Осада Москвы войсками Болотникова. Переговоры с москвичами

 

КРЕПОСТНОЕ ПРАВО В РОССИИ

 

 

Осада Москвы войсками Болотникова. Переговоры с москвичами

 

Итак, в войске, возглавлявшемся И. И. Болотниковым, в процессе наступления на Москву взяли верх демократические элементы, а в войске, руководимом И. Пашковым и П. Ляпуновым,— дворянские. Это не могло не сказаться самым решительным образом и на их программных требованиях, заявленных у стен столицы, и их взаимоотношениях в ходе осады Москвы. Но прежде, чем приступить к рассмотрению этих важных вопросов, необходимо выяснить, когда и в какой последовательности оба войска подошли к столице.

 

Вопросы о начале и времени осады Москвы восставшими принадлежат к одним из наиболее спорных. И. И. Смирнов датировал приход И. Пашкова под Москву 7 октября 1606 г., а Болотникова — 28 октября . Последнюю дату он получил, отсчитывая от 2 декабря, когда произошло решающее сражение, закончившееся поражением Болотникова, 35 дней — те «пять недель», которые, согласно современнику-инострапцу Георгу Паэрле, находившемуся тогда в столице, и некоторым русским источникам, восставшие осаждали Москву . Однако он не остановился на этом, а, стремясь определить и время прихода И. Пашкова, привлек довольно туманное известие «Иного сказания» о том, что после двух больших сражений между царскими войсками и повстанцами, под которыми им подразумевались сражения у Пахры и под с. Троицким, «воеводы паки к Москве возвратишася, и град Москву затвориша, и крепко утвердиша, и тако быша три недели, на брань противу их не исходиша, войские силы ждаху. Они же разбойницы, сие видев- ше дерзновение быша, и паки на Коломенское пришед- ше, и ту сташа, и острог в земле крепко учинивше». Поскольку у К. Буссова И. Пашков самостоятельно приходит к столице раньше Болотникова , И. И. Смирнов отсчитал от 28 октября еще «три недели», о которых говорилось в «Ином сказании», и датировал появление И. Пашкова у стен столицы 7 октября, фактически удлинив время осады до 8 недель.

 

В принципе, конечно, И. И. Смирнов допускал возможность отсчета этих «трех недель» «Иного сказания» в другую сторону в глубь того «пятинедельного промежутка», который отводили для осады Москвы Паэрле и некоторые русские источники. Что же давало ему уверенность в правильности его рассуждений? «Бесспорным свидетельством более раннего, чем 12 октября 1606 г., прихода войск восставших под Москву,— писал он,— является так называемая «Повесть о чудесном видении протопопа Терентия»  . Критикуя мнение С. Ф. Платонова о том, что видение могло быть в действительности 12 октября 1606 г., как наивное, И. И. Смирнов заключал: «Если мы, однако, откажемся от предпосылки реальности «чудесного видения», о котором идет речь в «Повести» протопопа Терентия, то мы должны будем несколько удлинить во времени процесс составления «Повести», т. е. отнести ее написание ко времени до 12 октября. Отсюда следует, что осада Москвы войсками Болотникова началась еще раньше, ибо «Повесть» исходит уже из факта осады. С этим вполне согласуется и то, что автор «Иного сказания» поместил «Повесть о видении» уже после изложения событий, связанных с приходом войска восставших к Москве» 8б.

 

 

Итак, «Повесть» Терентия — краеугольный камень в построениях И. И. Смирнова. Но на последнее его утверждение об авторе «Иного сказания» можно возразить, что «Иное сказание» представляет собой компилятивный памятник, созданный в 20-х годах XVII в.87 и «Повесть о видении» не что иное, как позднейшая вставка, механически разрывающая первоначальный текст . Как отметил А. А. Зимин, в «Повести» нет ни одного конкретного указания на то, что она составлялась в период осады Москвы . Мнение И. И. Смирнова о написании «Повести» до 12 октября 1606 г. заслуживает внимания. Но оно оборачивается против него самого. Действительно, выдвигая его, И. И. Смирнов подразумевал, что хотя «Повесть» и составлялась до 12 октября, но не ранее (курсив мой.— В. К.) 7 октября, когда, согласно ему, к Москве подошли отряды И. Пашкова. Между тем нам удалось обнаружить новый список «Повести» и довольно ранний — 10-х годов XVII в., в котором написание ее отнесено к сентябрю 1606 г.: «Повесть сиа есть дивна и зело полезна нынешнему роду лукавому и непокори- вому и отбегшему от божия милости и уклонившемуся от заповедей его святых, впадшему в сети дияволя многоразличная. Повесть сиа лета 7115 году сентября (курсив мой.— В. К.)»  .

