Гибель Аральского моря. Аральский синдром в науке и средствах массовой информации

 

  Вся электронная библиотека >>>

 Аральское море >>>

    

 

Аральская катастрофа


Раздел: Наука

 

Аральский синдром в науке и средствах массовой информации

  

«Кто считал, сколько предрассудков мы впитываем порами кожи от окружающих?» — восклицает Редьярд Киплинг. Очень точное слово: предрассудок. Оно стоит перед рассудком, впереди и потому не поддается осознанию. Ведь мы впитали его «порами кожи».

Трагедия Арала — во многом трагедия предрассудков. В публикациях, хлынувших через шлюзы гласности, нагромождено так много неточностей, тенденциозностей, тонкого и толстого вранья или увертливого умолчания, что поневоле задумаешься. Какая сила заставляет людей так искренне и так добросовестно подтасовывать факты? Неужели лишь грубый меркантильный интерес или инстинкт самосохранения?

Мне кажется, нет. Произошла глубинная катастрофа в культуре и идеологии, сбилась точка отсчета в шкале моральных ценностей и ложь — поскольку она, конечно, служит благой цели! — оказалась превыше правды. Главный предрассудок, о который мы спотыкаемся на пути к Аралу, формулируется так: «Правда хороша лишь до тех пор, пока она служит нашему делу». Что значит «нашему», увидим позже.

В октябре 1983 года Институтом географии АН СССР, СОПСом Госплана СССР и Союзгилровод- хозом была составлена докладная записка «О деградации экосистем Аральского моря, дельт Амударьи и Сырдарьи и антропогенном опустынивании Приаралья, вызванном безвозвратным изъятием стока среднеазиатских рек...» В записке более чем сдержанно — если мерить сегодняшними мерками — ставился вопрос о нежелательности дальнейшего расширения орошаемых площадей и сообщалось о тяжелом положении Арала. Минводхоз СССР реагировал быстро и очень агрессивно. Бывший министр Н. Ф. Васильев обвинил авторов записки в том, что она «содержит ряд необоснованных и предвзятых суждений... которые неправильно отражают существо важной народнохозяйственной проблемы и не дают каких-либо конструктивных предложений...». Одновременно появилась рецензия, подписанная семью академиками и членами- корреспондентами ВАСХНИЛ, которые в большинстве своем никогда не занимались Аралом, но посвятили свои усилия проблемам орошения и мелиорации. Другими словами, все семеро было связаны с Минводхозом.

О чем пишут уважаемые рецензенты? Для начала они обвиняют авторов в «...тенденциозности, прослеживающейся от названия записки до последней ее строки», а затем переходят к политическим обвинениям. Сопоставление судьбы Арала с судьбой орошения Средней Азии они именуют «наивным и антигосударственным делом», после чего упоминают о тенденциозности и «дезориентации общественного мнения».

Трудно понять, как служебная записка, пущенная по закрытым каналам административной системы в 1983 году, была способна дезориентировать общественное мнение. До общественности она так и не дошла, а теперь и не дойдет — ее содержание куда скромнее того, что ныне публикуется в открытой печати. Слова рецензентов — всего лишь заградительный огонь. Их стоит проанализировать как хороший пример реакции ведомственной науки на угрозу родному учреждению.

«Раньше сток Амударьи по руслу Узбой поступал не в Аральское, а в Каспийское море, площадь и объем Арала были значительно меньше. Несмотря на это, в Приаралье процветали древнейшие цивилизации, такие, как Согдиана и другие», — пишут в рецензии академики ВАСХНИЛ Б. Б. Шумаков (Москва), Л. Г. Ба- лаев (Москва), К. Ф. Артамонов (Фрунзе), Ц, Е. Мирцхулава (Тбилиси), А. И. Мурашко (Минск) и члены-корреспонденты той же Академии С. М. Мухамеджанов (Алма-Ата) и А. М. Мухамедов (Ташкент).

Но Согдиана, столицей которой, как считают, был город Мара- канда (ныне Самарканд), вообще не имела отношения к Приаралью. Она занимала территорию предгорий южного Узбекистана и Таджикистана. В Приаралье же в ту пору жили кочевники массагеты, которые легко мигрировали в зависимости от смены природных условий и почему-то не захотели оставить после себя памятников «древнейшей цивилизации», чтобы поддержать тезис ученых-мелиораторов.

