Амурско уссурийские петроглифы на валунах Сакачиаляна и Шереметьевских скалах. Искусство Дальнего Востока в эпоху бронзы

 

Эпоха бронзы лесной полосы

 

 

Искусство Дальнего Востока в эпоху бронзы

 

 

 

Юг Дальнего Востока

 

Особенности ландшафтно- климатических условий Амура и Приморья определили хозяйственную специфику этой территории, а именно преимущественно рыболовческую направленность экономики. Рыболовство, ориентированное на массовый сезонный ход рыбы, позволяло местному населению добывать ее впрок, что обеспечивало достаточно прочную оседлость и значительную плотность населения. Оседлый образ жизни, став здесь еще в неолите основой бытового уклада, способствовал более быстрому социально-экономическому развитию (Окладников, 19686; Деревянко, 19696).

 

Все это нашло отражение в древнем изобразительном искусстве юга Дальнего Востока, определив его самобытность и оригинальность. Отмеченная специфика наиболее выражена в наскальных изображениях Амура и долины Уссури (Окладников, 1971). Здесь известно шесть местонахождений петроглифов. Среди них особое место в художественно-историческом плане принадлежит наскальным рисункам Сакачи-Аляна в 90 км ниже г. Хабаровска.

 

Всестороннему анализу амурско-уссурийских петроглифов посвящен ряд работ А. П. Окладникова (19686; 1968в; 1969; 1971 и др.). Из них следует, что уже в глубокой древности на Амуре и в бассейне Уссури существовал мощный очаг первобытного искусства. Особенно ярко своеобразие этого очага раскрывается при анализе художественного стиля наскальных изображений, главной чертой которого является орнаментализм. Этому стилю чужда динамическая направленность, все подчинено плавной игре кривых линий. Бесконечно развертывающаяся спираль, равно как концентрические круги и просто круги, не только важные составные черты в моделировке образа, но и основные формообразующие элементы. Специфичен и мир художественных образов. Среди них центральное место занимают своеобразно стилизованные антропоморфные личины-маски (Окладников, 19686, с. 51). Личины эти — овальные, яйцевидные, череповидные или обезьяновидные, с отчетливо выраженным узким подбородком, трапециевидные с овальной вершиной и прямым основа- ниеМ' (Окладников, 1971, с. 78) — составляют основное ядро амурско-уссурийских петроглифов.

 

Стилистический анализ личин позволил А. П. Окладникову условно разделить их на две группы. Первая — более архаичная; изображения отличаются лаконичной трактовкой, отсутствием орнаментальной разработки внутреннего контура (Окладников, 1971,  27; 46; 57; 82; 116; 119). Во вторую группу включены более детализированные личины, с ярко выраженной тенденцией к орнаментальной трактовке. Крайним выражением этой тенденции можно считать личины, у которых внутреннее пространство целиком заполнено чисто орнаментальным содержанием (Окладников, 1971,  52, 89) ( 146). А. П. Окладников (19686, с. 48) связывает основную часть этих изображений с периодом расцвета спи- рально-орнаментированной неолитической керамики, представленной на острове Сучу в жилище 1, в Кон- доне и в средних слоях Вознесеновского поселения. Именно в это время появляются, с одной стороны, скульптурно трактованные личины, с другой — личины с достаточно сложным геометрическим заполнением внутреннего пространства (Окладников, 1971,  25; 69; 86).

 

Следует особо подчеркнуть, что стремление к «скульптурности» — отличительная черта нижнеамурских петроглифов. Она наиболее проявляется в моделировке личин на базальтовых глыбах Сакачи-Аля- на, где они выбивались не только на выпуклой стороне камня, но и с учетом размещения самой личины на двух соседних плоскостях, расположенных под углом друг к другу. Независимо от общей трактовки образа и характера передачи отдельных деталей, всегда выделены глаза, нос и рот. Как подчеркивает А. П. Окладников (1976, с. 78), «способ передачи этих элементов лица варьирует от реалистических, почти портретных, до крайне условных, геометризиро- ванных форм».

