Первобытный праздник и мифология

Раздел: Культура

В мифах о творении из Центральной Австралии говорится о том, что в начале времен на земле обитали только бесформенные несовершенные существа, в разных традициях называемые по-разному (инапатуа, ин- тер-интеоа, релла-манеринья) [480(1), 308; 481, 388—9; 482, 150—4; 493(1), 2—8; ср. 310, 476, 779 и сл.]. В описании аранда их «допредки» инапатуа не имели отчетливо очерченных членов или органов зрения, слуха и обоняния, у них не было ни рта, ни других важнейших органов. Они напоминали человеческие существа, но скрюченные и сбитые в комок, в котором лишь с трудом можно было распознать контуры отдельных частей тела. Из инапатуа двое небожителей, а затем и разные культурные герои вырезают (высвобождают) людей обычного вида, одновременно совершив над ними обрезание [480(1), 307 и сл.; 481, 388 и сл.]. Интересно, что эти первоначальные существа, по-види- мому, не связаны с понятиями об эмбриональном состоянии человека, так как в тех редких случаях, когда у аборигенов случаются преждевременные роды, выкидыш считается не неоформившимся ребенком, а детенышем какого-нибудь животного, по ошибке попавшим в утробу роженицы [481, 52; ср. 243, 84].

В мифах об инапатуа еще нет конкретной идеи перехода первородного Хаоса в последующий Космос, которая лежит в основе космогонического сюжета в развитых мифологических системах [88, 198, 205 и сл.]. По-видимому, правомернее говорить здесь о некоем архетипе первородного Хаоса. Примечательно, что в Китае сходные «недоделанные» эмбриональные существа выступают уже как персонификации абстрактной идеи хаоса (Хунь-тунь) [149, 34—5; 88, 208]. Хотя австралийские мифы о Начале и не повествуют непосредственно о происхождении космоса в целом29, в некотором смысле они имеют отношение к этому кругу явлений- Так, несовершенные первоначальные существа жили или в самой воде или на клочках суши, выступавших из моря, покрывавшего тогда всю землю [480 (I), 308; 493(1), 2], т. е. связаны с мировым океаном, универсальным мифологическим образом первородного водного хаоса [88, 206—7]. В других вариантах мифа «недоделанные» хаотичные долюди жили в вечной тьме, а бессмертные существа находились под землей в состоянии вечного сна [498, 727]; таким образом, и здесь очевидна связь с хаосом, во многих традициях конкретизирующимся как мрак или ночь [88, 206]. Состояние вечного сна тоже, скорее всего, при- частно к хаосу—но хаосу, уже готовому к организации, так как во сне заложена возможность пробуждения [ср. 494, 187; 495, 7—8]. В этом мифе неявно содержится и другая универсальная космогоническая тема—отделение неба от земли [109, 339, 399; 269, 93— 117; 364, 21; 423 и др.]. Правда, в те времена земля и небо существовали уже в разделенном виде, но между ними имелась постоянная связь [498, 725, 727], которая впоследствии была утрачена. Таким образом, не небо отделяется от земли, а по той или иной причине разрывается связывающее их звено—как, например, в мифах мара и анула во время всеобщего пожара сгорает мировое дерево, по которому люди поднимались на небо и возвращались на землю [482, 629; ср. 498, 725]30- Примечательно, что в микронезийской мифологии упорядочение хаотических существ непосредственно связано с темой разделения земли и неба. Бог-творец На Ареау, войдя в первородное вещество Те Бо-ма-Те Маки (т. е. «Мрак-и-Взаимная Слипнутость»), увидел там недвижные существа, у которых не было ни зрения, ни слуха. Тогда он разломал их тела, чтобы придать им сочленения, а также наделил их органами чувств. Поднявшись на ноги, эти первые люди сразу же принялись отталкивать небо от земли [363, 174]. В классическом же варианте этой мифологемы первородную хаотическую материю разделяют на небо и землю культурные герои или божества. Сходная форма космогонии известна и в Австралии. Согласно Г. Петри, в мифах из Кимберли говорится о начальном периоде Дингари-Гурангара, связываемом с мраком, за которым следует «второй период творения» (Бугари-Гара), знаменующийся тем, что двое культурных героев принесли в мир свет, оттолкнув небо от земли при помощи своих священных дощечек [по 190, 224]. Но такой миф, как уже говорилось, для Австралии нетипичен.