 

Таким образом, «Повесть» была, действительно, составлена ранее 12 октября 1606 г., но еще до того наиболее раннего срока начала осады Москвы, который выдвигал И. И. Смирнов. Не удивительно поэтому, что события времени осады в ней не получили отражения. Находка нового списка «Повести» свидетельствует о том, что она составлялась еще во время похода восставших на Москву, когда для некоторых современников-москвичей стала вырисовываться опасность ее захвата. Христос в «Повести» предрекает москвичам будущее: «Аз же предам их кровоядцем и немилостивам разбойникам, да на- кажутся малодушные и приидут в чювство, и тогда пощажу их»  .

 

Но если «Повесть» была составлена в сентябре 1606 г., то несомненным является тот факт (его пробовал оспаривать А. А. Зимин, но неудачно), что она читалась всенародно в Успенском соборе в присутствии царя, патриарха и «всего царского сигклита» 16 октября 1606 г. во время всеобщего поста, объявленного с 14 по 19 октября .

 

Была ли в это время Москва в осаде? На этот вопрос следует ответить отрицательно. Дело в том, что в Продолжении Казанского сказания сохранилось любопыт ное известие современника о реакции царя, патриарха высших кругов и «многих» москвичей насчет пророчеств о возможности захвата Москвы восставшими, содержавшихся в «Повести»: «Царь же и патриарх и весь царь- ский сигклит не вняша сему ни мало, инии же мнози невегласи и посмеяшася сему» . Такое отношение к опасности со стороны правящих верхов было бы по меньшей мере легкомысленным, если бы имело место в момент осады. На это обстоятельство обратил внимание Р. В. Овчинников  . Естественно поэтому предположить, что всеобщий пост был объявлен и «Повесть» всенародно читалась перед решительной военной акцией, которую задумало правительство В. Шуйского. Посылка в начале 20-х чисел октября окольничего И. Крюка-Колычева под Дмитров и Волоколамск, князя Д. Мезецкого под Можайск, князя М. Скопина на Пахру и князей Ф. Мстиславского и Д. Шуйского под Коломну должна была предотвратить осаду столицы. И если походы И. Крюка-Колычева и М. Скопииа увенчались успехом, то страшное поражение, понесенное под с. Троицким царскими войсками от И. Пашкова, свело их на нет и открыло восставшим путь к столице, резко изменив ситуацию в их пользу.

 

Гипотеза И. И. Смирнова о двукратном походе князей Ф. Мстиславского и Д. Шуйского в начале октября 1606 г. сначала на Коломну, закончившемся под с. Троицким поражением от И. Пашкова, и во второй раз на Серпухов в 20-х числах октября против Болотникова, который в свою очередь их разбил, не может быть принята, пока не будут найдены прямые известия в русских источниках о движении князей именно в Серпухов, а не в Коломну, как о том совершенно определенно говорится в разрядных книгах. Пока же отсутствие в разрядах упоминаний о серпуховском походе князей Ф. Мстиславского и Д. Шуйского служит аргументом против гипотезы И. И. Смирнова, ибо трудно представить, чтобы поход, возглавляемый такими видными лицами, не был в них зафиксирован  .

 

Ссылка на В. Диаментовского, записавшего в своем дневнике, что за отступившим от Москвы под Серпухов войском Болотникова «якобы пошел князь Мстиславский с князем Дмитрием Шуйским с войском»  , не помогает делу. Находясь в Ярославле и питаясь слухами (он и сам не преминул это отметить, употребив столь выразительное «якобы»), В. Диаментовский вполне мог и не знать, что князья Ф. Мстиславский и Д. Шуйский в действительности были направлены в сторону не Серпухова, а Коломны против И. Пашкова, а против Болотникова действовал М. Скопин, тогда еще совсем безвестный как полководец.

 

В глазах сторонников точки зрения И. И. Смирнова о начале осады Москвы И. Пашковым с 7 октября 1606 г. запись В. Диаментовского от 28 октября н. ст. (18 октября ст. ст.) «имеет огромное значение для выяснения вопроса о приходе восставших под Москву»  . В этой записи говорится о присылке в Ярославль царской грамоты, в которой ярославцам предлагалось остерегаться «людей загонных из этого мошеннического войска, которое там стоит под Москвой» 98. «Отсюда ясно,— заключают они,— что войско восставших находилось именно под Москвой, в непосредственной близости («там») к городу»99. Авторы комментария к сборнику документов «Восстание И. Болотникова» упрекают Р. В. Овчинникова в том, что он, «разбирая вопрос о времени прихода восставших под Москву, обошел молчанием эти записи. Не останавливается специально на этих записях и A. А. Зимин 10°. Относительно А. А. Зимина замечание это справедливо, он действительно в данном случае следует за Р. В. Овчинниковым 101. Однако в отношении последнего было бы неверно утверждать, что он эти записи обошел молчанием. Он их пытался по-своему объяснить 102. Другой вопрос, насколько это ему удалось. Он их целиком отпес на счет слухов, которые доходили к B. Диаментовскому. Но в этих слухах наряду с ошибочными могли быть и верные известия.

