Обучение крепостных. Приём крепостных в Академию Художеств и Медико-хирургическую Академию

 

КРЕПОСТНОЕ ПРАВО И ПУШКИН

 

 

Приём крепостных в Академию Художеств и Медико-хирургическую Академию

 

Большие бары иногда содержали в своих вотчинах, при конторах целые училища, в которых обучалось до 30–40 мальчиков, подготовляемых, в зависимости от успехов, на должности домашних счетоводов, бухгалтеров, приказчиков, а в будущем бурмистров и управителей. Однако, число этих школ было чрезвычайно незначительно. В Петербурге к тому же они были, конечно, редкостью. В 1778 г. некий иностранец Август Винцман намеревался открыть в столице семинарию для крепостных, с целью обучения их архитектуре, оптике и механике. Курс обучения намечался четырехлетний. Школу должны были открыть лишь при наличии 30 учеников. Эта семинария так и не открылась.

 

Уже в середине 20-х годов следующего столетия, большой известностью пользовалась школа гр. С. В. Строгановой (дочери кн. Н. П. Голицыной в пушкинской «Пиковой даме»). Здесь крепостных обучали сельскому хозяйству и горнозаводским наукам, а впоследствии тут же было открыто и ремесленное отделение. Школа ставила себе целью дать образование «крепостным молодым людям обоего пола, преимущественно мужского, из вотчин графини, выбираемых из сирот, для женского же пола — обучение рукоделию и домашнему хозяйству». В школу принимались и другие «господские и вольные люди». Теоретическая школа помещалась в Петербурге, а практическое отделение в строгановском имении Марьино, в 70 верстах от столицы. С 1839 г. при школе были дополнительно открыты отделения лесных и ветеринарных наук и химическая лаборатория. Курс обучения был четырехлетний. Из старшего отделения выпускали приказчиков, управителей, бухгалтеров, из низшего — «сведущих хлебопашцев» и ремесленников.

 

Значительно более скромная по масштабу егерская школа «для помещичьих людей» была открыта в 1835 г. в Лисине, близ Царского Села. Здесь обучали арифметике, черчению, грамматике, геометрии, лесоводству и «егерскому искусству».

 

Некий офицер Софийского полка В.Погожев, приглашенный тамбовским помещиком М. А. Огаревым на экзамены в его «училище», отметил, что после вполне «удовлетворительных» экзаменов, один из учеников, обращаясь к своему господину и его гостям, сказал: «Сколь много обязаны мы вашим вожделенным присутствием, за которое приносим вам наичувствительнейшую нашу признательность. А паче обязаны вам, милостивый государь наш, за учение нас и благодарим вас, со всем любезнейшим семейством вашим за открытие нам сего малого просвещения, из которого мы уже научились познавать бога, почитать государя и повиноваться господам нашим и всякой узаконенной власти». — «Это зрелище истинного патриотизма и отеческой любви к крестьянам было приятнее всех балов и спектаклей», — восторженно заканчивает свои впечатления от школы В. Погожев.

 

 

Что касается высших учебных заведений, то для крепостных был открыт доступ лишь в Академию Художеств и Медико-хирургическую Академию.

 

Первоначально прием крепостных в Академию Художеств не допускался, так как, согласно утвержденному Екатериной II уставу, в Академию принимались лица, «какого- бы звания ни были, исключая одних крепостных, не имевших от господ своих увольнения». Однако впоследствии в Академию был открыт доступ и лицам, не имевшим увольнительных свидетельств. Но крепостные, даже попав в Академию, не пользовались все же там преимуществами, предоставленными воспитанникам свободного состояния». Так, когда в начале ХIХ века ученику Академии Дубровину была присуждена, за успехи, большая серебряная медаль, ее заменили похвальным отзывом, «одобрением», «ибо он (Дубровин) оказался крепостным», каковое обстоятельство, при присуждении медали, упустило из вида забывчивое начальство.

 

Прием крепостных в Академию был прекращен в 1817 г., когда вновь назначенный президент Академии Художеств А. Н. Оленин признал необычайно вредным для процветания Академии, наличие среди ее учеников лиц «крепостного состояния». Он пришел в ужас от мысли, что «люди сего (крепостного) состояния воспитываются наряду с казенными, свободными питомцами», признав, что «сие смешение состояний было причиною, что нравственность между учащимися исчезла: многие из них предались всякого роду пороков». Вследствие этого, как отмечал президент Академии в своем отчете, «первою заботою его было исправить, как можно скорее, сие вредное отступление от закона». Отныне прием крепостных в число воспитанников Академии Художеств был строжайше воспрещен.

 

Из числа других высших учебных заведений столицы, крепостные допускались также одно время в Медико-хирургическую Академию. Однако, как гласил академический устав, воспитанники «крепостного состояния» — «по камерам помещаются и пользуются столом отдельно от воспитанников свободного состояния». Кроме того, воспитанники из крепостных официально не числились студентами и не пользовались правом ношения шпаги, что являлось прерогативой дворянства. Получив, по окончании курса наук, врачебный диплом, крепостной обязывался прослужить шесть лет у своего владельца. Закон лишь освобождал его от телесного наказания. В свою очередь, помещик обязан был выплачивать своему крепостному врачу содержание в том же размере, как и в период его обучения в Академии. По истечении шестилетнего срока крепостной получал вольную.

 

Реакция, последовавшая за событиями 1825 г., привела к окончательному воспрещению приема крепостных в средние и высшие учебные заведения. 19 августа 1827 г. Николай I обратился к министру народного просвещения А.С.Шишкову с рескриптом, в котором отмечал, что «до сведения» его дошло, что часто крепостные люди, из дворовых и поселян, обучаются в гимназиях и других высших учебных заведениях. От сего происходит вред двоякий: с одной стороны, сии молодые люди, получившие первоначальное воспитание у помещиков или у родителей нерадивых, по большей части входят в училища уже с дурными навыками и заражают или через то препятствуют попечительным отцам семейств отдавать своих детей в сии заведения; с другой же, отличнейшие из них, по прилежности и успехам, приучаются к роду жизни, к образу мыслей и понятиям, не соответствующим их состоянию. Неизбежные тягости оного для них становятся несносны и оттого они не редко в унынии предаются пагубным мечтаниям или низким страстям». Вследствие сего министру повелевалось «Университеты и высшие учебные заведения и гимназии и равные по преподаванию места» принимать лишь людей «свободного состояния».

 

Так, одним росчерком пера, Николай I отнял у миллионов крепостных людей возможность получения какого-либо образования. Царский приказ удовлетворил требования реакционных кругов дворянства, издавна стремившихся закрыть крестьянским детям доступ в учебные заведения. Учитывая взгляды своего монарха на этот вопрос, Начальник III Отделения гр. Бенкендорф выражал, в свою очередь, мысль, что «не должно слишком торопиться с просвещением России, чтобы народ не стал по кругу своих понятий в уровень с монархами и не посягнул бы тогда на ослабление их власти». Между тем среди крестьян было не мало одаренных людей, горячо стремившихся к образованию. Еще в александровское время Павел Строганов, один из крупнейших представителей столичного дворянства, признал, что «изо всех сословий в России крестьяне заслуживают наибольшее внимание. Большинство их одарено и большим умом и предприимчивым духом, но лишенные возможности пользоваться тем и другим, крестьяне осуждены коснеть в бездействии и тем лишают общество трудов, на которые они способны».

 

К содержанию книги: А. Яцевич: "Крепостной Петербург пушкинского времени"

 

Смотрите также:

 

Крепостное право  Открепление крестьянина  Крепостное право от бога  монастырское крепостное право   Закон о беглых