Ранний этап трипольской культуры на территории Украины

Раздел: Археология

Глубокое проникновение в духовный мир носителей трипольскон культуры возможно, как показали исследования С. Н. Бибикова [14] и Б. А. Рыбакова [143; 144], лишь в общем контексте идеологических представлений древних земледельцев, малой частью которых являются трипольскне цлемена, и с привлечением в ретроспективных целях данных этнографии по более поздним земледельческим народам. При большом объеме сравнительного материала это возможно лишь в рамках специальной работы. В настоящем разделе мы ограничимся рассмотрением некоторых аспектов идеологии древних земледельцев, отраженных в материалах, раннетрипольскнх поселений.

Трудами многих поколений исследователей установлен мифопоэтический характер мировоззрения первобытного человека, обусловленный его неумением отчленить себя от окружающей природы. Мифологическое сознание синкретично, отражая единство субъективного и объективного [114, с. 163—276; 172], Поэтому мироощущение человека в древности было теснейшим образом связано с его производственной деятельностью. К. Маркс и Ф. Энгельс отмечали: «Производство идей, представлений, сознания... непосредственно вплетено в материальную деятельность и материальное общение людей, в язык реальной жизни» [3, с. 24].

Сознание первых земледельцев, полностью зависящих от сил природы, было направлено на обеспечение максимального благоприятствования со стороны этих сил, ассоциированных с определенными мифическими персонажами-божествами. Этой цели можно было достичь с помощью обрядовой ма- ГИИ, сопровождающейся изложением событий мифа. По определению И. М. Дьяконова, обряд или ритуал, имеющий своей целью воздействие на божество путем выражения ему почитания а совершаемый всей общиной во главе с жрецом в традиционных устоявшихся формах, может быть обозначен как культ. Первобытный человек был убежден в той, что миф и обряд не менее важны, чем его практические действия [51, с. 50—51].

Стержнем древнеземледельческой идеологии, присущей ранним триполь- цам, являлся культ плодородия с его сложными ритуалами и символикой. Идея плодоносящей силы природы воплощалась в образе женщины, матери- родительницы. Связать этот образ с конкретными культовыми церемониями должны были многочисленные глиняные женские статуэтки, которым отводилась многоплановая роль. По мнению С. Н. Бибикова, они символизировали родоначальниц, хранительниц домашнего очага, служили амулетами- оберегами, вызывали женскую плодовитость и т. д. [14, с. 258—259]. Считает эти статуэтки полисемантичными и Б. А. Рыбаков, усматривая в них божество плодородия, жриц этого божества, участниц аграрно-магических церемоний, покровительниц различных природных явлений, способствующих урожаю [144, с. 166]. Рассматривая статуэтки прекукутенских поселений, С. Магинеску-Былку трактует их как воплощение образа богини плодородия, плодовитости [284, с. 431—433].

Тесные семантические связи существовали между представлениями о плодоносной силе женщины и плодородии земли. Наиболее ярким доказательством наличия таких связей в представлении раннетрипольских земледельцев служат зерна злаковых (пшеницы и ячменя), обнаруженные С. Н. Бибиковым в глине статуэток из Луки-Врублевецкой. Кроме них, в глину добавляли также муку, а на некоторых фигурках этого поселения имеется орнамент в виде оттисков зерен. Отпечатки зерновок проса зафиксированы на статуэтках Бернашевки. Идею связи земли и женщины передают изображения деревьев в нижней части живота нескольких фигурок из СабатиновКи II [98, с. 296,  4, IS, 14\. На материалах антропоморфной пластики древних земледельцев Передней и Средней АЗИИ Б. В. Антонова сделала вывод о том, что они наделяли землю свойствами женщины [5, с. 110—111, 115].