Цивилизация, всерьез тяготеющая к Аралу, — древний Хорезм, который существовал через тысячу лет после Согдианы. Но он-то как раз во времена оживления Узбоя и стока Амударьи в Каспий переживал период глубокого упадка и деградации. Кроме того, море для Хорезма имело совсем не то значение, которое сегодня имеет для Каракалпакии или Кзыл- Ординской области Казахстана. Хорезм кормился от реки, а не от Арала. Недопустимая подмена понятий.

Наконец, по рукаву Узбой в Каспий поступал не весь сток Амударьи, а не более 20—25 процентов, что установлено по пропускной способности и размерам русла...

Слова, пустые слова, которые авторы рецензии безразлично произносят, чтобы подкрепить заранее ясный для них вывод.

Что касается современных негативных процессов вокруг моря, то они, по мнению академиков, вызваны «серией острозасушливых лет», а также такими явлениями, как перевыпас скота, бесконтрольный самоизлив воды из артезианских колодцев, появление неупорядоченной сети грунтовых дорог на Устюрте... Чем угодно, но не деятельностью Минвод- хоза.

Даже если бы все известные на сегодня и прогнозируемые на завтра запасы подземных вод в Приаралье (около 1,5—2 миллионов кубометров в сутки, по данным Комиссии Ю. А. Израэля. Метеорология и гидрогеология.— 1988 — № 9) вдруг «бесконтрольно самоизлились», а излившаяся вода вся испарилась, за год потери составили бы около половины кубокилометра. Реки же за 30 лет недодали региону около 700 кубо- километров воды. Море недобирает 35—40 кубокилометров в год, затрачиваемых на орошение, но рецензенты этого не видят, указывая перстом на фонтанирующие артезианские колодцы.

Грунтовые дороги, равно как и перевыпас, ландшафта, конечно, не улучшают. Но винить их в опустынивании Приаралья все равно что кивать на комара, когда человек гибнет от потери крови. Не менее хорошо известно, что «серия острозасушливых лет» украла у моря лишь 20 процентов недостающей воды, в то время как мелиораторы — остальные 80 процентов. Рецензенты не могут всего этого не знать. И все-таки пишут, имея в виду перечисленные комариные укусы: «...в результате недоучета этих факторов складывается и широко проповедуется мнение о том, что интенсификация орошаемого земледелия в Средней Азии является антагонистом и разрушителем природных комплексов в бассейне Аральского моря».

Слово-то какое: «проповедуется!» Хоть краешком, а задеть. Но, рассудить по чести, разве эта проповедь ложна?

Не откуда-нибудь, а из этой основополагающей рецензии перекочевала в отчет правительственной комиссии Ю. А. Израэ *я, а затем разошлась по большому числу газетных и журнальных статей фраза: «Продукция сельского хозяйства в регионе возросла с 1950 года — периода ненарушенного гидрологического цикла Аральского моря в 4 раза — с 3,8 миллиарда рублей до 15,8 миллиарда рублей. При этом национальный доход на душу населения по республикам Средней Азии, несмотря на постоянный рост населения на 3,2 процента в год, вырос в 1,8 раза».

Почему с 1950 года? Ведь ненарушенным гидрологический цикл был и в 1960-м. Более того, в 1960 году Арал поднялся на 0,8 метра по сравнению с 1950-м! Вот и сравнивали бы прибытки с благополучным годом, когда и море было на месте, и каналострое- ние только начиналось. Нет, берут 1950-й. Иначе прирост будет всего в 2 раза, а не в 4. Ведь то был год глубокого послевоенного спада экономики. Тогда почему бы не взять за точку отсчета 1920-й?

Настоящая деградация моря началась в середине 60-х годов. Если до 1965 года в Средней Азии орошалось 4,5 миллиона гектаров и тратилось на это 50—55 кубоки- лометров воды, то за следующие 25 лет добавилось еще 2,5— 2,7 миллиона гектаров и ушло еще 50 кубокилометров. Вот реальная оценка эффективности усилий Минводхоза и Агропрома.

25 ноября 1988 года на встрече участников экспедиции «Арал-88» с руководством Минводхоза инициатору рецензии, академику Б. Б. Шумакову (он, хотя официально не входит в министерскую команду, сидел среди «своих») был задан вопрос:

—        Вы и сегодня считаете защиту Арала и борьбу против расширения орошаемых площадей «наивным и антигосударственным делом»?