 

Подтверждением, что уже в неолите сюжет антропоморфных личин-масок господствовал в изобразительном искусстве юга Дальнего Востока, служат не только нижнеамурские памятники, но и находки в Приморье. Так, у с. Петровичи (Бродянский, 1978,  1, 8) в ранне неолитическом комплексе найдена каменная личина-маска, моделированная желобчатой техникой и сопоставимая с одной из личин Сакачи- Аляна (Окладников, 1971,  116). Из нижнего, поздненеолитического (?) слоя поселения Синий Гай происходят две глиняные личины, также имеющие прямые аналогии в петроглифах Сакачи-Аляна (Бродянский, 1978,  1, i, 2).

 

На территории Сибири известны еще два четко обозначенных центра первобытного творчества, где выбивались на камне фантастические личины-маски. Один из них находится в Хакасско-Минусинской котловине и связан с окуневской культурой (первая половина II тыс. до н. э.; Вадецкая, 1980; Леонтьев, 1978). Другой очаг локализован в Саянском каньоне Енисея на территории Тувинской АССР, где изображения, выбитые «на отмытых, заливаемых в половодье валунах и прибрежных скалах», датируются развитым периодом бронзового века (Дэвлет, 1976, с. 17—18; 1980, с. 227-228). А. П. Окладников, М. А. Дэвлет, Н. В. Леонтьев и др. неоднократно обращали внимание на черты сходства между личинами Нижнего Амура, с одной стороны, окуневскими и тувинскими изображениями — с другой. Высказывались предположения о возможных контактах и влиянии амурского культурного очага на изобразительное искусство Хакасско-Минусинской котловины (Окладников, 1971, с. 122; Липский, 19706, с. 173), подчеркивалась определенная общность в трактовке образа в памятниках Нижнего Амура и Верхнего Енисея (Дэвлет 1976, с. 18-19).

 

Учитывая усиление культурных связей в эпоху бронзы между отдаленными районами, такая постановка вопроса оправдана, хотя Е. А. Окладникова высказала на этот счет иную точку зрения: она рассматривала саянский и амурский центры как два независимых очага, в которых сходные сюжеты возникли конвергентно в силу определенных социальных причин (Окладникова, 1978, с. 85). Мы придерживаемся точки зрения, объясняющей сходство наскальных сюжетов Амура и Енисея контактами и влияниями. На этом основании, а также принимая во внимание характерную для эпохи бронзы тенденцию к развитию в изобразительном творчестве образной символики (Хлобыстина, 1971, с. 80), нарастанию схематизма и абстракции, представляется возможным выделить из общего комплекса амурско-уссурийских личин отдельные экземпляры, относящиеся с достаточной вероятностью к эпохе металла. А. П. Окладников, исходя из стилистических особенностей трактовки образа (орнаментализм, усиление абстрактности) и не выделяя конкретных изображений, определил третью фазу эволюции личин, которую он датировал предположительно II — началом I тыс. до н. э. Таким образом, с бронзовым веком, очевидно, можно связать те личины, у которых пространство внутри контура особенно насыщенно деталями.

 

К эпохе бронзы, вероятно, следует отнести личины с «сиянием», показанным короткими прямыми или поперечными линиями, и с глазами в виде миндалевидных овалов, окаймленных своеобразными фигурами, напоминающими рыбок с поднятым хвостом и округлой головкой (Окладников, 1971,  124; 126) ( 146, 5, 5, 12). Таким приемом древний мастер стремился передать специфику монгольского лица. Иногда этот прием упрощался, сохраняя при этом главное — передачу раскосых глаз. Несмотря на различную комбинацию деталей внутри контура или даже отсутствие такового (Окладников, 1971,  34, 35), эту группу личин объединяет ряд общих признаков: «монголоидность» лица, насыщенность заполнения, наличие усов ( 146, 9, 12). Такие изображения выбиты на валунах Сакачи-Аляна и Шереметьевских скалах.

