ХРЕСТОМАТИЯ ПО ИСТОРИИ СССР

Глава III

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВЛЯ,

ВНУКА ОЛГОВА             

В «Слове о полку Игореве» неизвестный автор поэтически описал неудачный поход северских князей во главе с Игорем Святославичем против половцев в 1185 г. Перевод «Слова» взят по изданию А. С. Орлова.

Не лепо ли ны бяшет, братие, начяти старыми словесы трудных повестей   о пълку Игореве, Игоря Святъславлича?   Начати же ся тъй песни По былинамь сего времени, а не по замышлению Бояню. Боян бо вещий , аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мыслию по древу, серым вълком по земли, шизым  орлом под облакы. Помняшеть бо рече, първых времен усобице: тогда пущашеть 10 соколовь  на стадо лебедей: который доте- чаше, та преди песнь пояше старому Ярославу , храброму Мстиславу  , иже зареза Редедю   пред пълкы Касожьскыми, красному  Рмановы Святъславличю К Боян же, братие, не 10 соколов на стадо лебедей пущаше, нъ своя вещиа пръсты на живая струны въскладаше; они же сами князем славу рокотаху.

Почнем же, братие, повесть сию от старого Владимира   до нынешняго Игоря, иже истягну ум крепостию своею и поостри сердца своего мужеством; наплънився ратного духа, наведе своя храбрая плъкы на землю Половецькую за землю Руськую.

Тогда Игорь възре' на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя прикрыты  . И рече Игорь к дружине своей: «Братие и дружино, луце ж бы потяту быти, неже полонену быти; а вся- дем, братие, на свои бързыя комони, да позрим синего Дону». Спала князю мь похоти и жалость ему знамение заступи иску- сити Дону великаго: «Хощу бо, рече, копие приломити конець поля Половецкого; с вами, Русици , хощу главу свою прило- жити, а любо испити шеломомь Дону...»

Тогда въступи Игорь князь в злат стремень и поеха по чистому полю. Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь, стонущи ему грозою, птичь убуди; свист зверин въста близ; Див  кличеть връху древа, велит послушати земли незнаеме, Вълзе , и Помо- рию  и Посулию , и Сурожу  , и Корсуню  , и тебе, Тьмуторо- каньскый блъван . А половцы неготовами дорогами побегоша к Дону великому, Игорь к Дону вой ведет.

Уже бо беды его пасеть птиць по дубию; влъци грозу въсрожат по яругам; орлы клектом на кости звери зовут; лисици брешут на чръленыя  щиты. О, Русская земле, уже за шеломянем еси.

Длъго ночь мрькнет; заря свет запала; мъгла поля покрыла; щекот славий успе, говор галичь убудися. Русичи великая поля чрълеными щиты прегородиша, ищучи себе чти, а князю славы.

С зарания в пятк потопташа поганыя плъкы половецкыя и рассушяся стрелами по полю, помчаша красные девкы половецкыя, а с ними злато, и паволокы 13 и драгыя оксамитый , орьтъ- мами и япончицами и кожухы начашя мосты мостити по болотом и грязивым местом и всякими узорочьи половецкыми. Чрьлен стяг, бела хорюговь, чрьлена чолка, сребрено стружие храброму Святъславличю...

Другаго дни велми рано кровавыя зори свет поведают; чрьныя тучя с моря идут, хотят прикрыти 4 солнца, а в них трепещуть синйи млънии: быти грому великому, итти дождю стрелами с

Дону великаго: ту ся копнем приламати, ту ся саблям потручяти о шеломы половецкыя, на реце на Каяле, у Дону великого. О, Руская земле, уже за шеломянем еси...