—        Нет, — после легкого замешательства ответил независимый эксперт. — Теперь не считаю. Изменилась ситуация. Тогда планировалась переброска части стока из Сибири, теперь государственная политика другая...

—        Значит, изменились взгляды правительства, и вы сменили свои представления об антигосударственных действиях?

—        Конечно.

Вот и еще один человек перестроился...

Чтобы стабилизировать Арал хотя бы в сегодняшнем, урезанном виде, надо минимум 30— 35 кубокилометров воды в год. Правительственные документы обещают всего лишь 20, да и то к концу века. Спрашиваем Н. Ф. Васильева (в ту пору еще министра):

—        Вы же понимаете, что постановление не спасет Арал. Давайте так прямо и скажем об этом?!

—        Постановление принято после всестороннего обсуждения, оно взвешено и объективно, — отвечает министр. — Цифры запланированного стока опубликованы, и мы гарантируем их выполнение. Что касается прогноза, то каждый может, исходя из этих цифр и здравого смысла, предвидеть развитие событий.

Ладно, политику иногда приходится играть в прятки. Но когда этим занимается наука, для оправдания места не находится. Остается сделать вывод: мы у себя в стране вырастили экзотический цветок субнауки, облик которой определяется не верностью факту, а верностью флагу. Лысенковские корни ушли гораздо глубже, чем кажется.

Даже старающийся быть непредвзятым Л. Эпштейн, защищающий интересы Минводхоза из любви к чистой объективности (Звезда Востока. — 1987. — № 12), выглядит не слишком убедительно. Он прав, когда указывает на двукратный рост населения региона за последние 25 лет. Он прав, когда условно прогнозирует снижение удельной площади орошаемой пашни в расчете на душу населения с 0,25 гектара в 1965 году до 0,14 гектара в 1985 году — не будь, понятно, новых каналов. Но поскольку каналы все же построены, пишет заслуженный ирригатор, на ту же самую душу приходится целых 0,21 гектара. Вот на что потрачены силы Арала.

Да, но!.. Во-первых, на новых гектарах удельный урожай стал меньше. Во-вторых, приведена в негодность очень значительная часть старых площадей, так что орошение превратилось чуть ли не в переложное — засоленные земли бросаем, новые осваиваем. В-третьих, и это главное, куда такая пропасть земли? Ведь это только звучит страшно — съехать с 25 соток на 14, почти вдвое. А если вдуматься? В расчет входят и старики, и младенцы, и горожане... На один-то рот 14 соток! При этом только орошаемой пашни, а ведь есть еще богара, где тоже растет пшеница и овцы пасутся. Неужели мало, чтобы нормально жить? Ясно, огромные площади под хлопчатником. Но, чтобы освободиться от гипноза цифр, посмотрим на Японию, где на человека приходится лишь 4 сотки (А в а - к я н, Полюшкин// Водные ресурсы. — 1988 — № 5). Всего, а не только орошаемой пашни! И ничего, живут как-то со своим 120-миллионным           населением.

Правда, за хлопковую независимость не борются. Предпочитают компьютерную.

Понятно, Япония далеко. Но все равно, так ли уж страшна угроза сокращения удельных площадей, которой пугает публицист? Может, надо было не наращивать орошение, а заняться интенсификацией? Тогда 14 соток, полагаю, хватило бы. Хватило бы и 10 (в 2 с половиной раза больше, чем в

Японии, и практически столько же, сколько сейчас в Таджикистане). Но что бы тогда делать Минводхо- зу и целому ряду других достойных учреждений?

Точно так же обстоит дело с нормами полива, которые в 2— 3 раза завышены. Л. Эпштейн убеждает читателя, что «...с развитием орошения и увеличением степени освоенности территории возможности... естественного дренирования («сухого дренажа») оказались исчерпаны, поэтому уровень соленых грунтовых вод начал катастрофически подниматься... Этого можно избежать, если при поливе расходовать воду в количествах, значительно (1,5—2,5 раза) превышающих расчетные оросительные нормы. Таким путем создается «пресная подушка», которая оттесняет в глубину соленые грунтовые воды».