 

Любопытна личина на камне Сакачи-Аляна ( 146,13). По обеим ее сторонам симметрично расположены широкие плавные спирали, заканчивающиеся змеиными головками. Комбинация из змеевидных полос и сильно стилизованной личины образует сложный головной убор основной личины. Ликопо- добное изображение с «сиянием» и змеями известно в Хакасско-Минусинской котловине (Вадецкая, 1980,  XXXV* 2). Несмотря на стилистические различия, можно предположить их семантическое сходство.

 

Основная особенность амурских личин состоит в том, что каждая из них имеет свой индивидуальный облик, и поэтому выделить общие признаки очень трудно. Можно лишь отметить, что по сравнению с более ранними изображениями для личин, относимых нами к эпохе бронзы, характерно более сложное внутреннее оформление, которое состоит из различных комбинаций одних и тех же конструктивных элементов. Это вписанные друг в друга дуги и углы, треугольные фигуры, ромбы, простые и концентрические окружности, скобки, завитки спирали и т. д. Внутреннее заполнение личин придает им фантастический вид и оттеняет их своеобразие (Окладников, 1971,  26, 61, 62).

 

Интересна личина из Шереметьевского (Окладников, 1971,  118). Основным элементом являются огромные глаза в виде кружков с точками. Моделировка лица осуществлена с помощью широких соединенных между собою полудуг и кривых полос с завитками на концах. Кривая вертикальная полоса, огибающая личину, заканчивается головкой змеи

 

Не менее уникальна личина со сложным головным убором, выбитая на камне 62 Сакачи-Аляна (Окладников, 1971,  70). На обезьяноподобном «лице» обозначены огромные круглые глаза, нос передан только ямочками ноздрей, а рот — двумя слившимися кружками ( 146, 10). Вообще выявляется определенная зависимость между сложностью трактовки головного убора и насыщенностью внутреннего заполнения личины: чем сложнее головной убор, тем причудливее личина (Дэвлет, 1976, с. 13).

 

Очень своеобразна личина с «сиянием», выбитая на скале р. Кии близ Хабаровска (Окладников, 1968,  135). Ее характерная особенность — наличие двойной дуги, напоминающей распластанные в полете крылья, причем дуга как бы рассекает лоб ( 146, 5). Тем же способом обозначены брови —в виде соединяющихся дуг, которые переходят в длинный нос с узким переносьем. Глаза даны правильными кружками. Ниже, очевидно, показаны усы, на фоне которых выбиты две симметричные ямки, напоминающие ноздри, но расположенные ниже носа. На р. Кие есть еще одна личина, выполненная в аналогичной манере, но не осложненная деталями (Окладников, 1971,  134,1).

 

Своего рода «апофеозом» развития орнаментализма в моделировке рассматриваемых изображений может служить одна из личин Сакачи-Аляна ( 146, 6). Предельно стилизованная, она по-своему очень изящна. Внутреннее пространство организовано с помощью сердцевидных фигур с валютами и завитками, «бегущих» спиралей и миниатюрных кружков. Скорей всего она относится к более позднему времени.

 

Завершая обзор амурско-уссурийских личин, следует подчеркнуть, что охарактеризованная изобразительная традиция прослеживается и на керамическом материале II тыс. до н. э.,очем свидетельствуют найденные между Малышево и Сакачи-Аляном обломки сосудов с личинами (Окладников, 19686, с. 50).

 

Цельные антропоморфные фигуры в амурско-уссу- рийских петроглифах отсутствуют. Есть, правда, три изображения, у которых показано туловище. Одно из них (Окладников, 1971,  73, 1) с непропорционально большой головой и ромбическим туловищем выбито на углу базальтовой глыбы и как бы распластано по двум соседним граням, что создает впечатление скульптурности (Сакачи-Алян;  146,8)

 

