«Эврика» 1990. КОСМИЧЕСКИЕ ТАЙНЫ КУРГАНОВ

ИНДОЕВРОПЕЙСКИЕ БОГИ

Анализируя «Ригведу», исследователи относят к ним Парджанью, Ушас и Ашвинов, Агни, Триту Аптью и других.

Дьяус («небо», «день», «свет»), чей образ, помимо Индии, в той или иной мере сохранился в Диве славян, Дисе галлов, Зевсе греков, Ю (питере) римлян, — представлялся в виде жеребца или чаще быка, оплодотворяющего «землю» — Притхиви.

Соответствия этим божествам — «сотворившим все живое», «осыпающим дарами почитателей» просматриваются в ряде археологических памятников Северного Причерноморья: в каменномогильском «Гроте быка», в сложенном из бычьих черепов и костей ног кромлехе у Новоалексеевки, в очертаниях каменных кромлехов и в стелах возле Усатово и др.

Однако сочетания их в виде женских фигурок и рогатых креслиц или очажных подставок известны лишь в трипольской и куро-араксской культурах, тесно связанных с раннеземледельческими цивилизациями Ближнего Востока. Показательно, чю в курганах подобные сочетания появились вместе с захоронениями двух вышеназванных культур, а затем передались контактировавшим с ними культурам.

Такая ситуация отчетливо представлена в I—III слоях Велико-Александровского кургана. В нижнем слое, на одной из плит кромлеха вырезано изображение быка; кости быка находились у «сердца» второго кромлеха, которому была придана форма беременной женщины, а перекрывший его слой III имел очертания бычьей головы. Слияние в одном образе женщины и быка представлены в изображениях и подкурганных конструкциях последующих культур III—II тысячелетий до нашей эры: в усатовской, ямной, срубной ( 13, 16, 20). Такие памятнйки соответствуют известному «Ригведе» двуполому божеству Дьявапритхиви или просто Дьяве.

Помимо общих представлений о мироздании, образы Матери-Земли и Неба-Отца присутствуют также в тех гимнах «Ригведы», где речь идет о жертвоприношениях и погребениях:

Тот смертный, кто ради праведного (жизненного) пути

Почтит вас, о два мира — источники подкрепления,

он достигает цели, Он, как должно, возрождается в потомках.

В подкурганных захоронениях идея сочетания земли и неба прослеживается в устройстве могил, окрашенности покойников и в некотором инвентаре.

В могилах символом Земли могла служить травянистая подстилка на дне, а символом Неба — плита перекрытия, поскольку арийское слово «асман» означало и «камень» и «небо». Представлениям о «каменном небе», на котором царит Телец, как нельзя лучше соответствуют изображения на своде «Грота быка» ().

Охра, непременно сопутствовавшая погребениям IV — начала II тысячелетия до нашей эры, чаще всего покрывала голову и ступни погребенного: верх и низ человека. Этому есть соответствие в «Гимне Пуруше»— космическому человеку, из головы которого развилось небо, а из стоп — земля. Те же части тела выделялись и в человекоподобных стелах ( 17).

Парджанья — сын Притхиви и Дьяуса. Подобно последнему, он тоже представлялся красным быком. Именно такого быка и изобразили на первом кромлехе Велико-Александровского кургана. Следы красной охры сохранились и на изображениях животных в «Гроте быка» Каменной Могилы.

Мы уже знаем, что Парджанья, быкообразное божество грозы,—родня Перунов многих индоевропейских народов. Широко были распространены и варианты этого имени: Пирва малоазийских хеттов, Пайон (древнейший из эпитетов Аполлона) греков, Фиоргин скандинавских германцев... Изначально это божество, по-видимому, воплощалось в Тельце, который порождался Дьяусом — «Небом» и господствовал затем на его фоне. Ясно, что главным назначением обоих божеств было оплодотворение «Земли» — Притхиви теплом и влагой, однако Дьяус больше был связан с солнцем, а Парджанья с дождем.

Так и сосуществовали эти божества, как Зевс — Дзеус с Аполлоном — Пайоном, как Див с Перуном. Сосуществовали они и в курганном обряде.