Еще в начале века М. Бушуев, «вневедомственный» почвовед и мелиоратор старой школы, у которого шкала моральных ценностей не была сплющена молотом торжествующей идеологии, просто и честно писал о том, что серьезное орошение без глубокого дренажа убийственно. Это было яснее ясного еще в приснопамятном 1913 году и даже раньше. Не нужны семь пядей во лбу, чтобы понять: если мы закачиваем в ландшафт в 10 раз больше воды, чем в естественных условиях, то надо как-то помочь ему переработать и отвести избыток.

Не пронзительность ума здесь требовалась, а элементарная честность — один кусок заболотили, другой засолили, надо хоть перед третьим остановиться, сообразить, где и что не так. Между прочим, именно так и шло дело в Голодной степи перед первой мировой войной. Столыпинская реформа направила туда из России состоятельных мужиков (каждый должен был иметь не менее 1000 рублей имущества). Многие по неумению и жадности загубили почву излишними поливами, разорили себя, изуродовали ландшафт, развели малярию. Другие, поумней, сумели понять и принять простые и толковые правила, которые «проповедовал» тот же М. Бушуев. Или сами нащупали режим работы. И вышли в крупные капиталисты. За 3—5 лет сложилась нормальная пирамида капиталистической собственности: 10 процентов наиболее разумных и удачливых хозяев прибрали к рукам половину всей орошаемой земли и вели на ней высокоэффективное хозяйство. Каналы тех лет до сих пор верой и правдой служат в Голодной степи. Не хуже иных минводхозовских. В этом, смею думать, и корень проблем. Не расширять и увеличивать, накручивая кубометры земляных работ, а думать и оптимизировать технологию.

Хочет того Л. Эпштейн или нет, но, говоря о дополнительной подушке пресных вод, он смотрит на землю Средней Азии как душевный бригадир на рабочего- сдельщика в понедельник утром. «Видите, он стоять не может и руки трясутся. Нехорошо, конечно. Но без утренней дозы толку от него не ждите...» Двойная-трой- ная доза орошения необходима, чтобы встряхнуть землю, превращенную в алкоголика, и заставить ее работать. Хотя бы до следующего понедельника. Соли отжимаются пресной подушкой в почву. Но одновременно еще больше увеличивается объем грунтовых вод, и через год прошлогодняя «пресная подушка» фонтанирует из- под земли с новой силой. Однако теперь уже она горька от солей! Не надо было в свое время экономить на дренаже.

Все это хрестоматийные истины. Сам Л. Эпштейн прекрасно видит, где корень зла: «Отсутствует хозяйственный механизм, обеспечивающий стремление во- допотребителей к экономному использованию водных ресурсов». Верно. И земельных ресурсов. И трудовых тоже. Зато присутствует механизм, обеспечивающий стремление ведомства побыстрее расплескать воду региона и развести перед общественностью и правительством руками: «Вода йок! Давай, хозяин, 40 миллиардов на переброску!» Вот на мельницу этого механизма и льет воду служебная публицистика, выросшая под тем же солнцем, что и служебная наука.

Скучно ловить за руку вялых защитников ведомственного интереса. Иное дело их оппоненты. Они заряжены энергией бескорыстной веры. Не совсем, правда, бескорыстной, ибо нельзя сбрасывать со счетов такое явление, как политический капитал, который легко наживается на сокрушительной критике устоев. В условиях инфляции он дороже денег. Трагедия Арала служит хорошим трамплином для карьеры общественного деятеля. Да и журналистам здесь есть что поискать.

Пять деятельных защитников Арала, членов комитета по спасению моря из Узбекистана 19 ноября 1987 года публикуют в «Советской культуре» статью под названием «Арал должен жить». По тексту щедро рассыпаны восклицательные знаки: на 25 абзацев их оказалось 23. Никто авторов не неволил, они сами выбрали испытанный жанр юбилейных призывов, хоть и с обратным знаком.

«Особенно тяжелое время для Арала наступило с вводом в строй Каракумского канала, отнявшего у Амударьи чуть ли не половину ее годового стока...» Право, это уж слишком громко. Действительно, Каракумский канал остается самым крупным водозабором на Аму- дарье и потребляет в год от 12 (официальные данные, видимо, заниженные) до 15 (экспертные оценки) кубокилометров воды. Но в любом случае это не «чуть ли не половина», а всего 25 процентов стока реки в месте водозабора. Тоже не пустяк. Но все же разница, тем более что пишут авторы из Узбекистана, а обвиняют канал, принадлежащий соседней Туркмении. Тут надо быть предельно корректным.