В наиболее завершенном виде эта мифологема представлена в полинезийской (маорийской) мифологии, где первичная неразделенность выражается в виде вечных объятий Отца-Неба Ранги и Матери-Земли Папа [110, 9—15; 276, 1 — 11; 529, 24—8, 41—5]. Согласно одному из вариантов, отделить отца от матери пытаются по очереди их дети, но только Тане-махута, богу леса, удается сделать это. Он становится на голову и, упершись ногами в небо, постепенно отодвигает его на теперешнее место наверху [276, 1 —11; 118, 224—6]. Здесь идея Хаоса и Космоса уже осмыслена в виде семейно-брачных отношений [88, 204], а сами участники космогонического акта классифицируются согласно их связи с теми или иными природными или культурными явлениями. Например, Таухири-ма-теа, бог ветров и бурь, противившийся разделению, остается верным родителям и в дальнейшем, будучи по своей природе посредником между небом и землей [ср. 433, 38]. Тане, бог леса, является здесь эквивалентом мирового дерева [ср. 529, 41—2], причем перевернутость Тане при космогоническом акте, возможно, соотносится с универсальным мотивом перевернутого шаманского древа31. Но любопытно, что если в австралийском мифе мировое дерево соединяет землю и небо, то в полинезийском оно их разделяет-

Итак, проследив один из сюжетов о начале мира в разных концах нашего ареала, можно всюду увидеть идею (выраженную более или менее конкретно) перехода первородного Хаоса в Космос.

Рассмотрим вкратце другую сюжетную линию в мифах о Начале, связанную с оформлением (или преобразованием) начального ландшафта. В архаической традиции окружающий мир часто представляется созданным мифическими героями, и не в результате сознательного творческого акта, а скорее случайно. Тот или иной примечательный элемент ландшафта является знаком-напоминанием о мифической истории: в том месте, где тотемный предок делал что-либо, или же там, где он навсегда покинул этот мир, образуется скала, холм, дерево или источник. Такие сюжеты особенно характерны для австралийской мифологии [480 (I), 88—98; 481, 424—32; 498, 728, и др.]. И хотя, вообще говоря, мифы о преобразовании ландшафта великими предками описывают более поздние события по сравнению с мифами о «недоделанных» существах, тем не менее их тематика может быть соотнесена с идеей перехода Хаоса в Космос. В самом деле, всякая неведомая, чужая и незаселенная территория (что часто значит «не заселенная нашим народом»), как замечает М. Элиаде, тоже представляет собой вид хаоса [236, 31]. Но если в оседлых земледельческих культурах селение относится к космосу, а все вне его пределов—к хаосу (классический пример—Мидгард и Ут- гард в древнескандинавской мифологии [88, 248—9]), то у австралийцев, ведущих бродячий образ жизни, все окружающее уже причастно к космосу благодаря деяниям их предков в мифологическую эру. Возможно, это одна из причин того, что универсальный мотив возврата к мифическому прошлому с особым постоянством встречается в австралийской традиции. В случае Австралии сюжеты указанного типа, по-видимому, имеют и реальную историческую основу- В. Р. Кабо считает даже, что тема «творения» земли и ее ресурсов непосредственно связана с первоначальным заселением Австралии и что «миф является отражением великой героической эпохи открытия и освоения пятого континента» [62, 322]. Эта мысдь в известной степени перекликается с замечанием Хокарта о мифах творения с Соломоновых о-вов (в связи с переводом туземного слова «тавити»)—мифы говорят не об истинном создании, а о переделывании уже существующих островов [294, 271 и сл.; 296, 196—7; ср. 202].            /

Но мифологема создания ландшафта интересно и сама по себе. В идеале культурный герой формирует ландшафт на «голом месте», т. е. абсолютный хаос в этом типе сюжетов может быть восстановлен в виде абсолютной пустынности первоначального пейзажа; согласно некоторым мифам, в начале мира, когда были еще только хаотические «недоделанные» существа, земля представляла собой бескрайнюю равнину, на которой не было ни гор, ни рек, ни деревьев [498, 727; ср- 436, 47]. Называние всех зверей и всех местностей путешествующими сестрами Ваувалак фактически также отражает «создание» мира из первоначального состояния «пустоты безымянности» [ср. 59, 216]. Интересно, что на севере континента в мифах о Начале нет первородной пустыни—обычно здесь нехватает только людей, которых порождают в последующем великие предки [ср. 183, 24]. По-видимому, для создания образа изначальной пустыни необходима некоторая реальная основа, а тропический пейзаж севера слишком насыщен элементами, чтобы исключение той или иной достопримечательности ландшафта привело к мифологической пустыне. Показательно, что этот вид хаоса присутствует параллельно с первым—абсолютная пустынность соседствует с абсолютной смешанностью и хаотичностью32. Можно говорить даже о двух типах хаоса и соответственно о двух способах организации мира в первобытной мифологии. Столь различные на первый взгляд формы могут иметь сходные психологические механизмы восприятия—ср. различия и сходства между агорафобией и клаустрофобией, страхом перед открытым и замкнутым пространством. Любопытен в этой связи сюжет одного сообщенного нам сна, в котором фигурирует некая картина, названная ее создателем «Лабиринтом», но на которой была изображена бескрайняя и совершенно пустынная равнина. Однако по мере того как наш информант всматривался а этот пустынный пейзаж, им все больше овладевало чувство безысходности и он все острее чувствовал, что художник изобразил самую суть лабиринта.

