Микробиология – что это , Левенгук – живой контагий , микробы

Вся электронная библиотека      Поиск по сайту

 

ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ МИКРОБИОЛОГИЯ

 

Тайна микробов раскрыта

 

Смотрите также:

биология и медицина

 

Биология

 

Микробиология

 

История науки

 

Ботаника

 

Необычные растения

 

Жизнь зелёного растения

 

Лекарственные растения

 

Необычные деревья

Наряду с существами, видимыми простым глазом, есть бесчисленное количество живых «мельчайших и недоступных нашим чувствам частиц», или семян. Эти семена обладают способностью порождать и распространять подобных себе. Невидимые частицы могут поселяться в гнилой воде, в остающейся после наводнения на суше мертвой рыбе, в падали, могут проникать и в человеческое тело. Поселяясь в нем, они вызывают болезнь. Пути их проникновения весьма разнообразны.

 

Фракасторо различал три вида заражения: через соприкосновение с больным, через соприкосновение с предметами, бывшими в употреблении больного, и, наконец, на расстоянии — через воздух. При этом каждому виду заражения соответствовал свой, особый контагий. Лечение болезни должно быть направлено как на облегчение страданий больного, так и на уничтожение размножающихся частиц контагия.

 

Смелость обобщений Фракасторо была очень велика. Ученому пришлось бороться с множеством предрассудков, предвзятых мнений; он не посчитался с авторитетом отца медицины — Гиппократа, что уже само по себе для того времени было неслыханной дерзостью. Любопытно, что теория Фракасторо была лучше принята народом, чем коллегами-медиками: такова была сила более чем двухтысячелетнего авторитета Гиппократа!

 

Фракасторо не только дал общую теорию «живого контагия». Он разработал систему предохранительных мероприятий. Чтобы не допустить распространения контагия, больных рекомендовалось изолировать; ухаживали за ними люди в специальной одежде — длинных балахонах и масках с прорезями для глаз. На улицах и дворах жгли костры, часто из пород дерева, дающего едкий дым, например можжевельника. С пораженным эпидемией городом прерывалось свободное сообщение. Торговля производилась на специальных заставах; деньги опускали в уксус, товары окуривали дымом. Письма из конвертов вынимали щипчиками.

 

Все это, особенно карантины, препятствовало распространению заразных болезней. В какой-то степени эти меры применяются и по сей день. Кто не знает о дезинфекции, которую производят в доме заболевшего дифтерией, о строгом режиме инфекционных больниц.

 

Карантины и противоэпидемические кордоны нарушали нормальную жизнь страны. Иногда среди населения, не понимавшего всей важности принимаемых мер, вспыхивали стихийные бунты (например, «чумной бунт» в Москве в 1771 году). К тому же «начальство» давало иногда такие путаные и темные объяснения о цели карантинов, что люди их не понимали. Вот интересный отрывок из дневника А. С. Пушкина 1831 года (года большой эпидемии холеры).

 

«Несколько мужиков с дубинами охраняли переправу через какую-то речку. Я стал расспрашивать их. Ни они, ни я хорошенько не понимали, зачем они стоят тут с дубинами и с повелением никого не пускать. Я доказывал им, что, вероятно, где-нибудь учрежден карантин, что я не сегодня, так завтра на него наеду, и в доказательство предложил им серебряный рубль. Мужики со мной согласились, перевезли меня и пожелали многие лета».

 

Догадка о «живом контагии», вызывающем заразные болезни, была высказана, обоснована рядом доказательств, и не хватало лишь одного — увидеть самих контагиев. Фракасторо и не пытался разглядеть возбудителей болезней. Это сумел сделать другой человек примерно сто пятьдесят лет спустя.

 

Его звали Антонием ван Левенгуком; он жил в Голландии и занимался торговлей сукнами. Одни из его соотечественников на досуге сажали тюльпаны, другие разводили павлинов. У Левенгука была своя особая страсть: он шлифовал линзы, мастерил микроскопы и рассматривал в них все, что попадалось под руку. Его микроскопы по тем временам давали сильные увеличения. Он был далек от мысли сделать какое-либо открытие; микроскоп был для него, уже взрослого, солидного человека, просто любимой игрушкой, или хобби, как говорят англичане (то есть коньком, страстью).

 

Как-то раз Левенгуку захотелось узнать, почему перец обжигает язык. Может быть, в настое перца есть мельчайшие колючки? Когда он рассмотрел под микроскопом настой, простоявший на полке несколько дней, то не поверил своим глазам: крошечные зверьки бегали в нем взад и вперед, сталкивались, копошились, как муравьи в муравейнике. У них не было ни головы, ни хвоста; они не походили ни на какое животное. И их было так много в ничтожной капле настоя!

 

Левенгук забросил все свои дела. Он теперь усердно искал анималькулей  и находил их повсюду — в гнилой воде, в тине каналов, даже на собственных зубах. Он быстро научился различать их. В прудах водились крупные, красивые «зверьки» — одни были похожи на трубу, другие напоминали цветы на длинном стебельке. Вот этот бегает на длинных лапках, а там, глядите-ка, ползет что-то похожее на маленькую улитку.

 

Твари, населявшие зубной налет, были и мельче, и однообразней. Одна к другой, как в вязанке хвороста, лежали неподвижные, длинные палочки. Расталкивая их, носились изогнутые существа, похожие на оживший штопор. Но уж очень они были мелки и тонки — за ними трудно уследить. Нет, население стоячей лужи куда интереснее...