В непосредственной связи с рассмотренными выше идеями находится еше один сюжет — рельефное изображение на сосудах женской груди в виде двух или четырех конических налепов-бу- горков; в ряде случаев изображение выполнено реалистически, Грудь, источающая молоко, могла способствовать наполнению сосуда пищей. По мнению Б. А. Рыбакова, конические налепы изображают в стилизованной форме грудь богини неба и земли, Великой Матери всего сущего [143, с. 33—35]. Возможно, такую же трактовку должны иметь изображения человеческого лица, прочерченные на стенках или выполненные рельефом на стоиках и ручках сосудов многих раннеземледельческих культур Юго-Восточной Европы. А. Ласло, собравший такие изображения на сосудах с территории Румынии, полагал, что с ними связана земледельческая магия [276].

Существенную роль в культе плодородия играл бык, воспринимавшийся древними земледельцами как мужское начало. Среди зооморфной пластикп фигурки быка в количественном отношении преобладают, что, очевидно, отражает его значение как важного сельскохозяйственного животного. Культ быка, столь ярко представленный в материалах Чатал-Хююка, в процессе не- олитизации Европы был заимствован ранними земледельцами — носителями культур Криш — Старчево-Караново I, у которых встречаются глиняные изображения быков длиной до 30 см [273]. Позднее они широко представлены в культуре Виича, где известны массивные рельефные букрании из глины (Винча, Кормадин). Культу быка в европейских культурах эпохи неолита и энеолита свойствен полисемантизм — связь с астральными культами, культом мертвых и др. Эти же черты характерны для культа быка у ранних земледельцев Средней Азии [177].

В культуре раннее Триполье — Прекукутени культ быка тесно переплетается с культом женщины, ярким примером чего служат «рогатые» креслица (протомы быков) с восседающими на них глиняными женскими фигурками [98, с. 295; 106]. Из Бернашевки проИСХОДИТ уже упоминавшаяся фигурка быка с корытообразным углублением на спине ( 77, 1): возможно, туда помещалась женская фигурка во время культовых церемонпй.

Наконец, на важную культовую роль быка указывают многие случаи захоронения его черепа или рогов в раннетрипольских жилищах. Во Флорештах, в землянке 12 обломок черепа быка найден в слое поила и углей рядом с фрагментами фруктовницы [131, с. 197). 13 жилище 2 Бернашевки непосредственно под глиной пола неподалеку друг от друга лежали два черепа быка рядом с фруктовпицей. Череп п кости тура вместе с большими рогами оленя обнаружены на западном и восточном краях жилища 4 иод глинобитным полом ( 83). Рога быков п туров шявлопы под полом остальных жилищ Бернашевки. Голова тура с большими рогами находилась в верхней части очажиой ямы легкого наземного яшлища D Окопах. Черепа быков найдены в землянке па поселении Сабатиновка II ( 12) и жилище 5 Луки-Врублевецкой [14, с. 57]. Известны случаи захоронения в жилищах с культовой целыо черепов других животных: череп овцы в жилище Бернашевского поселения.

Несколько иное значение имели захоронения в жилищах черепов собак, выполнявших, очевндпо, охранные функции; в частности, черепа двух собак, обнаруженные в землянке 1 Луки- Врублевецкой, возможно, были, как уже отмечалось, апотропеями по отношению к имеющемуся здесь гончарному горну. Традиция культового захоронения черепов собак сохраняется и на последующих этапах развития Триполья (Солончены 11, Гребепи) вплоть до позднейшего (Маяки). Такие захоронения вполне обычны и для других раннеземледельческих культур Юго- Восточной Европы [290].

Трудно восстановить обрядовые действа и ритуалы, связанные с отправлением культа (или культов) плодородия. Прибегнув к этнографическим параллелям, С. Н. Бибиков обрисовал

вполне убедительно общую картину земледельческих знмне-весенних праздников, для которых изготовлялись глиняные женские статуэтки, используемые в обрядах, посвященных солнцу и воскресающей растительности [14, с. 252—258]. Кроме того, по-видимому, имели место каждодневные или периодически повторяющиеся обряды, связанные с небольшими домашними алтарями в виде столиков или других сооружений, модельки которых иногда встречаются в жилищах кулыуры раннее Триполье — Прекукутени и других раннеенеолитических культур.

