Славяне и их соседи в 1 тысячелетии до нашей эры

Зарубинецкая археологическая культура

Культуры II в. до н. э.—II в. н. э.

Археологическая культура, названная зарубинецкой, была открыта киевским археологом В. В. Хвойкой, который в 1899 г. обнаружил и раскопал у с. Зарубинцы Киевской губернии (теперь Переяслав-Хмельницкий р-н Киевской обл.) остатки могильника с трупосожжениями и характерным погребальным инвентарем [Хвойка В. В., 1901. С. 172—190]. В последующие годы подобные материалы были им же зафиксированы еще в ряде пунктов Среднего Поднепровья (Вита-Литовская, Ржищев, Пищальники, Пуховка, Койлов), но раскопки на них не производились [Хвойка В. В., 1913. С. 43; Петров В. П., 1959. С. 32-60]. В 20-е годы подобные материалы были найдены далеко на западе, в Под- лясье, в могильнике Гриневичи Вельки [Schmit Z., 1922. S. 111 — 120], а также на территории Полесья — Иванчицы на Стыри и Казаргать под Туровом, где были произведены небольшие раскопки [Antoniewicz W„ 1928. S. 173; Каваленя A. 3., Шутау С. С., 1930. С. 351-356].

Первым широко раскопанным зарубинецким памятником явился могильник у с. Корчеватое возле Киева, на котором в 1937 — 1941 гг. провел раскопки И. М. Самойловский. К сожалению, часть документации и большинство находок, полученных здесь, погибли во время войны, и сведения об этом памятнике удалось опубликовать на основании немногих сохранившихся архивных материалов [Самойловский И. М., 1959. С. 61-93].

Интенсивное изучение памятников зарубинецкой культуры началось в послевоенное время. В 1945 г. Т. С. Пассек в Среднем Поднепровье открыла несколько поселений и могильников. В последующие годы были проведены раскопки на поселениях Пирогов, Великие Дмитровичи, Ходосовка [Махно Е. В., 1959. С. 94—101], Сахновка [Довженок В. И., Лин- ка Н. В., 1959. С. 102—113], Московка, Пилипенкова Гора [Богусевич В. А., Линка Н. В., 1959. С. 114— 118], Таценки, Зарубинцы, Юрковица, Пилипенкова Гора, Бабина Гора, Монастырек, Ходосовка [Максимов Е. В., 1969а. С. 39-50; 1972. С. 17-59], Оболонь [Шовкопляс А. М., 1975]. Широкой площадью исследован могильник Пирогов, где вскрыто более 200 погребений [Кубышев А. И., Максимов Е. В., 1969. С. 25-38; Кубишев А. I., 1976. С. 23—41], раскапывались также могильники Хотяновка, Дедов Шпиль (Е. В. Максимов), Вишенки (С. П. Пачкова).

В 50-е годы начались исследования памятников зарубинецкой культуры в Верхнем Поднепровье и на территории Припятского Полесья. Вдоль правого берега Днепра экспедицией, возглавляемой П. Н. Третьяковым, были открыты и исследованы поселения Чаплин, Мохов, Горошков. На могильнике Чаплин в течение многих лет проводились раскопки разными исследователями. В результате была вскрыта вся его площадь и выявлено 282 погребения — трупосожжения в ямах [Третьяков П. Н., 1959. С. 119-153; С. 43-48; Кухаренко Ю. В., 19596. С. 154-180; Поболь Л Д., 1971; 1973; 1974]. Несколько новых могильников и поселений были открыты и частично раскопаны Ю. В. Кухаренко в Припятском Полесье (Велемичи, Отвержичи, Ремель, Воронино, Рубель, Черск). На некоторых из них исследования продолжила К. В. Каспарова [Кухаренко Ю. В., 1961; 1964; Каспарова К. В., 1969. С. 131-168; 1972а. С. 53-111; 1976а. С. 35-66].

В эти же годы были открыты так называемые позднезарубинецкие памятники на Десне, прежде всего поселение Почеп, исследования которого продолжались и в последующие годы [Заверняев Ф. М., 1954; 1974; Амброз А. К., 1964а]. Такого типа памятники раскапывались в Среднем Поднепровье [Бидзиля В. И., Пачкова С. П., 1969; Максимов Е. В., 1969а] и верховьях Южного Буга [Хавлюк П. I., 1971].

