Императрица Елизавета Петровна. Фавориты. Шувалов. Разумовский. Бекетов. Указы. Политика внешняяя и внутренняя. Семилетняя война

 

  Вся электронная библиотека >>>

 Романовы >>>

    

 

 

Романовы. Исторические портреты


Разделы: Русская история и культура

Династия Романовых

 

Елизавета Петровна. Фавориты. Указы. Политика

  

Любимцы монархини

 

     Большое место в жизни Елизаветы  Петровны  занимали  мужчины,  которые,

впрочем,  не  были  похожи  на  временщиков  других  царствований.  Фавориты

Елизаветы Петровны  отличались  скромностью  и  непритязательностью  и  были

далеки от мысли занять положение соправителей  императрицы,  как,  например,

Бирон при Анне  Ивановне  или  Г.А.  Потемкин  при  Екатерине  II.  Сама  же

Елизавета, по словам М.М. Щербатова, оказывала  "многую  поверенность  своим

любимцам", но "всегда над ними власть монаршу сохраняла".

     С 1733 года первенствующее  положение  при  дворе  цесаревны  Елизаветы

занимал ее фаворит Алексей Григорьевич  Разумовский.  Придя  к  власти,  она

произвела его в действительные камергеры, а в день коронации 28 апреля  1742

года пожаловала ему  звание  обер-егермейстера  и  высший  российский  орден

Святого Андрея Первозванного. В июне того же года Разумовский получил четыре

села из дворцовых вотчин и часть конфискованных имений Б.X. Миниха.

     Но Елизавета Петровна не позабыла и о Шубине. На четвертый  день  после

своего воцарения она дала указ сибирскому губернатору разыскать ссыльного  и

отправить его в Петербург. Бывшего фаворита  цесаревны  долго  не  удавалось

найти, поскольку он по положению секретного арестанта носил другую  фамилию.

Лишь в конце 1742 года Шубин был обнаружен в одном из  острогов  Камчатки  и

прислан ко двору. Елизавета Петровна пожаловала ему  чин  генерал-майора  за

то, что он "безвинно претерпел многие лета в ссылке и жестоком  заключении".

Он не задержался при  дворе  императрицы,  которой,  вероятно,  было  тяжело

видеть  своего  прежнего  возлюбленного  изменившимся   после   десяти   лет

камчатской ссылки. Двадцать шестого июля 1744 года Шубин вышел в отставку  и

уехал в пожалованное ему поместье.

     До конца 1740-х  годов  Разумовский,  по-видимому,  не  имел  серьезных

конкурентов. Он жил в апартаментах, смежных с императорскими, и был  окружен

почестями, как супруг государыни. По преданию, Елизавета  Петровна  в  самом

деле тайно обвенчалась с ним осенью 1742 года в  подмосковном  селе  Перовe.

Разумовский всюду сопровождал императрицу, которая  публично  оказывала  ему

знаки нежности. Например, она застегнула ему шубу и поправила шапку, когда в

один из морозных вечеров они вышли из театра.  Если  Разумовский  чувствовал

себя нездоровым, Елизавета с  десятком  своих  приближенных  обедала  в  его

покоях, где хозяин принимал гостей в парчовом халате.

     Шестнадцатого мая 1744 года  германский  император  Карл  VII  в  угоду

Елизавете Петровне пожаловал  Разумовскому  титул  графа  Священной  Римской

империи германской нации, а 15 июля того же года Елизавета Петровна  возвела

Алексея Григорьевича и его младшего брата  Кирилла  в  "графское  Российской

империи достоинство".

     Многочисленные  блага  и  почести  не   испортили   характер   фаворита

императрицы, который до конца жизни оставался простым, честным и добродушным

человеком.  Современники  могли  упрекать  его  лишь  в  том,  что  он  имел

пристрастие к вину и "весьма  неспокоен  бывал  пьяный":  его  тяжелую  руку

доводилось испытывать на себе даже крупным сановникам. Разумовский почти  не

вмешивался в дела  и  использовал  свое  влияние  лишь  для  покровительства

Православной Церкви, малороссийскому народу, своей многочисленной  родне,  а

также канцлеру  А.П.  Бестужеву-Рюмину  и  поэту  А.П.  Сумарокову.  Алексей

Григорьевич не досаждал ревностью  своей  тайной  супруге,  которая,  по  ее

признанию, "была довольна только тогда, когда влюблялась".

     При дворе Елизаветы Петровны в  качестве  пажа  состоял  Иван  Иванович

Шувалов - двоюродный брат Александра  и  Петра  Шуваловых.  Юноша  отличался

привлекательной внешностью, хорошими манерами и  сравнительно  редким  в  то

время пристрастием к чтению. Екатерина II вспоминала, что, "когда он был еще

пажом, я его заметила как человека много обещавшего  по  своему  прилежанию,

его всегда видели с книгой в руке". В декабре 1748 года он "был произведен в

камер-пажи, начинал все более и более входить в милость императрицы". Пятого

сентября 1749 года Елизавета Петровна произвела Шувалова в камер-юнкеры.  По

словам Екатерины, "благодаря этому его случай перестал быть тайной,  которую

все передавали друг другу на ухо, как в известной комедии".

     В начале следующего года у императрицы  появилось  еще  одно  серьезное

увлечение. Кадеты  Сухопутного  шляхетского  корпуса  (офицерского  училища)

организовали любительский театр, который Елизавета Петровна пожелала  видеть

при своем дворе.  Один  из  кадетов,  Никита  Афанасьевич  Бекетов,  привлек

внимание императрицы талантливой игрой и прекрасной внешностью, и  вскоре  о

нем заговорили как о новом' фаворите.  Весной  того  же  года  он  вышел  из

корпуса в чине премьер-майора и был  взят  ко  двору  в  качестве  адъютанта

Разумовского, который  по  своему  добродушию  благоволил  к  юному  любимцу

Елизаветы. Сама же она в то время оказалась в  весьма  непростом  положении.

Екатерина II вспоминала, что в праздник Пасхи прямо  в  церкви  "императрица

выбранила всех своих горничных... певчие и даже  священник  -  все  получили

нагоняй. Много шептались потом о причинах этого  гнева;  из  глухих  намеков

обнаруживалось,  что  это  гневное  настроение  императрицы   вызвано   было

затруднительным положением, в котором находилась Ее Величество между  троими

или четверыми своими фаворитами, а именно - графом  Разумовским,  Шуваловым,

одним певчим по фамилии Каченовский и Бекетовым,  которого  она  только  что

назначила адъютантом к  графу  Разумовскому.  Нужно  сознаться,  что  всякая

другая на месте Ея Величества  была  бы  поставлена  в  тупик  и  при  менее

затруднительных  условиях.  Не  всякому  дано  умение  щадить  и   примирять

самолюбие четверых фаворитов одновременно".

     Каченовский оказался мимолетным увлечением Елизаветы, тогда  как  фавор

Бекетова продолжался больше года. Молодого офицера всячески поддерживал А.П.

Бестужев-Рюмин, не без оснований опасавшийся  возвышения  Ивана  Шувалова  и

усиления влияния его братьев. Но канцлер был  силен  в  тонкой  политической

борьбе, а в данном случае исход дела  решила  банальная  придворная  интрига

Мавры Егоровны Шуваловой, которая легко добилась цели в силу своей  близости

к императрице. Бекетов,  уже  произведенный  в  полковники,  от  скуки  стал

приводить  к  себе  мальчиков-певчих  из  придворного  хора,  которые   пели

сочиненные им песни. Екатерина II вспоминала, что "всему этому дали  гнусное

толкование; знали, что ничто не было так ненавистно  в  глазах  императрицы,

как подобного рода порок. Бекетов в невинности своего сердца прогуливался  с

этими детьми  по  саду:  это  было  вменено  ему  в  преступление".  Молодой

полковник был отправлен Елизаветой в  армию,  а  Иван  Шувалов  окончательно

утвердился в положении фаворита императрицы и 1 августа  1751  года  получил

чин действительного камергера.

     Примечательно, что возвышение молодого любимца  не  изменило  отношения

Елизаветы к Разумовскому. Но  еще  более  удивительны  на  редкость  хорошие

отношения  фаворитов  между  собой.  Иностранные  дипломаты  отмечали,   что

Разумовский "жил в совершенном согласии со  своим  соперником,  на  которого

смотрел скорей как на товарища. Императрица оказывала им одинаковое  доверие

и находила удовольствие только в их обществе".

     Пятого сентября 1756 года Елизавета Петровна произвела  Разумовского  в

генерал-фельдмаршалы, хотя прежде он не  имел  ни  одного  военного  звания.

Алексей  Григорьевич  отнесся  к  этому  пожалованию  со  свойственной   ему

самоиронией: "Государыня, ты можешь назвать меня фельдмаршалом,  но  никогда

не сделаешь из меня даже порядочного  полковника".  Иван  Шувалов  превзошел

Разумовского в скромности, отказавшись от графского титула, высоких чинов  и

больших  денежных   и   земельных   пожалований.   Но   его   значение   как

государственного деятеля было достаточно велико. Ж.-Л.  Фавье  отмечал,  что

"он вмешивается во все дела, не нося  особых  званий  и  не  занимая  особых

должностей... Чужестранные посланники и министры постоянно видятся с Ив. Ив.

Шуваловым и стараются предупредить его о предметах своих переговоров.  Одним

словом, он пользуется  всеми  преимуществами  министра,  не  будучи  им...".

Шувалов являлся другом вице-канцлера Воронцова, вместе с  которым  обеспечил

русско-французское сближение во второй  половине  1750-х  годов.  Но  особую

славу Иван Иванович Шувалов снискал как покровитель науки, культуры и просвещения  и друг М.В. Ломоносова.  Фаворит  императрицы  отличался  принципиальностью  и

бескорыстием, чего нельзя сказать о его двоюродных братьях, находивших в нем

опору. Петр Шувалов, соединявший в себе  таланты  государственного  деятеля,

экономиста, военного организатора и даже инженера-изобретателя, по-видимому,

искренне заботился о благе России, но не забывал  и  о  собственной  выгоде.

Александр, в отличие от него, не блистал способностями и  мог  сравниться  с

братом  только  в  корыстолюбии.  Петр  Иванович  с  начала   1750-х   годов

объединился с Трубецким и вместе с ним практически полностью  подчинил  себе

Сенат, что существенно  повлияло  на  внутреннюю  политику  второй  половины

елизаветинского царствования.

