Антропологический тип волосовцев – чьими предками были волосовские племена

 

Эпоха бронзы лесной полосы

 

 

Антропологический тип волосовцев

 

 

 

Анализ краниологических остатков из погребений позволяет определить антропологический тип носителей волосовской культуры. Определимые остатки со стоянок Сахтыш I и II отнесены Г. В. Лебединской и Р. Я. Денисовой к европеоидному антропологическому типу. Черепа из погребений 1, 2 стоянки Володары по определению М. М. Герасимова также принадлежали к европеоидному типу (Цветкова, 1959), а череп из Панфиловской стоянки отнесен к ярко выраженному европеоидному типу (Городцов, 1926).

 

Следует отметить близость антропологического черепа панфиловского волосовца и волосовца со стоянки Сахтыш II с фатьяновским антропологическим типом. Этот факт свидетельствует или о родстве фатьяновцев и волосовцев, или об их тесных контактах. Наряду с этим в волосовских погребениях встречается европеоидный антропологический тип с монголоидными или, скорее, лапоноидными признаками (Герасимов, 1955). По мнению некоторых антропологов (Гохман), лапоноидность является местной антропологической чертой, наблюдающейся на территории Восточной Европы с эпохи палеолита.

 

Этот антропологический тип волосовцев, включающий европеоидов и европеоидов с признаками мон- голоидности или лапоноидности, является результатом смешения населения двух культурно-этнических общностей: верхневолжской и населения с ямочно- гребеичатой керамикой. Следует указать, что количество европеоидных черепов в волосовских погребениях доминирует над черепами с монголоидными (лапоноидными) признаками. Очевидно, волосовцы принадлежали к этнической группе северных европеоидов, потомков населения верхневолжской культуры, являющейся основой волосовской культуры (Крайнов, 1981), а монголоидность (лапоноидность) они могли получить от второго составного компонента — носителей культуры с ямочно-гребенчатой керамикой, относящихся, вероятно, к другой этнической общности, или от смешанного населения, существовавшего здесь раньше.

 

Такая же картина наблюдается при антропологическом изучении населения Прибалтики, относящегося к культурам с пористой керамикой и родственного волосовской культуре (Денисова, 1975). Здесь также наблюдается смешанный антропологический тип, получившийся от смешения населения нарвской и гребенчато-ямочной культур. Однако тип населения волосовской культуры и культуры типа «пиести- ня» различен на разных территориях. Там, где преобладали носители верхневолжской и нарвской культур, зафиксирован европеоидный тип.

 

Недостаточная изученность волосовских памятников на всей территории их распространения, особенно хронологии и периодизации волосовской культуры, а также спорность смены неолитических культур, предшествовавших волосовской культуре, привели к возникновению различных гипотез о ее происхождении. Одни исследователи связывали волосовскую культуру с местным волго-окским неолитом (Городцов, 1926; Брюсов, 1952; Цветкова, 1953; Крайнов, 19736 и др.), другие — с волго-камским или камско-уральским неолитом (Бадер, 1953а, 1966а, 1970, 19726; Третьяков П. Н., 1966; Халиков, 1969; Раушенбах, 1969 и др.), третьи указывали на связь с прибалтийскими неолитическими культурами и, наконец, высказывались взгляды о связи с ямной и белевской культурой. К настоящему времени выявились две точки зрения: о волго-окском и камско- уральском происхождении волосовской культуры.

 

И. К. Цветкова, поддерживая первую точку зрения, пришла к выводу, что волосовская культура на Оке связана с волго-окскими культурами с ямочно- зубчатой керамикой (Цветкова, 1968).

 

Поиски решения проблемы происхождения финно- угров на территории Восточной Европы привели к возникновению гипотезы о происхождении волосовской культуры из уральско-камского региона. Впервые эту гипотезу обосновал О. Н. Бадер (Бадер, 19536). Он высказал мнение, что волосовцы являются одной из групп камских племен, близких племенам гаринского этапа турбинской культуры (Бадер, 19536, 1966а). Позднее вместе с А. X. Халико- вым О. Н. Бадер стал искать «корни» волосовской культуры в волго-камской неолитической культуре (Бадер, 1970, 19726; Халиков, 1969). По их мнению, волосовские племена на грани III — II тыс. до н. э. распространились из Волго-Камья на Оку и Верхнее Поволжье, где заняли территорию населения с ямочно-гребенчатой керамикой и постепенно ассимилировали его. В дальнейшем они распространились на запад вплоть до Прибалтики и на северо-запад до Карелии и Беломорья. В своей позднейшей работе О. Н. Бадер несколько изменил свой взгляд, назвав прибалтийские и северо-западные племена уже не волосовскими, а близкими им. Тур- бинскую же культуру (которую он ранее считал протоволосовской) О. Н. Бадер отнес к родственной волосовцам культуре, возникшей, как и последняя, на основе западной группы неолитических племен камской этнокультурной области (Бадер, 1972).