Особенно показательна каменная конструкция кургана № 1—12 у села Усатово под Одессой ( 9). Выкладка в центре и кромлех вокруг нее имеют вид двух разных рогатых голов, символизировавших, очевидно, корову и быка. В пасти «быка» из камней выложена полная фигура «теленка», местоположение и ориентация которого связаны с периодом зимнего солнцестояния. Во времена, когда создавался курган, Телец (Парджанья?) исчезал в тот период с ночного небосвода, но возникал на дневном, на рассвете. Дневное небо (Дьяус) как бы забирало его из потустороннего мира и дарило новогодней земле (Притхиви)...

Эти представления получили дальнейшее развитие в обрядах близлежащих курганов № 1—9 и № 1—3 ( 9, 13). В первом случае изваяли из камня две головы животных, аналогичные по форме конструкциям кургана № 1—12. Голова «коровы» была уложена на восточном, а «быка» на западном склоне кургана, фиксируя тем самым ось восхода и заката Солнца в периоды весеннего и осеннего равноденствий, высшей и низшей кульминаций Тельца. В кургане № 1—3 обнаружена стела с изображениями. Центральное женское божество с головой быка сопоставимо с индоевропейским образом Дьявапритхиви, или Дьявы, воплощающего в одном облике Небо — Землю. Изображение лабрн- са, или «громового топора» над рогами этого божества отвечает местонахождению и значению «теленка» (Парджаньи) в конструкции кургана № 1 —12.

Образ Парджаньи прослеживается в причерноморских курганах бронзового века на всем протяжении их существования. В Высокой Могиле он представлен в VII слое символом Тельца — рогатым кругом. Но в сравнении с древнейшими он уже не столь специфичен и сливается с образами позднейших божеств. Подобное слияние отмечают и знатоки «Ригведы».

Ушас, дочь Дьяуса, — соответствует дохурритской Ужхаре, русскому «утро», греческой Эос и латинской Авроре. Исследователи полагают, что она символизировала, прежде всего, утреннюю зарю нового года. Начало же года приурочилось ариями к зимнему солнцестоянию или весеннему равноденствию.

Ушас характеризуется в «Ригведе» как «открывающая двери крепкого утеса», то есть первозданного холма Валы; ее лучи уподобляются жертвенным столбам. Это находит аналоги в строении и юго-восточной ориентации двух первых слоев Высокой Могилы, особенно в каменном закладе, столбе и вратах второго ее погребения ( 6). Сопоставимы, кроме того, цвета зари и охры, которой посыпали умерших. Поэтому, очевидно, один из мифических персонажей, в которых воплощались покойники, именовался Вивасватом («сияющим»).

И древнейшие, и последующие за ними подкургап- ные захоронения чаще всего направлены головой на северо-восток, к восходу солнца в дни летнего солнцестояния. Вероятно, однако, что важнее было направление не темени, а лица погребаемого — и тогда, при преобладающем положении скорченно на левом боку, покойники были обращены все-таки на юго-восток, то есть к рассвету зимнего солнцестояния, к Ушас.

В соответствии с основной идеей курганного обряда— воскрешением погребаемых, одним из назначений ведийской Ушас было пробуждение мертвых:

Ушас, обращенная ко всем существам,

Ты стоишь прямо, как знамя бессмертия.

В другом посвященном Ушас гимне риша-сказитель, уподобив себя покойнику, обращается к мертвым:

Вставайте, пришел к нам дух жизни!

Тьма удалилась, приближается свет.

Свободен путь для движения солнца,

Мы пришли туда, где продолжается жизнь.

Ушас содействовала не только пробуждению, но и возрождению покойников. «Заставь нас родиться среди людей, о Всежеланная!» — сказано в том же гимне. Такая роль богини рассвета согласуется с характерным для подкурганных захоронений скорченным, «внутриутробным» положением мертвых.

Ашвины, сыновья-близнецы Дьяуса, несколько предшествуют появлению на небе Ушас, то есть они божества не зари, а рассвета. Мифологически они близки греческим Диоскурам. Значение их имени охватывает широкий круг представлений, связанных с «конями» и «орлами», «небом» и «водами», «камнем» и «древом жизни» или «жертвенным столбом». Это уже не столько вселенский образ, сколько модель мироздания, очерчивающая структуру Вселенной.