 

                         "Наследница Петровых дел"

 

     Первые шаги новой императрицы были продиктованы стремлением  обеспечить

себя дальнейшей поддержкой гвардии, убедительно доказавшей свою  способность

располагать престолом. На другой день после  переворота  Елизавета  Петровна

объявила себя полковником всех четырех  гвардейских  полков  и  кирасирского

полка, поставив их тем самым в исключительное положение. Еще  большей  чести

удостоилась гренадерская рота Преображенского полка, осуществившая дворцовый

переворот. Императрица 25 ноября 1741 года  назначила  себя  капитаном  этой

роты, а  в  следующем  месяце  преобразовала  ее  в  Лейб-компанию  -  особо

привилегированную воинскую часть, задачей которой являлась охрана монарха  и

дворцовых помещений. Рядовые лейб-компанцы получили дворянство и поместья.

     Основным принципом  своей  политики  Елизавета  Петровна  провозгласила

возвращение к курсу Петра Великого, измененному в  1727-1741  годах  родовой

знатью и "немецкими временщиками". В именном указе от 12 декабря  1741  года

объявлялось, что в предшествующие царствования  "произошло  многое  упущение

дел государственных" вследствие отмены порядков, существовавших при Петре  I

и  Екатерине  I.  Елизавета  предписала  все   указы   петровского   времени

"наикрепчайше содержать и по них неотменно поступать во всех  правительствах

государства Нашего".

     После ликвидации Кабинета Министров и восстановления Сената и  Кабинета

ее императорского величества  "на  основаниях  Петра  Великого"  последовала

серия  указов  о  реставрации  петровских  учреждений,  ликвидированных  или

реорганизованных при Петре II и Анне Ивановне. Были восстановлены "в прежней

силе"  Берг-  и  Мануфактур-коллегии,   Провиантская   канцелярия,   Главный

магистрат и  городовые  магистраты.  В  армии  начался  пересмотр  штатов  в

соответствии с петровскими штатами 1720 года.  Верность  Елизаветы  светской

политике Петра I выразилась в указах от 19 февраля 1743 года  и  11  февраля

1748 года, предписывавших носить немецкую одежду и брить бороды и усы  всем,

"кроме духовных чинов и пашенных крестьян". Разумеется,  регламентация  быта

подданных не являлась основной целью  этих  распоряжений:  они  подтверждали

продолжение  курса  на  европеизацию  страны  и  символизировали  отказ   от

возвращения к старомосковской самобытности.

     В начале нового  царствования  Сенат  получил  от  императрицы  трудное

задание пересмотреть указы послепетровского  времени  с  целью  отмены  тех,

которые противоречили законодательству  Петра  I.  Сенат  приступил  к  этой

работе, но в течение восьми лет сумел разобрать  указы  лишь  по  1729  год.

Одиннадцатого марта 1754 года на заседании Сената в присутствии  императрицы

и с участием представителей от центральных учреждений сенатор  П.И.  Шувалов

заявил   о   нецелесообразности    пересмотра    законодательства    прежних

царствований, потому что "хотя и много указов, да нет самих законов, которые

бы всем ясны и понятны были". Он предложил направить усилия правительства на

разработку  нового  уложения  (свода  законов)  и  создать  для  этой   цели

специальную комиссию. Елизавета одобрила идею Шувалова, заявив, что "нравы и

обычаи изменяются  с  течением  времени,  почему  необходима  перемена  и  в

законах".

     Мысль о замене давно устаревшего Соборного  уложения  1649  года  новым

сводом законов была не нова: начиная с 1700 года безуспешно  трудились  пять

сменивших друг друга Уложенных комиссий. Теперь Сенат создал шестую, которая

к лету 1755 года разработала две части нового свода  законов  -  "судную"  и

"криминальную". Работа над третьей частью "О состоянии подданных" затянулась

и не была завершена при Елизавете. Интересно, что императрица после создания

комиссии не оставила свою идею  пересмотра  прежних  законодательных  актов.

Четырнадцатого  сентября  1760  года  Сенату  было   объявлено   "высочайшее

повеление" представить на рассмотрение Елизаветы Петровны "подробные реестры

всем именным указам императора Петра Великого и  последующих  царствований".

Впрочем, тем дело и кончилось. "Елизаветинская" Уложенная комиссия некоторое

время действовала при Петре III и Екатерине II и была распущена в 1766  году

с передачей подготовленных ею материалов во вновь созданную "екатерининскую"

Уложенную комиссию.

     Создание свода законов являлось лишь  частью  обширной  государственной

программы  П.И.  Шувалова  -   фактического   руководителя   елизаветинского

правительства с начала 1750-х годов.  Она  включала  в  себя  многие  важные

мероприятия в экономической, социальной, военной и административной  сферах.

Прежде  всего  это  отмена  по  инициативе  Шувалова  внутренних  таможенных

пошлин - пережитка средневековой  раздробленности  страны.  Проект  указа  о

ликвидации части внутренних таможенных сборов был внесен  П.И.  Шуваловым  в

Сенат в сентябре 1752  года.  После  доработки  этого  документа  к  августу

следующего года  Шувалов  представил  на  рассмотрение  правительства  новый

проект, в котором  предлагалось  "внутренние  таможни  уничтожить  сосем"  и

вместо этого увеличить ввозные пошлины.  Восемнадцатого  августа  1753  года

Сенат одобрил проект  Шувалова  и  подал  его  на  утверждение  императрице,

которая рассмотрела этот документ в декабре того же года. Она внесла в  него

одно изменение, исключив пункт о  разрешении  иностранным  купцам  розничной

торговли некоторыми товарами.

     Двадцатого декабря 1753 года указ Елизаветы  Петровны  "об  уничтожении

внутренних  таможенных  и  мелочных  сборов"  был  опубликован.   Эта   мера

обеспечила успешное развитие внутренней торговли страны и  ускорила  процесс

складывания всероссийского  рынка.  Важность  отмены  внутренних  таможен  в

России отмечали иностранные наблюдатели, писавшие, что "сие учреждение много

содействовать будет в процветании коммерции внутри  сей  Империи".  Сенаторы

под  предводительством   А.П.   Бестужева-Рюмина   отправились   во   дворец

императрицы "для изъявления  ей  признания  народов  и  искренней  радости".

Елизавета Петровна в ответной речи заявила: "Ничто мне больше  причинить  не

может радости, ни доставить удовольствия, как возможность  способствовать  к

благу  и  благополучию  моих  драгих  подданных".  Елизавета  приняла  также

делегацию от  обрадованного  купечества  и  пообещала  ему  "свою  особливую

протекцию". Увеличение пошлин на ввозные  товары  не  только  компенсировало

потери казны от отмены внутренних таможенных сборов, но даже привело к росту

казенной прибыли. Кроме того, протекционистские меры П.И. Шувалова в области

внешней торговли  служили  интересам  российских  предпринимателей-дворян  и

нарождающейся отечественной буржуазии.

     В социальной политике Елизаветы Петровны заметны тенденции к некоторому

облегчению  податного  гнета.  В  декабре  1741  года  императрица  простила

недоимки за период с 1719-го по 1730 год и ликвидировала Доимочную  комиссию

при  Сенате,  безуспешно  занимавшуюся  выколачиванием   их   из   податного

населения. В декабре 1752 года были прошены недоимки по 1747 год. На  1742-й

и 1743 год подушный  сбор  был  уменьшен  на  десять  копеек  с  души,  а  в

1750-1754,  1757-м  и  1758-м  годах  проводилось  систематическое  снижение

подушной подати по три-пять копеек в год. Однако значение этих "милостей" не

следует преувеличивать, поскольку в то же время по инициативе П.И.  Шувалова

происходил рост косвенных налогов, то есть повышение цен  на  соль  и  вино,

продажа которых являлась монополией государства.

     К числу  крупных  мероприятий  елизаветинского  царствования  относится

вторая ревизия (перепись  податного  населения).  Первая  подушная  перепись

проводилась в 1719- 1721 годах  Петром  I,  следовательно,  его  дочь  вновь

продемонстрировала намерение идти по  стопам  отца.  В  сентябре  1742  года

Елизавета Петровна утвердила доклад Сената  об  организации  ревизии,  а  16

декабря 1743  года  подписала  указ  о  начале  этого  мероприятия.  В  ходе

проведенной в 1744-1747  годах  переписи  было  зарегистрировано  увеличение

численности податного населения на семнадцать процентов, что явилось большим

успехом правительства, поскольку поступавшие ранее сведения показывали убыль

"народа, положенного в подушный оклад". Вторая ревизия не только  обеспечила

рост казенных доходов от подушной подати, но  и  послужила  к  пользе  части

налогоплательщиков, вынужденных прежде вносить деньги за тех, кто  умер  или

сбежал со времен  петровской  переписи.  Упорядочение  налогообложения  было

особенно выгодно владельцам крепостных:  недаром  Сенат  отмечал  в  докладе

императрице,  что  проведение  ревизии  послужит  "для   удовольствия   всех

помещиков". В их интересах  предпринимались  и  другие  меры.  В  1742  году

Елизавета  Петровна,  вопреки  законодательству   своего   отца,   запретила

помещичьим крестьянам по своей воле поступать на военную службу. В 1747 году

дворянам было дано право продавать своих крепостных для  отдачи  в  рекруты,

что окончательно узаконило торговлю людьми. В 1760  году  помещики  получили

возможность по собственной воле ссылать  в  Сибирь  неугодных  им  крестьян,

которые  засчитывались  казной  как  рекруты.  Расширение  прав  дворянского

сословия сопровождалось концентрацией в  его  руках  центральной  и  местной

власти.  Представители  других  слоев  общества  не  могли   участвовать   в

управлении страной и даже не имели надлежащих  правовых  гарантий  в  "чисто

дворянское елизаветинское царствование".

     Годы правления Елизаветы Петровны стали очередным  этапом  консолидации

господствующего  сословия,  из  которого   в   предшествующие   царствования

выделялись представители родовой знати, остзейцы и приглашенные  на  русскую

службу  иностранцы.  Теперь  различия  между   этими   группами   дворянства

сгладились. Единственным  критерием  для  определения  статуса  дворянина  в

социальной иерархии стал его чин  в  соответствии  с  петровской  Табелью  о

рангах, и титулованная знать окончательно влилась  в  общую  систему  высшей

бюрократии. Второго августа 1748 года Елизавета распорядилась  издать  указ,

"чтоб графы и  князья...  не  заслужа  себе  чинов,  никакого  первенства  и

председания у тех не имели и не требовали,  которые  хотя  не  князья  и  не

графы, однако ж по заслугам своим какие-либо выше оных чины получили".