 Туловище на две трети заполнено поперечными углами. Эта «скелетность» позволяет по аналогии с другими, выполненными в этом же стиле изображениями (Окладников, 1966,  159), относить данную фигуру к эпохе бронзы. Кроме того, на петроглифах Сакачи-Аляна зафиксирована одна многофи- гурцая шшдзщщя (Оцлацщщов, 1971,  100), стилистически чуждая всему духу амурского наскального изобразительного искусства. Она состоит из серии человеческих фигур в полный рост и пяти изображений лодок. На концах двух лодок видны своеобразные развилки, напоминающие голову животного. Датирующим признаком служит антропоморфная фигурка с «рожками» на голове и изображение человека в специфически изогнутой позе. Эта композиция явно связана с художественным миром Прибайкальского региона, и появление ее на скалах Приамурья явилось скорее всего результатом контактов. О наличии таких контактов свидетельствует и уникальная композиция на скалах в долине р. Май, правого притока Алдана, обнаруживающая поразительное сходство с амурскими антропоморфными личинами.

 

Как уже говорилось ранее, изображения личин-масок известны на побережьях и островах Тихого океана —от Амура до Австралии. А. П. Окладников (19686, с. 52—64, 116—146) убедительно показал связь амурско-уссурийских петроглифов с памятниками изобразительного творчества более южных тихоокеанских территорий; тем самым амурский очаг был введен в обширный круг родственных тихоокеанских очагов, локализовавшихся в регионе, где были наиболее развиты тайные мужские союзы, маски и связанные с ними мифология и искусство (Окладников, 1968в, с. 53).

 

В петроглифах Нижнего Амура отражена и «звериная» тематика. Фигуры животных выполнены в той же технике, что и личины-маски, но представлены значительно меньшим числом изображений. Статика и предельная стилизация образа — вот черты, определяющие специфику анималистических сюжетов амурских петроглифов. Первобытно-реалистический стиль в изображении зверя, динамизм, столь характерный для древнего искусства северного таежного населения Сибири, были изначально чужды рыболовам Приамурья. Обращает на себя внимание стремление подчеркнуть своеобразную «грузность», массивность изображаемого объекта. Как правило, при создании образа наибольший акцент делался на передачу непропорционально большой головы зверя, обобщенная моделировка которой нередко затрудняет его видовое определение.

 

Среди массы звериных фигур выделяется достаточно устойчивая группа изображений, где эта особая манера обрисовки тела выступает наиболее ярко. Для нее характерен специфический прием передачи пог тремя короткими вертикальными полосками. Две из них представляют продолжение разомкнутого туловища, а третья помещается в «свободном» пространстве между ними. По мнению А. П. Окладникова (1971, с. 88), изображения животных, выполненные в этом стиле, являются наиболее древними и относятся к эпохе мезолита. Однако предложенная им аргументация основана лишь на констатации примитивной техники и стиля. Следует иметь в виду, что сам по себе анализ стиля не дает хронологических определений (Пяткин, 1982, с. 6), и поэтому вопрос временной привязки этих фигур остается открытым.

 

Из изображений этого стиля привлекают внимание две фигуры. Одна из них — лось, у которого несмотря на «застывшую» схему общей трактовки образа, отчетливо передан такой специфический признак лосиной морды, как цапо^зающад пассивная верхняя губа ( 146,2). Моделировка второго изображения, выбитого широкими и глубокими желобками, в целом повторяет сложившийся канон с незначительными отклонениями в деталях (Окладников, 1971,  88, 1, 2). Прямоугольная по форме голова более всего похожа на лошадиную. На это как будто указывает и характерное расширение нижней губы, а также выпуклость нижней челюсти. Главной особенностью описываемой фигуры является наличие там, где шея переходит в спину, антропоморфной личины ( 146, 1).

 

Изображения личин на туловище животных —сюжет, хорошо известный в окуневском искусстве (Леонтьев, 1978,  1, 1, 2) на позднем этапе его развития. Представлен он и на Томской писанице (Окладников, Мартынов, 1972,  97). Выше уже говорилось о существовании контактов между этими двумя отдаленными районами. Появление же мотива коня в нижнеамурском искусстве, возможно, явилось результатом усиления связей не только культурных, духовных, но также хозяйственных, торговых и т. д. Не исключено, что в значительной мере этими обстоятельствами следует объяснять тот факт, что на поздних этапах бронзового века скотоводство в Приморье начинает играть существенную роль.

