|
|
Осадки шешминского горизонта
кинельской свиты изучены в палинологическом отношении недостаточно.
Спорово-пыльцевые исследования отложений этого горизонта проведены только по
образцам из одной скважины 1338 Набережно-Челнинского района и одной скважины
2035 Сокольско-Беляхчинского района. Как показывает спорово- пыльцевая
диаграмма скв. 1338, составленная В. П. Гричуком по анализам Л. С. Короткевич
( 14), в палинологическом спектре отложений шешминского горизонта доминирует
пыльца ели (до 75%); пыльца сосен занимает подчиненное положение, причем
преобладает пыльца Pinus s/g Haploxylon. В небольшом количестве представлена
пыльца Abies, Betula, Quercus. Сохранность пыльцы плохая.
По исследованиям Е. Н. Анановой (1956, стр. 977) в
спорово-пыльце- вом составе осадков шешминского горизонта, вскрытых скважиной
2035 (скв. 1 в работе Е. Н. Анановой, 15), господствует Picea spp. е sect.
Eupicea; затем следуют Pinus spp. s/g Haploxylon, Pinus spp. e s/g Dip-
loxylon, Betula spp., Alnus spp., Ulmus spp., Taxodiaceae, Tsuga, Abies.
Отложения челнинского горизонта изучены значительно лучше.
Е. Н. Ананова (1956, 1960) опубликовала результаты своих исследований по
образцам из скв. 2035 и 1053 (скв. 2 по нумерации Е. Н. Анановой); Л. С.
Короткевич исследовала породы челнинского горизонта из скв. 1338, В. В. Зауер
—из скв. 5178, 2263 и 2103 (Горецкий, 1956).
В палинологических спектрах челнинского горизонта во всех
скважинах отчетливо выделяется два комплекса: I — нижний, сосново-еловый и II
— верхний сосновый.
Е. Н. Ананова (1956, стр. 980—981), впервые выделившая эти
комплексы, устанавливает следующие их особенности. Для первого комплекса
характерно:
«1. Всюду господствует пыльца древесных пород,
составляющая 70 90% всего количества пыльцы.
2. Как показывает само название, основную массу пыльцы в
нем составляет пыльца ели, составляющая 50—76% от количества пыльцы всех
древесных пород. Морфологически ископаемые пыльцевые зерна ели значительно
отличаются от пыльцы современной ели Picea excelsa и принадлежат,
по-видимому, особому виду ели из той же секции Eupicea.
Для данного комплекса характерно также довольно большое
количество (34—48%) пыльцы сосен, принадлежащих к нескольким видам подродов
Haploxylon и Diploxylon. Преобладают среди пыльцы сосны крупные формы подрода
Haploxylon.
Кроме пыльцы ели и сосен, в небольшом количестве (1—2—6%),
но постоянно встречается пыльца пихты, тсуги и лиственницы. Пыльца березы
составляет 2—5%, ольхи 2—6%. В виде единичных пыльцевых зерен присутствуют
Taxodiaceae, Keteleeria (?), Juglans, Quercus, Ulmus, Nyssa и Liquidambar.
3. Пыльца травянистых растений и кустарничков
составляет не более 3—14% и представлена главным образом злаками
(по-видимому, мсзо- фильными), вересковыми, некоторыми из сложноцветных,
лебедовыми, мальвовыми и др.
4. Среди спор папоротников преобладают споры,
принадлежащие к семействам Cyatheaceae и Polypodiaceae.
5. Споры сфагновых мхов составляют не более 1—3%.
6. Кроме пыльцы, синхронной осадкам, встречаются
переотложенные формы пермского возраста. Мезозойские формы присутствуют в
виде единичных экземпляров.
7. Необходимо отметить хорошую сохранность
пыльцы».
Комплекс II, сосновый (там же, стр. 98), «сменяет
сосново-еловый без плавного перехода. Здесь, так же как и в предыдущем
комплексе, господствует пыльца древесных пород, однако количественные
соотношения резко изменяются. В комплексе II основная масса пыльцы
принадлежит различным видам сосен подродов Diploxylon и Haploxylon,
составляющим 60—80% количества пыльцы древесных пород, причем преобладает
пыльца сосен подрода Diploxylon (45—55%).
Пыльца ели присутствует постоянно, но в небольшом
количестве, не превышая 6—10%. Большинство пыльцевых зерен ели, по-видимому,
также относится к Picea sp. из секции Eupicea. Чрезвычайно характерно наличие
единичных экземпляров очень мелкой пыльцы ели Picea sp. и сосны из подрода
Haploxylon, встречающихся в значительно большем количестве (особенно сосна) в
миоценовых отложениях на юге Европейской части СССР. В очень небольшом
количестве, обычно в виде единичных пыльцевых зерен, но постоянно, встречается
пыльца таксодиевых [Taxodium, Sequoia (Metasequoia), cf. Glyptostrobus,
Sciadopitys], ореховых (Juglans, Carya, Pterocarya), а также Liquidambar,
Nyssa, Fagus (2 вида) и др. Все эти древесные породы были более широко
распространены в миоцене, в лесах же плиоценового возраста они участвовали на
положении реликтов и вымерли, по-видимому, уже почти нацело в верхах среднего
плиоцена.
Мы нисколько не сомневаемся в том, что пыльца названных
здесь пород не является переотложенной; во-первых, степень фоссилизации ее
ничем не отличается от остальной плиоценовой пыльцы; во-вторых, наличие
пыльцы почти всех реликтовых древесных пород обнаружено нами было ранее в
кинельских отложениях р. Волги (Ананова, 1954). И, наконец, присутствие
миоценовых форм во флоре плиоцена в таких небольших количествах вполне
естественно и свидетельствует о преемственности плиоценовых и миоценовых
флор.
Участие пыльцы травянистых растений и кустарников остается
примерно таким же, как и в предыдущем комплексе, за исключением пыльцы
вересковых, количество которых заметно увеличивается.
Характерно постоянное присутствие пыльцы и спор водных и
при- брежно-водных растений, таких, как Typha, Sparganium, Potamogeton,
Myriophyllum, Alisma, Cyperaceae, Brasenia, Salvinia, Azolla и др.
Значительно увеличивается количество спор сфагновых мхов,
составляющих 5—15% всей пыльцы и спор.
В изобилии в описываемом комплексе встречается пыльца и
споры мезозойского возраста.
Все образцы содержат примерно одинаково большое количество
пыльцы. Сохранность пыльцы сравнительно хорошая. Характерна заметная
фоссилизация, которая проявляется в уплощении пыльцевых зерен и некоторой
окраске в светло-желтый цвет.
Таким образом, оба описанных комплекса, имея общие черты,
выражающиеся в некоторой однотипности флористического состава, вместе с тем
сильно отличаются друг от друга указанными особенностями».
Исходя из перечисленных выше особенностей II
спорово-пыльцевого комплекса, Е. Н. Ананова (там же, стр. 987) приходит к
выводу, что «для середины среднеплиоценового времени характерно господство
разнообразных ассоциаций сосновых лесов. В это время еловые леса были вновь
оттеснены, по-видимому, к северу и занимали в исследуемом районе незначительное
пространство. Вместе с ними сокращается и участие в лесах данного района
тсуги, пихты. Наряду с распространением сосновых лесов, продвинулись к северу
и такие теплолюбивые хвойные, как таксодиевые (Sequoia, Sciadopitys,
Glyptostrobus), а также широколиственные породы североамериканского и
восточноазиатского ареала (Сагуа, Liquidambar, Nyssa, Ilex, два вида Fagus,
Diervilla и др.). Пыльца их отмечается в каждом препарате и не является,
таким образом, заносной. В водоемах этого времени обитали Brasenia, Salvinia,
Azolla и другие теплолюбивые виды. Все это, по нашему мнению, говорит о
наступившем потеплении климата в середине среднеплиоценового времени».
О существенном улучшении климата при накоплении верхней
части челнинского горизонта пишет Е. Н. Ананова (1960а, стр. 25) и в более
поздней работе: «Темнохвойные леса отступают к северу, а с юга
распространяется в более северные широты зона светлых сосновых боров, с тем
же довольно разнообразным составом реликтовых хвойных и широколиственных
пород. Сосновый комплекс Прикамья не отличим от соснового комплекса Поволжья.
Эти факты, нам представляется, следует интерпретировать таким образом, что
более сухой и теплый климат с мягкими зимами распространился и на более
северные широты, вплоть до Нижней Камы, а возможно, и севернее, и существовал
там длительное время, в течение которого успели накопиться пресноводные
осадки значительной мощности, до 60 м.
Описываемый отрезок среднего плиоцена совпадает, вероятно,
со временем накопления средней части киммерийского яруса в районе Черноморья,
где, по палеоботаническим данным (Мчедлишвили, 1956, и др.), в средней части
киммерийского яруса отмечается увеличение количества субтропических пород по
сравнению с выше- и нижележащим горизонтом, а также увеличение травянистых
растений».
Интересная и стройная концепция Е. Н. Анановой нуждается в
некоторых уточнениях. Прежде всего необходимо уточнить, в какой степени
региональная смена сосново-еловых лесов сосновыми отражает общее улучшение
климатических условий.