Так же построено в статье обвинение против нового канала по землям Хорезмской и Ташаузской областей — так называемой Ташаузской ветки. Сразу скажу, автор этих строк полностью солидарен с противниками «ветки» — зряшная трата денег, материалов, сил и амударьинской воды. Но не о том речь! Ташаузская область принадлежит Туркменской ССР. Между ней и Амударьей, единственной водной артерией региона, лежат территории Хорезмской области. Это уже Узбекистан. От реки через Хорезм к Ташаузу идут каналы. Значит, вода в Туркмению приходит, во-первых, сильно разбавленная бытовыми и сельскохозяйственными стоками с территории плотно заселенного оазиса. Вода, которую уже один раз пили, как выразился врач экспедиции «Арал- 88» А. Д. Дериглазов. Во-вторых, она приходит не вовремя. В страду, когда надо поливать, жители верховьев, не стесняясь, берут себе сколько надо, а поля в Ташаузе остаются сухими. Позже им возвращают долг — но дорога ложка к обеду. В-третьих, туркменская территория служит областью сброса избыточных хозяйственных вод Хорезма. Вопрос, куда девать грязную воду после полива, — один из главных в экологии Средней Азии. Здесь же ее просто спускают к соседям.

Водохозяйственники Туркменской ССР отлично знают, что вместо проектного стока в 50 кубометров в секунду коллекторы на границе республик пропускают 100— 120 кубометров. Они переполнены уже на входе в Туркмению, и ей, в свою очередь, деть собственные сбросные воды просто некуда. Кроме того, избыточный грязный сток из Узбекистана (около 3,5 кубометра в год вместо проектных 1,5 кубометра) позволяет уверенно говорить, что в головных частях каналов соседи явно берут воду сверх лимита. Таково мнение туркменских водников.

Отчаявшись (возможно, отчаявшись непозволительно рано) добиться решения водных проблем путем переговоров и консультаций, Туркмения избрала другой путь. Выше по Амударье, там, где ее территория подходит прямо к левому берегу реки, было решено построить свой собственный водозабор и провести канал в обход Хорезма прямиком в Ташауз по своим туркменским землям. Из 180 километров «ветки» около 145 идут через пустыню — холостая часть. Все ради того, чтобы Ташауз пил чистую воду и тогда, когда это ему удобнее.

Короче говоря, прежний перекос. Две республики не смогли договориться о правилах удовлетворительного использования старой межреспубликанской сети каналов, и в результате одна из них строит новую «ветку» стоимостью 200 миллионов рублей. То есть по 50 рублей с каждого из жителей Туркмении, включая младенцев. Для Арала это означает потерю новых кубокилометров воды. За слабину в сфере сознания, то есть политики, юстиции, дипломатии, приходится расплачиваться материальной сфере: природе и хозяйству.

А кто виноват? После краткого экскурса в историю вопроса вернемся к статье аралозащитников из Узбекистана. Правильно они протестуют против Ташаузской ветки. Но почему-то опять за счет соседей. И в праведном своем негодовании допускают излишне много неточностей. «... Сооружение нового канала все с тем же земляным руслом отрицательно скажется на мелиоративном состоянии даже старопахотных земель...» Так-то оно так, но объективность требует сказать, что русло у канала в основном бетонированное. «По расчетам специалистов, влияние канала на уровень подземных вод будет неизбежно осуществляться на расстоянии 20— 30 километров. Но всего в 10— 12 километрах от трассы канала находится известная на весь мир Хива... Что же будет, когда поднявшиеся грунтовые воды вплотную подступят к дворцам и минаретам города-сказки?»

Пафос не всегда кстати. Почему не напомнить читателю о пустяке: между Хивой и каналом идет коллектор, то есть русло древней реки. Сейчас оно заполнено сточными водами — главным образом из Хорезма. Но все равно грунтовые воды из канала, хоть и лягут дополнительным прессом на коллектор (это плохо), взобраться на другой берег не смогут. Хуже, чем есть, «городу-сказке» едва ли будет. Грунтовые воды, ежегодно подпитываемые в Хорезме по рецепту Л. Эпштейна, двух-трех, а то и четырехкратными дозами промывок, и так стоят в метре от поверхности. На кладбище покойников кладут либо в соленую воду, либо в специальные полунадземные саркофаги. Земля не принимает. Но не ташаузская ветка убивает город, а давно сложившаяся система земледелия в Хорезмском оазисе. В остальном можно лишь присоединиться к авторам статьи: «Угроза, нависшая над Хивой, должна быть отведена! Хива должна и будет жить такой, какой знают ее многие миллионы людей во всех уголках планеты Земля! А Арал тоже должен жить!» Лишь бы только забор из восклицательных знаков не заслонял объективную картину и не разграничивал соседние республики. Ведь люди с другой стороны обременены такими же предрассудками.