 

В петроглифах Нижнего Амура встречены также рисунки кабана. Они выполнены в рамках существующей изобразительной традиции, но с большей детализацией морды зверя. Есть изображения, выполненные в «скелетной» манере (Окладников, 1971,  4), что опять же наводит на мысль о западных, сибирских связях.

 

Судя по археологическим материалам, у населения Приморья в эпоху бронзы существовал культ свиньи (Бродянский, 1983, с. 104). В комплексе синегайской культуры поселения у пади Харинской найдено восемь глиняных изображений этого животного (Окладников, Дьяков, 1979,  IX). Фигурки миниатюрны (длина 6—7 см). Моделировка лаконична. Они имеют вид правильного овала, на переднем конце которого сделана дугообразная выемка. Небольшие отличия в деталях пе меняют общей изобразительной схемы.

 

Все фигуры в задней части имеют узкие отверстия. Аналогичные глиняные и каменные изделия известны и в памятниках тихоокеанской части Приморья (Бродянский, 1983, с. 104). Традиция изготовления подобных фигурок живет, видимо, до первых веков нашей эры (Деревянко 1976, с. 127—128; Окладников, Дьяков, 1979, с. 105). О распространении в эпоху бронзы культа свиньи или кабана в Приморье свидетельствуют также находки на поселении Синий Гай подвесок из глины и камня, имитирующих кабаний клык.

 

Особую группу амурских наскальных изображений составляют рисунки лося. Образ этого могучего зверя здесь весьма популярен и по сравнению с другими звериными сюжетами представлен более полно. Формы его воплощения разнообразны. Среди них заслуживает внимания неполная фигура лося, целиком выполненная в духе лучших образцов ангарской традиции (Окладников 1971,  80, 1). Удлиненные пропорции головы и подчеркнуто загнутая верхняя губа позволяют сопоставлять ее с глазков- р$о-окуневскими изображениями. Общие контуры лосиной морды с открытой пастью изящно очерчены плавными линиями. Удлиненными отростками обозначены уши. Длинная шея животного также плавно переходит в крутой горб и далее фигура обрывается. Внизу шея заканчивается кружком с точкой ( 146, 2). В характерной ангарской манере и одновременно в «скелетном» стиле выполнен лось на скале у р. Кии. Интересна фигура, выбитая на камне 55 Сакачи-Аляна (Окладников, 1971,  58, 5). Здесь реалистическая тенденция ангарской традиции своеобразно уживается с художественными нормами специфически амурского стиля изображения животных.

 

Лосиную серию завершают две фигурки, ставшие хрестоматийными при характеристике амурских петроглифов. В их моделировке совмещены две изобразительные традиции — ангарская и нижнеамурская, характерная для личин-масок (Окладников, 1971,  72, 1; 75, 1). Особенно ярко это выражено в трактовке лося на камне 63 Сакачи-Аляна, где ангарская «правда» жизни сливается воедино с амурским орнаментализмом ( 146, 4). Относятся эти изображения, видимо, уже к началу I тыс. до н. э.

В петроглифах Нижнего Амура не представлен второй «хозяин тайги» — медведь. Имеется лишь одно изображение (Окладников, 1971  78, 1), которое, исходя из общей моделировки образа, можно весьма условно причислить к медвежьим ( 146,3). У животного массивное туловище; удлиненная морда с раскрытой пастью вытянута вперед и наклонена вниз. На голове обозначены маленькие торчащие уши. Грудь рассечена поперечной перегородкой. Ноги согнуты. Зверь явно «шагает». Эта фигурка может быть сопоставлена с изображением, выбитым на VI Томской писанице (Окладников, Мартынов, 1972,  132).

 

Зато образ медведя широко известен в неолитической глиняной пластике Нижнего Амура (Васильевский, Окладников, 1980). Скульптурки медведя встречены на неолитических поселениях в Сакачи- Аляне, на Кондоне и на острове Сучу. На последнем найдена целая серия изображений. К сожалению, все они датируются временем более ранним, чем эпоха бронзы.