Не может ли периодическая смена елово-сосновых и еловых
лесов означать только изменения влажности климата, без ухудшения
температурных условий?
Показателем улучшения климата в известной мере может
служить относительное увеличение содержания в палинологических спектрах
пыльцы теплолюбивых хвойных, а также широколиственных пород
североамериканского и восточноазиатского происхождения.
Между I и II спорово-пыльцевыми комплексами разница в
содержании пыльцы этих теплолюбивых растений выражена не резко, что видно из
сопоставления данных ( 21), приводимых Е. Н. Анановой (1956, стр. 981 и 986).
Единичные находки пыльцы перечисленных растений отмечаются
и в вышележащих сокольском и чистопольском горизонтах, как будет показано
далее, и вряд ли могут они служить надежными индикаторами улучшения
климатических условий при формировании верхней части челнинского горизонта
(II комплекс).
Во-вторых, нуждается в уточнении представление о
климатических условиях при осадконакоплении нижних горизонтов кинельской
свиты Куйбышевского Поволжья, так как имеющимися палинологическими
исследованиями (Грищенко и Глущенко, 1956; Ананова, 1956) эти горизонты не
затронуты.
Спорово-пыльцевая диаграмма скв. 2038, построенная М. Н.
Грищенко и Е. И. Глущенко, освещает кинельскую толщу лишь до глубины 70 м (до отметки плюс 20 — минус 35 м при общей мощности кинельской свиты в районе Жигулей до 200—250
м (до отметки минус 190— 195 м). Нижний горизонт этой диаграммы совершенно не
сопоставим с нижней частью челнинского горизонта Нижней Камы.
Е. Н. Ананова (1960а, стр. 24) полагает, что в
Куйбышевском Поволжье «как нижний, так и средний горизонт кинели
характеризовался «сосновым» комплексом. Таким образом, очевидно, что
описываемые районы находились в пределах различных растительных зон. В то время,
когда на широте низовьев Камы были распространены темнохвойные леса, южнее, в
районе Самарской луки, господствовали сосновые светло-хвойные боры. В это же
время на юге Русской равнины были распространены открытые безлесные
ландшафты».
Отсутствие спорово-пыльцевых анализов пород из нижних
горизонтов кинельской свиты Куйбышевского Поволжья вносит значительный
элемент условности и предположительности в имеющиеся схемы ландшафтных
растительных зон среднего плиоцена на Русской равнине.
Сокольский горизонт кинельской свиты Нижней Камы
охарактеризован спорово-пыльцевыми анализами по образцам из скв. 1338, 5178,
2263, 1053, 2103 и 5139. Наиболее полные диаграммы построены по скв. 1338 и
5178.
Е. Н. Ананова (1956, стр. 987—988) следующим образом
характеризует III спорово-пыльцевой комплекс, широко л иственно-сосн о-
во-еловый, присущий большей части сокольского горизонта:
«1. Так же как и в двух вышеописанных комплексах, здесь
преобладает пыльца древесных пород, составляющая 78—90% всего количества
пыльцы.
2. Среди пыльцы древесных пород абсолютное
господство принадлежит пыльце ели из секции Eupicea (50—72%), причем
характерно, что большая часть пыльцы ели по своим морфологическим
особенностям близка к Picea excelsa.
3. В качестве постоянной примеси всегда
присутствует пыльца сосны обоих подродов в количестве 20—30%, представленная
не менее чем 3 видами, однако основная масса принадлежит пыльце Pinus
silvestris, т. е. в комплексе III мы встречаемся с пыльцой, которая
впоследствии, в четвертичном периоде, господствует в спорово-пыльцевых
комплексах Европейской части СССР.
4. Из миоценовых реликтов встречается только
пыльца тсуги и некоторых видов водных растений (Brasenia), а также споры
папоротников.
5. Совершенно отсутствует пыльца таксодиевых,
ореховых, ниссы и других теплолюбивых видов.
6. Сравнительно обильно представлена пыльца Tilia
и Ulmus. Единично встречается пыльца Carpinus, Fagus sp. и Quercus.
7. Характерны для описываемого комплекса обилие
пыльцы, хорошая сохранность ее и слабая степень фоссилизации.
8. Среди переотложенных форм встречается почти
исключительно пыльца пермского возраста.
Комплекс III, на первый взгляд похожий на комплекс I,
отличается от последнего, как мы показали, существенными особенностями и
свидетельствует о новом этапе в истории развития растительного покрова
исследуемого района...
Сравнительно большое количество пыльцы липы и вяза
свидетельствует о произрастании широколиственных лесов в наиболее
благоприятных для их существования условиях. Ни таксодиевые, ни
широколиственные североамериканского и восточно-азиатского ареала не
участвовали в составе лесов и, по-видимому, вымерли здесь к этому времени...
Таким образом,— заключает Е. Н. Ананова,—растительность
конца среднего плиоцена в районе Нижней Камы носила характер темнохвой- ной
тайги, близкой к лесам нижнечетвертичного времени, но вместе с тем
значительно отличающейся от последней более богатым составом древесных пород
и наличием реликтов в травянистом ярусе и водной флоре».
Развитие темнохвойных лесов в бассейне Нижней Камы во
время накопления осадков сокольского горизонта кинели, отраженное III
палинологическим комплексом, Е. Н. Ананова (1956, стр. 989—990) связывает с
похолоданием климата, со второй волной холода в среднем плиоцене, отвечающей
«интерплиоценовой осцилляции климата» В. Шафера (Szafer, 1954).
Представление о похолодании в сокольскую фазу среднего плиоцена
Нижней Камы требует, по моему мнению, существенных оговорок.
Совершенного отсутствия пыльцы таксодиевых, ореховых,
ниссы и других теплолюбивых видов растений при палинологических исследованиях
пород сокольского горизонта из скв. 1338, 2263, 2103 и 5178 (анализы В. В.
Зауер и Л. С. Короткевич) не наблюдалось. Это показывают данные по названным
скважинам о содержании пыльцы теплолюбивых растений по сравнению с
содержанием их в комплексе II ( 22).
Таким образом, единичное присутствие пыльцы теплолюбивых растений
(таксодиевых, ореховых, ликвидамбара, ниссы и др.) не может служить
показателем ни благоприятных климатических условий, характеризуемых II
палинологическим комплексом, ни ухудшения климата, похолодания, будто бы
отражаемого III комплексом.
По всей вероятности, пыльца древних теплолюбивых растений,
находимая в отложениях кинельской свиты, в большей своей части переотложена.
Об этом красноречиво свидетельствуют резкие колебания в
содержании пыльцы древних теплолюбивых растений по вертикальному разрезу
кинельской свиты, зависящие в первую очередь от размывающей активности водной
массы в долине Кинель-реки.
В верхней части чистопольского горизонта «везде в
препаратах отмечается присутствие переотложенных форм мелового комплекса,
изредка к ним примешиваются единичные зерна карбонового, пермского или
палеогенового комплексов. Только в трех самых верхних образцах, так же как и
в покрывающих данный горизонт акчагыльских отложениях, переотложенных форм не
найдено».
На интенсивность переотложения миоценовых спор и пыльцы
большое влияние оказывают фациальные, особенно гидрологические условия
осадконакопления. В качестве иллюстрации можно привести состав миоценовых
спор и пыльцы в пачках Л и М сокольского горизонта. представленных озерными и
озерно-болотными осадками застойного водоема, и в пачке Я того же горизонта,
сложенной глинами и суглинками проточного озера (озера — реки).
В скв. 2263, в образцах с глубины 33,45—22,80 м, пачки Л и
М содержали пыльцу только Tsuga sp. (0,0—0,5%), Pterocarya sp. (единично и
очень редко), мезозойские и пермские формы. В пачке Я из той же скважины, в
образцах с глубины 22,80—17,85 м содержались Tsuga sp. (0,0—3,9%),
Taxodiaceae (0,0—1,2%), Glyptostrobus sp. (0,0—0,9%), Myrica sp. (0,0—1,2%),
Juglans sp. (единично и очень редко), Pterocarya sp. (0,0—0,2%), Carya sp,
(единично и очень редко), Lonicera sp. (единично и очень редко), Diervilla
sp. (единично и очень редко), Cyathea- сеае (единично), обилие меловых и
юрских форм, в то время как пермские и карбоновые формы встречаются лишь
единично.
Напомним, что в составе семенных флор пачек Л и М скв.
2263-а, пройденной рядом со скв. 2263, были обнаружены cf. Liriodendron?, cf.
Nyssa?, Podocarpus sp.
Значительно большее содержание пыльцы древних теплолюбивых
растений в проточно-озерных отложениях пачки Я, чем в озерно-застой- ных и
озерно-болотных осадках пачки Л и М, расположенных ниже по разрезу,
объясняется большей эрозионной активностью воды в проточном озере.
Итак, наличие пыльцы миоценовых теплолюбивых растений в
осадках сокольского горизонта, вплоть до самых верхних пачек его {Л, М и Я),
можно считать установленным. Содержание пыльцы и спор древних теплолюбивых
растений в Сокольском горизонте часто не меньшее, чем в челнинском горизонте.