Один из руководителей Турк- менгипроводхоза, вполне разумный и квалифицированный специалист В. Купершинский клятвенно уверял членов экспедиции, что с вводом в строй Ташаузской ветки суммарные потери воды на испарение и инфильтрацию не возрастут. А возможно, даже снизятся... Трудно поверить, что два канала могут терять меньше, чем один. Но авторы проекта верят — положение обязывает.

Другой, не менее крупный гидростроитель из Туркмении по поводу аргументации коллеги развел руками: «Я-то лично против Ташаузской ветки. Но в республике такие страсти, что я уж молчу...» Квас локального патриотизма того гляди закипит. Это выгодно кана- лостроителям. А республике, а природе, а всей стране?

Замечательны искренние попытки приуменьшить беду Арала, с которыми экспедиция встретилась, едва пересекла границу Туркмении. Авторитетный научный сотрудник ашхабадского Института пустынь Марлен Аранбаев неоднократно повторял минводхозовский тезис о том, что Арал прежде не раз деградировал и «ничего страшного не было».

«Необходимо остановить разнузданную кампанию клеветы против Каракумского канала!» — требовал этот ученый на встрече участников экспедиции «Арал-88» с академической общественностью Туркменской ССР в Ашхабаде. И снова лексика выдает — знакомые обороты!

Нельзя сказать, чтобы обида за канал была совсем беспочвенна. О нем сказано и написано много вздорного и несправедливого. Не в Туркмении, понятно. Случалось слышать и безграмотные требования вообще закрыть канал, а воду «вернуть Аралу». В Ташкенте на самом высоком академическом уровне произносились слова о ежегодных потерях в Каракумском канале в объеме 7—8 кубокило- метров воды. В Ашхабаде дают оценку 2 кубокилометра. Четырехкратная разница — цена услуг местному патриотизму. Но платят ее не авторы предвзятых оценок (видимо, ошибочны обе, но одна с перелетом, другая с недолетом), а вся наука в целом.

Несомненно, Каракумский канал обустроен хуже всех в Средней Азии, берет больше всех воды и очень плохо ее расходует. Это первенец каналостроительной эпопеи, сделан он по самой примитивной технологии. Претензии к нему, вообще говоря, справедливы. И это сознают туркменские водники. Но слышать критику от соседей невмоготу! И вот в азарте дискуссии головные сооружения Каракумского канала уже всерьез провозглашаются «венцом инженерной мысли».

Неловко ругать своих. Однако и академическая география, надо прямо сказать, продемонстрировала в свое время чрезмерную гибкость в вопросе об Арале. Институт географии АН СССР скорее обозначал активность, чем реально боролся с минводхозовскими аппетитами. И то сказать, на чьей стороне была тогда сила... Однако стыдно сегодня читать академические высказывания конца 70-х годов на тему: мол, во всем мире идет опустынивание, а в СССР, в условиях плановой экономики, — нет. Не случайно, очевидно, была в свое время прикрыта в институте и аральская тематика — от греха подальше.

В общем, было трудно возразить участнику экспедиции, публицисту В. Селюнину, когда он сформулировал со всей прямотой: «Прежде академическая наука боялась связываться всерьез с мощным ведомством, а теперь боится противоречить общественному мнению, которое требует вернуть море. Вы сами-то верите, что Арал можно спасти?»

Теоретически можно. А практически... Честнее было бы потратить миллиарды не на море, а на улучшение жизни людей. Но слово Арал уже стало символом.

В статье «Диктует необходимость» (Ташаузская правда. — 1982. — 20 октября) Азад Хусейнов, начальник отдела лесострой- материалов Хорезмской УМТС Госснаба Узбекской ССР доводит до общественности свои оригинальные взгляды, ранее опубликованные в Вестнике каракалпакского филиала АН УзССР.