 

Странно, что в творчестве древнего населения Нижнего Амура, главным источником существования которого было рыболовство, отсутствуют изображения рыб. Возможно, это связано с особенностями отражения хозяйственной деятельности в первобытном искусстве, а своеобразное олицетворение водной стихии нашло свое выражение в образе змеи. Извивающиеся фигуры змей занимают важное место среди амурских, прежде всего Сакачи-Алянских петроглифов. Они образуют самостоятельные композиции (Окладников, 1971,  14, 15), входят в другие рисунки как их составная часть (там же,  51, 1) и, наконец, являются составными элементами некоторых личин (там же,  118, 3). Но хронологическая привязка перечисленных сюжетов весьма затруднительна. Скорее всего они появились еще в неолите и продолжали существовать в последующие периоды. Однако следует учесть, что в Восточной Сибири расцвет культа змеи падает на эпоху бронзы. Изображения змей принято включать в круг космогонических символов, связанных в первую очередь с представлениями о «нижнем мире», который нередко ассоциировался с подводной сферой.

 

Известен в петроглифах Приамурья и мотив водоплавающей птицы. Видимо, с бронзовым веком можно связать группу изображений, выбитых на Шереметьевских скалах (Окладников, 1971,  118,2). Особенно интересна тщательно выполненная фигурка лебедя с узким, пересеченным косым крестом туловищем, круто поднятой длинной шеей и массивной овальной головой с огромным клювом. Внутреннее пространство головы и клюва заполнено концентрическими желобками-овалами. На спине четырьмя кривыми полосками-дугами обозначены крылья. Короткий раздвоенный хвост показан четырьмя полосками. Иконографически этот рисунок сопоставим с изображением птицы на сосуде из поселения Самусь IV, исследованном В. И. Матющенко в низовьях р. Томи. Овал с пересекающим его крестом почти несомненно имеет солярное содержание. В этой связи интересно, что образы змеи и птицы широко представлены в мифологии амурских народов, особенно в эпизодах, имеющих отношение к сотворению мира. А. П. Окладников считает (19686, с. 170), что смысловое значение амурских криволинейных орнаментов не может быть понято вне расшифровки образа змеи.

 

Кроме антропоморфных личин, животных, змей и птиц, на амурских петроглифах есть изображения лодок. По стилистическим особенностям часть из них может быть сопоставлена с рисунками лодок на восточносибирских петроглифах.

 

До недавнего времени древнее искусство южной части Дальнего Востока было известно главным образом по наскальным рисункам Амура и Уссури. Однако развернувшиеся в последнее десятилетие археологические работы в Приморье дали выразительный материал по искусству малых форм. Тем самым стало возможным выделить Приморье в самостоятельный очаг. Основная масса находок происходит с территорий синегайской (Бродянский, 1983) и лидовской (Дьяков, 1979а, б) культур.

 

В эпоху бронзы искусство малых форм в Приморье было представлено главным образом мелкой глиняной пластикой. Встречаются также костяные и каменные предметы. Преобладают зооморфные скжеты, из которых, как уже говорилось ранее, ведущее место принадлежит изображениям свиньи. Определяющий стиль в оформлении фигурок — лаконизм и крайняя условность. Особенным схематизмом отличаются костяные изделия, где «подправка» небольшими насечками или срезами была достаточна для моделировки образа. Такова фигурка животного, найденная среди десятков костяных изделий в жилище 23 поселения Синий Гай.