Переотлол<енность большей части пыльцы этих растений представляется
наиболее вероятной.
Однако какая-то часть миоценовых теплолюбивых растений
продолжала существовать и во время накопления пород челнинского и сокольского
горизонтов. Скорее всего это были Tsuga, Pterocarya, Сагуа, Juglans.
Однако фактический материал проведенных спорово-пыльцевых
исследований кинельской свиты еще недостаточен для того, чтобы по содержанию
древних теплолюбивых растений можно было бы судить об улучшении или ухудшении
климатических условий в челнинское и сокольское время. Технология
палинологических исследований еще не достигла такого совершенства, чтобы
уверенно отличать переотложенные споры и пыльцу.
Если же не учитывать пыльцу и споры миоценовых
теплолюбивых растений, содержание которых в кинельской свите не подверглось
существенным количественным изменениям, то отпадут основания для проведения
резкой палеоботанической границы между челнинским и со- кольским горизонтом
(Гричук, 1959; Ананова, 1956, 1960а), для вывода об ухудшении климатических
условий, о похолодании в сокольское время, для придания этой границе ранга
рубежа между неогеном и антро- погеном. И даже возможно будет говорить о
некотором улучшении климата при накоплении пород сокольского горизонта.
Как показывают палинологические диаграммы скв. 1053, 1338,
2035 и 5178 ( 14—17), сокольский горизонт (комплекс III) неизменно
сопровождается ярко выраженным максимумом термофильных растений: Fagus,
Carpinus, Quercus, Ulmus, Tilia, содержание которых достигает 20—30%,
поднимаясь иногда до 50% (скв. 5178). Особенно велико участие в термофильном
комплексе липы, доходящее до 10—20% (скв. 1338'); за липой, по
количественному развитию, следуют вяз, дуб, граб, бук.
Сокольскому термофильному комплексу обычно сопутствует
повышенное содержание влаголюбивых Alnus и Abies, а также теплолюбивой Tsuga.
По письменному сообщению В. В. Зауер (скв. 5178), к
сокольскому термофильному комплексу «приурочены находки единичных зерен
кустарников— Euonymus sp., Lonicera sp., Rhamnus sp., Cornus sp.— спутников
широколиственных лесов. Здесь же отмечено наибольшее количество спор
папоротников семейства Polypodiaceae. Вообще необходимо подчеркнуть, что
данный горизонт, в отличие от всех остальных, характеризуется наиболее
богатым и разнообразным в систематическом отношении спорово-пыльцевым
комплексом». JI. С. Короткевич указывает по анализам образцов сокольского
горизонта из скв. 1338, что в отложениях (глубины 83,5—64,9 м) с максимумом
пыльцы Tilia «отмечается максимум пыльцы Ulmus, Tsuga, зеленых мхов и
наибольшее разнообразие состава пыльцы широколиственных древесных пород.
Количество пыльцы Ericaceae резко уменьшается и даже исчезает».
Все эти факты дают основание рассматривать сокольский
максимум термофильных пород не как локальное явление, связанное с более
благоприятными условиями местообитания, а как зональный показатель заметного
улучшения климата в крупном регионе, может быть во всей климатической зоне
плиоценовой темнохвойной тайги амурского типа.
Максимальное развитие ели, сопровождаемое максимумом
термофильных и влаголюбивых пород, отражает, следовательно, не похолодание и
ухудшение климата, а наоборот — изменение климатических условий в оптимально
благоприятном направлении, смену сухого и теплого климата («сосновые»
комплексы) влажным и еще более теплым климатом
(«широколиственно-сосново-еловые» комплексы).
Улучшение климатических условий в сокольское время
проявляется и в пышном развитии семенных флор водных и водно-болотных
растений, а также в необыкновенно ярком расцвете пресноводной конхилиофауны.
Итак, преобладание ели в составе древесных пород плиоцена
не означает ухудшения климата, а господство сосны — улучшения его; ель и
сосна являются хорошими индикаторами соответственно влажного и сухого
климата, и в этом отношении познавательное значение чередования «сосновых» и
«еловых» фаз в климатических изменениях огромно
Примечательно, что ф а з а м увлажнения климата (I и III
палинологические комплексы) соответствуют фазы усиления эрозионных процессов:
аллювиальный шешминский горизонт и нижняя, озерно-аллювиальная часть
челнинского соответствует первой фазе увлажнения, первому сосново-еловому
комплексу, а озерно-аллю- виальный сокольский горизонт сопровождается
третьим, широколиствен- но-сосново-еловым, комплексом.
Необходимо поэтому проследить, наблюдается ли такое
соответствие в чистопольском горизонте кинельской свиты, в акчагыльской и
апше- ронском ярусах.
Спорово-пыльцевые исследования пород чистопольского
горизонта ( 14, 16 и 18) произведены по образцам из скв. 5178 (В. В. Зауер —
письменное сообщение, Т. А. Кузнецова 1961), 1338 и 1481 (Л. С. Короткевич).
Нижнюю часть чистопольского горизонта, сложенную озерными
глинами, характеризует IV палинологический комплекс, «сосновый», а среднюю,
представленную озерными и озерно-болотными осадками (много вивианитовых
глин),— V комплекс, сосново-еловый.
Наиболее полно IV палинологический комплекс выражен на
диаграммах скв. 1338 и 5178, а V комплекс—на диаграммах скв. 5178 и 1481.
В IV, сосновом, комплексе древесная пыльца преобладает
(80—90%); господствует пыльца сосны (70—80%), преимущественно подрода Dip-
loxylon (50—70%)- Содержание всех термофильных пород резко снижается; пыльца
тсуги встречается спорадически (до 3 %); много спор сфагновых мхов (10—40%),
возрастает пыльца представителей семейства Ericaceae, все еще попадаются
единичные зерна пыльцы семейства Taxodiaceae и Sequoia sp. (Metasequoia sp.).
В V палинологическом комплексе преобладание пыльцы
древесных пород менее устойчивое, чем в комплексе IV, но высокое (50—90%,
чаще 75—80%); некоторые образцы вовсе не содержат спор и пыльцы (скв. 5178).
Доминирует пыльца ели (до 70—85%), пыльца сосны (10— 30%) принадлежит
преимущественно сосне подрода Diploxylon. Содержание термофильных пород
возрастает до 10%, главным образом за счет пыльцы Quercus, Ulmus, Tilia.
Увеличивается количество пыльцы тсуги (до 5 %), ольхи.
Верхняя часть чистопольского горизонта отмечается более
частой сменой палинологических комплексов. Комплекс VI характеризуется новым
подъемом кривой пыльцы сосны, преимущественно Pinus Diploxylon, и большим
распространением пыльцы ели. Он отличается от типичных сосновых комплексов
(II и IV) меньшим развитием пыльцы сосны, ему присуще почти полное выпадение
пыльцы термофильных растений.
Самая верхняя, предакчагыльская, часть чистопольского
горизонта характеризуется палинологическим комплексом VII. Этот комплекс
выделяется одинаковым содержанием пыльцы древесных растений и спор, а также
относительным преобладанием пыльцы ели. Комплекс VII отличается последней
предакчагыльской вспышкой в развитии термофильных пород (10—15%),
преимущественно за счет Ulmus и Tilia, сопровождаемой повышенным содержанием
пыльцы Tsuga (до 5%), Abies, Alnus и Betula. Повышенное участие пыльцы
термофильных пород сопровождается увеличенным содержанием спор мхов,
спутников широколиственных пород.
Итак, ритмическая смена влажных и теплых климатических фаз
(I, III, V, VII комплексы) сухими и несколько менее теплыми фазами (II, IV и
VI палинологические комплексы) прослеживается на протяжении всего времени
накопления осадков кинельской свиты.
Эта закономерность нарушается вторжением вод акчагыльской
трансгрессии. Вместо сухой и умеренно-теплой фазы, которая должна была бы
сменить предакчагыльскую влажную и теплую фазу (VII комплекс), наступает фаза
влажных и прохладных климатических условий (VIII палинологический комплекс)
времени акчагыльской трансгрессии.
В VIII комплексе доминирует пыльца древесных растений
(80—90%), среди которых абсолютное господство принадлежит пыльце Picea sp.
sec Eupicea (70—85%); ей сопутствует пыльца Pinus sp. s/g. Diploxylon,
близкой к Pinus silvestris (10,0—20,5%) и Pinus sp. s/g Haploxylon
(0,5—10,5%). Почти полностью отсутствует пыльца мелколиственных и
широколиственных пород, пыльца тсуги попадается очень редко. Переотложенная
пыльца древних неогеновых растений встречается редко.
Весьма оригинален VIII-а палинологический комплекс,
характеризующий биклянский горизонт опресненного акчагыльского бассейна (скв.
1481, 18). В спорово-пыльцевых спектрах впервые в плиоцене господствует
пыльца травянистых растений (до 60—70%), преимущественно Chenopodiaceae и
Artemisia. Среди хвойных преобладает сосна; из лиственных пород абсолютное
преобладание принадлежит березе. Широколиственные породы полностью
отсутствуют в первой половине биклянской фазы, появляясь во второй половине
ее в незначительном количестве (около 3%); пыльца Tsuga и Pterocarya в
осадках этого времени встречается единично; содержание Abies и Alnus невелико
— около 5 %.