     В отношении приглашенных на  российскую  службу  иностранцев  Елизавета

Петровна также придерживалась принципов кадровой политики Петра  I,  который

стремился назначать русских на главные должности в государственном  аппарате

и армии, а "чужеземцам" отводил по возможногти подчиненное положение.  Когда

императрице рекомендовали вакантные  должности  иностранцев,  она  неизменно

спрашивала, нет ли подходящего кандидата из россиян. В то же время способные

выходцы из других земель по-прежнему ценились в  России.  В  годы  правления

Елизаветы  наша  страна  стала  второй  родиной  для  сотен   высококлассных

иностранных специалистов: офицеров  армии,  моряков,  инженеров  художников,

музыкантов.

     Двадцать четвертого  декабря  1751  года  императрица  издала  указ  "О

принятии в подданство и российскую службу сербов,  желающих  переселиться  в

Россию". Эта мера была отчасти продиктована заботой о православных  народах,

подвергавшихся национальному и религиозному гнету в Австрии и Турции.  Общая

численность переселившихся в Россию югославян составила двадцать пять  тысяч

человек. Годные к воинской службе переселенцы образовали особые гусарские  и

пандурские (пехотные) полки. Тем самым Елизавета Петровна  осуществила  идею

Петра I, который еще в 1723 году  намеревался  "содержать  несколько  полков

конных из сербского народу... которые придут добровольно в нашу службу".  Но

основной целью переселения в Россию югославян  являлось  скорейшее  освоение

земель на границе запорожских степей. Здесь были  основаны  поселения  Новая

Сербия и Славяносербия, а также крепость Святой  Елизаветы  на  реке  Ингул,

ставшая центром Новослободского казачьего поселения. Города, села и  станицы

колонистов  на  границе  Запорожья  укрепили  окраины  империи   и   создали

дополнительный заслон от набегов крымских татар.

     Национальная  политика   Елизаветы   Петровны   находилась   в   полной

зависимости  от  ее  религиозных   принципов,   которые   были   далеки   от

веротерпимости. В декабре 1742 года императрица издала  указ  о  высылке  из

России лиц иудейского вероисповедания. Сенат  пытался  объяснить  Елизавете,

что эта мера повлечет за  собой  расстройство  малороссийской  и  остзейской

торговли, находившейся преимущественно  в  руках  евреев,  а  следовательно,

приведет к уменьшению казенных доходов. Но императрица  наложила  на  доклад

Сената решительную резолюцию:  "От  врагов  Христовых  не  желаю  интересной

прибыли". В начале царствования Елизаветы были приняты указы  о  перестройке

"лютеранских кирок" в православные  церкви,  закрытии  или  сносе  армянских

церквей и мусульманских мечетей. Предпринимались  также  меры  по  борьбе  с

раскольниками и усилению миссионерской деятельности среди  идолопоклонников.

Переход  в  православие  лиц  других  вероисповеданий  доставлял   Елизавете

Петровне особое удовольствие.  Например,  20  января  1742  года  она  стала

крестной матерью "трех персиян и двух турок при крещении их в Царском Селе".

Сообщения  о  переходе  в  православие  конкретных  лиц  из  протестантов  и

католиков  императрица  приказывала  рассылать   для   известия   по   всему

государству. Елизавета Петровна строго следила за  порядком  богослужения  и

правильностью  церковной  обстановки.  Однажды  обер-прокурор  Синода   Я.П.

Шаховской получил от императрицы выговор за то, что в одной из новых церквей

"на иконостасе в место, где по приличности надлежало быть живо  изображенным

ангелам, поставлены разные наподобие купидонов  болваны".  Синоду  Елизавета

поручила исправление русского текста Библии и цензуру ввозимых из-за границы

книг духовного содержания.

     Религиозность  Елизаветы  Петровны  привела   ее   к   отступлению   от

проводившегося ранее курса на секуляризацию церковных и монастырских земель,

то есть обращение их в собственность государства. В 1707-1724 годах  Петр  I

поэтапно добивался  введения  государственного  контроля  над  экономической

жизнью духовных вотчин. Продолжением петровской реформы явилось  создание  в

1726 году Коллегии экономии из светских чиновников, ведавших  хозяйственными

делами церкви. В 1740 году правительство осуществило частичную секуляризацию

путем  введения  светского  управления  в  так  называемых   "заопределенных

вотчинах", доходы от которых поступали в государственную  казну.  Однако  15

июля 1744 года Елизавета Петровна ликвидировала Коллегию экономии и  вернула

доходы с монастырских земель в ведение Синода. Тридцать первого октября 1753

года был  отменен  особый  статус  "заопределенных  вотчин",  которые  вновь

переходили в распоряжение духовенства. Тем самым дочь Петра I свела  к  нулю

прежние успехи на пути к секуляризации. Но дальнейшие события показали,  что

победа духовных земельных собственников оказалась непрочной.

     Отступление  Елизаветы  от  петровской  политики  выразилось  также   в

отношении управления  Малороссией.  В  1722  году  Петр  I  запретил  выборы

гетмана, а в 1734 году гетманское правление было ликвидировано. В 1744  году

Елизавета Петровна посетила Киев и приняла депутацию малороссиян,  просившую

о  восстановлении  гетманства.   Перед   бесчисленными   толпами   украинцев

императрица громко произнесла: "Возлюби меня, Боже, так в царствии небесном,

как я люблю сей благонравный и незлобивый народ!" Просьба малороссийцев была

удовлетворена, и в 1750 году гетманом Украины  стал  младший  брат  фаворита

императрицы К.Г. Разумовский. Царствование Елизаветы и последнее  гетманство

ознаменовались предоставлением Малороссии многих льгот.

     В то же время по инициативе К.Г. Разумовского был принят  императорский

указ от 17  января  1756  года,  согласно  которому  управление  Малороссией

изымалось из ведения Коллегии иностранных дел и передавалось  в  Сенат.  Это

могло символизировать тот  факт,  что  Малороссия  окончательно  утратила  в

отношении России внешнеполитическое значение и должна  была  управляться  по

общим законам империи. В 1761 году Киев был изъят из гетманского  управления

и непосредственно подчинен Сенату. В целом же восстановление гетманщины  при

Елизавете Петровне носило в значительной степени формальный характер и  было

заведомо  недолговечным.  Это  лучше   других   понимал   сам   Разумовский,

проводивший большую часть времени в Петербурге.

     По свидетельствам современников, Елизавета  Петровна  "любила  науки  и

художества, а особливо музыку и живописное искусство". Ее вкусы и  увлечения

в значительной степени способствовали развитию отечественной науки, культуры

и просвещения. В декабре 1750 года императрица разрешила жителям  Петербурга

"иметь в домах своих для увеселения вечеринки с пристойною музыкой и русскою

комедиею". Тем самым была заложена традиция известных впоследствии  домашних

театров, В начале  того  же  года  кадеты  Сухопутного  шляхетского  корпуса

разыграли  перед  императрицей  первую  русскую  пьесу  "Хорев",  написанную

выпускником корпуса А.П. Сумароковым. Тридцатого августа 1756 года по  указу

императрицы в Петербурге  был  учрежден  первый  русский  театр,  директором

которого стал Сумароков, а ядро труппы  составили  актеры  из  Ярославля  во

главе с Ф.Г. Волковым.

     Внимание  Елизаветы  Петровны  к  культуре  и  просвещению  усиливалось

воздействием на нее  И.И.  Шувалова,  который,  в  свою  очередь,  испытывал

влияние М.В. Ломоносова. Результатом их совместного творчества  стал  проект

создания Московского университета и гимназий в Москве и Казани, утвержденный

императрицей 24 января 1755  года.  Шестого  ноября  1757  года  по  проекту

Шувалова  была  учреждена  Академия  трех  знатнейших  художеств  -  учебное

заведение с отделениями живописи, скульптуры и архитектуры. На  1750-е  годы

приходится  расцвет  творчества   Ломоносова,   чему   в   немалой   степени

способствовала поддержка Шувалова и благоволение Елизаветы Петровны.

 

                           Милосердное правление

 

     Примечательной  особенностью  правления  Елизаветы  Петровны  стало  ее

отношение к смертной казни, которая  в  предшествующие  царствования  широко

практиковалась в свойственных  средневековью  диких  и  мучительных  формах,

включая сажание на кол, колесование и четвертование.  При  Петре  I  и  Анне

Ивановне казнь была почти обыденным явлением и полагалась даже за  небольшие

преступления,  например  за  укрывательство  беглых  солдат.   Тенденцию   к

преодолению этих варварских порядков можно заметить  в  короткое  регентство

Анны Леопольдовны, целенаправленно  заменявшей  смертные  приговоры  другими

наказаниями. Однако никаких мер  по  законодательному  урегулированию  этого

вопроса ею принято не было.

     Свергая милосердную правительницу, религиозная Елизавета Петровна сочла

необходимым  засвидетельствовать  перед  Богом  свои   не   менее   гуманные

намерения.  В  решительную  минуту  накануне   захвата   власти   она   дала

торжественный  обет  "никого  не  казнить  смертью".  Однако   на   практике

императрица  подошла  к  этой  проблеме   довольно   своеобразно,   проявляя

милосердие в известных пределах и не торопясь принимать радикальные решения.

     Важным  событием  начала  царствования  стал  процесс  по   делу   А.И.

Остермана, Б.X. Миниха, Г.И. Головкина, К.Р. Левенвольде,  К.Л.  Менгдена  и

других "государственных преступников". Для  расследования  их  "вредительных

поступков" была создана специальная комиссия, заседавшая в одном  из  покоев

императорского дворца. Елизавета Петровна  проявляла  к  следствию  живейший

интерес и, находясь за перегородкой, могла все видеть и слышать и  даже  при

необходимости давать тайные указания секретарю  комиссии.  Особого  внимания

императрицы удостоился ненавистный ей  Остерман,  на  допросе  которого  она

присутствовала официально. Основное обвинение в его адрес заключалось в том,

что он после смерти Петра II якобы скрыл "завещание"  Екатерины  I  с  целью

недопущения  Елизаветы  Петровны  к  престолонаследию.  Миних  обвинялся   в

"самовольной перемене правления" и  передаче  власти  Анне  Леопольдовне,  а

Остерман, Головкин и другие -  в  поддержке  этого  переворота,  а  также  в

обсуждении планов провозглашения  регентши  императрицей  и  распространения

прав престолонаследия на ее дочерей. Прочие  обвинения  в  адрес  подсудимых

носили мелочный или надуманный характер.