Идея проста и величественна: отделить северную часть Каспийского моря дамбой высотой в 10 метров, создать там бассейн площадью около 60—65 тысяч квадратных километров с уровнем на 3—4 метра выше нормы, поставить «мощные насосные установки» и закачивать воду на высоту 200— 250 метров. Ну а потом блестящие перспективы: несколько кубо- километров через Устюрт пустить к Аралу, несколько по Узбою и даже дальше в южную Туркмению к реке Атрек.

В авторах такого рода проектов подкупает, что им всегда все известно заранее. «После реализации предполагаемого проекта на просторах Устюрта, по берегам Сарыкамыша и Узбоя станет проживать не менее 5 миллионов человек... По Узбою смогут курсировать морские суда, которые свяжут Туранскую низменность с мировым океаном...», — пишет А. Хусаинов в академическом журнале.

А если вдруг 5 миллионов человек не захотят проживать «на просторах», как это случилось, скажем, в Каршинской степи, где на обводненные земли людей калачом не заманишь? А если вдруг на Узбое окажутся двух-трехмет- ровые водопады, затрудняющие движение океанских лайнеров? А если тектонические подвижки последнего столетия так исказили профиль древней реки, что вообще исключили возможность самотечного попадания воды из Сарыкамыша в Каспий? Если, наконец, четырехметровый подъем Каспия затопит огромные территории Дагестана, сгубит дельту и нижнее течение Волги, уничтожит миллиардное Тенгизское месторождение нефти на берегу моря? Не говоря уже о судьбах миллионов людей, населяющих северный Прикаспий.

Если вдруг... Все эти «если» на самом деле не предположение, а давно известные факты. Они, однако, носителя глобальных идей не тревожат. Он развивает мысль. «Речь идет о ежегодном заборе 30—35 кубокилометров воды из Каспийского моря. Однако, отделив его северную часть дамбой, может возникнуть угроза жизнедеятельности остальной части моря. Поэтому одновременно необходимо позаботиться и о помощи южному Каспию. Как это сделать? Для этого существует реальная возможность переброски стока Днепра и Дона».

Это как песня. Хочется цитировать и цитировать, несмотря на отдельные грамматические погрешности. «Из реки Днепр ежегодно поступает в Черное море около 50 кубокилометров воды и 20 кубокилометров из Дона. Эти водные ресурсы в 70 кубокилометров целесообразно (выделено А. Ху- саиновым. — Д. О.) — перебросить по каналу Днепр — Каспийское море...» Затем надлежит отделить дамбой северную часть Азовского моря и превратить Таганрогский залив в пресноводное водохранилище.

«Забираемое количество воды по отношению к объему Черного и Азовского морей составит примерно 0,0001. Как видно, говорить об отрицательных последствиях не приходится. Переброска же 70 кубокилометров воды позволит увеличить площадь рисосеяния в Ростовской области, Ставропольском крае...».

Кстати, о Черном море. В нем, как известно, пригоден для жизни лишь верхний, распресненный и обогащенный кислородом слой воды. Ниже лежит тяжелая (не в ядерном смысле), соленая и отравленная сероводородом мертвая толща. 20 лет назад живой слой достигал в толщину 200 метров. Теперь — 70. Виновато биогенное загрязнение речного стока, убивающее кислород и продуцирующее сероводород. Черное море деградирует, вода цветет и пахнет. Пляжи закрываются для туристов, в приморских городах проходят экологические демонстрации. Что и говорить, самый подходящий момент для переброски Днепра.

О цифрах. Человек за раз вдыхает около полуграмма воздуха — грубо говоря, 0,00001 своего веса. Давайте лишим его этой пустяковой дозы. Говорить об отрицательных последствиях не придется — некому будет.

А автор не унывает. Если вдруг что-нибудь не выйдет с Каспием, у него — готов другой вариант. В «Хорезмской правде» (16 марта 1988 г.) в статье с очень современным названием «Вопросы экологии решать комплексно» читаем: «Я предлагаю перекрыть Иртыш дамбой в районе города Сереб- рянска. Далее от южного берега озера Зайсан проложить канал- туннель по руслу реки Базарка в районе Кокжыра... Общая длина канала-туннеля составит 200 километров, из них примерно 150 километров приходится на туннель под Тарбагатаем...».

