саду [нрз] что в одной из аллей встретился со львом, случайно вышедшим из клетки по недосмотру сторожа, который его опять увел в клетку. А. И. при этом более чем сдержанно отозвался о способностях своего сына, на что я ему возражал, а когда много лет спустя я укорял покойного перед его сыном, теперь светилом Академии в Лозанне, в тогдашней несправедливости отца, то сын мне сказал, что «отец был тогда прав, потому что я был тогда никуда негодным лентяем, а стал заниматься у знаменитого Шиффа много позднее»; у сына есть великолепный портрет отца масляными красками, кажется Крамского 9.

Сохранился у меня прилагаемый конверт с одного из писем Герцена. Я был подвергнут уголовному суду при Сенате по делу Серно-Соловьевича и по окончании суда на моем паспорте была сделана надпись, что я был под судом по обвинению в сношениях с лондонскими изгнанниками, но противозаконного в сношениях этих не открыто.  Этим суд следовательно признал, что с изгнанниками могли быть сношения и законные. К сожалению, этот паспорт и ее аттестат у меня был отобран при обмене его на новый вечный паспорт, с которым живу ныне. Многое я еще могу припомнить, но боюсь, что старческая болтовня Вам наскучит.

Перехожу к деятельности Л. Н. Толстого по уничтожению религиозных предрассудков. Я его называю русским Лютером, и он явился нам теперь, чтобы воочию доказать, как мало подвинулся род человеческий за 500 лет, или, может быть, дабы доказать, насколько мало развит наш Си-' нод, который не нашел ничего лучше, как взяться за старое орудие отлучения от церкви. Не того жаждаем все мы и Л. Н. Толстой. Мы чувствуем потребность в духовной пище, и его философские исследования более чем интересны. Это тот хлеб, которого все мы жаждем, и я с великим нетерпением жду появления его «Изложения Евангелия», так как 19 веков далеко не умалили его значения, но давно пора откинуть из него все последующие людские толкования и дать одну неоспоримую сущ-' ность, причем мощное слово Л. Н. много выяснит эту сущность... Почтите меня сообщением имени отчества и Вашего и супруги Вашей, которой прошу Вас засвиде-' тельствовать мое глубочайшее уважение и сочувствие, так как несомненно, что она участвует во всех Ваших работах.

От души желаю Вам успеха в Вашей деятельности и при случае конечно готов Вам помогать по мере сил.

Глубоко Вам преданный Каншин Дмитрий Васильевич