 

О. Н. Бадер видел в волосовских поселениях центра Русской равнины следы мощной уральской, древнефинской миграционной волны, а в их обитателях — древнейших предков волжских и окских финнов.

 

П. Н. Третьяков также связывал происхождение волосовской культуры с уральско-камскими неолитическими племенами, одна из групп которых продвинулась из области бассейна Камы на Оку и далее на запад (Третьяков П. Н., 1966). Волосовцы, по его мнению, являются протофиннами. Однако, отрицая связь волосовцев с местным ямочно-гребенчатьш неолитом, он все же считал, что местные неолитические племена не исчезли, а сыграли, хотя и подчиненную, но значительную роль в дальнейшей этнической истории Волго-Окской области.

 

A.X. Халиков, развивая дальше эту гипотезу (Халиков, 1969), пытается обосновать переход западно- камских неолитических племен к ранней волосовской стадии (майданской), их дальнейшее развитие в Прикамье и экспансию волосовцев в Волго-Окское междуречье и дальше к западу, северо-западу и на север. Однако, как и предыдущие авторы, он никак не объясняет причин такой колоссальной экспансии волосовцев. В. П. Третьяков также развивает гипотезу восточного происхождения волосовцев (Третьяков В. П., 1969, 1972 и др.).

 

B.М. Раушенбах связывает происхождение волосовцев с уральскими племенами горбуновской культуры (Раушенбах, 1969). А. Я. Брюсов впоследствии также стал поддерживать гипотезу восточного происхождения волосовцев (Брюсов, 1965, 1968).

В. В. Никитин высказал мнение, что формирование волосовской культуры в Волго-Окском междуречье происходило на местной неолитической основе, но при сильном влиянии пришлых с востока элементов пра- финно-угров (Никитин В. В., 1977). Наконец, к защитникам восточного происхождения волосовских племен надо отнести и С. В. Студзицкую (Студзиц- кая, 1969).

 

Доводы восточных связей волосовцев, приведенные О. Н. Бадером, А. X. Халиковым и другими исследователями, в свете новых данных вряд ли могут быть приняты. Таблица сходства ряда элементов волосовской, турбинской и неолитической волго-камской культур, предложенная О. Н. Бадером как «бесспорное» доказательство (Бадер, 1970, с. 35), не может служить основой для решения вопроса о происхождении волосовской культуры из Волго-Камья^ (Крайнов, 1981).

 

Благодаря исследованиям последних лет верхневолжских многослойных поселений, открытию новой ранненеолитической верхневолжской культуры и установлению новой хронологии волосовской культуры методом С14 можно с новых позиций рассмотреть проблему происхождения волосовской культуры и вопрос о смене культур неолита и энеолита центра Русской равнины.

 

Раскопки многослойных поселений, особенно тор- фяниковых (Ивановское III, VII, Языково I, Сахтыш I, Ронское I и др.), показали следующую закономерность в смене культурных комплексов данного региона: внизу над мезолитическими слоями (Ивановское III, VII, Золоторучье III, Пеньково, Федю- ково I и др.) залегали культурные остатки верхневолжской ранненеолитической культуры, открытой в 1972 г. (Крайнов, Хотинский, 19776), над ними располагались культурные комплексы с ямочно-гребенчатой керамикой. В верхних горизонтах этого слоя всюду появляется так называемая редкоямочная тонкостенная керамика с фигурным ямочным орнаментом и гребенчатым узором, отнесенная к прото- волосовскому этапу позднего неолита. Над этими культурными остатками располагается ранневолосовский комплекс с круглодонной керамикой с раковинной примесью. Выше идут горизонты с развитой поздней волосовской керамикой.

 

Такая последовательность в смене культурных комплексов устанавливается стратиграфически на всей территории центра Русской равнины. Эта же закономерность прослеживается и в Прибалтике, где слои с нарвской керамикой сменяются слоями с гребенчато-ямочной керамикой, выше которой залегают близкие волосовским культурные комплексы типа культуры «пиестиня». Эта последовательность в смене культур подтверждается и их новой хронологией (Крайнов, Хотинский, 19776). Раньше волосовская культура датировалась рубежом III—II тыс. (начало) и до последней четверти II тыс. до н. э. (конец). Теперь же, как мы видели, волосовская культура датируется радиокарбоновым, палинологическим, стратиграфическим, сравнительно-типологическим и другими современными методами началом III, а возможно, и концом IV тыс. до н. э. по конец первой четверти II тыс. до н. э., что противоречит теории происхождения волосовской культуры из Волго-Камья.