Биклянский палинологический комплекс (VIII-а),
травянисто-сосно- во-березовый, отражает сухие и холодные климатические
условия, близкие к лесостепным и холодно-степным.
А. И. Москвитин (19586, стр. 43) выделяет в верхах
кинельской толщи таежный горизонт, который расположен, как это установлено в
районе Жигулей, «не в самом верху глин, а на некоторой глубине». Если под
«таежным горизонтом» понимать отложения, характеризующиеся наиболее холодными
спорово-пыльцевыми спектрами, то в качестве таежного горизонта должны быть
приняты биклянские слои бассейна Нижней Камы, располагающиеся не в верхней
части кинельской свиты или на некоторой глубине, а в самом верху акчагыльской
толщи, и образовавшиеся в условиях климата, близкого к лесостепному и
холодно- степному. Применение термина «таежный горизонт» нерационально,
поскольку накопление всей кинельской свиты происходило в условиях
таежной растительной формации. Если настаивать на
применении этого названия, то следовало бы внести какое-нибудь определяющее
дополнение к нему, например «северо-таежный горизонт», «сибирско-таежный
горизонт», «холодно-таежный горизонт» и т. п.
Пользуясь разрозненными палинологическими данными, не
освещающими равномерно всю толщу кинельских и акчагыльских отложений, А. И.
Москвитин (19586, стр. 44—46) полагал, что климат «кинельско- акчагыльского»
века изменялся «от теплого и влажного, с произрастанием в Поволжье
американского облика южных хвойных лесов с кипарисами, грабом, цугой и пр.,
ко все более прохладному и, быть может, в некоторый отрезок — к сухому с
лесостепью, а далее — к холодному, с приходом тайги и мамонта». При этом
автор оговаривается (там же, примечание на стр. 46): «Мы не имеем точных
данных о присутствии мамонта в акчагыле, но допускаем его появление в
ледниковой области того времени».
Более полные и непрерывные спорово-пыльцевые диаграммы,
освещающие всю толщу кинельской свиты Нижней Камы и перекрывающих их морских
и пресноводных отложений акчагыльского яруса, приведенные в этой работе,
значительно усложняют картину климатических изменений. Вместо прямолинейно
направленного ухудшения климата, с переходом от теплого и влажного к
прохладному и холодному, намечаются по крайней мере четырехкратные
ритмические колебания климата кинельско-акчагыльского времени: от влажного и
теплого к сухому и теплому (I—II комплексы, III—IV, V—VI) и далее от влажного
и умеренно-теплого к влажному и прохладному (VII—VIII комплексы),
сменяющемуся сухим и холодным, типа холодно-степного (IX комплекс)
Климатическая фаза лесостепного или холодно-степного типа
возникла уже при начале регрессии акчагыльского морского бассейна, при
сильном его опреснении (биклянские слои).
Климат времени акчагыльской трансгрессии был влажным и
прохладным (VIII комплекс) и даже умеренно-теплым. Это убедительно доказывает
следующий состав листовой флоры из акчагыльских отложений с морской фауной у
д. Корнеевки Алексеевского района Куйбышевской области, впервые описанной Т.
А. Кузнецовой (1959а, б, стр. 8; 1961, стр. 1158—1160): Equisetum sp.,
Pseudotsuga cf. taxifolia (Poir.), Salix cf. apoda Trautv., S. sp., Populus
balsamoides Goeppert, P. tremula L., P sp., Pterocarya castaneifolia
(Goepp.), Carpinus betulus L., Betula cf. prisca Ett. (Spach.),
Betula humilis Schrank. Baier, Fl., B. sp., Corylus avellana L., C. sp.,
Quercus roburoides Bereng., Q. sp., Ulmus carpinoides Goepp., U. sp., cf.
Acer sp., Rhamnus cf. frangula Linn., Tilia cordata Mill., T. sp., Typha sp.,
Cyperites cf. kamskiana Baranov, Phrag- mites communis Trin, Caulites sp.
Находка этой замечательной листовой флоры с рядом
теплолюбивых растений, наиболее достоверно свидетельствующей о климате
времени акчагыльской морской трансгрессии, стоит в полном противоречии с
представлением об акчагыльской ледниковом или даже перигляциаль- ном климате.
Акчагыльское похолодание, по заключению Т. А. Кузнецовой (1960, стр. 14), «не
было настолько сильным, чтобы можно было допустить оледенение территории
Русской равнины в этот период». «Вероятно, климатические условия в
акчагыльское время были более мягкие, чем современные в зоне тайги»
(Кузнецова, 1961, стр. 1160).
Спорово-пыльцевая флора акчагыльских светло-серых
глин у д. Корнеевки, по данным Т. А. Кузнецовой (1961, стр. 1158—1160),
содержала: Sphagnales, Lycopodiaceae, Polypodiaceae, Gleichenia,
Podocarpus-sp.?, Abies sp., Keteleeria sp., Picea sp., P. sp. sect. Eupicea, P. excelsa Link.,
P. obovata Ldb., P. sp. sekt. Omorica,
Pinus sp., P. s/g Haploxylon, P. sibi- rica Rypr. Mayr., P. s/g Diploxylon,
P. silvestris 1., Larix sp., Tsuga sp., Cyperaceae, Gramineae, Salix sp.,
Corylus sp., Betula sp., Alnus sp., Quercus sp., Leguminosae, Chenopodiaceae,
Cruciferae, Labiatae, Artemisia sp.
В палинологических спектрах, изученных
Т. А. Кузнецовой (19596, стр. 888—891) в 27 образцах акчагыльских пород, содержащих
морскую фауну и относившихся к обширной территории Татарии, Куйбышевской
и Саратовской областей, были обнаружены, помимо найденных в флоре Рыбной Слободы,
споры и пыльца следующих растений: Cedrus,
Taxodiaceae, Cupressaceae, Juniperus, Ginkgo (?), Coniferae, Ulmus sp., Tilia
sp., тип Carya, Euonymus, Ericaceae, Compositae,
Hydrocharitaceae, Ty- pha, Urtica sp., Osmunda, Gleichenia, Cyathea.
При этом Т. А. Кузнецова установила, что при общем
подавляющем господстве пыльцы хвойных замечается существенное различие между
палинологическими спектрами акчагыльских отложений областей Нижней Камы и
Куйбышевско-Саратовского Заволжья: в первой области «пыльца трав и лиственных
деревьев встречается лишь в отдельных образцах в виде единичных экземпляров,
не превышая в сумме 5% от общего количества пыльцы и спор»; во второй области
— «содержание указанной пыльцы возрастает (до 8—14%), и более разнообразным
становится ее видовой состав» (там же, стр. 888).
Различия в климате и растительности между обеими областями
в акчагыльский век были настолько значительными, что Т. А. Кузнецова (там же,
стр. 891) допускает произрастание в Куйбышевско-Саратов- ском Заволжье таких
третичных экзотов, как Taxodiaceae, Cupressaceae, Juniperus, Cedrus (при
отсутствии их в бассейне Нижней Камы), и существование на более сухих местах
участков с растительностью лугово- степного типа, превратившихся позднее в
формацию степей.
Биклянский палинологический комплекс (VIII-а), отчетливо
выраженный на Нижней Каме в осадках акчагыльского опресненного бассейна в
самом начале его регрессии, не был обнаружен анализами Т. А. Кузнецовой в
морских акчагыльских отложениях Заволжья. Но фрагменты его, в виде
компонентов, характерных для участков растительности лу- гово-степного типа,
уже существовали. Позднее, в начале регрессии акчагыльского бассейна,
лесостепная и степная формации в связи с увеличением сухости и некоторым
похолоданием, распространились по всему Заволжью и Нижней Каме.
Участие третичных экзотов в акчагыльской флоре
Куйбышевско-Саратовского Заволжья несколько преувеличено Т. А. Кузнецовой —
пыльца большинства из них была переотложенной.
Л. М. Ятайкин (1961) к переотложенным в кинельской флоре
Нижней Камы относит споры и пыльцу: Podocarpus, Cedrus, Taxodiaceae, Marat-
ticeae, Gleicheniaceae, Schizaeaceae, Matoniaceae. Но произрастание в
кинельский век в бассейне Нижней Камы таких растений, как Keteleeria, Larix,
Juniperus, Л. М. Ятайкин считает возможным.
Если исключить из палинологических спектров акчагыльской
флоры переотложенные компоненты, то спорово-лыльцевая флора акчагыла
предстанет более бедной по сравнению с листовой акчагыльской флорой,
найденной у с. Корнеевки. Таким образом, эта листовая акчагыльская флора
показывает, что палеоклиматические реконструкции, основанные на
палинологических анализах, рисуют климатические условия прошлого в более
неблагоприятном аспекте, чем было в действительности.