 

Сопоставление записи от 28 октября н. ст. (18 октября ст. ст.) с записью от 5 ноября н. ст. (26 октября ст. ст.) проливает свет на то, о каком же повстанческом войске, стоящем «там под Москвой», идет речь у В. Диаментов- ского. В записи от 5 ноября п. ст. (26 октября ст. ст.) сказано: «Пришла весть, что от Москвы (курсив мой.— В. К.) отступило (ust^pilo) войско под Серпухов и к другим городам, а за ним якобы пошел князь Мстиславский с князем Дмитрием Шуйским с войском» 103. Отсюда следует, что В, Диамеитовскнй под повстанческим войском, стоящим «там под Москвой», имел в виду не войско И. Пашкова, а войско И. И. Болотникова, которое в это время находилось на подступах к столице в районе Пахры и «загонные люди» которого действовали на дорогах, связывающих Ярославль с Москвой. Ведь и И. И. Смирнов и его последователи признают, что здесь у В. Днамен- товского говорится об отступлении именно Болотникова, только в данном случае опн не обращают внимания на то, что Болотников, согласно записи, отступил «от Москвы». Диаментовский же, находясь в Ярославле, действительно имел основания считать войско Болотникова, подошедшее к Пахре, как стоящее «там под Москвой», ибо ни одного города между этим войском и столицей уже не было и отступить оно могло, согласно его воззрениям, только «от Москвы».

 

Каких же «загонных людей» повстанческого войска предписывала ярославцам «остерегаться» грамота В. Шуйского? Авторы комментариев полагают, что ярославцам предлагалось «не принимать агентов от армии восставших («мошеннического войска»), стоящей под Москвой» ,104. Р. В. Овчинников считал возможным видеть здесь указания на действия повстанцев «в середине октября к западу и северо-западу от Москвы, в районе Иосифо-Во- локоламского монастыря, Вереи, Боровска, Можайска, Вязьмы и других городов» 105. Он не знал только, что отряды, посланные Болотниковым из Калуги на запад от столицы, достигли Дмитрова, создав тем самым непосредственную угрозу дорогам из Ярославля в Москву. Это важное известие, проливающее свет относительно того, каких «загонных людей» следовало «остерегаться» ярославцам, обнаружено нами недавно в одном из кратких летописцев, составленном современником восстания Болотникова, особенно хорошо осведомленном о событиях как раз к западу от Москвы 106.

 

А. А. Зимин, исходя из даты 28 октября, установленной И. И. Смирновым, обратил внимание на то, что ровно через три недели правительственные войска активизировали военные действия, совершая вылазки вплоть до Коломенского 107. Запись от 19 ноября 1606 г. в расходной книге Разрядного приказа сообщает о выдаче денег на прокорм «языком (пленным.— В. К.), которые взяты под Коломенским на деле» 108. И он предложил отсчитывать «три недели» «Иного сказания» в глубь того пятинедельного промежутка осады, о которых говорится у Паэрле и в некоторых русских источниках.

 

Точка зрения А. А. Зимина представляется более предпочтительной. Действительно, трудно объяснить трехнедельное по сравнению с И. Пашковым запаздывание Болотникова, когда дорога на Москву, после сражения под с. Троицким, которое произошло, по-видимому, 25 октября 109, была открыта, а от Серпухова до столицы было несколько дней пути. Однако и ее нельзя принять безоговорочно. Дело в том, что, по мнению А. А. Зимина, 28 октября под Москву Болотников пришел совместно с И. Пашковым, который якобы присоединился к нему ранее под Коломной. А между тем, как мы имели возможность убедиться, оба войска двигались до конца различными маршрутами. Следовательно, 28 октября к Москве подошел И. Пашков. Время прихода к столице Болотникова указал К. Буссов: Болотников прибыл на помощь И. Пашкову «вскоре после Мартинова дня» п0, т. е. в самом начале ноября. (Мартынов день приходится на 1 ноября.) И тот и другой исследователь в своих расчетах прошли мимо этой даты.