     Генеральный суд постановил Остермана колесовать, Миниха четвертовать, а

остальным отсечь головы. Семнадцатого января 1742 года жителей Петербурга  с

барабанным боем оповестили о назначенной на следующий день казни.  Утром  18

января  осужденных  доставили  из  Петропавловской  крепости  к  эшафоту  на

Васильевском острове. Остерман как "главный преступник" первым  приготовился

к казни. После зачтения приговора палач положил его голову на  плаху,  но  в

этот момент сенатский секретарь  объявил:  "Бог  и  государыня  даруют  тебе

жизнь". Остальным осужденным помилование было объявлено  без  возведения  на

эшафот. Необычный поворот событий вызвал  волнение  собравшейся  на  площади

толпы, успокаивать которую пришлось при помощи солдат.

     Казнь  осужденных  императрица  заменила  ссылкой  в  различные  города

Сибири. Остерман был отправлен в Березов, а Миних - в Пелым, то есть  именно

в те места,  куда  благодаря  усилиям  первого  из  них  попал  Меншиков,  а

второго  -  Бирон.  Вероятно,  в  глазах   Елизаветы   это   символизировало

справедливое возмездие. Бирон из Пелыма был переведен в Ярославль,  где  мог

пользоваться относительной свободой.

     "Дарование жизни" осужденным вельможам явилось первым  шагом  Елизаветы

Петровны в исполнении данного  ею  обета.  Однако  в  деле  всеобщей  отмены

смертной казни она продвигалась медленно и осторожно.  Пятнадцатого  декабря

1741 года императрица приняла указ о широкой амнистии, которая,  однако,  не

была распространена на государственных  преступников,  "смертных  убийцов  и

похитителей многой казны  государственной".  Тринадцатого  марта  1742  года

Елизавета предписала фельдмаршалу П.П. Ласси "для пресечения из наших границ

в шведскую сторону перебежества" опубликовать указ,  "что,  ежели  из  наших

подданных такой перебежчик поймается, то без всякого упущения смертью казнен

быть  имеет".  Действие  этого  единственного   акта   Елизаветы   Петровны,

допускавшего применение смертной казни,  прекратилось  в  следующем  году  в

связи с заключением мира между Россией и Швецией.

     Летом 1742 года был раскрыт авантюристический  заговор  камер-лакея  А.

Турчанинова,  прапорщика  Преображенского  полка  П.  Квашнина  и   сержанта

Измайловского полка  И.  Сновидова,  которые  намеревались,  убив  Елизавету

Петровну и ее племянника, вернуть престол Ивану  Антоновичу  при  регентстве

Анны Леопольдовны.  "Злоумышление"  на  жизнь  монарха  считалось  тягчайшим

государственным преступлением и каралось в предшествующие  времена  наиболее

изощренными казнями. Но Елизавета  и  в  данном  случае  не  нарушила  обет:

заговорщики были наказаны кнутом и  сослали  в  Сибирь,  а  Турчанинову  как

руководителю заговора вырезали язык и ноздри.

     Вероятно,  императрица  не  отнеслась  слишком  серьезно   к   заведомо

нереальным планам троих злоумышленников с невысоким  социальным  положением.

Гораздо более шумным стало раскрытое  в  следующем  году  дело  Лопухиных  -

Ботта. Елизавету Петровну весьма обеспокоила причастность к этому делу  лиц,

связанных с сосланными ею вельможами:  А.Г.  Бестужева-Рюмина  была  дочерью

Г.И. Головкина, а Н.Ф. Лопухина являлась любовницей Р.Г. Левенвольде  вплоть

до его ареста.  По  справедливому  замечанию  П.И.  Панина,  мнимый  заговор

Лопухиных заключался "в  пустых  разговорах  двух  недовольных  барынь  и  в

нескромных речах сына одной из них". Криминал можно было обнаружить  лишь  в

пьяной болтовне И.С. Лопухина о том,  что  "через  несколько  месяцев  будет

перемена"  и  "принцу  Иоанну  недолго  быть  сверженну",  а  также  в   его

непочтительных отзывах о Елизавете Петровне,  которая  "в  Царское  Село  со

всякими непотребными людьми ездит, англицким пивом напивается".

     Двадцать пятого июля 1743  года  началось  следствие,  проводившееся  с

применением пыток. Императрицу и следователей особенно интересовали факты  о

связях  подозреваемых  с  австрийским  послом   Ботта-Адорно.   Распоряжения

Елизаветы по поводу Лопухиных и связанных с  ними  лиц  обнаруживают  обычно

несвойственную ей жестокость. Привлеченная к  делу  Софья  Лилиенфельд  была

беременна, и следователи не знали, нужно ли устраивать  ей  очную  ставку  с

оговоренными ею людьми. Императрица решила вопрос собственноручной  запиской

в Канцелярию тайных розыскных дел: "Надлежит их  в  крепость  всех  взять  и

очною  ставкою  производить,  несмотря  на  ее  болезнь,  понеже  коли   они

государево здоровье пренебрегали, то плутоф и наипаче жалеть  не  для  чего,

лучше, чтоб и век их не слыхать, нежели еще от них плодоф ждать".

     В ходе следствия не было получено никаких данных о  реальном  заговоре,

однако  Генеральный  суд  признал,  что  обвиняемые  "явились  в   важных...

касающихся к  бунту  и  измене  делах".  Девятнадцатого  августа  суд  вынес

приговор: Ивана Лопухина и его  родителей,  а  также  Анну  Бестужеву-Рюмину

колесовать, предварительно вырезав им языки  Софье  Лилиенфельд  и  приятелю

Натальи Лопухиной Александру  Зыбину  отрубить  головы,  друга  И.  Лопухина

поручика Ивана Мошкова четвертовать. К делу без  достаточных  оснований  был

притянут офицер Семеновского полка князь Иван Путятин, который еще во  время

регентства Бирона участвовал в движении гвардейцев в  пользу  брауншвейгской

фамилии; он также был приговорен к четвертованию. Двадцать восьмого  августа

Елизавета Петровна изменила "сентенцию" суда: Лопухиных  и  Бестужеву-Рюмину

высечь кнутом и вырезать им  языки,  Мошкова  и  Путятина  наказать  кнутом,

Зыбина - плетьми. Софью Лилиенфельд императрица указала высечь плетьми после

разрешения ее от бремени. Через три дня состоялась экзекуция, после  которой

осужденные были отправлены в Сибирь.

     Публичное избиение кнутом двух светских дам и вырезание  у  них  языков

показалось многим современникам излишне суровой карой. П.И.  Панин  отмечал,

что "жестокое сие наказание, свойственное варварским временам,  конечно,  не

послужит в  похвалу  государыни,  коей  великодушие  и  сострадательность  к

человечеству  с  толиким  тщанием  старались  превознести".  Необычная   для

Елизаветы жестокость, проявленная в данном случае, позволяет  согласиться  с

предположением ряда авторов о руководивших ею  соображениях  женской  мести.

Говорили, что Н.Ф. Лопухина  затмевала  своей  красотой  императрицу.  Кроме

того, Елизавета испытывала скрытую  неприязнь  ко  всей  семье  Лопухиных  -

родственников первой жены своего отца.

     Впрочем, приведенный выше отзыв Панина, сделанный, по-видимому, намного

позже описанных событий, явился следствием смягчения нравов именно в  период

елизаветинского правления. Императрица по-прежнему руководствовалась  данным

ею обетом, но в вопросе об отмене  смертной  казни  действовала  медленно  и

осторожно. По остроумному замечанию С.И. Викторского,  в  позиции  Елизаветы

проявилась "чисто женская логика в  виде  предпочтения  достичь  своего  без

открытого и излишнего выступления  против  установившихся  взглядов".  Кроме

того,  императрица,  по-видимому,  боялась  увеличить  число   преступлений,

"отнявши страх последнего наказания".

     Десятого мая 1744 года Елизавета Петровна утвердила  доклад  Сената  "О

неотмене смертной казни для воров, разбойников, убийц и делателей  фальшивых

денег", но распорядилась предоставлять все смертные приговоры на "высочайшее

утверждение". Ни один из приговоров не  был  ею  санкционирован;  тем  самым

смертная казнь отменялась не юридически, но фактически.

     Таким образом, Елизавета не решила вопрос о смертной  казни,  а  просто

закрыла  на  него  глаза.  Между  тем  суды  продолжали  выносить   смертные

приговоры, и осужденные накапливались в тюрьмах "до указа". Понадобилось еще

девять лет, прежде чем правительство обратилось к императрице для  получения

исчерпывающих указаний (29 марта 1753  года):  "...Экзекуции  остановлены  и

повелено о таких осуждениях докладывать Вашему Императорскому Величеству.  -

А понеже Ваше Императорское Величество и кроме оного как иностранными, так и

внутренними о распорядках государственных и прочих делами  высочайшею  своею

персоною довольно утруждены, к тому ж ежели и о вышеописанных колодниках,  а

именно о каждом, Вашему Императорскому Величеству от Сената докладывать,  то

никак время к тому доставать  не  будет...  того  ради  всеподданейше  Сенат

просит, не соизволит ли Ваше Императорское Величество высочайший  свой  указ

единожды пожаловать, какое вышеозначенным колодникам наказание  чинить".  Со

своей  стороны  Сенат  предложил  такое  решение:  "не  соизволит  ли   Ваше

Императорское Величество повелеть подлежащих к натуральной  смертной  казни,

чиня жестокое наказание кнутом и вырезав ноздри, поставить на лбу  В,  а  на

щеках - на одной О, а на другой Р и, заклепав в ножные  кандалы,  в  которых

быть им до смерти их, посылать в  вечную  тяжелую  и  всегдашнюю  работу..."

Елизавета Петровна наложила на доклад такую резолюцию: "Быть по сему;  токмо

женам и детям осужденных в вечную работу или в ссылку и в заточение по  силе

указа отца нашего 1720 года августа  16  дня  давать  свободу,  кто  из  них

похочет жить в своих приданых деревнях; буде  же  из  таковых  жен  пожелает

которая идти замуж, таковым с  соизволения  Синода  давать  свободу,  а  для

пропитания их и детей их давать из недвижимого и движимого мужей  их  имения

указанную часть".