В настоящее время в основных районах распространения памятников зарубинецкого типа — в Среднем и Верхнем Поднепровье, бассейнах Приияти и Десны — насчитывается около 500 поселений и могильников зарубинецкого типа, из которых раскапывалось более 70, в том числе около 20 крупных могильников и поселений. Всего исследовано более 1 тыс. погребений и 150 жилищ, однако не все эти материалы полностью опубликованы (карты 8; 9).

Зарубинецкая культура с момента своего открытия привлекала внимание ученых различных областей гуманитарного знания - историков, археологов, языковедов. На зарубинецкую тему написано мно жество работ, часть которых приходится на долю западных авторов, но, естественно, основное количество принадлежит перу отечественных ученых. Подробная история изучения зарубинецкой культуры изложена в обобщающих работах, посвященных этой культуре [Кухаренко Ю. В., 1964; Максимов Е. В., 1972; 1982]. В данном разделе рассмотрены взгляды тех исследователей, которые специально занимались изучением зарубинецкой культуры и связанной с ней проблемой этногенеза славян. В настоящее время среди специалистов существует множество различных, порой исключающих друг друга точек зрения по основным проблемам этой культуры — по вопросам ее происхождения, этнической принадлежности и дальнейшей судьбе ее носителей и даже по таким сугубо археологическим вопросам, как датировка и территория распространения. Решения всех этих вопросов теснейшим образом связаны между собой.

По мнению В. В. Хвойки, зарубинецкие памятники датируются II в. до н. э.— II в. н. э. и составляют промежуточное звено между более ранними памятниками скифской эпохи и Черняховской культурой. Их постепенное и непрерывное развитие, как считал он, можпо наблюдать вплоть до славянского средневековья. Из этого следовал вывод, что зарубинецкое население было славянским. Идея В. В. Хвойки имела много последователей, и до последнего времейи сторонниками непосредственной связи зарубинецкой и черняховской культур оставались Е. В. Махно [1955. С. 991 и Э. А. Сымонович [1959а. С. 55-58].

В начале XX в. немецкие исследователи высказали точку зрения о германском происхождении зарубинецких памятников, основываясь на некотором сходстве с синхронными «полями погребений» в Повисленье и бассейне Одера, которые приписывались германским племенам [Reiiiecke Р., 1906. S. 42—50]. Такое предположение могло иметь основания, когда зарубинедкая культура была только открыта и представлялась лишь узколокальным явлением. В настоящее время, когда зарубинецкие памятники известны по всему Среднему и Верхнему Поднепровью, по Припяти, Сейму и Десне, аргументация этой точки зрения основательно подорвана [Третьяков П. Н., 1966. С. 220].

Противоположную всем прежним мнениям точку зрения выдвинул В. Н. Даниленко. Он отрицал генетическую связь зарубинецкой и скифской культур и основу зарубинецких памятников видел в подгор- цевской культуре раннего железного века [Даниленко В. Н., 1953. С. 197-208]. Как поздний этап зарубинецкой культуры он рассматривал открытые им памятники киевского типа. Дальнейшее развитие зарубинецкой культуры, по мнению В. Н. Даниленко, привело через колочинекий этап V в. н. э. к созданию пеньковской культуры, принадлежавшей славянам- антам. Позднезарубинецкие памятники, по концепции В. Н. Даниленко, имели влияние и на пражскую ран несредневековую культуру, что он видел в материалах Верхнего Поднестровья (Рипнев II) и в группе памятников у Сахновки [Даниленко В. М., 1976. С. 65—92]. Близкой точки зрения придерживается JI. Д. Поболь. Он пытается связать происхождение зарубинецкой культуры с милоградскими памятниками и для этого относит сложение зарубинецкой куль туры к III в. до н. э. По находкам отдельных вещей и фрагментов посуды зарубинецкого типа он расширяет территорию культуры далеко на север, вплоть до водораздела Припяти и Немана [Поболь JI. Д., 1970. С. 151; 1971. С. 4; 1974. С. 25.  1].

Ю. В. Кухаренко, обобщивший материалы, известные к началу 60-х годов, исключил из числа зарубинецких ряд памятников, культурная принадлежность которых, по его мнению, была иной или во всяком случае не совсем ясной [Кухаренко Ю. В., 1964 С. 8]. Памятники Подолии, в том числе и распространенные по Южному Бугу и относимые многими исследователями к за рубин ецким, Ю. В. Кухаренко считал принадлежащими к культуре Поя- нешти—Лукашевка [Кухаренко Ю. В., 1978в. С. 142—146]. В целом, по его мнению, территория зарубинецкой культуры была ограничена на западе Бугом, на востоке Днепром, на севере Припятью, на юге она доходила до южной границы Полесья и до Роси.