Ашвины исцеляют и воскрешают. То есть, подобно их родной сестре Ушас, также имеют отношение к погребальному обряду. Однако они не пробуждают и не возрождают, а как бы выхватывают обреченных — из воды, из земли, из огня. Поэтому они связаны не только с природными стихиями, но и с кораблями, колесницами, птицами.

Да привезут вас, Ашвины, орлы,

Запряженные в колесницу, быстрые птицы,

Которые, пересекая воды, словно пебесные коршуны,

Привозят (вас), а Насатья, к жертвенной пище!

Таким образом, их можно связывать с лодками и повозками при погребенных, а также с птицеобразными конструкциями курганов у Цнори и Большой Белозер- ки. Эти соответствия охватывают курганный обряд бронзового века на всем его протяжении. На плитах Каменной Могилы есть изображения коней в сочетании с непохожими на колеса кругами: не только с четырьмя, но и с тремя «спицами» ( 28). Последние, будучи, очевидно, символами принятого у индоевропейцев трехчастного года, перекликаются и с «трехместной, трехчастной колесницей» Ашвинов.

Агни («огонь»), обязательный участник жертвоприношений, не связан определенными родственными отношениями с другими богами. Он родился от небесного солнца, от трения деревянных палочек (то есть «от (растений) земли»), от молнии в грозовой туче («вводах») и, соответственно трем уровням мироздания, своим «светом протянулся через землю и через это небо—через два мира и через воздушное пространство». Горящий во многих местах, он един. Как ветви дерева объединяет Агни в себе всех богов, ибо всем им доставляет он жертвы.

Следы Агни — «Огня» оставлены едва ли не в каждом из подкурганных захоронений. Сооружение Высокой Могилы началось с возведения насыпи над горящим шалашом с погребенным, а закончилось сожжением покойника на вершине последней, солнце- подобной досыпки ( 6, 11). Вообще роль огня в курганном обряде с середины IV до середины II тысячелетия до нашей эры все возрастала и закончилась распространением обряда сожжения трупов. Интересно, что ближе к лесостепи, где топлива было побольше, этот обряд проявился раньше и шире практиковался. Но и в степях он достигал порой выразительности необычайной. Таково, например, трупосожжение на вершине кургана № 2 у Большой Белозерки, последняя досыпка которого была оформлена в виде птицы. В Индии такую форму алтарям придают и доныне.

Агни редко выступает героем мифологических сюжетов. Из них наиболее развит миф об «индийском Прометее», Матаришване. Одно из объяснений его имени — «кусок дерева для добывания огня» древнейшим способом, трением. На этом мифе мы остановимся ниже.

Трита Аптья — «трех (главый) водяной» — древнейший из распространенных среди индоевропейских народов образ громовержца, борющегося со змиевидными демонами. Наиболее известны среди них в античное время Зевс или Аполлон, побеждающие Тифона, а в средневековье — поражающий змия Георгий Победоносец. Считается, что этот сюжет возник при наблюдении молний в грозовых тучах. В этом смысле Трита Аптья связан с одним из способов рождения Агни.

Но в отличие от Агни, он устремлен не в небеса, а под землю. Трита защищает от вторжения сил потустороннего мира: принимает грехи богов и людей на себя. Главный его подвиг — убийство трехголового дракона и освобождение коров — гавас, под которыми в индоиранской мифологии подразумеваются обычно лучи солнца или Ушас, новогодней зари. В другом мифе он поразил страшного вепря. Образ Триты во многом близок Парджанье.

В кургановом обряде соответствия Трите проступают прежде всего в кромлехах. Не олицетворен ли он быком-Тельцом и двумя собаками-Псами, преследующими Вепря на плитах Велико-Александровского кургана? Не исключено, что связанные с Тритой Аптьей сюжеты изображены и на двух плитах Каменной Могилы. В обоих случаях композиции сходны. Сначала представлены треугольник и парящий над ним дракон, составленный из ромбов и треугольников; затем дракон изображен расчлененным. Впоследствии подобные композиции встречаются на посуде и в особенности на каменных «громовых» топорах.

В заключение необходимо отметить, что древнейшие, индоевропейские образы «Ригведы» находят близкие соответствия лишь в более ранних курганах Северного Причерноморья. Эти курганы носят следы первых выходцев с Балкан и Кавказа. По мере их слияния возникали новые, местные образы, хотя пережитки старых продолжали встречаться.