     В тот же день был решен еще один затянувшийся вопрос. Одиннадцатого мая

1744 года Елизавета Петровна дала распоряжение Сенату разобраться в значении

понятия  "политическая  смерть"  -  употребительного  приговора  начиная   с

Петровских времен. Сенат после долгого выяснения вопроса  пришел  к  выводу,

что "положительных указов о  том...  не  имеется",  и  29  марта  1753  года

предложил свою трактовку данного понятия.  Елизавета  согласилась  с  ней  и

утвердила сенатский доклад о том, что "политическою смертью должно именовать

то, ежели кто положен будет на плаху или взведен будет на виселицу, а  потом

наказан будет кнутом с вырезанием ноздрей или хотя и без  всякого  наказания

токмо вечной ссылкой". Примечательно, что в этом акте не упоминалось о самом

существенном моменте карания "политической смертью" в прежние времена, когда

осужденному  перед  ссылкой  давали  другое  имя  и  фамилию.  Приговоры   к

"политической смерти" Елизавета Петровна опять же распорядилась представлять

в Сенат, не приводя их в исполнение "до указа".

     Вопрос об отмене смертной казни казался  исчерпанным,  но  30  сентября

1754 года Сенат вновь принял указ "смертной экзекуции до рассмотрения...  не

чинить".  Н.Д.  Сергеевский  резюмировал   противоречия   в   елизаветинском

законодательстве следующим образом: "Смертная казнь была вполне отменена; но

с точки зрения того времени и тогдашних  порядков  она  была  лишь  временно

приостановлена".

     Важно отметить, что в своем  стремлении  никого  "не  казнить  отнятием

жизни" Елизавета Петровна оказалась одинока. Современники называли данный ею

обет "безрассудным". Синод выражал готовность освободить ее от этой  клятвы,

а Сенат одобрил "криминальную"  часть  нового  Уложения,  в  которой  помимо

полного набора существовавших прежде варварских "экзекуций"  рекомендовалось

еще "повешение за ребро" и казнь, еще невиданная в России -  "разорвание  на

части  живого  человека  пятью  лошадьми  за   более   важные   политические

преступления". Елизавета Петровна отказалась утвердить этот закон, появление

которого свидетельствовало о наличии элементов средневекового сознания  даже

у представителей правящей верхушки России.

     Но у более просвещенных современников гуманный обет императрицы вызывал

восторг. Французский адвокат Марешаль в ноябре 1760  года  писал  Елизавете:

"...Невозможно найти удобных слов для  выражения  славных  Ваших  дел.  Если

великие Государи имеют пребывать в памяти  у  смертных,  то  какой  Государь

заслужил оное больше Вашего Величества. Вы  есть  одна  в  свете  монархиня,

которая нашла средства к Государствованию без пролития крови".

     Императрицей предпринимались и другие шаги  по  преодолению  варварских

порядков  в  уголовном  праве.  В  1751  году  были   отменены   пытки   при

расследовании корчемных дел, в  1757  году  запрещено  вырывание  ноздрей  у

преступниц, ссылаемых в Нерчинск, так как "женска пола  колодницы  из  таких

отдаленных в Сибири мест и побегов, и воровства чинить не могут".  Однако  в

целом гуманизм елизаветинского царствования не следует преувеличивать: пытки

применялись в судебно-следственных учреждениях еще довольно широко, особенно

на местах, а оставленные  в  силе  "старинные  наказания  кнутом,  батожьем,

ломкою" нередко  приводили  к  смерти  истязуемых.  В  то  же  время  нельзя

отрицать, что  личная  позиция  Елизаветы  Петровны  в  отношении  казней  и

"особливых жестокостей" немало способствовала гуманизации сознания  общества

по крайней мере на уровне его высших слоев.

 

                            Коронованная женщина

 

     Принадлежность императрицы  к  прекрасному  полу  неизбежно  влияла  на

различные стороны государственной жизни и заметно сказывалась в области быта

и нравов, привлекавшей особенное внимание Елизаветы.  Одиннадцатого  декабря

1742 года она приняла указ о запрещении  носить  дорогую  одежду,  вытканную

золотом и серебром, и кружева свыше  трех  пальцев  шириной.  Старые  платья

разрешено было донашивать, но предписывалось,  во  избежание  тайного  шитья

новых, приносить их в государственные учреждения для клеймения в  незаметных

местах сургучной печатью. Устанавливалась также  допускаемая  цена  нарядов:

она  регламентировалась  рангом  их  владельцев,  а  дамы  носили  платья  в

зависимости  от  чинов  мужей.  Действие  указа   не   распространялось   на

императрицу,  наследника  престола  и  иностранных  дипломатов.  Французский

резидент д'Аллион отмечал, что этому распоряжению  "очень  радуется  русское

дворянство,  которое  разорялось   от   чрезвычайной   роскоши   предшедшего

царствования".

     Появление указа было вызвано финансовыми затруднениями в ходе войны  со

Швецией, поэтому он действовал недолго. В  последующие  годы  роскошь  стала

непременным условием придворной жизни. М.М.  Щербатов  отмечал,  что  "Двор,

подражая или, лучше  сказать,  угождая  императрице,  в  златотканые  одежды

облекался; вельможи изыскивали в одеянии все, что есть богатее, в столе все,

что есть драгоценнее".

     Сама Елизавета приобретению нарядов и украшений придавала очень  важное

значение. Она внимательно следила за прибытием в порт  кораблей  "с  разными

уборами дамскими" и немедленно учиняла осмотр новинок. Ни один купец не имел

права продавать товар, пока императрица не отобрала понравившиеся ей вещи  и

ткани. Она поручала покупку модных материй  и  "галантерей"  для  себя  даже

российским послам за границей, особенно в Париже.

     В Петербурге преимущественным правом  торговли  зарубежной  галантереей

пользовались русские купцы,  "которые  по  праву  мещанства  приобрели  себе

вольность такие товары в своих лавках  продавать,  выписывая  их  из  других

мест". Но несмотря на запреты,  продажей  "новомодных  вещей"  занимались  и

иностранцы. В феврале 1754 года правительство подтвердило  прежние  указы  о

запрещении иностранной торговли "таковыми предметами" в Петербурге. В печати

отмечалось, что данному обстоятельству "способствовала бесстыдность, каковую

некоторая женщина Тардие имела под продерзостнейшими отговорками отказать  в

новомодных галантереях, которых  у  ней  со  стороны  императрицы  требовать

присылало". Поведение продавщицы можно понять: Елизавета  "была  чрезвычайно

скупа в своих покупках" и любила  приобретать  вещи  дешево  или  в  кредит.

Тардье была  даже  арестована,  но  государыня,  "будучи  всегда  к  милости

склонна,  сию  продерзость  ей  простила".  В  этом  эпизоде   примечательна

непоследовательность Елизаветы,  которая  могла  обращаться  за  товарами  к

людям, не имевшим права торговли согласно ее же собственным указам.

     Лишь в последний год  жизни  тяжело  больная  императрица,  потерявшая,

по-видимому,  интерес  к  "новомодным  вещам",  передала  Сенату   повеление

запретить ввоз  из-за  границы  "галантерейных  товаров".  Она  приняла  это

решение, "рассуждая о умножившейся расточительной роскоши  молодых  людей  и

сожалея матерне о том, что молодые дворяне от того крайне разоряются".

     Елизавета  Петровна  искренне  считала  себя  "матерью   подданных"   и

проявляла заботу об их нравственности. Так, стало известно о существовании в

Петербурге "дома свиданий", который  был  устроен  предприимчивой  уроженкой

Саксонии  Анной  Фелькер  по  кличке  Дрезденша,  набравшей   "в   услужение

приезжающим  к  ней  гостям...  множество   недурных   и   молодых   девиц".

Петербургские дамы с некоторых пор  заметили,  что  их  мужья  стали  поздно

возвращаться домой и охладели в своих супружеских чувствах. Жены  обратились

с жалобой к императрице. Действия Елизаветы на  этот  раз  были  быстрыми  и

решительными.  Двадцать  восьмого  июня  1750   года   она   дала   указание

кабинет-министру В.И. Демидову разыскать Дрезденшу и  "взять  под  караул  в

крепость со всею  ее  компаниею".  Арестованная  Анна  Фелькер  под  пытками

назвала места притонов, в которых за три последующих дня было поймано  более

пятидесяти "сводниц и блудниц".  Первого  августа  того  же  года  Елизавета

передала через Демидова приказ Главной полицмейстерской канцелярии  "принять

меры к поимке... всех непотребных женщин и девок", которые скрываются "около

Санкт-Петербурга по  разным  островам  и  местам".  Руководство  борьбой  за

нравственность Елизавета  Петровна  поручила  особой  комиссии  во  главе  с

Демидовым, которая в течение 1750-го и 1751 годов рассмотрела около  двухсот

дел   о   содержании   домов   терпимости,   проституции,    изнасилованиях,

сводничестве,  внебрачных  связях  и  супружеских  изменах.  Основной  мерой

пресечения  нравственных  преступлений  являлась  принудительная  работа  на

казенной полотняной фабрике в деревне Калинкиной под Петербургом, куда  были

отправлены и "красавицы" Анны Фелькер. Двое посетителей ее дома  вопреки  их

желанию были Елизаветой обвенчаны, что, по-видимому, явилось назиданием  для

всех "живущих безбрачно".

     Борьба  за  нравственность  нашла  отражение  и  в  последующих  указах

Елизаветы Петровны. Узнав в апреле 1754 года об изнасиловании  майором  И.М.

Евреиновым крепостной девушки, императрица сначала приказала ему жениться на

ней, но потом разрешила вступить в брак со "сговоренной  уже  невестой"  при

условии, что он выплатит две тысячи рублей "в вознаграждение" пострадавшей.

     Увидев однажды продаваемые в Гостином дворе  табакерки  с  неприличными

рисунками и надписями, Елизавета распорядилась издать специальный  сенатский

указ об изъятии "таковых вещей" из продажи.

     Многие императорские  указы  регламентировали  быт  и  нравы  столичных

городов и способствовали повышению  культуры  их  жителей.  В  Петербурге  и

Москве Елизавета Петровна запретила проводить  кулачные  бои,  содержать  на

больших улицах питейные дома, "в торговых банях...  мужеска  и  женска  пола

людям париться вместе", заводить домашних  медведей,  ездить  на  "бегунах",

произносить в общественных местах  "бранные  слова",  собирать  милостыню  и

посыпать  улицы  можжевельником  во  время  погребальных  процессий.  Любовь

императрицы к культурным увеселениям наложила отпечаток на быт обеих  столиц

и повлияла на психологию их обитателей. Иностранные  наблюдатели  в  феврале

1754 года отмечали, что среди обывателей Петербурга и  Москвы  "всякий  день

говорится  только  о  комедиях,  комических  операх,   интермеццах,   балах,

маскарадах или о других тому подобны забавах".