С двумя типами хаоса и двумя способами его преодоления можно соотнести два пути к свободе и знанию р индийской традиции—один, когда адепт максимально уходит от окружающего, сужая свой мир до стен тесной пещеры, даже позой своей стремясь к максимальной сжатости и суженности, и другой, когда адепт, наоборот, полностью растворяется в миру33. Нередко эти два состояния могут противопоставляться, переход же из одного, в другое воспринимается как освобождение. Так, в вед. anihas, «обозначающем остаток хаотической узости, тупика, отсутствия благ и в структуре макрокосма и в душе человека и противопоставленном uru loka—широкому миру, торжеству космического над хаотическим» [134, 248], отражена тяга к выходу из подобного «ужаса от узости»—к обретению широкого пространства [270, 18 и сл.; 271], что характерно не только для индоевропейской мифопоэтической традиции, но, видимо, и вообще для архаического способа мышления [134, 248; 271, 59—60]—вплоть до современных продолжений этого архетипа [134, 246—8t 280—2]. Например, современная космогоническая гипотеза о Вселенной, расширяющейся из сверхплотного состояния, может служить любопытной аналогией рассматриваемому противопоставлению.

Я. Гонда связывает противопоставление arnhas и uru loka с трудностями номадической жизни ариев Ригведы, ищущих широких и плодородных земель, где бы они освободились от узости и подавленности—в различных смыслах слова arphas и однокоренных [271, 35]. Вообще можно предположить, что у народов, мифология которых сложилась в номадический период, космогоническая картина должна либо отсутствовать, либо иметь форму, сходную со вторым типом организации Космоса—из Хаоса-пустыни. Ср. одну из версий скифской генеалогической легенды (Геродот. История. IV. 5), согласно которой первый человек по имени Таргитай родился в безлюдной пустыне. У оседлых же

народов нередко, наоборот, свой «узкий» мир противо^ поставляется чужому и враждебному «широкому», ср. «В тесноте люди песни поют, на просторе волки boiqt» [34, 554], хотя и здесь не исключается противопоставление «вольной стороны» (и вообще воли) условностям и стесненности поселения (неволи). Последнее, наряду с архетипическим противопоставлением типа a'nihas —uru loka, отражает, несомненно, и оппозицию «природа—культура» (с различной оценкой членов противопоставляемой пары).

Другая особенность обоих видов хаоса в том, что их вечность и абсолютность—только внешняя черта, в глубине же их часто заложена некая потенция- Так, в древнескандинавской традиции Гиннунгагап, «великая пустота», предшествовавшая творению мира и людей, не просто противоположна наполненности, это особое состояние, пронизанное магической силой, в котором в потенции заложено последующее устроение мира [31, 44]. Австралийские инапатуа, связанные с хаосом второго типа, также имеют в зачатке человеческие органы и конечности. В другом распространенном образе из того же класса, лабиринте, внешняя хаотичность также предполагает внутреннюю организацию (для тех, кто знает «решение»).

Еще одна особенность хаоса как первого, так и второго типа в том, что его организация происходит не в виде единого начального акта, а поэтапно—иногда в течение всей священной истории. Например, в ведийской традиции сперва образуется мировое яйцо в первородном океане, потом оно раскалывается на две части и т. д.; или же первородная земля-гора, еще не освобожденная от сил хаоса, не может найти себе точку опоры в мировом океане, пока бог-творец Индра не пронзает своей ваджрой змея, свернувшегося вокруг горы—персонификацию хаоса (см., например, [332, № 4, 5])-

Космогоническая тема всегда волновала умы людей—от первобытного человека до современного ученого34- Мы рассмотрели лишь некоторые общие стороны

34 Об. этом см. подробнее [88, 202—12; 175; 234; 281; 311; 347; 360; 412; 415; 507 и др.].

проблемы, чтобы легче было проследить, как архетип преобразования Хаоса в Космос проявляется в ритуале, и посмотреть, какое отношение ко всему этому имеет наш первопраздник.