Широко известен и неоднократно воспроизводится в разных изданиях домашний алтарь, реконструированный М. JI. Макаревичем на основании проведенных им раскопок жилища 3 в Сабатиновке II [98, с. 291,  1]. У северной стенки жилища находилась печь, рядом с которой найден обильный инвентарь, в том числе пять зернотерок; возле каждой из последних обнаружена женская статуэтка. К западной стенке примыкал помост высотой до 0,5 м, сложенный из четырех-пяти пластов обожженной глины; на нем найдены 16 статуэток и «рогатые» креслица. С севера к помосту-алтарю примыкало большое глиняное сиденье на деревянном каркасе, имеющее широкую спинку с двумя боковыми выступами- рогами ( 84). М. Л. Макаревнч полагает, что в кресле мог сидеть человек во время совершения культового обряда.

Домашние алтари или святилища известны и на других трипольских памятниках разных этапов, а также на поселениях близких культур. Здесь можно упомянуть площадку 4 поселения у Березовской ГЭС (этап В/1), где на небольшом участке обнаружены глиняное четырехкамерное сооружение размерами 0,8X0,7 м, жертвенный столик, сосуды с антропоморфными и солярными изображениями [184].

По-видимому, на поселениях неолитических и ранних энеолитических земледельческих культур Юго-Восточной Европы отправление культа было связано в основном с домашними святилищами. Такую же картину исследователи фиксируют и в Месопотамии, где до V тыс. до н. э. почти нет специализированных культовых построек-храмов [307]. Однако уже в раннем Триполье появляются единичные модельки крупных построек, традиционно называемых алтарями, но, очевидно, являющихся специализированными культовыми зданиями. Уменьшенной копией такого эдания могла быть описанная в III главе модель из Окопов ( 78), сакральный смысл которой подчеркивается орнаментом. О возможной интерьере таких храмов и связанных с ними обрядах в какой-то степени можно судить по удивительно интересному набору ярко выраженных культовых предметов (миниатюрные алтари, такие же столики и кресла, сосудики, четыре статуэтки женщнн-адорантов, миниатюрные глиняные копии барабанов цилиндрической формы), найденных в жилище поэднеэнеолнтнческого поселения — телля Овчарово. Реконструированная X. Тодоровой сценка изображает, по ее мнению, отправление солярного культа женщинами-жрицами [170, с. 56—57,  65]. Модельки храмов встречены и в других раннеземледельческих культурах Юго-Восточной Европы [271].

Какую-то деталь ритуального действия воспроизводят раннетрипольские сосуды-фруктовницы, поддон которых оформлен в виде нескольких стилизованных женских фигур, образующих замкнутый круг-хоровод. По предположению С. Н. Бибикова эти сосуды служили для разжигания огня в дни культовых празднеств [14, с. 140]. Б. А. Рыбаков усматривал в них мифологический сюжет, связанный с вознесением чаши с водой. В целом весь обряд был направлен к каким-то небесным существам [144, с. 183]. Наконец, С. Маринеску-Былку, рассматривая сосуды с раннетрнпольско-прекукутен- скими «кариатидами», интерпретирует их в космологическом аспекте и как отражение ритуального танца в честь хтонических божеств [283]. Для вывода о связи рассматриваемых изображу нин с божествами подземного мира нет никаких оснований, но сама идея ритуального танца, связанная, возможно, с какими-то жертвоприношениями, представляется правильной.

В заключение следует остановиться на некоторых орнаментальных мотивах и сюжетах раннетрипольской керамики. Наиболее четко и доступно отражает символику, связанную с культом плодородия, керамика 1-й группы, непосредственно употреблявшаяся для варки пищи и хранения припасов. Это относится к стилизованному узору в виде защипов, поставленных тесно под углом один к другому и символизирующих хлебные колосья. Встречаются образцы очень умелой имитации отдельно расположенных колосьев ( 53, 7).

Иногда на стенках и днищах сосудов (реже — на крышках) встречаются солярные знаки — крест, окружность с крестом,— связанные с астральной СИМВОЛИКОЙ ( 45,13).