     Елизавета Петровна следила за состоянием застройки  столичных  городов,

принимая подчас суровые решения о сносе лачуг или уродливых зданий. Сама  же

она стремилась найти  в  архитектуре  удовлетворение  своего  пристрастия  к

красоте, роскоши и великолепию. Созданные по ее заказу грандиозные  творения

Б.В. Растрелли - Большой дворец в Царском Селе  и  Зимний  дворец  -  точнее

всего отражают вкусы Елизаветы, находившей в пышности  и  изяществе  барокко

символ величия своей власти.

 

                         Вершительница судеб Европы

 

     Личная роль Елизаветы Петровны в решении государственных  дел  особенно

заметна  в  сфере  внешней  политики,  во  многом  зависевшей  от  взглядов,

убеждений и симпатий  монарха.  В  момент  воцарения  Елизаветы  шла  война,

которую Швеция начала против России под видом оказания помощи  дочери  Петра

Великого. Но со стороны шведов это был  лишь  предлог  для  агрессии,  целью

которой   являлся   пересмотр   условий   Ништадтского   мира   1721   года.

Главнокомандующий шведской армии К.Э. Левенгаупт согласился на  предложенное

Елизаветой  Петровной  перемирие,  но  заявил,  что  "не  видит  возможности

заключить мир без предварительной уступки Россией всего, что  она  имеет  на

Балтийском море". Это условие  для  Елизаветы  было  заведомо  неприемлемым.

Шетарди, взявший  на  себя  посредничество  в  русско-шведских  переговорах,

напрасно убеждал императрицу  "из  благодарности"  Швеции  удовлетворить  ее

требования. Елизавета  отвечала:  "Что  скажет  русский  народ,  увидя,  что

иностранная принцесса (Анна  Леопольдовна.  -  В.Н.),  мало  заботившаяся  о

пользах России и сделавшаяся  случайно  правительницею,  предпочла,  однако,

войну стыду уступить что-нибудь, а дочь Петра для прекращения той  же  самой

войны соглашается на условия, противные столько  же  благу  России,  сколько

славе ее  отца".  Когда  переговоры  окончательно  зашли  в  тупик,  военные

действия были продолжены и завершились разгромом Швеции, которая по условиям

Абоского мира в августе 1743 года уступила России часть Финляндии.

     В начале царствования Елизаветы Петровны остро стоял  вопрос  о  выборе

внешнеполитической ориентации страны. В это  время  почти  вся  Европа  была

охвачена  войной  за  "австрийское   наследство",   в   которой   причудливо

переплелись династические  интересы  и  взаимные  территориальные  претензии

ведущих держав.  Австрийская  и  венгеро-богемская  королева  Мария  Терезия

отстаивала целостность своих владений и права  на  германский  императорский

титул в борьбе с Пруссией, Францией, Баварией и Испанией и в союзе с Англией

и Голландией. Каждая из воюющих сторон стремилась привлечь на  свою  сторону

Россию, но Австрия и Англия, дружественные  свергнутому  правительству  Анны

Леопольдовны, имели меньше шансов встретить  поддержку  Елизаветы  Петровны,

которая публично выражала свою антипатию к обеим  державам.  В  апреле  1742

года она в присутствии иностранных дипломатов заявила, что  не  нуждается  в

расположении "нищей королевы" Марии  Терезии,  а  в  октябре  того  же  года

сказала, что не выносит звука английского имени и все английское  "будет  ей

всегда противно". Но  охлаждение  русско-французских  отношений  в  связи  с

вопросом о войне со Швецией заставило Елизавету согласиться на заключение  в

декабре 1742 года оборонительного договора с Англией. В то же время  попытка

английской дипломатии обеспечить сближение России с Австрией встретила отказ

российской императрицы. Десятого декабря  1742  года  она  выслушала  письмо

английского посла с предложением включить в союзный трактат статью о  дружбе

обоих дворов с  Марией  Терезией  и  распорядилась  "написать  оной  артикул

по-прежнему и без прибавки о королеве Венгерской".

     Одновременно велись переговоры о союзе с Пруссией, которая в июне  1742

года вышла из войны, отняв у Австрии Силезию. В 1743 году Елизавета Петровна

и прусский король Фридрих II обменялись высшими орденами  своих  государств.

Но благоприятные отношения с Пруссией и неприязнь  к  Австрии  не  заставили

императрицу   поступиться   понятиями   справедливости.    При    заключении

русско-прусского союза в  марте  1743  года  Елизавета  Петровна  отказалась

гарантировать Пруссии присоединение Силезии.

     В январе 1744  года  императрица  подписала  трактат  "о  возобновлении

постановленного в  1733  году  оборонительного  союза"  с  польским  королем

Августом III, являвшимся одновременно курфюрстом Саксонии. Между тем события

в Европе еще более усложнились. Фридрих II под предлогом защиты  германского

императора и баварского курфюрста Карла VII в августе 1744 года ввел  войска

в Саксонию и Богемию, а в конце того же года был заключен  договор  Австрии,

Саксонии, Англии и Голландии с целью общими  силами  отразить  новый  натиск

Пруссии. Накануне этого события 14  декабря  1744  года  Елизавета  Петровна

распорядилась  привести  в  боевую  готовность  иррегулярные  войска  "ввиду

распространяющегося в Европе военного пламени и сильного вооружения соседних

держав". Эти войска, преимущественно казаки  и  калмыки,  вызывали  страх  у

Фридриха II, который подробно расспрашивал о них российского дипломата  И.Л.

Любераса.

     Пруссия и Саксония официально не были в состоянии войны, что  избавляло

Россию от необходимости  следовать  союзническим  обязательствам.  Елизавета

Петровна в то время предпочитала сохранять нейтралитет и соглашалась лишь на

посредничество России в "умирении Европы". Но дальнейшие  события  заставили

императрицу твердо определить свою  внешнеполитическую  позицию.  В  августе

1745 года Пруссия объявила войну Саксонии, и Россия  оказалась  в  состоянии

союза с  враждующими  державами.  Фридрих  II  и  Август  III  обратились  к

российской императрице за помощью друг против друга.

     Девятнадцатого  сентября   1745   года   Елизавета   Петровна   созвала

"конференцию" для обсуждения вопроса: "Надлежит ли  ныне  королю  прусскому,

яко  ближайшему  и  наисильнейшему  соседу,  долее  в   усиление   приходить

допускать?" На  другой  день  участники  совещания  представили  императрице

письменные  мнения,  в  которых  единодушно  высказывались  против  Пруссии.

Третьего октября  того  же  года  на  очередной  "конференции"  мнения  были

зачитаны наряду с письмом прусского посла, в котором  содержалась  очередная

просьба о военной помощи на основании союзного договора.  Выслушав  доклады,

Елизавета заявила, что "случай союза здесь признан быть не может", поскольку

Фридрих II является нарушителем мира. Поэтому  "справедливее  подать  помощь

Саксонии. Сверх того, для русских интересов  усиление  прусского  короля  не

только не полезно, но и опасно". Императрица распорядилась двинуть войска  в

Курляндию и объявить Пруссии, что в случае продолжения  агрессии  она  будет

остановлена силой  русского  оружия.  Подписав  соответствующую  декларацию,

Елизавета  Петровна  "стала  на  колени  перед  образом,  призывая  Бога   в

свидетели, что поступает по  совести  и  справедливо".  Решение  императрицы

определило российскую внешнюю политику более чем на пятнадцать  лет  вперед.

Отныне  доминирующим  ее  направлением  стало  дипломатическое   и   военное

противостояние Пруссии.

     Неблагоприятные погодные условия не позволили русским войскам вмешаться

в германский конфликт, но декларация Елизаветы Петровны ускорила  заключение

мира Пруссии с Австрией и Саксонией.  Внешнеполитическая  ориентация  России

окончательно определилась при подписании в мае 1746 года русско-австрийского

союзного трактата. Договор двух императорских дворов  содержал  положение  о

том, что в случае нового нападения Фридриха II на Австрию Россия поможет  ей

силой своего оружия  вернуть  Силезию.  С  этого  времени  между  Елизаветой

Петровной и Марией Терезией установилась дружба, подкрепляемая неприязнью  к

прусскому королю, который сочинял эпиграммы на обеих императриц  и  позволял

себе неприличные шутки в их адрес.

     После вторичного выхода Пруссии из войны  за  "австрийское  наследство"

она продолжалась между Австрией, Англией и Голландией  с  одной  стороны,  и

Францией и Испанией с другой. Противники австрийского дома одерживали  верх,

и Англия обратилась за помощью к Елизавете Петровне. В ноябре 1747 года была

подписана так называемая "субсидная  конвенция"  между  Россией,  Англией  и

Голландией о предоставлении в распоряжение "морских держав" за большую сумму

денег тридцатитысячного корпуса  русских  войск.  Прибытие  его  на  Рейн  в

следующем году привело к заключению европейского мира. Россия положила конец

восьмилетней войне, не обнажив оружия.

     Однако мир оказался недолгим. В 1756 году началась Семилетняя война,  в

которую была втянута и Россия, выступившая на защиту Австрии против Пруссии.

Этот шаг в немалой степени предопределялся отношением Елизаветы  Петровны  к

Фридриху II. В июле  1756  года  английский  дипломат  Ч.Г.  Уильямс  писал:

"Личная неприязнь императрицы к прусскому королю так мало ею скрывается, что

вспыхивает каждую минуту". Свою ненависть к нему Елизавета мотивировала тем,

что, "во-первых, он не  имеет  религии,  во-вторых,  не  живет  с  женой  и,

в-третьих, не был коронован". Но более всего ее  раздражали  "захватнический

нрав",  вероломство  и  решительность  Фридриха,   которого   она   называла

"скоропостижным королем". Он, в свою очередь, усиливал ненависть  российской

императрицы  нежеланием  сдерживать   присущее   ему   циничное   остроумие.

Современник передает рассказ о том, что по поводу войны с Австрией, Францией

и Россией "король Прусский имел неосторожность выразиться, что имеет дело  с

тремя женщинами: императрицей-королевой (австрийской. - В.Н.),  императрицей

Российской и госпожою Помпадур. Елизавета, затаивши в душе желание мести  за

такую неприличную шутку, решилась энергически вести войну".

