КРЕПОСТНОЕ ПРАВО В РОССИИ

КРЕСТЬЯНСКАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ И ПРОЦЕСС ЗАКРЕПОЩЕНИЯ НА ЮГЕ РОССИИ НАКАНУНЕ КРЕСТЬЯНСКОЙ ВОЙНЫ

Юг и юго-восток России во второй половине XVI в. переживали период сильного Хозяйственного оживления. Если в центральных уездах Русского государства в 70— 80-годах XVI в. наблюдались значительное запустение и сокращение запашки, то на юге запашка возрастала быстрыми темпами. В Тульском уезде за небольшой промежуток времени — с 1585 по 1588/89 г., произошло увеличение площади обрабатываемой земли более чем вдвое,— с 7969 четей до 17 745 четей «в поле»

В Орловском уезде, история которого началась во второй половине 60-х годов XVI в. с постройкой Орла, к 1594/95 г. было пашни паханной «доброй» земли 8979 7/12 четей «в поле». Кроме того, 1782 2/3 чети «в поле» пахалось наездом. Столь быстрое возрастание площади распахиваемой земли не могло осуществляться без большого прилива сюда сельскохозяйственного населения. В Орловском уезде в результате 30-летней колонизации к 1594/95 г. имелось 1337 крестьянских и 91 бобыльский двор . Очень многие крестьяне бежали сюда из центра Русского государства. На это указывает довольно высокий процент приходцев, отмеченных в писцовой книге 1594/95 г. — 10,8%. А. М. Гневушев обратил внимание на то, что все приходцы в писцовой книге 1594/95 г. записаны без отчества, в то время как «и крестьяне и бобыли все и всегда' (курсив А. М. Гневушева. — В. К.) записапы с отчеством». Отсюда он заключил, что и птпх ириходцах следует видеть беглых крестьян, стремившихся таким путем скрыть свое прошлое . На юг вслед за беглыми крестьянами и бобылями отправлялись представители вотчинной и поместной, администрации, чтобы вернуть беглецов на старое местожительство. Так, в 1593 г. в Ельце производился сыск беглых крестьян и (юбылей боярина Ф. Н. Романова . Поэтому указанный процент приходцев (10,8%) должен быть значительно повышен, так как помещики Орловского уезда стремились скрыть беглых и не заносить их в писцовую книгу.

Много приходцев было и в Тульском уезде. Г. М. Бе- лоцерковский, пользовавшийся писцовой книгой 1588/ 89 г. в издании Н. В. Калачева, не имел возможности определить их число в уезде 5. Однако сделанный им подсчет по самой Туле показал, что из 882 жителей города (не считая духовенства й нищих) 73 (около 8,4%) были прпходцами 6. Причем 35,6% всех приходцев и 63,4% из числа известных по прежнему местожительству (таких было 41 человек) падает на долю приходцев JJ3 центра: из Москвы — 6 человек, из Калуги — 10 и из Серпухова — 10 . 1

Приток населения наблюдался в конце XVI — начале XVII в. и в юго-восточных Приволжских уездах. По писцовой книге Игнатия Зубова с товарищами 1585 г., в Арзамасском уезде насчитывалось 2493 крестьянских и бо- быльских дворов, а по писцовой книге Тимофея Измайлова 1621/23 г. их было уже 7408 дворов, т. е. произошло увеличение крестьянских и бобыльских дворов почти втрое  . Арзамасские акты второй половины XVI — начала XVII в. отмечают большое количество приходцев .

Любопытны прозвища казаков, встретившихся нам ь одном отрывке архивного дела 1593 г. Здесь перечислены болховские служилые казаки, по-видимому, в связи с обвинением в грабеже: «казаки болховские: Михалко Микулин-ноугородец, да Ондрюшка-москвитпн, да Васька- ерославец, да Васька-болохонец, да Ивашко-мещеряк». Они поручились «за товарищей своих», среди которых упоминаются Ивашко-юрьевец, Васька-казанец, Кондрашко-во- логженпн, Федька-юрьевец  . В небольшой группе случайно названных болховских служилых казаков — выходцы из важнейших центральных и северных городов Русского государства — Москвы, Ярославля, Новгорода, Вологды. Это города не ближние к Волхову, а дальние. Упоминание выходцев из Казани, Балахны, Мещеры свидетельствует, на наш взгляд, о том, что эти места послужили беглецам лишь первым пристанищем, откуда они потянулись еще дальше на юг.