Были вечи Трояни  минула лета Ярославля ; были плъци Ольговы, Олга Святъславличя . Тъй бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земли сеяше. Ступает в злат стремень в граде Тьмуторокане. Тъй же звон слыша давный великый Ярославль, а сын Всеволсжь Владимир   по вся утра уши закла- даше в Чернигове; Бориса же Вячеславлича  слава на суд при- веде, и на канине  зелену паполому постла, за обиду Олгову, храбра и млада князя. С тоя же Каялы Святопълк полелея отца своего междю Угорьскими иноходьцы ко святей Софии к Киеву. Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа  внука, в княжих крамолах веци человеком скратишася. Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть, нъ часто врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь говоряхуть, хотять полетети на уедие.

То было в ты рати и в ты плъкы; а сицей рати не слышано; с зараниа до вечера, с вечера до света летят стрелы каленыя, гримлют сабли о шеломы, трещат копиа харалужныя, в поле незнаеме среди земли Половецкыи. Чръна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна, тугою взыдоша по Руской земли.

Что ми шумить, что ми звенить давечя  рано пред зорями? Игорь плъкы заворочаеть, жаль бо ему мила брата Всеволода  . Бишася день, бишася другый, третьяго дни к полуднию падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучиста на брезе  быстрой Каялы; ту кроваваго вина не доста; ту пир докончаша храбрии Русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую... Усобицы князем на поганыя погыбе, рекоста бо брат брагу: «се мое, а то мое же». И начяша князя при малое «се великое» млъвити, а сами на себе крамолу ковати. А погании всех стран прихождаху с победами на землю Рускую...

А въстона бо, братие, Киев тугою , а Чернигов напастьми; тоска разлияся по Руской земли; печаль жирна  тече среде земли Рускыи. А князи сами на себе крамолу коваху, а погании сами победами нарищуще на Рускую землю, емляху дань по беле   от двора.

Тии бо два храбрая Святъславличя Игорь и Всеволод, уже лжу убудиста которою; ту бяше успил отець их Святъславь грозный, великый Киевскый грозою; бяшеть притрепал своими сильными плъкы и харалужными мечи; наступи на землю Половецкую; притопта хлъми и яругы, взмути реки и озеры, иссуши потокы и болота; а поганого Кобяка из луку моря от железных великых плъков половецкых, яко вихр, выторже: и падеся Кобяк в граде Киеве, в гриднице Святъславли. Ту неМци и венедици  , ту греци и Морава  поют славу Святъславлю, кають князя Игоря, иже погрузи жир  во. дне Каялы, рекы половецкыя, Рускаго злата насыпаша ту. Игорь князь выседе из седла злата, а в седло кощиево. Уныша бо градом забралы , а веселие пониче.А Святьслав  мутен сон виде в Киеве на горах си ночь: «С вечера одевахуть мя, рече чръною паполомою  на кровати тисове ; чръпахуть ми синее вино с трудом смешено: сыпахуть ми тъщими тулы   поганых тлъковин великый женчюгь на лоно и негуют мя; уже дъскы без кнеса   в моем тереме златовръсем; всю нощь с вечера бусови врани възграяху у Плесньска на болони, беша дебрьски сани несошася к синему морю». И ркоша бояре князю: «уже, княже, туга умь полонила: се бо два сокола  слетеста с отня стола злата, поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомь Дону. Уже соколама крильца при- пешали поганых саблями, а самаю опуташа в путины железны...»

Тогда великый Святъслав изрони злато слово, с слезами смешано, и рече: «О моя сыновчя , Игорю и Всеволоде, рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе славы искати. Нъ нечестно одолеете, нечестно бо кровь поганую про- лияете. Ваю  храбрая сердца в жестоцом харалузе скована, а в буести закалена. Се ли створисте моей сребреней седине»...

Нъ рекосте: «Мужаимеся сами, преднюю славу сами похытим, а заднюю си сами поделим. А чи диво ся, братие, стару помоло- дити? Коли сокол в мытех бываеть, высоко птиць възбиваеть, не даст гнезда своего в обиду. Нъ се зло — княже ми непособие; на ниче ся годины обратиша». Се уже Рим  кричат под саблями половецкими, а Володимир под ранами: туга и тоска сыну Глебову

Великый княже Всеволоде , не мыслию ти прелетети издалече, отня злата стола поблюсти, — ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти.Аже бы ты был, то была бы чага  по ногате, а кощей по резане к Ты бо можеши посуху живыми шереширы  стреляти — удалыми сыны Глебовы.