     Трудно  с  уверенностью  сказать,  являлось  ли  вступление  России   в

Семилетнюю войну политической ошибкой. Перед страной в то время  стояли  две

альтернативные  задачи:  укрепление  и   расширение   позиций   на   берегах

Балтийского моря  в  борьбе  с  Пруссией  или  решение  "польского  вопроса"

(присоединение  Правобережной  Украины  и  Белоруссии),  возможное  лишь   в

условиях русско-прусского союза. Елизавета Петровна пошла по первому пути, а

ее преемники предпочли второй. В ходе Семилетней войны русские войска заняли

Восточную  Пруссию,  жители  которой  присягнули  на   верность   российской

императрице. Вероятно, подрыв мощи Прусского королевства  мог  изменить  ход

истории, но рассуждения о несостоявшихся событиях малопродуктивны. Самой  же

России шесть лет  тяжелейшей  войны  стоили  огромных  жертв,  а  каких-либо

ощутимых выгод она не получила, поскольку наследник престола Петр  Федорович

после своего воцарения вернул Фридриху II все завоеванные русскими  войсками

территории. И все же война не была бесполезной: победы русского  оружия  над

лучшей армией Европы укрепили международный престиж России и  стали  залогом

ее будущих внешнеполитических успехов.

 

                              Медленный закат

 

     С  1755  года  иностранные  дипломаты  стали  жаловаться  на  особенное

замедление дел в Петербурге: аудиенции откладывались, бумаги  подолгу  ждали

императорской подписи. Причиной этого являлось серьезное ухудшение  здоровья

Елизаветы. Второго октября Уильямс сообщал, что "она кашляет кровью,  у  нее

астма, она кашляет все время, ноги у нее пухнут, и  у  нее  водянка  груди".

Кроме того, стремление скрыть наступающую  старость  заставляло  императрицу

часами трудиться у зеркала над своей внешностью. Между  тем  государственные

дела не могли ждать в условиях сложной международной обстановки, связанной с

ожиданием  и  началом  Семилетней  войны.  Четырнадцатого  марта  1756  года

Елизавета  Петровна  после  долгих   колебаний   согласилась   на   создание

чрезвычайного высшего органа - Конференции  при  высочайшим  дворе,  которая

должна  была  заниматься  разработкой  комплекса  мер,  направленных  против

Пруссии. Членами нового  учреждения  (конференц-министрами)  стали  наиболее

влиятельные и компетентные сановники А.П. и М.П.  Бестужевы-Рюмины,  А.И.  и

П.И. Шуваловы, М.И. Воронцов, Н.Ю. Трубецкой, С.Ф. Апраксин, А.Б. Бутурлин и

М.М. Голицын, а также наследник престола Петр  Федорович.  6  сентября  1756

года Елизавета  Петровна  произвела  Апраксина,  Бутурлина  и  Трубецкого  в

генерал-фельдмаршалы, а Голицына -  в  генерал-адмиралы.  В  том  же  месяце

Апраксин и Михаил Бестужев-Рюмин выбыли из Конференции, поскольку первый  из

них был назначен главнокомандующим действующей армией, а  второй  отправился

во Францию в качестве посла. Петр Федорович почти  не  участвовал  в  работе

учреждения, а с мая 1757 года  перестал  появляться  на  его  заседаниях.  В

декабре того же года из Конференции выбыл тяжело больной Голицын.

     Нежелание Елизаветы Петровны создать  учреждение  наподобие  Верховного

тайного совета или Кабинета министров привело к  тому,  что  Конференция  не

получила официально установленного организационного устройства.  Н.И.  Панин

не без основания считал,  что  она  -  "монстер,  ни  на  что  не  похожий",

поскольку  "не  было  в  ней   ничего   учрежденного,   следовательно,   все

безответное".  Императрица  не  приняла  никакого  устава  или   регламента,

определяющего функции, компетенцию, штат и структуру нового высшего  органа,

поэтому   все   детали    его    устройства    были    установлены    самими

конференц-министрами в ходе практической работы.  Круг  ведения  Конференции

определялся ею столь  же  произвольно  и  включал  в  себя  дипломатические,

военные, финансовые, административные и прочие дела, которые не всегда имели

отношение  к  войне  России  с  Пруссией.  Кроме  того,  Елизавета  Петровна

использовала это учреждение для скорейшего проведения  в  жизнь  "высочайших

повелений" по самым разнообразным вопросам, попадавшим  в  поле  ее  зрения.

"Изустные"  именные  указы  объявляли  на   заседаниях   конференц-министров

преимущественно Петр и Александр Шуваловы  и  Бутурлин,  являвшиеся,  помимо

всех своих должностей, генерал-адъютантами императрицы и посменно дежурившие

у  ее  покоев  на  случай  "самонужнейших  ее  величества  поручений".  Реже

Елизавета передавала Конференции свои указы через Трубецкого, Воронцова  или

Ивана Шувалова, который в таких случаях являлся на "министерские заседания".

Большинство текущих дел  Конференция  решала  самостоятельно,  но  важнейшие

вопросы докладывались императрице, и она выносила по ним свои резолюции.

     Примерно один раз  в  три  месяца  Елизавета  лично  присутствовала  на

заседаниях конференц-министров, которые в таких случаях  старались  добиться

от нее решения наиболее важных дел. В числе их был  вопрос  о  секуляризации

монастырских земель, возобновленный в связи с трудностями военного  времени.

Непосредственным поводом для этого  послужили  отказы  монастырских  властей

принимать "для пропитания" отставных офицеров и солдат, как было принято еще

с петровского времени. Восемнадцатого  января  1757  года  Елизавета  строго

указала определять отставных в монастыри, "не чиня ни малейшего в содержании

их  оскорбления  под  опасением...  тяжкого  гнева  и  штрафа".  Проявленное

императрицей недовольство было использовано конференц-министрами,  сумевшими

увязать вопрос об оставленных без приюта ветеранах с необходимостью введения

светского управления в монастырских вотчинах. Тридцатого  сентября  того  же

года  на  заседании  Конференции  Елизавета  Петровна  приняла  решение   об

установлении контроля над  доходами  русской  Церкви  и  отчислении  из  них

средств на создание "инвалидных домов".  Она  распорядилась  также  передать

монастырские имения под управление отставных офицеров, "дабы духовный чин не

был отягощаем мирскими попечениями". При Елизавете эти указания  осуществить

уже  не  удалось,  но  они  стали  юридической   основой   для   решительных

секуляризационных мер Петра III.

     Императрица присутствовала в Конференции 30 сентября 1757 года,  только

что оправившись после сильного приступа болезни. Восьмого сентября в Царском

Селе она упала в обморок и более  двух  часов  оставалась  в  бесчувственном

состоянии, а потом в  течение  нескольких  дней  с  трудом  владела  языком.

Болезнь Елизаветы,  казавшаяся  смертельной,  заставляла  многих  сановников

задумываться  о  будущем.  Активнее  других  оказался  А.П.  Бестужев-Рюмин,

который сделал ставку на Екатерину и разработал проект ее воцарения в  обход

Петра Федоровича, хотя  сама  она  в  то  время  больше  рассчитывала  стать

соправительницей мужа. Друг канцлера Апраксин оттягивал решительные действия

против Пруссии, предполагая изменения  внешнеполитического  курса  страны  в

случае   смерти   Елизаветы   Петровны.    Бестужев    в    своих    письмах

главнокомандующему убеждал его не откладывать начало кампании и для  большей

убедительности  попросил   Екатерину   письменно   присоединиться   к   этим

увещеваниям. Девятнадцатого августа 1757 года русская армия одержала  победу

над пруссаками у деревни Гросс-Егерсдорф, но затем Апраксин начал  поспешное

отступление, совпавшее по времени с обострением  болезни  Елизаветы.  Однако

она поправилась и 16 октября сместила Апраксина с поста  главнокомандующего,

а затем отдала приказ о его аресте по обвинению в измене. В ходе следствия у

него были найдены письма Бестужева  и  Екатерины,  что  дало  основание  для

ареста канцлера 14 февраля 1758 года. Письма Апраксину не  содержали  ничего

предосудительного, а другие бумаги Бестужев успел  сжечь.  Но,  несмотря  на

отсутствие улик, следственная комиссия в  составе  трех  врагов  канцлера  -

Бутурлина,  Трубецкого  и  Александра  Шувалова  -  больше   года   пыталась

изобличить его в  государственных  преступлениях.  В  конце  концов  он  был

обвинен в "оскорблении Величества" все на том же основании, что давал советы

главнокомандующему  и  просил  подтверждения  их  у  Екатерины.   Это   было

представлено так, будто  бы  он  "вводил  соправителей  и  сам  соправителем

делался", осмелившись посылать рекомендации Апраксину, словно тому мало было

императорских указов о немедленном начале военных действий.  Таким  образом,

расчет врагов Бестужева был сделан на щепетильность  Елизаветы  в  отношении

своей самодержавной власти.  Комиссия  приговорила  обвиняемого  к  смертной

казни, которую императрица заменила ссылкой в деревню.  Екатерину  Елизавета

Петровна дважды допрашивала лично и, по всей видимости,  не  поверила  в  ее

невиновность, но не стала ничего против нее предпринимать. Что  же  касается

Апраксина, то он не дождался окончания следствия и умер 6 августа 1758 года.

     Интриги Бестужева-Рюмина в вопросе о  престолонаследии  явились  скорее

поводом, чем  причиной  его  падения,  которое  было  предопределено  резким

изменением международной ситуации накануне Семилетней войны. Канцлер  строил

свою "политическую систему" на союзе с Австрией и Англией  и  противостоянии

Пруссии и Франции. Но в январе 1756 года английский король Георг II заключил

дружественный договор с Фридрихом II,  после  чего  Австрия  была  вынуждена

вступить в союз с Францией. Система Бестужева рухнула, но он со свойственным

ему упрямством продолжал настаивать на получении Россией английских субсидий

и противился ее сближению с Францией. До  того  времени  Елизавета  Петровна

полностью доверяла опыту и способностям канцлера, считала его незаменимым  и

оберегала от нападок недоброжелателей. Она  сходилась  с  ним  во  мнении  о

необходимости противостоять Пруссии. Но  враждебное  отношение  Бестужева  к

Франции  шло   вразрез   с   симпатиями   императрицы,   которая   следовала

антифранцузскому курсу лишь  в  силу  условий  международной  жизни.  Теперь

условия изменились, и канцлер стал помехой той политике,  которую  Елизавета

Петровна не без основания считала разумной. Сторонники сближения с  Францией

во главе с Иваном Шуваловым и Михаилом  Воронцовым  ждали  лишь  повода  для

устранения Бестужева-Рюмина, и он по  неосторожности  сам  его  предоставил.