 

Верхневолжскую и волосовскую культуры сближают общие элементы в орнаментике, такие общие признаки, как сквозные отверстия под венчиком сосудов в определенном, одном и том же месте, штриховка на внутренней стороне сосудов в виде расчесов, нанесенных зубчатым штампом, и наличие «пустых» мест на орнаментальном поле.

 

Следует также указать на преемственность и сходство форм костяных орудий, на присутствие призматических пластинок в «волосовском кладе» (Цветкова, 1957) и в волосовских слоях стоянки Стрелка I (Крайнов, Гадзяцкая, 1967, 1969), йа наконечники стрел на пластинках и пластинчатых отщепах, найденных на волосовских поселениях Верхней Волги. Наблюдается совпадение ареалов верхневолжской и волосовской культур и их локальных вариантов. Необходимо также отметить близость керамики верхневолжской культуры с ранненеолитической керамикой Нижнего Прикамья, т. е. близость основы, на которой возникли волосовские древности в обоих регионах.

 

Однако непосредственный переход от верхневолжской культуры к волосовской сомнителен, так как между ними значительный хронологический разрыв; кроме того, в волосовской культуре встречаются элементы, связанные с культурой ямочно-гребенчатой керамики. Очевидно, кроме верхневолжского основного компонента в происхождении волосовской культуры участвовала и культура с ямочно-гребенчатой керамикой, поздний этап которой имеет сходные с ран- неволосовской керамикой элементы. Это прежде всего полуяйцевидная форма сосудов с округлым дном и венчики с тенденцией утолщения наружу. Есть близость и в орнаментике: это наличие ромбов, «елочек», рамчатых, гребенчатых, ямчатых и других узоров. Кстати, ранняя волосовская керамика Верхнего Поволжья имеет значительный процент ямочного и ямчатого орнамента.

 

Кремневая индустрия ранней стадии волосовской культуры идентична индустрии культуры с ямочно- гребенчатой керамикой. Волосовские поселения Верхней Волги и Оки располагаются непосредственно на местах предшествующих неолитических поселений. Наблюдается одинаковое соотношение количества костей и особей промысловых животных у поздненеоли- тических и волосовских племен, а также приемов охоты и рыбной ловли. Есть преемственность и в искусстве, например в изображениях водоплавающих птиц на ямочно-гребенчатой и волосовской керамике (Сахтыш I, VIII), в скульптурных головках водоплавающих птиц в неолитических и волосовских слоях на стоянках Сахтыш I и др. Наблюдается близость и в формах прямоугольных жилищ в поселениях с балах- нинской и льяловской ямочно-гребенчатой керамикой. Существование в волосовских поселениях жилищ овальной и прямоугольной формы указывает на двойственную основу волосовской культуры.

 

Приведенные факты свидетельствуют, что культуры с ямочно-гребенчатой керамикой стали одним из компонентов волосовской культуры. Очевидно, последняя могла возникнуть только на основе местного гибридного «протоволосовского» этапа позднего неолита, возникшего в результате смешения верхневолжской культуры с культурами ямочно-гребенчатой керамики (льяловская, рязанская, балахнинская и др.). Процесс слияния культур наблюдается в это время и в Прибалтике (нарвская и гребенчато-ямочная) и в Среднем Поволжье (волго-камская и балахнинская); здесь также возникают гибридные культуры, близкие волосовской.

 

«Протоволосовские» горизонты позднего неолита прослежены на многих многослойных поселениях Верхней Волги (Ивановское VII, Сахтыш I, VIII и др.). Наиболее характерным протоволосовским памятником является торфяниковая стоянка Ивановское VII (Крайнов, 1974, 1975а, 1976а). Здесь в одном слое обнаружена тонкостенная керамика трех типов: 1) с ямочным и ямчатым орнаментом с примесью дресвы или раковины; орнамент двоякий: типичный позднеямочный (фигурный) и ямочный, нанесенный тычковым инструментом; 2) с гребенчатым орнаментом с примесью раковины; 3) со смешанной примесью — дресвы и раковины. Микроскопический анализ этой керамики, произведенный лабораторией И А АН СССР (Бобринский, Цетлин), позволил установить в ней две культурные традиции: 1) использование в качестве примесей пресноводных моллюсков с дробленой раковиной и 2) крупной дресвы. Присутствие смешанного рецепта указывает на смешение носителей двух традиций. По заключению лаборатории, процесс смешения находился на начальной стадии, так как чистые рецепты значительно преобладают над смешанными.