В ареале культуры, по Ю. В. Кухаренко, выделяются три основные группы — полесская, верхнёднепровская и среднеднепровская. Группы различаются между собой рядом характерных особенностей (типы жилищ, детали погребального обряда, особенности посуды и набор украшений), но в то же время объединяющих элементов во всех группах настолько много, что это свидетельствует об их культурно-историческом единстве. Все группы зарубинецкой культуры одновременны и относятся к периоду примерно с конца II в. до н. э. до начала II в. н. э. и делятся на два этапа [Кухаренко Ю. В., 1964. С. 43 — 57].

По мнению Ю. В. Кухаренко, зарубинецкая культура, несмотря на некоторые заимствованные элементы, генетически не связана ни с одной из местных культур предшествовавшего ей времени (скифская, подгорцевско-милоградская, юхновская), но явилась непосредственным продолжением позднелужицких и поморско^подклешевых памятников, распространенных на территории Польши и в западных районах Припятского Полесья [Кухаренко Ю. В., 1960. С. 289-300]. Вопрос об этнической принадлежности зарубинецкого населения Ю. В. Кухаренко оставлял открытым, так как, по его данным, зарубинецкая культура как появилась, так в исчезла внезапно, не оставив после себя сколько- нибудь заметных следов, причем между этой культурой и пражской существовал хронологический разрыв в несколько веков, который пока заполнить не удается [Кухаренко Ю. В., 1964. С. 5-8].

Положения Ю. В. Кухаренко были в основном поддержаны Д. А. Мачинским. Он считал, что все группы зарубинецкой культуры, к которым он причислял в памятники типа Поянешти — Лукашевка, распространенные в бассейнах Днестра и Прута, генетически восходят к разным группам поморской культуры бассейнов Вислы и Одера. Зарубинецкая культура, по мнению Д. А. Мачинского, сложилась в результате единовременного и стремительного продвижения с запада в конце II в. до н. э. значительных масс населения, а группы культуры складывались под различными влияниями и при контактах с разными местными культурами [Мачинский Д. А., 1966а. С. 3—8]. По представлениям Д. А. Мачинского, зарубинецкую культуру вряд ли можно отождествлять с венетами и безоговорочно считать славянской, возможно, эта культура, как и ее прутеко-днестров- ская группа (типа Поянешти —Лукашевка), принадлежала бастарнам [Мачийский Д. А., 1976. С. 92— 94].

Разрабатывая положения, высказанные Ю. В. Кухаренко и Д. А. Мачинским, К. В. Каспарова прежде всего занялась уточнением датировки зарубинецкой культуры ( I). Привлекая новейшие в европейской науке разработки хронологии латенского периода, она пришла к выводу, что наиболее ранние фибулы в могильниках («расчлененные» и «зарубинецкого типа») могли появиться во второй четверти II в. до н. а, тогда как самые поздние фибулы позднелатенской схемы бытовали не позже середины I в. н. э., что подтверждается и отсутствием в зарубинецких комплексах материалов, характерных для римского времени (римское влияние в восточных районах Польши распространилось, по данным польских исследователей, после 40-х годов нашей эры) [Каспарова К. В., 19766. С. 139; 1981. С. 63]. Рассматривая процессы формирования зарубинецкой культуры, К. В. Каспарова видит, помимо явной поморско-подклешевой ее основы, несомненные этнокультурные контакты зарубинецкого населения с Балкано-Карпатским регионом и жившими там кель- то-иллирийскими и кельто-дакийскими племенами, что придало зарубинецкой культуре ярко выраженный латенизированный облик. Юго-западными связями она объясняет и распространение фибул с треугольным щитком «зарубинецкого типа», прототипами которых, но ее мнению, были балканские копьевидные фибулы.