Падение Бестужева открыло Воронцову путь к вершине карьеры: 23 октября  1758

года Елизавета произвела его в канцлеры.

     Последние годы елизаветинского правления отмечены усилением должностных

злоупотреблений, виновником которых современники называли Петра Шувалова. По

словам М.М. Щербатова, "с возвышением его неправосудие чинилось с наглостью,

законы стали презираться, и мздоимства стали явные. Ибо довольно  было  быть

любиму и защищаему им, графом Шуваловым... чтобы, не страшася ничего, всякие

неправосудия делать и народ взятками разорять.  Самый  Сенат,  трепетав  его

власти, принужден был хотениям его  повиноваться...".  В  других  источниках

виновниками усилившейся коррупции называются наряду  с  П.И.  Шуваловым  его

друзья: генерал-прокурор Сената Н.Ю. Трубецкой и обер-прокурор А.И.  Глебов.

В купечестве рассуждали о том, что "челобитчики  плачут  на  сенаторов,  что

праведного суда нет, все воры, а она (Елизавета. - В.Н.) только  и  говорит:

"Что мне с Сенатом делать, что мне с Сенатом делать?" И.И. Шувалов призывал:

"Всемилостивейшая государыня, воззрите на плачевное многих людей  состояние,

стенящих под игом неправосудия, нападков, грабежей и разорениев".

     В  середине  1760  года  Елизавета  Петровна  предприняла  ряд  мер  по

устранению  злоупотреблений  и  упорядочению   кадров   высших   чиновников.

Конференция получила  распоряжение  императрицы  представить  кандидатов  на

вакантные должности в государственном аппарате и подготовила соответствующий

доклад.    Елизавета    Петровна    не    согласилась    с    рекомендациями

конференц-министров в одиннадцати случаях из  пятидесяти  восьми.  Например,

она отказалась сделать членами Конференции своих фаворитов А.Г. Разумовского

и И.И. Шувалова, а на должность вице-президента  Мануфактур-коллегии  вместо

рекомендованного немца назначила по своему обыкновению  русского.  Елизавета

сместила с прокурорских постов  в  Сенате  Трубецкого  и  Глебова,  назначив

генерал-прокурором  известного  своей  принципиальностью  Я.П.   Шаховского,

который одновременно стал членом Конференции.  Место  обер-прокурора  Сената

получил ближайший друг И.И. Шувалова И.Г. Чернышев. Но снятые  с  должностей

чиновники получили не менее почетные назначения  в  строгом  соответствии  с

прежними  рангами.  Трубецкой  занял  вакантное  место  президента   Военной

коллегии и стал сенатором, а Глебов  был  назначен  генерал-кригс-комиссаром

(руководителем снабжения  армии),  кем  до  него  являлся  Шаховской.  Сенат

пополнился новыми членами,  в  числе  которых  были  как  личный  враг  П.И.

Шувалова Р.И. Воронцов, так и  А.И.  Шувалов.  В  целом  все  эти  тщательно

продуманные назначения никому не дали повода для обиды, но  в  то  же  время

уравновесили чрезмерное влияние Петра Шувалова и его друзей. Указ о кадровых

перемещениях  был  подписан  Елизаветой  Петровной  16  августа  1760   года

одновременно с указом "О употреблении Сенату всех способов к  восстановлению

везде надлежащего порядка и народного благосостояния". В этом  императорском

акте  отмечалось,  что  "установленные  многие  законы  для   блаженства   и

благосостояния Государства своего исполнения не имеют  от  внутренних  общих

неприятелей, которые свою незаконную прибыль присяге и чести предпочитают...

Несытая алчба корысти до того дошла, что некоторые  места,  учрежденные  для

правосудия, сделались торжищем, лихоимство и пристрастие - предводительством

судей, а потворство и упущение - одобрение беззаконникам; в таком  достойном

сожаления состоянии находятся многие дела в Государстве и бедные  утесненные

неправосудием люди, о чем Мы чувствительно соболезнуем, как  и  о  том,  что

Наша  кротость  и  умеренность  в  наказании  преступников  такое   Нам   от

неблагодарности приносит воздеяние". Сенату императрица  повелевала  принять

меры "к пресечению общего вреда" и "все силы свои и  старания  употребить  к

восстановлению желанного народного благосостояния".

     На другой день Конференция подала  императрице  доклад  о  повышении  в

чинах ряда лиц, в  числе  которых  значились  губернаторы  А.  Пушкин  и  П.

Салтыков. Но Елизавета, напротив того, приказала  расследовать  деятельность

их обоих, так как они "свои губернии разорили или разграбили".

     Это  были  последние  всплески  государственной  активности   Елизаветы

Петровны. Конец 1760-го и 1761 год  прошли  в  мучительной  борьбе  стойкого

организма императрицы с несколькими тяжелыми недугами, постепенно  сводящими

ее в могилу.  Помимо  астмы  и,  вероятно,  диабета,  Елизавета  Петровна  в

последний год своей жизни ежемесячно страдала  припадками  эпилепсии,  после

которых по нескольку дней пребывала в бесчувственном состоянии. Двенадцатого

декабря 1761 года "вдруг сделалась  с  нею  прежестокая  рвота  с  кашлем  и

кровохарканьем". Врачи прибегли к кровопусканию  и  увидели,  что  "во  всей

крови ее было  уже  великое  воспаление".  В  последующие  недели  Елизавета

Петровна испытывала ужасные  мучения,  которые  переносила  с  твердостью  и

христианским смирением, говоря, что "страдания сии слишком легки в сравнении

с ее грехами".  Умирающая  императрица  иногда  находила  в  себе  силы  для

государственных дел, и  одно  из  последних  ее  решений  было  продиктовано

заботой о  простом  народе.  Шестнадцатого  декабря  она  объявила  амнистию

виновным в корчемной продаже соли и приказала Сенату изыскать  средства  для

замены обременяющего народ соляного сбора. Почувствовав наступающую кончину,

Елизавета Петровна исповедалась, причастилась,  соборовалась  и  вечером  24

декабря приказала дважды прочесть себе отходную молитву, повторяя  ее  слова

вслед за священником. Она умерла на следующий день в праздник Рождества.

     Добрая  память  о  дочери  Петра  Великого  сохранилась  в  сердцах  ее

подданных и перешла  к  последующим  поколениям.  Старший  современник  А.С.

Пушкина Ф.Ф. Вигель писал: "Я знавал людей,  кои  помнили  еще  царствование

Елизаветы Петровны и со слезами умиления вспоминали о нем... Ей было  ведомо

искусство делать подданных счастливыми и заставлять чужие народы уважать имя

русское". П.И. Бартенев рассказывал, как однажды Александр III спросил  его,

"правда ли, что преподававший ему  некогда  Русскую  Историю  С.М.  Соловьев

переносил свою приверженность с Екатерины на императрицу Елисавету Петровну.

Я в ответ позволил себе сказать, что, как человек Русский, Соловьев  не  мог

относиться к этой Государыне иначе как с благодарным сочувствием... Знавал я

стариков, говоривших, что их отцы называли Елизавету Петровну мудрою,  тогда

как Екатерину мудреною".

     Дочь Петра Великого вряд ли  можно  признать  выдающимся  человеком  по

талантам и трудолюбию, поскольку  ее  личная  инициатива  в  государственных

делах прослеживается слабо. В большинстве случаев императрица отзывалась  на

потребности текущего момента, следуя рекомендациям своих советников. В целом

ее  политике  свойствен  умеренный  консерватизм  с  оглядкой  на  ориентиры

петровской эпохи. Стремление к собственному реформаторству  было  ей  чуждо,

хотя она и удовлетворяла многие насущные нужды страны. По складу характера и

мышления Елизавета являлась реалисткой: она прекрасно разбиралась в людях  и

трезво   оценивала   происходящее.   Ей   практически   не   присущи   такие

распространенные черты правителей, как упрямство и самодурство, поскольку  в

большинстве случаев она умела отделять свои пристрастия и  предубеждения  от

интересов  дела  и  руководствовалась  здравым   смыслом.   Осторожность   и

недоверчивость  предохраняли  ее  от  ошибок,  а  природный  ум  и  интуиция

подсказывали правильные решения. Дочь Петра I глубоко чтила память  великого

отца и искренне считала себя продолжательницей его дел, находя уже  в  самом

своем  происхождении  обоснование  величия  собственной  власти.  Неглавными

двигателями  государственной  деятельности   Елизаветы   Петровны   являлись

убежденный патриотизм и сознание своей миссии монарха.

 

     В. Наумов

 

 

СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ:  Романовы. Династия русских царей и императоров

 

Смотрите также:

 

Императрица Елизавета Петровна

Елизаве́та Петро́вна (29 декабря 1709 — 5 января 1762) — российская императрица (1741—1762), незаконнорожденная дочь Петра I и Марты Скавронской.

 

Анекдоты. Елизавета Петровна

«Государыня {Елизавета Петровна),— сказал он (генерал-полицмейстер А. Д. Татищев) придворным, съехавшимся во дворец,— чрезвычайно огорчена донесениями...

 

Елизавета Петровна, императрица и самодержиц всероссийская

91. ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА. императрица и самодержиц всероссийская.

 

Императрица Елизавета Петровна и король Людовик 15. Исторический...

8. При императрице Елизавете вновь возникла мысль о породнении с Бурбонами... 9. Три просьбы императрицы Елизаветы к Людовику 15...

 

Императрица Елизавета Петровна

казание о венчании русских царей и императоров. Императрица Елизавета Петровна. Следующая страница >>>.

 

СЕРГЕЙ СОЛОВЬЕВ. Царствование Елизаветы Петровны.

она вызвала четырнадцатилетнего племянника своего, сына Анны Петровны
Императрица Елизавета Петровна. Императрица Екатерина Вторая.

 

Коронация Елизаветы Петровны

казание о венчании русских царей и императоров. Императрица Елизавета Петровна. Следующая страница >>>.

 

ЗАХВАТ ТРОНА ДОЧЕРЬЮ ПЕТРА Первого. Начало масонства в России

Нарушив присягу, Елизавета Петровна "секретнейшим" указом от 7. декабря 1742 года потребовала такую же присягу от Анны Леопольдовны: "чтоб.

 

Императрица Елизавета Петровна

Письма фельдмаршала Миниха из Сибири. <<< Письма фельдмаршала Миниха из Сибири Следующая страница >>>. Раздел: Букинистика: Старинные книги и периодика (репринты).