 

Помимо изображений свиньи, в глиняной пластике синегайской культуры известны фигурки животных с длинной шеей, короткими ушами-выступами и горбинкой на носу ( 147, 2, 5). Практически вся пластика поселения Синий Гай происходит из жилищ. Известна только одна скульптурка, найденная в погребении изюбра. По мнению Д. JI. Бродянского, это изображение самки оленя. Интересны находки нескольких сот обломков костяных орнаментированных панцирных пластин (Бродянский, 1983,  2). Среди них фрагменты фигурных пластин с углубленным рельефом — овалами и крестами, меандрами и параллельными линиями ( 147, 8—10). В двух из них Д. JI. Бродянский (1983,  2, 1, 4) усматривает предельно стилизованные женские изображения. В этом же поселении найдена крайне стилизованная глиняная антропоморфная фигурка в виде диска с отверстием в центре. Со всех сторон она имеет выступы в виде неправильных конусов. На «лице» две пары параллельных черточек, которые и придают изображению антропоморфный облик.

 

На поселениях лидовской культуры найдепы неизвестные в синегайских комплексах терракотовые скульптурки человека, состоявшие из нескольких частей и крепившиеся с помощью штырьков (Дьяков, 1979а, б; Дьяков, Семиниченко, 1979,  3, 1). Известны они в памятниках Кореи (Ларичев, 1978,  36, 41, 45). Большинство их изображают женщину. Д. Л. Бродянский отмечает (1983, с. 104), что некоторые стилистические особенности этих фигур сближают их с поздне- и финальнодземонскими.

 

Примечательно, что в синегайской культуре, равно как и в более поздней янковской, мотивы спирали и личин отсутствуют. Похоже, что синегайская культура (самая континентальная из рассматриваемых здесь дальневосточных культур) в своем искусстве более отошла от традиций дальневосточного неолита. Искусство Синего Гая характеризует духовный мир древних рыболовов и земледельцев Приханкайской равнины и южных отрогов Сихотэ-Алиня, которые в силу особенностей своего социально-экономического уклада быстрее, чем их восточные и северные соседи, отступили от традиций предшествующих эпох.

 

К более раннему времени (начало II тыс. до н. э.) относятся найденные на поселении Валентин-Перешеек остатки уникального глиняного сосуда с рельефными фигурками людей ( 147, 1). Судя по собранным фрагментам, таких фигурок было четыре. Сохранилось только две. Каждая из них сделана продолговатым налепом (высота 7,5 см) и представляет собой фронтальное изображение человека в полный рост. Голова не выделена, лицо не моделировано. Руки опущены и отделены от туловища. Последнее сужено в верхней части и расширяется в бедрах. Ноги разделены и заострены на концах. Нижние части фигурок, а также пространство между ними покрыты пересекающимися отпечатками гребенчатых штампов, образующих ромбы. Безукоризненное владение материалом позволило древнему мастеру создать обобщенный силуэт человеческой фигуры, не вдаваясь в ее детализацию. Прямых аналогий этим изображениям мы не знаем. Переплетения оттисков штампа на сосуде позволяют усмотреть в них сходство с ячейками сети. Можно предположить, что изображения имели ритуальный характер, связанный с рыболовческим культом.

 

Художественные традиции, которые зарождались и складывались на юге Дальнего Востока в эпоху камня и бронзы, оказали существенное влияние на формирование современного прикладного искусства, придав ему неповторимое своеобразие. А. П. Окладников убедительно показал (19686, с. 148—187), что ряд характерных признаков в современной традиционной орнаментике амурских аборигенов связывает ее с древнейшей местной орнаментацией каменного и бронзового веков.

 

сикачиалян петроглифы

К содержанию книги: Бронзовый век

 

 Смотрите также:

 

Каменные шлифованные топоры и скульптуры из неолитического...

К середине второго тысячелетия бронзовый век распространился на значительной
К этому времени в Приамурье относятся поселения на реке Анго, в пади Степаниха и у села Кондон.

 

Неолит новый каменный век - когда была эпоха неолита

Неолит Забайкалья - будуланский этап, поселение Будулан. Неолит Приморья и Приамурья.
Периодизация поселений эпохи неолита и бронзового века Среднего Прииртышья...

 

Зайсановская культура неолита Приморья

На высокой крутой сопке под слоем бронзового века обнаружены остатки неолитических жилищ, построенных на скальном основании.
Далекое прошлое Приморья и Приамурья.