 

Левенгук не знал, что всех этих анималькулей и будет изучать та наука, которой он положил начало,— микробиология. Тогда ведь не было и самого этого слова.

 

Свои наблюдения он изложил, как умел, в нескольких письмах и снабдил их очень хорошими рисунками. Друзья перевели эти письма на латинский язык — язык тогдашней науки (Левенгук говорил и писал только по-голландски). Затем они были отосланы в Лондонское королевское общество. Левенгуку там сначала не поверили, и по очень простой причине — микроскопы его лондонских коллег были слишком слабы, чтобы увидеть «зверьков». Однако вскоре, после приобретения более сильного микроскопа, англичане убедились, что чудаковатый голландец прав. Говорят, что академики чуть не подрались, когда микроскоп со «зверьками» был впервые принесен на заседание Общества. Оно и понятно — каждому хотелось первым за* глянуть в новый мир.

 

Левенгук подметил, что существа, открытые им, погибают при нагревании. Он наблюдал, как мириады «зверьков» поедают умерших моллюсков, Но систематического изучения их образа жизни он не проводил — для этого у него просто не было возможностей. Эту работу проделали следующие поколения ученых.

 

...Обложку «Журнала бактериологии» — печатного органа микробиологов США — украшает медальон с портретом Левенгука. Торговца сукном можно по праву причислить к первым ученым-микробиологам.

И если в современной лаборатории вам покажут электронный микроскоп, величиной со шкаф, вспомните его прадедушку — маленький, умещавшийся на ладони микроскоп Левенгука.

 

И вот микробов увидели. Тайна микробов раскрыта.  Все больше людей убеждалось своими глазами в их существовании. Микроскопы начали выпускать в большом количестве, каждый мог их приобрести. Микроскоп в доме стал признаком хорошего тона.

 

Микробы оказались вездесущими, их находили в любом месте, всякий, кто хотел, мог вырастить их в настое гниющего сена. Интересно, а как они туда попадали?

 

С этого вопроса и начался длительный спор о размножении и самозарождении микроорганизмов, продолжавшийся с начала XVIII века до второй половины XIX. Мысль о самозарождении живых существ была не нова.

 

С незапамятных времен считалось само собой разумеющимся, что некоторые животные могут рождаться не только от себе подобных, но и возникать из неживой материи. Думали, что лягушки могут зарождаться в иле, мыши — в старом зерне и т. д. (Не последствие ли этих взглядов обороты сегодняшней речи, что плесень завелась от сырости, а тараканы — от грязи?).

 

 

В отношении крупных животных проблема самозарождения была решена быстро — здесь цичего не стоило поставить простой опыт и убедиться, что в банке с илом лягушек не возникало. (Такие опыты действительно ставились; упоминавшееся выше Лондонское королевское общество взяло своим девизом «не верь словам» и всерьез проверяло многие привычные для того времени небылицы.)

 

Проверить способность к самозарождению у мелких насекомых — мух, вшей и т. д.— оказалось труднее, но к середине XVIII века справились и с этим. Остались микробы.

 

Здесь было нужно прежде всего узнать, способны ли микробы рождаться от микробов или они возникают «из ничего». За разрешение этого вопроса взялся выдающийся итальянский натуралист, профессор университета в Павии Лаццаро Спалланцани.

Спалланцани поставил простой и остроумный опыт. Он сумел отсадить в отдельную капельку воды одного- единственного микроба и стал наблюдать за ним в микроскоп. Микроб сначала плавал, как ни в чем не бывало, затем стал увеличиваться в длину, истончаться посредине и разделился пополам. Половинки ничем не отличались от своего родителя: они так же плавали, а через некоторое время и сами разделились.

 

Лет шестьдесят назад в Риме состоялся научный конгресс, на котором говорили и о женской одежде. Доктор Казаринди убедительно показал вред ношения слишком длинных платьев. Исследовав шлейфы дам, он обнаружил на них большое количество болезнетворных микробов.

В то же время в Дрездене по специальному ходатайству населения муниципалитет издал постановление, запрещающее женщинам появляться в общественных домах и на улицах с длинными шлейфами и длинными накидками.

 

 Спалланцани много сделал для того, чтобы отвергнуть и это соблазнительное предположение и доказать, что самозарождения нет. (В этой же области работал в те годы и наш соотечественник Н. Тереховский.) Но окончательные доводы здесь принадлежат не ему, а Луи Пастеру. Об этом мы расскажем позже.

 

На Спалланцани и его современниках закончился тот период микробиологии, когда ученые только начинали знакомиться с основными свойствами микробов; это была как бы разведка. Следующие поколения, опираясь на достигнутые предшественниками успехи, уже сумели вступить в бой с вредными микроорганизмами.

 


 

 Смотрите также:

 

Микробы. Антони ван Левенгук. Книги из серии 100 Сто Великих

Антони ван Левенгук (1632—1723) родился в голландском городе Делфте в семье Антонизона ван Левенгука и Маргарет Бел ван ден Берч.

 

БРОКГАУЗ И ЕФРОН. Левенгук — нидерландский зоолог 1632...

:: Левенгук. (Antonius van Leeuwenhoek) — нидерландский зоолог (1632—1723).
Левенгук не получил научной подготовки, но тем не менее труды его имели весьма важное значение.