Показательна в этом отношении и кинельская листовая флора
Рыбной Слободы на р. Каме в сопоставлении с результатами спорово-пыльцевых
исследований. Палинологическое изучение кинельских отложений у пристани
Рыбная Слобода, проведенное В. И. Барановым и И. М. Васильевой (1950), а
затем В. П. Гричуком (1951), привело исследователей к согласному выводу о
распространении на Нижней Каме, во время накопления кинельских пород,
сплошных хвойных лесов богатого видового состава с подчиненной ролью
листопадных растений. По мнению о
A. И. Москвитина (19586, стр. 42), листопадные
формы играли в этих I хвойных лесах «не столько „подчиненную", как
просто ничтожную роль. Листопадные третичные формы явно вымирали н этом
хвойном лесу, в котором под конец остались только ель, сосна да пихта».
В разрезе кинельских отложений у Рыбной Слободы В. И.
Баранов и И. М. Васильева (1950), выделяют четыре пачки, относя все их к
низам среднего плиоцена. Нижняя пачка сложена «алевритовыми глинами и
гтолимиктовыми песками, с включением прослоек, богатых обуглившимися и спрессованными
остатками растений», видимой мощностью 4—5 ж. Выше располагается
песчано-глинистая пачка, в глинистых слоях которой содержатся сидеритовые
конкреции, богатые отпечатками листьев двудольных растений,— видимая мощность
20 ж. Далее следуют серые плотные глины с тонкими прослоями песка, мощностью
10 ж. Венчается разрез четвертой пачкой тонкозернистых песков, переходящих в
плотные глины (Баранов, 1950, стр. 99).
Пыльца в изобилии содержалась в плотных глинах третьей
пачки, откуда были отобраны пробы через 20—30 см на протяжении 3,5 ж по
вертикали. Глинистые прослои второй пачки содержали значительное количество
пыльцы; пески четвертой пачки крайне бедны пыльцой; в глинах и песках первой
пачки пыльцы также мало.
Спорово-пыльцевой состав во всех четырех пачках
приблизительно одинаковый — господство принадлежит хвойным, лиственных очень
мало. Например, в составе древесной пыльцы из пачки с сидеритовыми
конкрециями хвойные занимали 94,6%, в пыльце из серых глин — 93,4%. В составе
пыльцы древесных пород из серых глин господствует пыльца сосны: 82% по В. И.
Баранову и И. М. Васильевой, 69% по В. П. Гри- чуку; ель занимает 7% (16% по
В. П. Гричуку). Вверх содержание хвойных увеличивается, главным образом за
счет сосны, что, по мнению B. И. Баранова (1950, стр. 106), «быть может,
соответствует некоторому похолоданию».
Участие термофильных растений невелико: Carpinus, Fagus,
Tilia, Acer, Ilex — единично, Quercus—1% (<1% по В. П. Гричуку), Cory- lus
— 2% (в анализе В. П. Гричука отсутствует), Ulmus —<1%, Pte- rocarya—1%
(единично по В. П. Гричуку), Tsuga — единично (<1% по В. П. Гричуку).
Пыльца Podocarpus, встреченная в анализах В. И. Баранова и
И. М. Васильева, является, по их мнению, возможно, переотложенной.
Судя ,по спорово-пыльцевым анализам, флора Рыбной Слободы
отражает климат сухой и умеренно-теплый.
Сопоставляя пыльцевые спектры кинельских отложений Рыбной
Слободы на Каме и танаисских верхнеплиоценовых слоев Сало-Маныч- ского
междуречья в Придонье, В. П. Гричук (1951, стр. 39) приходит к выводу о
«большой близости состава древесной пыльцы (а следовательно, и древесной
растительности) как в отношении присутствующих родов, так и в отношении
участия их в образовании растительного покрова. Различия заключаются только в
том, что если в Приазовье мы обнаруживаем следы участия травянистой
растительности, то в Рыбной Слободе серые глины вмещают типичные лесные
спектры».
Основываясь на весьма близких пыльцевых спектрах отложений
Рыбной Слободы и Сало-Манычского междуречья, В. П. Гричук (там же, стр. 41)
сближает их и во времени, датируя кинельские глины низовий р. Камы средним
плиоценом, а танаисские глины Придонья — срединой или концом плиоцена.
В обоих случаях В. .П. Гричук (там же) считает тургайскую
флору сильно обедненной и значительно приближающейся к европейской флоре
четвертичного периода.
Листовая флора Рыбной Слободы, извлеченная из сидеритовых
конкреций второй пачки, оказалась богаче пыльцевой. В ней В. И. Барановым
(1950, стр. 98—100), при ближайшем участии А. Н. Криштофови- ча, было
определено 48 форм из 69, установленных по листовым отпечаткам и
палинологическим анализам.
Листовая флора Рыбной Слободы занимает промежуточное
возрастное положение между ергенинской листовой флорой, исследованной В. И.
Барановым (1954а), и акчагыльской листовой флорой, изученной Т. А. Кузнецовой
(I960). Несколько большая близость флоры Рыбной Слободы к акчагыльской
листовой флоре вытекает из большего числа совпадающих форм (10 вместо б у
ергенинской флоры) между флорой Рыбной Слободы и акчагыльской. Больше между
ними и общих родов: Equisetum, Cyperites, Pterocarya, Acer, Typha, Salix,
Corylus и др.
К более древним элементам Рыбной Слободы относятся:
Equisetum arcticum Неег., известный из миоценовых отложений р. Эльген в
районе Средникана; Salix angusta Al. Br., встречающаяся в мэотической флоре
Сеймены на Украине; Salix varians Goepp., найденная в среднесармат- ской
флоре с. Гидичича в Молдавии, в мэотической флоре Сеймены и нижнепонтической
флоре Меоре-Атара в Западной Грузии. В. И. Баранов (1950, стр. 108) пришел к
заключению, что ископаемый флористический комплекс Рыбной Слободы «заставляет
предполагать более древний, чем акчагыл, возраст песчано-глинистой свиты,
заключающей пыльцевую флору и конкреции с растительными остатками; возможно,
что при дальнейших более углубленных исследованиях, их придется признать
нижнеплиоценовыми».
В более поздней работе В. И. Баранов (1954а, стр. 87),
после дополнительных обследований кинельских отложений у Рыбной Слободы и
сопоставления спорово-пыльцевых спектров этих осадков и верхнемиоценовых
пород р. Вах (на близость которых указывала С. В. Кац), считает, что
«горицкая флора, будучи в общих чертах сходной, все же является более молодой
и должна быть отнесена к плиоцену, вернее всего — к низам среднего плиоцена».
При этом В. И. Баранов решающее значение придавал
отчетливому преобладанию «в камских флорах пыльцы хвойных, при большом
количестве которых широколиственные породы отходят на второй план, чего
нельзя сказать про ваховскую флору, в составе которой значительную роль
играют бук, дуб, гикоревые и даже имеется нисса».
В 1955 г. В. П. Гричук (1959, стр. 34) произвел
дополнительное изучение спор и пыльцы кинельских осадков у Рыбной Слободы.
«Спорово- пыльцевому анализу подвергались как образцы глин, вмещающих сиде-
ритовые конкреции с отпечатками листьев, так и вышележащие слои. Для возможно
более полной характеристики этих отложений в каждом из образцов
подсчитывалось значительное количество пыльцы и спор — от 4000 до 15 000
пыльцевых зерен. Это позволило кроме родов, определенных В. И. Барановым,
установить присутствие здесь еще 13 новых родов».
Новыми родами, найденными В. П. Гричуком в кинельских
отложениях Рыбной Слободы, являются: Taxus, Larix, Sequoia, Libocedrus,
Chamaecyparis, Carya, Ostrya, Fagus, Castanea, Liquidambar, Cotinus, Nyssa,
Arbutus.
Сопоставляя родовой состав флоры Рыбной Слободы с составом
флор шешминского, челнинского и сокольского горизонтов кинельской свиты (по
анализам Е. Н. Анановой), В. П. Гричук (1959, стр. 36) полагает: «Как по
составу флоры, так и по обилию в этих отложениях рода Pinus, установленными
анализами В. И. Баранова U950) и нашими (Гричук, 1951), эти отложения могут
быть сопоставлены только с теми, которые соответствуют II комплексу Е. Н.
Анановой (т. е. с верхней частью челнинского горизонта)». Мною уже
приводились доказательства, что такое сопоставление флоры Рыбной Слободы не
согласуется с условиями ее залегания. «Озерные ленточно,подобные глины
челнинского горизонта кинели залегают в нижней части каньонообразного русла
Кинель-реки на отрицательных отметках. Осадки кинельской свиты не
дислоцированы, и челнинский горизонт ее залегает на отрицательных отметках на
всем протяжении от устья р. Белой до г. Куйбышева. Глины же с флорой Рыбной
Слободы залегают на положительных отметках, порядка 0— 65 м, и относятся скорее всего к сокольскому горизонту кинели» (Горецкий, 1962, стр. 29—30). На 2,
помещенном мною в той же статье (стр. 29), глины с флорой Рыбной Слободы
располагаются частично и в низах чистопольского горизонта.