 

Над этим «протоволосовским» слоем располагался слой с типичной волосовской керамикой, костяными скульптурами водоплавающих птиц и погребениями. Этот слой является дальнейшим звеном в развитии волосовской культуры.

 

Таким образом, фактический материал опровергает гипотезу о возникновении волосовских племен только в Прикамье и их миграциях на Оку, Верхнюю Волгу и северо-запад. Очевидно, волосовская культура или общность является результатом дальнейшего развития местных неолитических племен. На Верхней Волге она развивается на основе смешения двух культур — верхневолжской и ямочно-гребенчатой (льяловской) с доминантой первой; на Оке — при смешении верхневолжской и рязанской культур или балахнинской. Вероятно, такая же картина наблюдается и при возникновении западных и северозападных волосовских памятников (Репище, Иловец, Бологое, Коломцы, Модлона и др.).

 

В Волго-Камье и на Средней Волге волосовская культура возникает также на основе смешения двух культур, с доминантой волго-камской. В этом регионе она появляется только там, где наблюдаются контакты ранней волго-камской культуры (близкой верхневолжской) и культуры с ямочно-гребенчатой керамикой. Выше по Каме, где нет этих контактов, возникают другие культуры, отличные от волосовской, типа левшинской, турбинской и др.

 

Что касается большого количества поздних волосовских памятников, выявленных в некоторых регионах (Марийская АССР, Костромское Поволжье и более северные области), то они могли появиться там в результате расселения волосовских племен.

Мы уже отмечали, что некоторые элементы материальной и духовной культуры волосовцы получили из Прибалтики (раковинная примесь в керамике, штриховка внешней поверхности сосудов, каменные кольца, некоторые формы костяных орудий, черешковые топоры и пр.). О тесных связях с прибалтийскими племенами свидетельствует наличие в волосовских памятниках балтийских янтарных украшений и др. Однако нельзя согласиться с авторами, связывающими происхождение волосовской культуры от прибалтийской. Гипотезы ее восточного и западного происхождения опровергаются огромной территорией распространения волосовских поселений и наличием локальных вариантов этой культуры. Уже одно существование огромного ареала волосовской общности опровергает теорию миграции волосовских племен из Прибалтики или Волго-Камья.

 

Локальные варианты волосовской культуры еще недостаточно изучены. Сейчас пока можно говорить о пяти вариантах: это средневолжский, окский, верхневолжский, западный и северо-западный. Не исключено, что их будет больше. Все названные варианты имеют много общих черт, указывающих на генетическое родство населения.

 

Таким образом, на огромной территории центра Европейской части СССР исследованиями последних лет выявлены волосовские и близкие к ним памятники, относящиеся к разным вариантам большой волосовской общности. Близкое сходство ее отдельных элементов с одновременными культурами Прибалтики, а также тесные их связи заставляют предполагать родственную близость населения, жившего в III — начале II тыс. до н. э. в центре Русской равнины — от Прибалтики до Волго-Камья.

 

Установление существования огромного ареала волосовской культурно-исторической общности (близость форм хозяйства, погребального обряда, предметов искусства и пр.) позволяет утверждать, что племена волосовской культуры были тесно связаны между собой не только экономически, но и генетически. От восточных волосовских племен племена Оки и Верхней Волги получали металл, вероятно, в слитках. На стоянках Сахтыш I и II найдены медные вещи, тигли и медные «выплески». Тесные связи и широкий обмен были налажены с западными прибалтийскими племенами, жившими на территориях современной Латвии и Эстонии. Подобные контакты существовали и с соседями на северо-западе и севере, о чем свидетельствуют находки волосовских фигурных кремней в Беломорье и заимствование с территории Карелии керамической примеси асбеста. О связях с племенами ямной культурно-исторической общности свидетельствует сходство в формах сосудов и орнаментике в контактных зонах.

 

О тесных контактах племен волосовской территории можно судить по быстрому распространению по всему ареалу новшеств в материальной культуре, хозяйственной деятельности и проявлениях духовной жизни (топоры карельского типа, топоры лепельско- го типа — круммайзе, каменные кольца, металлические предметы, украшения и т. д.). Не исключено, что имели место и отдельные передвижения волосовских групп внутри волосовской ойкумены.