Во второй половине XVI в. происходил значительный сдвиг населения в сторону юга, причем крестьянская колонизация играла в освоении южных окраин решающую роль. Тяга к плодородным землям, теперь более доступным, столь желанная воля манили крестьянина из центра, где усиливался крепостной гнет, в южные степи. Мощным ускорительным фактором в этом процессе стало хозяйственное разорение центра 70—80-х годов XVI в.

Но говоря о быстром росте запашки на юге и юго- востоке страны и о приливе туда сельскохозяйственного населения из центра, надо иметь в виду, что в конце XVI — начале XVII в. там была распахана лишь очень небольшая часть земли, годной под сельскохозяйственную обработку. Так, в Орловском уезде в конце XVI в. вспахивалось всего около 7б наличной площади, годной под обработку земли. Соотношение перелога, пашни и дикого поля характеризовалось здесь следующими цифрами (в %): перелога — 0,5, пашни — 17,6, дикого поля — 81,9 п.

В Каменском стане Рязанского уезда по писцовой книге 1594—1597 гг. на 37 471 четверть всей земли приходилось только 6760 четвертей «пашни пахотной», т. е. правильно обрабатываемая патпня составляла 18% ксей площади ,2. П. Г. Любомиров, изучая положепие в Нижегородском уезде, пришел к выводу, что, несмотря на усиленный приток переселенцев со второй половины XVI в., под пашню к началу XVII в. была расчищена еще незначительная часть уезда  . Исследуя материалы десятен 1007 г. и платежницы 1608 г., он обратил внимание на то, что у нижегородских помещиков обычно обрабатываг лась очень небольшая доля поместья. Так', у самого крупного помещика уезда Б. И. Доможирова (оклад ООО чети в поле) при фактической даче в 545 чети, в живущем (т. е. пахотной земли) значилось "только 142 чети, т. е. немногим больше четверти его поместья.

С уменьшением размеров поместья резко сокращалось и количество действительно распахиваемой в нем земли. Так, у Ж. Болтина (оклад 400 чети) из 200 четей пашни дачи распахивалось 80 четей, у О. Скрыпеева (оклад 400 чети) из 170 четей пашни дачи пахалось 27 четей, у К. Доскина (оклад 400 четей) из 100 четей пашни дачи — 0 четей, у И. Кокорева (оклад 200 четей) из 75 четей пашни дачи — 10 четей, у А. Слузова (оклад 100 чети) из 43 четей пашни дачи — 3 чети и т. д. П. Г. Любомиров, объясняя причешу этого явления, правильно указывал, что она заключается в нехватке рабочих рук и.

Действительно, обращаясь к материалам, характеризующим положение дворянства на юге страны, бросаются в глаза очень слабая степень обеспеченности поместий рабочими руками. В Каменском стане Рязанского уезда, например, 119 помещиков, владея в большинстве своем поместьями в 10—20 четвертей «в поле», что немногим превосходило хороший крестьянский участок, вообще не имели крестьянских и бобыльских дворов и обрабатывали землю своими руками  . Но наряду с такими мелкими городовыми детьми боярскими, превратившимися потом в однодворцев, в Рязанском уезде имелись и владельцы крупных поместий и вотчин, обладатели десятков крестьян и холопов (Прокопий Ляпунов и др.)- Чем дальше на юг, тем более мелкопоместным в своем большинстве было дворянство, приближаясь по своему положению к служилому казачеству, из числа которого оно зачастую и вербовалось  .