В верхней части сокольского горизонта (III
палинологический комплекс) и нижней части чистопольского (IV комплекс) как
раз и наблюдается ( 14 и 16, диаграммы скв. 1338, 5178) подъем кривой Pinus
до 70—80%, что характерно и для пыльцевой флоры Рыбной Слободы
Что касается древних родов, обнаруженных В. П. Гричуком в
флоре Рыбной Слободы и будто бы не переходящих в флору сокольского и нижней
части чистопольского горизонта, то мною уже приводились выше данные анализов
Л. С. Короткевич и В. В. Зауер о присутствии в них пыльцы родов Sequoia,
Carya, Fagus, Liquidambar, Nyssa и др.
Наиболее вероятно, что пыльца этих родов, как и более
древних родов, установленных В. П. Гричуком в флоре Рыбной Слободы, является
переотложенной. Обнаружение их в 1955 г. В. П. Гричуком (тогда как в его анализах 1951 г. они отсутствовали) объясняется в первую очередь исключительно
констрастным увеличением количества подсчитанных зерен— с 250 до 15000 зерен!
Если бы такое же увеличение подсчитанных зерен было сделано в породах
сокольского и чистопольского горизонтов, то и там появилась бы пыльца
дополнительных древних родов. Сам В. П. Гричук (1959, стр. 35) отмечает, что
присутствие древних родов в кинельских отложениях установлено по находкам
единичных пыльцевых зерен, а «это указывает на то, что представители этих
рассматриваемых родов не имели широкого повсеместного распространения, и
находки их пыльцы являются делом случая». И все же вопрос о возрасте листовой
флоры Рыбной Слободы не может считаться решенным. Разногласия в датировках
этой флоры по-прежнему остаются большими. П. И. Дорофеев (1956а, стр. 179)
считает, что флора Рыбной Слободы «содержит много форм, характерных для более
древних олигоценово-миоценовых флор, и должна рассматриваться по крайней мере
как миоценовая».
Л. М. Ятайкин (1961, стр. 912) возражает против понижения
возраста флоры Рыбной Слободы: «Однако, по нашему мнению, эта флора должна
быть признана кинельской и отнесена к середине кинеля».
В защиту своего мнения Л. М. Ятайкин (там же, стр. 912)
приводит следующие веские соображения: 1) спорово-пыльцевые спектры пород с
листовой флорой «являются обычными для середины кинеля, с преобладанием
сосны, но не широколиственных»; 2) в середине кинельского времени
палинологические спектры Нижней Камы отмечают резкое увеличение участия
пыльцы широколиственных, что свидетельствует «о наличии, помимо хвойных, и
широколиственных лесов, один из которых оставил о себе память в виде флоры
Рыбной Слободы»; 3) почти все формы листовой флоры найдены и в составе
спорово-пыльцевой флоры средней кинели; 4) соотношения голарктических
элементов в листовой и спорово-пыльцевой флорах Рыбной Слободы близки между
собой; 5) листовая флора Рыбной Слободы отражает характер растительности
небольшого участка, тогда как палинологические спектры сглаживают местные
различия.
Большое принципиальное значение истинного возрастного
положения флоры Рыбной -Слободы как для истории флоры и растительности
Русской равнины, так и для решения проблемы о границе между неогеном
и антропогеном послужило основанием для участников
Совещания двух комиссий Межведомственного стратиграфического комитета (по
неогеновой и четвертичной системам) вынести решение о постановке специальных
исследований в районе Рыбной Слободы с бурением опорной скважины. Эти
исследования еще не закончены. Особенную важность приобретают при этом
комплексные палеонтологические исследования: кон- хилиологические,
микрофаунистические, палинологические, диатомовые и палеокарпологические. К
сожалению, обугленный торф (бурый уголь), известный в кинельских осадках
Рыбной Слободы еще с 1915 г., со времен работ В. А. Чердынцева и М. Э.
Ноинского, до сих пор не стал предметом палеокариологических исследований.
Климатические изменения в послеакча гыльское время изучены
в бассейне Нижней Камы с гораздо меньшей полнотой, в значительной мере —
фрагментарно. Спорово-пыльцевые исследования охватили лишь осадки омарских и
икских слоев апшеронского яруса.
Спорово-пыльцевые анализы отложений омарских слоев
выполнялись Л. С. Короткевич, В. В. Зауер, Т. А. Кузнецовой, Н. Я. Кац и С.
В. Кац.
Комплекс IX, широколиственно-сосново-еловый,
характеризуется относительным преобладанием хвойных влаголюбивых растений
(ели — 24%, тсуги — 20—25%), умеренным развитием хвойных сухолюбивых (сосны —
23%) и значительным участием термофильных растений — 16—21 % (дуба — 3%,
каштана — 1 %, вяза — 3%, липы—6—10%, птерокарии—1—2%, орешника—1—2%,
клена—1%), а также мелколиственных: ольхи — 12%, березы — 11,5%.
Н. Я. Кац и С. В. Кац (1962) определили в омарских слоях
(II и III фазы авторов) преобладание ели (35,9—66,2%), значительное
содержание тсуги (до 20,1—23,5%), пихты (2,8—18,5%), подчиненное развитие
сосен (2,9—10,5%), повышенное участие в послеакчагыльское время термофильных
растений: дуба—до 3,5%, липы — до 4,4%, граба—до 1,1%, клена — 0,7%),
орешника — 0,6%, вяза — 0,3%, птерокарии — 0,5%,, ореховых (Juglans) — до
2,3%, падуба (Ilex) —0,3%.
Омарский термофильный палинологический комплекс
апшеронского яруса во многом похож на сокольский термофильный комплекс
кинельской свиты. Оба комплекса широколиственно-сосново-еловые, но в со-
кольском комплексе больше ели (до 50—72% вместо 24% в омарских слоях), а в
омарском комплексе больше тсуги (до 20—25% вместо 2,4—8,9% в сокольском
горизонте).
Омарский термофильный комплекс отражает наиболее
оптимальные климатические условия, влажные и относительно теплые,
апшеронского времени, сменившие наиболее неблагоприятные условия, сухие и
умеренно-прохладные или умеренно-теплые, времени акчагыльской регрессии.
Оптимальные климатические условия начала апшеронского века
подтверждаются и составом диатомовой флоры, изученной И. А. Купцовон (1962) в
диатомите омарских слоев: эта флора содержит до 91% преимущественно
теплолюбивых форм.
В коричнево-желтом суглинке (глубина 12,5—14,0 м),
желто-серой (глубина 10,5—12,5 м) и темно-серой глине (глубина 8,75—10,5 м),
подстилающих диатомит, встречались лишь единичные диатомовые: Stepha-
nodiscus sp. и Cyclotella sp.
В диатомите (глубина 4,5—8,75 м) омарских слоев И. А.
Купцова об наружила богатую диатомовую флору, состоящую из 79 видов
пресноводных и пресноводно-солоноватоводных. Распределение видов и
количественное их развитие по вертикали относительно равномерное, с некоторым
обеднением на глубине 7,0—8,75 м.
Преобладающим развитием в омарском диатомите пользуются
следующие виды: Stephanodiscus sp. (господствует), S. ostraea var. intermedia
Tricke (очень часто), Opephora Martyi Herib. et var. amphioxys Po- retr
(очень часто), Fragilaria brevistriata Grun. (в массе), F. construens (Ehr.)
Grun. с разновидностями (в массе), F. lapponica Grun. (очень
часто), Cocconeis thumensis A. Mayer (часто), Diploneis cf. ovalis (Hilse) CI. (часто),
Navicula tuscula (Ehr.) Cr. (нередко — в массе), N. hosta Pant, (очень часто), N.
costulata Grun. (очень часто), N. anglica Ralfs. (часто), N. tuscula (Ehr.) Grun. (нередко — очень часто), N.
scutelloides W. Sm. (в массе), N. oblonga Ktz. (нередко), Cyrosigma
attenuatum (Ktz.) Rabenh. (часто), Epithemia sorex Ktz. (часто), E. zebra
(Ehr.) Ktz. (часто), Rhopalodia gibba (редко — очень часто).
Почти во всех образцах, по заключению И. А. Купцовой, «в
большом количестве встречена Cyclotella sp., напоминающая С. comta (Shr.)
Ktz., но отличающаяся от нее по структуре».
«В массе встречаются споры Melosira, сходной, по
определению А. П. Жузе, с М. baicalensis Wis!. Они
встречены на глубине 6,0—8,75 м\ выше на смену им .появляется Melosira
ambigua (Grun.) О. М. и М. gra- nulata (Ehr.) Ralfs. (очень часто).
Интересно отметить значительное развитие солоноватоводного
вида Navicula foreipeta var. balneoris Grun. на глубине 6,0—7,0 м.
Наряду с видами эвтрофных водоемов присутствуют и
олиготрофные холодолюбивые виды, но они встречены с невысокими оценками:
Melosira arenaria Moore (нередко), М. scabrosa (нередко), Tetracyclus lacu-
stris Ralfs. (редко), Achnanthes
lanceolata var. elliptica CI. (нередко), A.
minutissima (нередко), Navicula pseudoscultiformis
Hust. (единично), Caloneis zachariosii Reich, (единично), Neidiurn bisulcatum (единично).