Наибольшее число связующих черт К. В. Каспарова отмечает между зарубинецкой культурой и культурой Поянешти—Лукашевка, что проявляется в типах керамики, распространении некоторых вариантов фибул («расчлененных» с двумя шариками на конце), поясных крючков, псалий. Формирование культуры Поянешти—Лукашевка она связывает с миграцией в гето-дакийскую среду различных групп населения ясторфской культуры и прежде всего населения ясторфско-поморско-пшевор- ской губинской группы, что произошло где-то в первой половине II в. до н. э. Данные письменных источников, по мнению К. В. Каспаровой, позволяют относить население, оставившее культуру Поянешти—Лукашевка, к бастарнам — союзу племен со смешанным этническим составом. В свою очередь зару бинецкое население, родственное поянешти-лука шев- скому, сформировалось при продвижении кельто- иллирийских и бастарнских племен, смешавшихся с местным населением, сохранявшим традиции лесостепных скифских культур и подгорцевско-мило- градское наследие. Немалую роль в этом сложном этническом процессе сыграли, по данным К. В. Каспаровой [1981. С. 57 — 78], и поморско-подклешевые племена Волыни и Полесья. К. В. Каспарова разработала на основе корреляции фибул и керамики из закрытых комплексов схему периодизации полесской группы зарубинецкой культуры, выделив четыре периода ее существования ( I) [Каспарова К. В., 1984. С. 112-116].

Своеобразную точку зрения о создателях заруби нецкой культуры высказал В. В. Седов. Он считает наиболее аргументированной гипотезу о происхождении зарубинецкой культуры от поморской. Затем зарубинецкое население, продвинувшись к северу и востоку по Днепру и Десне, оставило на верхней Оке мощинскую культуру, которая по археологическим особенностям и по распространенной в ее ареале гидронимике принадлежала западнобалтекому населению — голяди [Седов В. В., 1970. С. 40—48]. В более поздних работах В. В. Седов несколько изменил свои положения и подчеркнул непосредственное отношение зарубинецкой культуры к славянскому этногенезу и роль местных (милоградских и скифских) традиций в ее формировании. В языковом отношении зарубинецкие племена, по его мнению, принадлежали отдельному диалекту, занимавшему промежуточное положение между славянским языком и очень близкими к нему западнобалтекими говорами. В зависимости от обстоятельств эти племена могли стать и балтами, и славянами. Южная часть зарубинецких племен попала в ареал Черняховской культуры и приняла участие в генезисе славянского ядра Черняховского населения. В то же время, расселившись по верхнему Днепру и Десне, потомки «зарубинцев» при взаимодействии с местными балтекими племенами создали мощинскую и п о зд не зарубинецкую культуры, а затем памятники типа Тушемли— Банцеровщины— Колочина, не связанные со славянскими культурами VIII —X вв. и принадлежавшие дославянскому, а согласно материалам гидронимики, балтекому населению [Седов В. В., 1979. С. 74-78].

Зарубинецкая культура в представлениях П. Н. Третьякова играла ключевую роль в ранней истории славян. По его мнению, ни «западная» теория происхождения этой культуры, ни гипотеза о ее появлении на местной основе скифообразиых или тем более подгорцевско-милоградских древностей не объясняют возникновения всех особенностей зарубинецкой культуры, и ее скорее всего следует рассматривать как своего рода синтез местных среднеднепровских и западных элементов, как результат культурно-этнической интеграции. Зарубинецкая культура, по П. Н. Третьякову, сложилась на территории между средним Днепром и верх ним Днестром, где в бронзовом веке обитали прасла- вянские и тшинецко-комаровские племена, а позднее были распространены бе лог ру донская и чернолесская культуры, традиции которых прослеживаются в зарубинецких памятниках.

В скифское время население этих земель было неоднородным, перемежалось с мшюградским и контактировало с родственными лужицко-поморскими племенами [Третьяков П. Н., 1966. С. 213—219]. Во II —I вв. до н. э. зарубинецкие племена занимали лесостепную и частично лесную полосы западной и центральной Украины, а в дальнейшем происходило их продвижение дальше на север и северо-восток, в поречье Десны и Сожа, где открыты поселения I —II вв. Это движение было связано с отливом населения из Среднего Поднепровья, вызванным нападениями сармат, и из Припятского Полесья, причиной чего послужило вторжение готов [Третьяков П. Н., 1982. С. 47, 48].

