Древняя Русь

Князь Владимир Святославич. Добрыня и Рогволд

Завершителем образования Киевского государства историки обычно называют Владимира Святославича. Этот взгляд на историческое значение Владимира связан с определенными моментами как внутренних отношений, так и внешнего положения Киевской Руси — до Владимира и при нем.

Для первых наш единственный источник — летопись, именно Повесть временных лет, так как Новг. I не дает тут существенных вариантов. Уходя на вторую болгарскую войну, «Святославъ посади Ярополка в КыевЪ, а Ольга в ДеревЪхъ. В се же время ...» и т. д.136 А. А. Шахматов в «Разысканиях» замечает: «Не может быть сомнения, что перед нами народное новгородское предание. В нем сказывается и некоторый юмор сознающего свой перевес новгородца, и гордость по поводу сделанного выбора, ибо Владимир оказался победителем Ярополка и могущественнейшим князем русским. Кроме того, здесь в активной роли выступает Добрыня — один из популярных посадников новгородских. Это также доказывает новгородское происхождение записи»

А. А. Шахматов исключает это «народное новгородское предание» из своей реставрации прототипа Повести временных лет — Древнейшего Киевского свода и так изменяет текст «по догадке»: «Святославъ посади Ярополка КыевЪ, Ольга в Деревах, а Володимера НовегородЪ». Сказание же новгородское Шахматов относит к другому источнику Повести временных лет — к так называемому у него Начальному своду, т. е. «Временнику киево-печерского игумена Иоанна», составленному около 1095 г., — к Новгородскому своду 1050 г., т. е. сложившемуся во времена Ярослава. Существенно в этих распоряжениях Святослава, что опять организованными центрами Руси выступают только Киев и Новгород — тут прочные гнезда власти киевских князей. Киев с его областью Святослав поручает старшему сыну Ярополку, в Новгород посылает посадника Добрыню, «вдав ему на руки» младшего сына Владимира. А среднего — Олега — он сажает «в Деревах» у сравнительно недавно «примученных» древлян. Сам термин как бы подчеркивает отсутствие крепкого городского центра. Нет еще «Волынской земли», нет еще городской волости. «Градом» Олега был, может быть, Овруч, где он затем находит последнее убежище и могилу («и есть могила его и до сего дне у Вручего»). С этой попыткой Святослава передать в годину ухода на большую борьбу власть в главных пунктах на Руси сыновьям связан вопрос о княжении иных варяжских вождей по другим городам Руси.

В летописном рассказе о деятельности Добрыни и Владимира выступает Рогволод с пояснением: «БЪ бо Рогъволодъ пришелъ изъ заморья, имяше власть свою в ПолотьскЪ» 137. Шахматов принимает это пояснение за указание, что Рогволод незадолго перед тем появился из-за моря и засел в Полоцке. Это ведет его к дальнейшим предположениям. Он полагает, что «смерть Святослава, а может быть, и все бурное его княжение» привели к распадению Киевской державы; новгородский север освобождается от киевского господства. Вероятно, в связи с этим стоит усиление здесь пришлых варяжских элементов. Так, к полоцким кривичам приходит варяг Рогволод и основывает здесь своё княжение; варяги проникают и южнее, в землю дреговичей и древлян: в Турове садится варяжский князь Туры.

Киево-Печерский временник, взяв из Новгородского свода известие о Рогволоде, добавляет: «А Туры ТуровЪ, отъ него же и Туровцы прозвашася», и тем еще более навел А. А. Шахматова на представление об «усилении варяжского элемента», хотя неизвестно, были ли у него основания считать создание Турова варяжским эпонимом его Туры одновременным с появлением в Полоцке Рогволода.

Может быть, правильнее говорит Грушевский о Туре и Турове: «Эта легенда, разумеется, только этимологический миф: от имени города получился рассказ про его основателя — эпонима, но она показывает, что в Турове помнили о князьях, раньше княживших, чем старший Володимерович (Святополк туровский)». Считаю возможным принять из всех этих указаний предания, что были независимые от Киева княжества варяжские в Полоцке, в Турове и, конечно, в некоторых других городах; были и до Святослава, и при нем. Это, видимо, те самые «князья», что в договорах Олега и Игоря понимаются как сущие под рукой великого князя киевского.

Что же произошло по смерти Святослава? И прежде всего, как понимать самое «посажение» Святославичей в Киеве, Новгороде, в Древлянской земле? Был ли это раздел отцовских непосредственных владений между сыновьями или только их посажение в качестве посадников великого князя-отца? В пользу второго предположения говорит помещение в главном городе, Киеве, старшего, а второго — не в Новгороде, а в ненадежной, недавно «примучен- ной» и, видимо, еще бурлившей земле древлян. Как бы то ни было, смерть Святослава создала сразу весьма острое положение. Суть этого положения превосходно определил Ключевский: «Когда умирал отец, тогда, по-видимому, разрывались все политические связи между его сыновьями: политической зависимости младших областных князей от старшего их брата, садившегося после отца в Киеве, не заметно.

 Между отцом и детьми действовало семейное право; но между братьями не существовало, по-видимому, никакого установленного, признанного права» 14°. Основная черта древнего семейного права — равенство братьев, без всяких преимуществ и прав старшего над младшими, — становилась в резкое противоречие с основной тенденцией всей деятельности киевских князей создать прочное подчинение Киеву всех славянских племен и городов Днепровской Руси. Отсюда братоубийственные усобицы, которых исход — в гибели всех, кроме одного, кто овладеет всем отцовским наследием и станет снова «един володея в Руси».