Кроме диатомовых водорослей, в массе
развит Trachelomenes (различные виды)
из эвгленовых, характерный для планктона эвтрофных
озер...
Массовое развитие планктонных видов
Stephanodiscus sp., St. astraea var. intermedia, Cyclotella sp., Melosira sp.
(споры), M. ambigua, M. gra- nulata, глубоководного донного вида
Navicula scutelloides говорит о том, что это было довольно большое, глубокое
озеро эвтрофного типа, пресное, может быть, с незначительной примесью
солености...
Сравнивая омарскую диатомовую флору с верхнеплиоценовой
флорой Западной Германии (Krasske, 1932), можно отметить некоторое сходство.
Так, из 143 видов, встреченных Krasske, нами отмечено 48; важно то, что из
этих общих видов многие и у нас, и у Krasske являются доминирующими. Это: Cyclotella
comta, Navicula scutelloides, Fragilaria construens, Fr. brevistriata,
Navicula hosta, N. tuscula...
Сравнение с плиоценовой флорой Грузии и Армении (В. С.
Порецкий, 1934) показывает довольно сильное различие флор».
По экологическим условиям диатомовые Омарского озера
распределяются, по данным И. А. Купцовой, следующим образом (в %): эвтроф-
ные — 80, холодолюбивые — 9, байкальские — 2, неизвестной экологии — 9.
А. П. Жузе, ознакомившаяся с результатами исследований И.
А. Купцовой, пришла к заключению, что омарская диатомовая флора имеет
аналогов в диатомовых верхнеплиоценовых флорах Северной Германии, а также в
верхнеплиоценовых флорах озерных водоемов Восточной Сибири (Витимское
нагорье).
В составе диатомовой флоры омарских слоев, по мнению А. П.
Жузе, «нет никаких признаков, указывающих на сугубо низкие температурные
условия. Эта флора характерна для умеренных широт. Те несколько видов,
которые, казалось бы, могли бы свидетельствовать в пользу холо- долюбивости
омарской флоры, на самом деле указывают лишь на ее древность. Так, например,
виды Tetracyclus в миоцене и плиоцене были характерны для низких широт, а
теперь обитают преимущественно в высоких. Эти признаки большей древности
диатомовых, в частности, проявляются присутствием ряда солоноводных видов.
Это — один из признаков плиоценовых диатомовых флор (наличие 2—3 видов
солоно- водных). В большей степени, чем в верхнеплиоценовой, это выражено в
нижне- и среднеплиоценовых флорах».
Омарская диатомовая флора, по письменному сообщению А. П.
Жу- зе, типична «для крупного озера, прозрачного, олиготрофного, умеренных
температурных условий (12—14°) и типично пресноводного».
Осадки Омарского апшеронского озера залегают на очень
высоких отметках (152—155 м для кровли пород, 11) —значит, это озеро
образовалось сразу же после сильного опреснения акчагыльского солоно- водного
бассейна и начала его регрессии.
Следовательно, смена сухих и умеренно-прохладных
климатических условий конца акчагыльского века (VIII-а комплекс) влажными и
теплыми (IX комплекс) произошла в самом начале апшеронского века.
Т. А. Кузнецова (1960, стр. 11—12) считает, что для этого
времени характерен выделенный ею IV комплекс (эквивалент нашего IX), который
соответствует чаще «п е р е х од н о й от акчагыла к апшеро- ну толще
преимущественно озерных образовани й», относящейся, однако, уже к самым
древним апшеронским образованиям.
В спорово-пыльцевых спектрах IV (по Т. А. Кузнецовой)
комплекса «еще продолжает доминировать пыльца сосны и ели, хотя заметно
увеличивается содержание пыльцы лиственных древесных пород и особенно
травянистых растений».
Ярким своеобразием отличается X палинологический комплекс
(V комплекс Т. А. Кузнецовой), характеризующий икские слои конца апшеронского
века, имеющие надежную датировку колкотовским (днестровским) комплексом
конхилиофауны и мелькенским палеокар- пологическим комплексом.
Спорово-пыльцевая флора старичных отложений у с. Новый
Мель- кень, из икских слоев верхнего апшерона, имеет, по исследованиям Е. Н.
Анановой, следующий состав: Picea — 28%, Abies —7%, Tsuga—единично, Pinus —
9%, Larix —1%, итого хвойных — 45%; Salix — 1%, Betula —11%, Alnus—1%,
Quercus — 4%, Ulmus — 8%, Tilia — 28 %; итого широколиственных — 40%; пыльцы
древесных — 73,3%, травянистых — 20,2%, спор — 6,5%.
Н. Я. Кац и С. В. Кац (1961, стр. 208) в озерно-старичных
глинах икских слоев с глубины 12,0—13,0 м (три образца) определили пыльцу
следующего состава: Tsuga canadensis Carr.— 1 %, Larix sp.— 1 %, Abies sp.—
21—287o, Picea sect. Omorica — 3%, Picea excelsa
Link.—65—75%, Pinus silvestris L.— 1—4%, Pinus subg. Haploxylon — 1 %, Tilia
cordata Mill.— 1—2%, Gramineae—1%. «В пыльцевом спектре, по заключению
исследователей, резко доминируют хвойные с елью на первом месте и пихтой на
втором».
Аналогичные результаты были получены Н. Я. Кац и С. В. Кац
(1962, стр. 68) при более детальных палинологических исследованиях икских
слоев с глубины 12,5-—14,5 м; ими отмечается сходство икской диаграммы с
диаграммой омарских слоев.
По Т. А. Кузнецовой (1960, стр. 11), в спорово-пыльцевых
спектрах комплекса V (нашего X) «наряду с пыльцой хвойных (Picea, Pinus,
Tsuga, Abies, Larix) постоянно присутствует пыльца лиственных (до 36%).
Отмечается пыльца Betula, Alnus, Tilia, Ulmus, Acer, Quercus, реже Castanea,
Pterocarya, Carpinus. Состав пыльцы травянистых растений и кустарничков
разнообразнее, главным образом за счет пыльцы водных и прибрежно-водных
растений. Преобладает пыльца Ericaceae, Gramineae, Chenopodiaceae,
Compositae, Artemisia...».
«Комплексы IV и V характеризуют этап смешанных лесов,
.пришедших в апшеронское время на смену хвойным лесам акчагыла.
Преобразование хвойных лесов в смешанные происходило постепенно... С периодом
широкого развития смешанных лесов связаны отложения верхней части апшеронской
толщи, представленные комплексом аллювиальных и аллювиально-озерных
образований. Они характеризуются спектрами комплекса V, отражающими наличие
смешанного леса с преобладанием хвойных и довольно сильно развитым
травянистым ярусом из цветковых растений» (там же).
Потепление в апшероне, по мнению Т. А. Кузнецовой (1960,
стр. 13), было настолько значительным, что некоторые термофильные элементы
(Magnoliaceae, Castanea, Pterocarya, Fagus, Carpinus) «вернулись из южных
районов на территорию Поволжья».
Вероятно, размеры климатической амплитуды между акчагылом
и апшероном в приведенном представлении несколько преувеличены, потому что в
акчагыле не было сильного похолодания, и Pterocarya, Саг- pinus и другие
термофилы не покидали пределов не только Поволжья, но и Прикамья (см.
палинологическую диаграмму скв. 1481, 18), однако потепление в апшеронский
век на территории Поволжья и бассейна Нижней Камы может считаться доказанным.
Судя по имеющимся палинологическим материалам, оптимальные
климатические условия существовали на протяжении всего апшеронского века с
нарастанием их к концу апшерона.
Такой ход климатических изменений в апшероне, если он
подтвердится новыми данными, принципиально отличается от общего характера
изменений климата в кинельское время. Вместо ритмической смены влажных и
теплых фаз (I, III, V, VII комплексы) сухими и теплыми (II, IV, VI
комплексы), свойственной кинельскому времени, в апшероне возникает новый тип
односторонне направленных климатических изменений с постепенным увеличением
тепла и сохранением умеренной влажности, с некоторым ее уменьшением к концу
апшерона.
Акчагыльское время характеризуется промежуточным
положением, обусловленным сильнейшим увлажнением при максимуме акчагыльской
трансгрессии и большой сухостью (вплоть до продвижения лесостепи и степи на
Нижнюю Каму) при регрессии акчагыльского бассейна.
Возникает мысль, насколько правдоподобно представление о
такой резкой смене общего характера эволюции климата, не объясняется ли оно
недостаточностью проведенных спорово-пыльцевых исследований осадков
апшеронского яруса в Поволжье и в Прикамье?
В самом деле, имеющиеся палинологические анализы относятся
лишь к отложениям самого начала апшеронского века (омарские слои, наш IX или
IV комплекс Е. А. Кузнецовой) и верхней части апшеронского яруса (икские
слои, наш — X или V комплекс Кузнецовой). Значительная часть осадков
апшеронского яруса, преимущественно его середины, осталась еще не изученной в
палинологическом отношении. Не исключена возможность, что при изучении
среднеапшеронских отложений будет открыт новый палинологический комплекс,
отражающий значительное увлажнение и некоторое похолодание климата.