В Тульском уезде помещики, владевшие поместьями в 50 четей в поле, составляли 44,46%, т. е. почти половину, а совместно с теми, кто имел поместья в 100 четей,—67,54%. Владевших поместьями в 200—300 четей было 25,76%, а свыше 300 четей — всего 5,18%  . В уезде в среднем на поместье приходилось 4 человека крестьян и холопов  .

В Орловском уезде господствующим уже является оклад в 40—50 четей в поле (63^1% всех точно определенных в писцовой книге окладов). В то же время 60% жеребьев поместной земли в уезде не имело совсем крестьянских и бобыльских дворов и обрабатывалось руками самих помещиков вместе с их семьями  . Другие поместные жеребья были обеспечены рабочей силой следующим образом (в %): жеребьев с 1 крестьянским или бобыль- ским двором было 18,15, с 2—10,26, с 3—5,23, с 5—2,23, с 6—1,4, с 7—0,70, с 8—0,51 и свыше 8—0,94 .

В Путивльском уезде в начале XVII в. на одного помещика приходилось в среднем всего 1,6 крестьянских и бобыльских дворов, большинство же помещиков уезда вовсе не имело крестьян и бобылей, в Белгородском уезде на помещика приходилось в среднем 1,8 крестьянских и бобыльских дворов, т. е. фактически у большинства помещиков тоже не было крестьян и бобылей .

Условия хозяйственной жизни на юге (наличие массы плодородных земель и острая нехватка рабочих рук) вели к тому, что дворянство юга, несмотря на свое стремление к усилению закрепощения, оказывалось заинтересованным на данном этапе во введении и сохранении в дальнейшем коротких сроков сыска беглых крестьян, чтобы удержать и закрепостить за собою направлявшихся сюда беглых крестьян из центральных уездов страны. В этом оно расходилось с дворянством центральных, западных и се- веро-западиых уездов, в интересах которого было удлинение и полная отмена сроков сыска.

Таким образом, помещпкп центра и юга при своей общей заинтересованности в крестьянском закрепощении расходились, однако, по вопросу о формах его осуществления на практике. Этим, конечно, не исчерпывались противоречия между южным и северным дворянством (последнее занимало более привилегированное положение). Достаточно сказать, что южные уезды в основном не вошли в свое время в опричнину, которая являлась, таким образом, организацией прежде всего дворянства центральных уездов, чтобы понять, насколько далеки были южные дворяне от участия в политической жизни страны.

Выступая за пятилетние урочные лета, дворяне южных уездов в какой-то мере стимулировали приток на юг беглецов из центра.

Историки относились к крестьянской колонизации по- разному. Д. И. Багалей, превознося правительственную колонизацию, совсем не уделял внимания колонизации крестьянской  . И. Н. Миклашевский уже отмечал значение крестьянства в освоении юга, но, основываясь главным образом на материалах XVII в. о «государевой десятинной пашне», крестьянского хозяйства не касался  . А. И. Яковлев решал вопрос о взаимоотношении правительственной и крестьянской колонизации совершенно определенно в пользу последней: «Народная колонизация делала свое вековое дело почти без помощи правительственных средств и в ее авангарде по-прежнему стояла все та же бесстрашная мужицкая деревушка» . Вместе с тем А. И. Яковлев указал и на «кое-как налаживаемые компромиссы», которые должно было осуществлять в XVII в. правительство, насаждавшее крепостничество на iore России. Мысль эта получила развитие в работах JI. В. Черепнина и А. А. Новосельского. В последнее время необходимость изучения крестьянской колонизации на юге России не только в XVII, но и в XVI столетии подчеркнул М. Н. Тихомиров 25.

Первоочередная задача здесь состоит в выявлении особенностей процесса закрепощения па юге России в конце XVI в. Однако на этом пути исследователя подстерегают большие трудности. Если для XVII в. прежде всего для его второй половины положение южного крестьянства советскими историками во многом выяснено26, то о его экономическом и юридическом состоянии накануне первой Крестьянской войны в России мы можем судить лишь в самых общих чертах 27.