Сознает ли уважаемый автор, что предлагает рубить туннель, минимум втрое длинней всех известных в мире аналогов? Представляет ли он, сколько это будет стоить, и знает ли, что с нашей технологией вот уже 15 лет мы не можем завершить прокладку ключевого Северомуйского тоннеля на БАМе, который на порядок короче? Ответ таков: «Проложить канал в гористой местности и пробить туннель под хребтом Тарба- гатай — дело сложное. Однако задача выполнима с помощью взрывных работ направленного действия. В целом строительство канала не вызовет больших затруднений и расходов, так ка*«почти по всей трассе в 2200 километров вода потечет самотеком без единого насоса».

Ну ладно, автор девственно чист в экологии. Но, работая в сфере экономики, он мог бы хоть затраты прикинуть. Уложимся в 50 миллиардов или нет? Однако на такие пустяки автор не разменивается. Все равно решает не экономика, а начальство. Понравится идея — построят любой ценой. Не понравится — зачем расчеты?

Подведем горестные итоги. Пока квалифицированные люди, которым крепко и не один раз дали по рукам, помалкивают в сомнениях, рынок захватили глашатаи новой волны. Их радикализм есть вывернутая наизнанку диктатура административной системы. Та давила инакомыслие, и эти давят, компрометируя независимо мыслящих специалистов. Та некомпетентна, и эти не блещут глубиной.

Аральское море продано в рассрочку за 25 лет. По кусочку от этого пирога отламывали все. И центральные, и местные ведомства, и большая и малая наука, и чиновник, и журналист. Москва, Ташкент, Нукус, Ашхабад... Прилично ли теперь, получив право голоса, яростно отстаивать интересы своего большого или малого клана и валить вину на чужих?

Мало кто вел себя достойно. И море, объявив голодовку протеста, умирало. Что проку требовать и обещать теперь его скорое возрождение.

В. И. Вернадский предельно ясно показал, что мир вступает в ноосферный режим, где состояние природы определяется разумом человечества. Если разум лжет или спит, или отягощен предрассудками, окружающая среда рождает чудовищ. Наше бытие зависит от нашего сознания. Значит, и в Приаралье надо начинать с поисков разумной модели. Пригласить независимых, совсем независимых, например, из-за рубежа экспертов. Открыть всю информацию. Дать всерьез поработать людям, а тем временем отложить каналостроительные инициативы Минводхоза — Минводстроя, запечатленные в правительственном постановлении.

Начинать опять же с людей. Они носители разума. Питьевая вода, жилье, медицина, школы, зеленые защитные пояса. Гарантированное право на землю и воду и на полученный с их помощью урожай. Стимуляция личной инициативы, продажа и сдача в долгосрочную аренду орошаемых земель. Частная торговля, льготные налоги. Привлечение приезжих и своих врачей, учителей, кооператоров не только деньгами, но и землей, правом на застройку, акциями. Возрождение идей М. М. Бушуева, оборванных в начале века. Приаралье давно потеряно для плановой экономики. Пусть там испытает себя рыночная.

Если удастся возродить людей, их интерес к жизни и инициативу, легче будет браться и за Арал. Обратный ход — сначала море, люди потом — иллюзия. Не деградация моря погубила оазис, а ложная экономика и политика.

Для упора на море уже нет времени. Слишком долго. Миллиарды уйдут в землю и воду, но не принесут существенного облегчения жителям. Питьевая вода не улучшится. Климат тоже. Море к прежним берегам не вернется.

Возможно, предложенное здесь не самый лучший выход. Чтобы найти оптимум, надо пробовать и сравнивать. Пробы гарантируются инициативой. Объективное сравнение гарантруется гласностью. Пока состояние ни того, ни другого не внушает оптимизма. Инициатива зарезервирована за ведомствами, а гласность... О гласности написано выше.

Кто-то нам мешает, или мы сами такие?

 

 

СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ:  Аральская катастрофа

 

Смотрите также:

  

Знак Вопроса. Издательство Знание

подписная научно-популярная серия «Знак Вопроса». издательство «Знание». 3/92: «Ждет ли нас красная планета?»

 

МОРЯ-ОЗЁРА. Каспийское и Аральское моря

Моря-озёра — это Каспийское и Аральское моря. Они со всех сторон замкнуты берегами. Площадь Каспийского моря — 434 тысячи квадратных километров.