Не исследован спорово-пыльцевой состав скифских (сыртовых)
глин и аналогов их. имеющих распространение в бассейне Кинель-реки. Время их
формирования отличалось чрезвычайно сухим и теплым климатом, новым
продвижением степей в бассейн Нижней Камы. На это указывают интересные данные
палинологического изучения 3. П. Губониной верх- неапшеронских отложений в
районе строительства Волжской ГЭС им. В. И. Ленина, вскрытых скв. 7288 ( 19)
на глубине 18—52 м. Сухие и теплые климатические условия отражены
преобладанием пыльцы трав (50—60%), с господством Chenopodiaceae (60—70%) и
Artemisia (10—20%), доминированием сосны (80—90%) среди древесных,
значительным развитием широколиственных: Quercus pubescens, Q. ro- bus, Q.
petreae, Tilia cordata, T. platyphyllos, T. sp. (?. T. tomentosa), Carpinus,
Ulmus, Corylus.
Теперь, когда охарактеризованы основные особенности
литологиче- ского состава и строения осадков кинельской свиты
Сокольско-Белях- чинского и Набережно-Челнинского районов, перекрывающих их
отложений, а также состав заключенных в них остатков конхилиофау- ны,
остракод, семенной, спорово-пыльцевой и диатомовой флоры, Необходимо
остановиться на ознакомлении с геологическим строением осадков, выполняющих
долины Кинель-реки и ее притоков в других районах.
Плиоценовые отложения в бассейне Палео-Вятки
В бассейне Палео-Вятки плиоценовые отложения изучены
недостаточно. Несомненные осадки нижних горизонтов кинельской свиты здесь до
сих пор не известны. Низкое (на абсолютной отметке 61 м) залегание акчагыльских морских слоев, с обедненной фауной у пос. Суши, служит косвенным
указанием на вероятное присутствие доакчагыльских пород, скорее всего
сокольского и чистопольского горизонтов, и в долине Палео-Вятки.
Песчано-глинистые отложения с конкрециями сферосидеритов
(рудная свита), широко распространенные в среднем течении р. Вятки,
относятся, по-видимому, или к чистопольскому горизонту кинельской свиты, или
к апшеронскому ярусу.
Хотя Л. Кротов (1878, стр. 54) относил эти осадки к
постплиоценовым, но из поля его зрения не ускользнуло большое их своеобразие:
«Присутствие прослоек торфа среди этой толщи пластов, довольно значительная
мощность их, доходящая местами (д. Малиновка) до 30— 35 сажен,
распространение их сравнительно широкой полосой по тому и другому берегу
Вятки, а также то обстоятельство, что распространение их в деталях не
совпадает с направлением р Вятки и других рек,— вся совокупность этих фактов
приводит к заключению, что эта толща не имеет никакого отношения к
современным рекам Вятской губернии, а что она отложилась в более раннюю эпоху
в целой системе озер, сообщавшихся между собою протоками».
Эти совершенно правильные рассуждения и выводы делают
честь геологической прозорливости П. Кротова. Исключительное внимание П.
Кротова к палеонтологическому обоснованию- возраста вятских отложений с
конкрециями сферосидеритов, к сожалению, не нашло должной преемственности в
дальнейших исследованиях этих пород
Из органических остатков, собранных П. Кротовым (там же,
стр. 54— 55), К- Ф. Кесслер определил несколько видов костистых рыб — окуня
(Регса fluviatilis), леща (Abramis brama) и вид Clupea (Alosa). Вместе с
этими рыбами попадаются: раковины Dreissena polymorpha Pall., Ра- ludina
achatina Lam. , Cyclas rivicola Lam., Planorbis sp.. Helix sp., Pi- sidium
antiquum Martens, Anodonta (близкая к An. anatina v. rostrata Lam. и An.
cygnea Lim.), а также кости Elephas primigenius, Rhinoceros tichorinus, много
растительных остатков (Equisetes sp. и др.), в том числе торфа. Кости
четвертичных млекопитающих залегали, конечно, не in situ, но и сами
определения были, вероятно, ошибочными, так как в некоторых случаях кости
«Elephas primigenius» залегали в бурой глине с конкрециями сферосидерита и
окремнелыми растительными остатками совместно, т. е. in situ (обнажения по р.
Берлог; Кротов, 1878, стр. 37).
П. Кротов сопоставлял вятские отложения, содержащие
конкреции сферосидеритов, с «проблематическими пластами этого же возраста»,
развитыми по р. Белой и охарактеризованными каспийской фауной, т. е. с
акчагылом.
Из наблюдений П. Кротова (там же, стр. 54) заслуживают
большого внимания факты о двух типах осадков с конкрециями сферосидеритов: 1)
осадки, приуроченные к углублениям и котловинам; 2) отчожения, непрерывно
покрывающие значительную площадь. Второго типа осадки являются, как можно
было видеть в районах Нижней Камы, озерными по происхождению, акчагыльскими
или апшеронскими по возрасту. Первого типа отложения могли накопиться и в
древних долинах Палео- Вятки и ее притоков, являясь озерно-аллювиальными и
аллювиальными по генезису, кинельскими по возрасту.
В конкретных описаниях разрезов рудной свиты у П. Кротова
мало данных по отложениям первого типа, хотя и встречаются указания о
подстилающих торфяники и синие глины песках (там же, стр. 36, 22,20).
Изучение вятской рудной свиты несколько продвинулось при
исследованиях Г. Фредерикса (1931), но коллекция фауны из рудной толщи
осталась не обработанной.
В состав конхилиофауны вятских плиоценовых осадков, по
исследованиям П. И. Кротова, Ф. Ф. Розена и Г. Фредерикса, входят: Dreissena
polymorpha Pall., Anodonta anatina v. rostrata Lam., A. sp., близкая к An.
anatina v. rostrata Lam. и An. cygnea L., A. sp., Volletia (Ancylus)
lacustiis L., Sphaerium corneum L., S. sp., Bithynia tentaculata L.. B. ven- tricosa Gray, Planorbis albus Mull.,. P. marginatus S., P.
corneus L., P. sp., Valvata (Cincina) antiqua Sow., V. (Cincina) contorta
Menke, V. sp., Zua (Achatina) lubrica Mull., Vivipara achatina Lam., P.
impura Pfeif., Cyclas rivicola Lam., Pisidium antiquum Mart., P. sp., Helix
sp. (крупная форма), H. sp. (мелкая форма), Limnaeus sp. Подавляющее
большинство приведенных форм не имеет руководящего значения, встречаясь как в
плиоценовых, так и в антропогеновых отложениях. Но некоторые виды присущи
только плиоценовым осадкам, например Valvata (Cincinna) antiqua Sow., хотя
датирующее ее значение крайне ограничено, так как она встречается во всех
горизонтах кинельской свиты, в биклянских. мензелинских и икских слоях.
Г. Фредерике (1931. стр. 47) отмечает, что Dreissena
polymorpha Pall., которая «встречается буквально во всех пунктах
распространения рудной толщи», по указанию Е. Е. Попова, осматривавшего
коллекцию фауны, представлена «разновидностью, являющейся характерной для
изучаемой им (Е. Е. Половым.— Г. Г.) верхнетретичной фауны Казанской губ.,
которую он предположительно отнес к левантинскому возрасту». Г. Фредерике
считает такую датировку вероятной по чисто геологическим соображениям: рудные
слои «должны быть или самые юные слои плиоцена, или самые древние,
доледниковые, слои постплиоцена (плейстоцена)».
Геологическое строение нижней части вятской рудной свиты
не удалось осветить и Г. Фредериксу (1931, стр. 47), который изучал эту свиту
лишь по естественным обнажениям: «есть ли галечники вообще в основании рудных
пород — у нас никаких данных не имеется».
Б. В. Селивановский (1934) считал рудную свиту также
левантин- ской. С. Г. Каштанов (1938, стр. 26) предполагал, что «скорее всего
она окажется более молодой, так как в отложениях этой свиты П. И. Кротовым
были найдены остатки млекопитающих: Bison sp., Ele- phas sp. и др.».
В последнее десятилетие вятские плиоценовые отложения
стали предметом изучения геологов Гидропроекта им. С. Я. Жука и Казанского
филиала АН СССР, работающих в тесном содружестве. Спорово-пыльце- выми
анализами Т. А. Кузнецовой (1960, стр. 12) было установлено, что осадки
рудной свиты характеризуются V палинологическим комплексом (нашим X); тем
самым было доказано, что верхняя часть рудной свиты одновозрастна с икскими
верхнеапшероновыми слоями Нижней Камы.
Но геологическое строение нижней части осадков Палео-Вятки
и ее притоков, возраст их и условия образования остаются не изученными и до
сих пор, так как они не были вскрыты неглубокими скважинами при
инженерно-геологических изысканиях под Нижне-Камскую ГЭС.
Как показывает геологический профиль через долину р. Вятки
у с. Цепочкино ( 20), вероятна принадлежность вятских плиоценовых отложений к
кинельской свите, чистопольскому и сокольскому ее горизонтам, а также к
апшеронскому ярусу.
|