Весьма интересен неоднократно упоминавшийся орнаментально-смысловой сюжет, родившийся в местной прекуку- тевско-трипольской среде и характерный лишь для нее. Уже на посуде Тра- яна-Дялул Вией появляется врезанное и состоящее из нескольких линий спиральное изображение змея с головой в виде двух-трех коротких рогулек. Любопытно, что с помощью одной такой рогульки передана голова схематизированной фигурки, также изображенной на стенке одного из сосудов Трая- на-Дялул Вией [282,  37, 8, 13, 16].

На посуде памятников типа Ларга- Жижия — Флорешты — Бернашевка иногда еще встречается изображение змея, выполненное в прежней манере ( 71, 3); изредка голова его бывает передана тремя — пятью короткими вертикальными нарезками-черточками па конце спирали ( 71, 5). Однако в целом образ этого персонажа каких- то мифологических повествований уже сложился. Трвпольские художники изображали на сосудах длинное лентообразное тело, образующее несколько завитков спирали (на горшках) или изогнувшееся в виде латинской буквы S. Полукруглая голова с двумя острыми оттянутыми выступами-рогами венчает тело; врезанными кругами с точкой-вмятиной в центре переданы глаза ( 71, 1, 2, 4—7, 9). Ряд изображений имеют подтреугольвые или трапециевидные выступы-крылья ( 71, 8), что позволяет рассматривать их в качестве летающего змея (дракона). Часто ленточное тело змея иссечено короткими нарезками или пересекающимися тонкими штриховыми линиями , передающими чешую; иногда они заполнены белой настой. Раннетриполь- ские художники, умело используя всю поверхность сосуда, изображали змеев во встречном движении или переплетающиеся в клубок тела двух — четырех змеев [29, с. 102—1031.

По мнению Б. А. Рыбакова, на трипольской керамике изображен добрый уж-домовик, охраняющий жилище и вызывающий желанный для земледельца дождь. По-видимому, более прав Б. Н. Даниленко, видевший в изображении на сосудах Сабатиновки II летающего небесного змея-дракона — олицетворение мужского начала [45, с. 24]. Обычно крылатый змей изображен на тулове и на крышках грушевидных сосудов-зерновиков, т. е. выставлен в ипостаси грозного и надежного сторожа. Иногда ему придавались дополнительные устрашающие детали. Так, на фрагменте чернолощеной крышки с поселения Берново изображена голова змея с округлыми углуб- левиямв-глазами, в которые были вставлены зерна кровавика (одно из них сохранилось, второе — выкрошилось) Дракон с горящими глазами, вероятно, воплощение сверхъестественной, пугающей силы.

Следует отметить, что в мифологии раннетрипольских племен образы дракона и женщины вначале не были связаны, так как на статуэтках I типа отсутствует изображение дракона. Лишь позднее, в пластике Луки-Врублевецкой, Берново, Ленковцев, Тырпешти и других раннетрипольских и прекуку- тенских поселений часто встречается дракон — «реалистический» или боле& абстрактный (спираль, отрезок линии

треугольником на конце)', расположившийся на бедрах или ягодицах статуэтки ( 75). Функция его в этом случае не совсем ясна, но, скорее всего, он — отрицательный персонаж, как во .многих более поздних мифах с драко- иоборческим сюжетом.

По поводу других систем и сюжетов орнамента керамики ранних земледельцев (в том числе и трипольцев) многими исследователями сделан ряд важных выводов. Вращающаяся спираль связывается с культом солнца, сменой времени года [87, с. 86—87] и даже представлением, требующим высокой степени абстракции,— идеей бега времени [144, с. 199]. Большое внимание .уделяется космологическим и космогонический образам [258; 259], представлениям о пространстве (и о пахотном поле как частном случае замкнутого пространства), отраженном в геометрических символах: ромбах, квадратах и т. д. [144, с. 179; 6].

Будучи составной частью раннеземледельческих обществ Юго-Восточной Европы, идеология которых была построена на мифологических религиозных началах (термин «теократическое общество», примененный М. Гимбутас, неудачен), раннетрипольские племена вырабатывали в рамках общих культовых представлений свои конкретные формы их проявления. На последующих этапах развития культуры эта специфика продолжает углубляться.