Открытие позднезарубинецких (или, как их иногда называют, постзарубинецких) памятников имеет существенное значение для определения этнического лица зарубинецкого населения. По мнению П. Н. Третьякова, эти памятники явились прямым продолжением зарубинецких, а некоторые их новые особенности представляют собой хронологические изменения или отражают сохранение традиций субстратного в Верхнем Поднепровье балтекого населения [Третьяков П. Н., 1982. С. 58, 59]. К позднезарубинецким памятникам. по П. Н. Третьякову, непосредственно примыкают киевские, являвшиеся в свою очередь генетическими предшественниками славянской культуры типа Пень- ковки. На севере, в Верхнем Поднепровье, потомкам зарубинецкого населения принадлежали памятники типа Колочина [Третьяков 11. Н., 1982. С. 62-69].

По представлениям Е. В. Максимова, много лет ззанимавшегося проблемами зарубинецкой культуры и исследовавшего многие ее памятники, эту культуру следует рассматривать как историческое новообразование, возникшее в результате интеграции различных локальных вариантов позднепоморской культуры и культуры подклешевых погребений, носители которых продвинулись на территорию Поднепровья, с местными племенами: позднелужицкими, жившими в междуречье Буга и Припяти, милоградскими и подгорцевскими Верхнего Поднепровья и ско- лотскими Среднего Поднепровья. Зарубинецкая культура, по Е. В. Максимову, занимала обширную территорию, на которой выделяется пять регионов: Среднее Поднепровье, Припятское Полесье, Верхнее Поднепровье, верхнее течение Десны и Южное Побужье. Каждый регион, несмотря на наличие многих связующих черт, обладает своими особенностями в керамике, домостроительстве и погребальном обряде, что обусловлено различными субстратными культурами, влияниями и связями и, кроме того, что особенно важно, разным временем функционирования. Основываясь на находках обломков античных амфор на поселениях Среднего Поднепровья и считая возможным «удревнить» время появления некоторых типов фибул, Е. В. Максимов относит сложение зарубинецкой культуры к концу III в. до н. э. Поздней датой существования классической зарубинецкой культуры по находкам фибул и античной керамики он считает середину или конец I в. н. э. после чего жизнь прослеживается лишь в отдельных окраинных районах, где продолжали существовать так называемые позднезарубинецкие памятники типа Лютежа, Таценок и Девич-Горы. Эти памятники, относящиеся в основном ко II в. н. э., представлены главным образом на верхнем Днепре и Десне и отчасти в Среднем Поднепровье, где в то время наблюдается некоторая пестрота в распространении археологических культур — появляются сарматские памятники, заметно влияние пшеворских племен. Основные элементы позднезарубинецких памятников, по мнению Е. В. Максимова, являются бесспорно зарубинецкими. На их базе возникла киевская культура, ставшая соединительным звеном с раннесла- вянскими культурами [Максимов Е. В., 1982].

Материалы верхнеднепровского варианта зарубинецкой культуры рассмотрены А. М. Обломским. Он выделил среди них две территориально-типологи ческие группы: первая — типа Горошков—Чаплин, сформировавшаяся на основе традиций подклешево- поморской и отчасти милоградской культур и существовавшая во 11 в. до н. э.— конце I в. н. э., и вторая — типа Чечерск—Кистени, возникшая в 1 в. н. э. на основе первой группы и при воздействии традиций культуры штрихованной керамики. В раскопанном полностью и считающемся эталоном для этой территории могильнике Чаплин А. М. Облом- ский на основе типологии и корреляции фибул и керамики выделил три последовательных хронологических периода: II — первая и вторая четверти 1 в. до н. э.; вторая — третья четверти I в. до н. э.; конец I в. до н. э. — I в. н. э. ( II), существование которых подтверждается постепенным разрастанием могильника от центра к краям [Обломский А. М., 1983а; 19836; 1985]. Позднезарубинецкие памятники II в. н. э., по мнению А. М. Обломского, в какой-то мере продолжают традиции зарубинецкой культуры, но в их формировании приняли участие и традиции других культур — юхновской, штрихованной керамики и пшеворской [Обломский А. М., 1987].

Позднезарубинецкие (или постзарубинецкие) памятники по-разному расцениваются исследователями: как непосредственное продолжение зарубинецкой культуры или как новые культурные общности, происхождение которых более сложно. В данной главе излагается точка зрения Е. В. Максимова, который рассматривает эти памятники как заключительный этап классической зарубинецкой культуры и описывает их материалы наряду с зарубинецкими. Позднезарубинецкие памятники, пристальное изучение которых только начинается, имеют важное историческое значение, так как от их оценки зависит выяснение дальнейшей судьбы зарубинецкого населения. Поэтому рассмотрению территориальных групп этих памятников специально посвящена вторая глава настоящего тома.