 

Расположение волосовских поселений компактными группами внутри локальных вариантов общности указывает, вероятно, на принадлежность их отдельным племенам, а отдельные крупные поселения следует рассматривать как поселки родовых общин.

 

Первобытнообщинный характер социально-экономической организации волосовцев подтверждается устройством общинных поселков, состоящих из ряда домов, соединенных переходами друг с другом; господством коллективных форм охоты и рыболовства; наличием общих промысловых помещений, больших мастерских по выработке орудий труда; существованием общего культа предков (культ медведя, лося) с совершением обрядов и празднеств.

 

Очевидно, все взрослые мужчины и женщины участвовали в коллективном охотничье-рыболовче- ском хозяйстве. Женщины играли главную роль в домашнем хозяйстве, производстве глиняной посуды и пр. Одинаковое положение погребенных в волосовских могильниках свидетельствует об отсутствии какого-либо имущественного неравенства в волосов- ском коллективе.

 

Значительная площадь жилищ с несколькими или одним большим очагом указывает, что в нем могла проживать большая семья. Эти семьи, очевидно, составляли родовую волосовскую общину, объединенную кровным родством и общим ведением хозяйства. По мнению А. Я. Брюсова, в больших волосовских жилищах проживало несколько десятков человек, а на поселении обитало несколько сот людей (Брюсов, 1952). Возможно, эти цифры завышены. Скорее ближе к истине И. К. Цветкова, считающая, что во- лосовское поселение состояло из 50—60 взрослых людей, составлявших род, а несколько поселений, расположенных компактной группой недалеко друг от друга, составляли племя (Цветкова, 1953).

 

Наличие данных о сложном коллективном хозяйстве у волосовских племен, организованности, широком межплеменном обмене, о столкновениях с враждебными племенами позволяют предполагать у них существование вождей — родовых и племенных.

 

Установившийся ритуал в погребальном обряде волосовцев (определенное положение, ориентировка погребенных, красная краска, ритуальные кострища, «клады» и т. д.), а также наличие культа медведя и, возможно, других животных (лосихи, куницы), присутствие на поселениях «святилищ» (Крайнов, 1981; Цветкова, 1980) могут служить косвенными доказательствами существования особых хранителей традиций — «шаманов».

Волосовская культурно-историческая общность завершает эпоху энеолита центра Русской равнины. Начавшись в неолите, она продолжает свое развитие в эпоху энеолита и бронзового века. Что же касается хозяйства, то на всем протяжении развития волосовской культуры оно остается охотничье-рыбо- ловческим. Позднее под влиянием фатьяновских и других пришлых скотоводческо-земледельческих племен у волосовцев появляется скотоводство и земледелие.

 

Дальнейшие судьбы волосовских племен в разных регионах их ареала различны. В центре Русской равнины огромное влияние на их дальнейшее развитиэ оказали пришлые скотоводческие племена (фатья- новцы, балановцы, абашевцы и др.), а на востоке — турбинско-сейминские племена. На западе, северо- западе, Оке, Верхней Волге и Среднем Поволжье волосовцы не только входили в контакт с фатьяновца- ми, но и смешивались с ними (Крайнов, 19726 и др.). В некоторых фатьяновских могильниках прослеживались метисные черты, указывающие на это смешение. О тесных контактах волосовцев с фатьяновцами и балановцами свидетельствуют и факты нахождения фатьяновских вещей на волосовских стоянках (Сахтыш I, И, VIII, Рождественский Остров, Тор- говище и др.) и появление так называемой гибридной керамики (Турина, 1963; Халиков, 19666; Бадер, 1970; Крайнов, 1964, 19726, 1980 и др.).

 

Появление скотоводческих племен в центре Русской равнины привело в дальнейшем к крупным хозяйственным, культурным и этническим изменениям в истории местных племен. Вероятно, поздние волосовцы растворились или были ассимилированы племенами культуры с сетчатой керамикой, быстро распространившейся почти по всей территории лесной полосы Восточно-Европейской части СССР.

 

 

К содержанию книги: Бронзовый век

 

 Смотрите также:

 

Фатьяновская культура археологическая культура раннего...

Культура названа по могильнику, открытому в 1873 году у села Фатьяново (ныне в
Эту версию подтверждают находки фатьяновских вещей на памятниках волосовской культуры.

 

Рязанская культура - стоянки Владычинская-Боровая, Черная...

Эти жилища напоминают волосов- ские, что, видимо, говорит о воздействии волосовской культуры на рязанскую в конце ее существования.