Ты, буй Рюриче и Давыде, не ваю ли злачеными шеломы по крови плаваша? не ваю ли храбрая дружина рыкають, акы тури  ранены саблями калеными, на поле незнаеме? Вступита, господина, в злата стремень за обиду сего времени, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святъславлича

Галичкы Осмомысле Ярославе, высоко седиши на своем златокованнем столе, подпер горы Угорьскыи своими железными плъкы, заступив королеви   путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены чрез облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землям текут; отворяеши Киеву врата; стреляши с отня злата стола салтани за землями. Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святъславлича...

стонати Руской земли помянувше пръвую годину и пръвых князей. Того стараго Владимира  не лзе бе пригвоздити к горам Киевскым: сего бо ныне сташа стязи Рюриковы, а друзии Давидовы, нъ розьно ся им хоботы  пашут.

Ярославнын  глася слышить, зегзицею  незнаеме рано кычеть: «Полечю, рече, зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в Каяле реце, утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле».

Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи:

«О, ветре, ветрило, чему, господине, насильно вееши? Чему мычеши хиновьскыя 16 стрелки на своею нетрудною крилцю  на моея лады вой? Мало ли ти бяшет горе  под облакы веяти, лелеючи корабли на сине море? Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?»

Ярославна рано плачеть Путивлю городу на забрале, аркучи:

«О Днепре Словутицю, ты пробил еси каменныя горы сквозе "землю Половецкую; ты лелеял еси на себе Святославли насады до пълку Кобякова: възлелей, господине, мою ладу к мне, абых не слала к нему слез на море рано».

Ярославна рано плачеть в Путивле на забрале, аркучи:

«Светлое и тресветлое слънце, всем тепло и красно еси: чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вой? в поле безводне жаждею имь лучи съпряже, тугою им тули затче?»

Прысну море полунощи; идуть сморци мъглами: Игореви князю бог путь кажет из земли Половецкой на землю Рускую к отню злату столу. Погасоша вечеру зари. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслию поля мерит от великаго Дону до малаго Донца. Комонь6 в полуночи Овлур свисну за рекою, велить, князю разумети: князю Игорю не быть, кликну — стукну земля, въшуме трава, вежи ся половецкии подвизашася. А Игорь князь поскочи горнастаем к тростию и белым гоголем на воду. Въвръжеся на бърз комонь и скочи с него босым влъком. И потече к лугу Донца и полете соколом под мьглами, избивая гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине. Коли Игорь соколом полете, тогда Влур  влъком потече, труся собою студеную росу: претръгоста бо своя бръзая комоня...

А не сорокы въстроскоташа, на следу Игореве ездит Гзак с Кончаком п. Тогда врани не граахуть, галици помлъкоша, сорокы не троскоташа; по лозию ползоша толко дятлове тектом путь к реце кажуть; соловии веселыми песньми свет поведают. Млъвит Гзак Кончакови: «Аже сокол к гнезду летит соколича ростреляеве своими злачеными стрелами». Рече Кончак ко Гзе: «Аже сокол к гнезду летить, а ве соколца опутаеве красною девицею». И рече Гзак к Кончакови: «Аще его опутываеве красною девицею, ни нама будет сокольца, ни нама красны девице, то почнут наю птицы бита в поле Половецком».

Рек Боян... «Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы», — Руской земли без Игоря. Солнце светится на небесе, Игорь князь в Руской земли. Девицы поют на Дунай, вьются голоси чрес море до Киева. Игорь едет по Боричеву  к святой Богородици Пирогощей. Страны ради, гради весели.

Певши песнь старым князем, а потом молодым пети: слава Игорю Святъславличу, буй туру Всеволоду, Владимиру Игоревичи).

Здрави князи и дружина, поборая за христьяны на поганыя плъки. Князем слава и дружине. — Аминь.