 

Согласно К. Буссову, конфликт между Болотниковым и И. Пашковым возник на почве личного соперничества по вопросу о том, кто станет главнокомандующим и займет лучшее место для своего лагеря. Победил Болотников, мотивируя свое право на первенство тем, что Пашков был «назначен воеводой всего лишь князем Шаховским, а он, Болотников, получил звание верховного командующего в Польше от самого мнимого царя». В результате «Пашков был вынужден покинуть занятое место и уступить его Болотникову и его ратным людям». Пашков воспринял это, как «бесчестье и позор», вступил в тайные переговоры с Шуйским и стал готовить измену.

 

Объяснения К. Буссовым конфликта между Болотниковым и И. Пашковым полностью нас удовлетворить не могут. В действительности основой его явилась социальная рознь. Наступая на Москву с двух сторон, Болотников и Пашков каждый в своей полосе осуществляли командование независимо друг от друга, а после блестящей победы под с. Троицким, более раннего выхода к столице и занятия ключевых позиций вблизи нее создалась видимость преобладания Пашкова. Не дожидаясь Ёо- лотникова, он выдвинул условия капитуляции. Как сообщает К. Буссов, «от имени своего государя Димитрия он потребовал сдачи города, а также выдачи трех братьев Шуйских, как изменников царю и зачинщиков имевшего место мятежа и страшного убийства»1И. Затем, по мысли Пашкова и других дворянских руководителей, должно было последовать создание правительства, готового действовать в продворянском направлении с учетом интересов южных и рязанских помещиков. Дворянская программа, таким образом, исчерпывалась политической стороной дела. Она не шла далее смены в правящих верхах.

 

С приходом войска Болотникова встала задача объединения этих двух войск под единым командованием. Дворяне выдвинули на пост главнокомандующего И. Пашкова, своего вождя. «Дворянские попутчики», консолидировавшиеся на пути к Москве и подчинившие себе крестьян, холопов и казаков, находившихся в их войске, не прочь были навязать свое господство и тем крестьянам, холопам и казакам, которые несколько позднее подошли к столице во главе с Болотниковым. Однако их устремления были пресечены Болотниковым в зародыше. И решающее значение в установлении его верховенства имела не ссылка на авторитет «царя Дмитрия», как думал К. Буссов, а реальное соотношение сил, сложившееся к тому времени в повстанческом лагере в пользу восставших крестьян п холопов, твердость и непреклонность их вождя. Из цифр, приведенных у К. Буссова и в других источниках, можно заключить о значительном численном превосходстве войска Болотникову над войском Пашкова примерпо в 1,5—2 раза . И. И. Смирнов склонен был даже принимать «общие размеры войска Болотникова больше, чем вдвое, по сравнению с отрядом И. Пашкова».

 

К этому нужно добавить, что в сложном по составу войске самого Пашкова демократические элементы при соприкосновении с сермяжной ратью Болотникова снова подняли голову. Те результаты, которые принесла победа под Москвой сторонников Болотникова из крестьян и холопов над дворянскими участниками восстания, получили отражение в письме Андрея Стадницкого, пленного поляка, содержавшегося в Москве, к своему брату Мартину Стадницкому от 12 декабря н. ст. (2 декабря ст.ст.). Это письмо, тайно пересланное в переплете сонетов Петрарки из столицы на Белоозеро и дошедшее до нас в составе дневника Станислава Немоевского, находившегося в ссылке вместе с М. Стадницким, является одним из главных источников по последнему этапу осады Москвы начиная с 26(16) ноября по 7 декабря (27 ноября). Здесь в записи от 27(17) ноября сказано, что 50 стрельцов, перебежавших из лагеря восставших в столицу, рассказали, что у осаждающих Москву «половина войска принуждена от более сильной партии (курсив мой.— В. К.), и она охотна к заявлению покорности великому князю».

 

К этому рассказу стрельцов-изменников надо подходить критически. Конечно, их слова о том, что «половина войска» восставших ведет борьбу «по принуждению» и готова перейти на сторону царя,— явное преувеличение. Речь в действительности могла идти лишь о дворянской части, группировавшейся вокруг Пашкова и составлявшей в численном отношении меньшинство в повстанческом лагере. Но преобладание сторонников Болотникова из крестьян и холопов как «более сильной партии» над дворянскими участниками восстания выражено совершенно определенно. «Принуждение» было налицо. И задача состоит в том, чтобы определить степень подчинения дворян Болотникову. Факты показывают, что дело свелось к подчинению приказам Болотникова при ведении военных действий, но при этом дворяне сохранили в лагере восставших свою организационную обособленность. Из того же письма А. Стадницкого узнаем, что рязанские помещики, входившие в войско Пашкова и первые перешедшие на сторону В. Шуйского, по русским источникам 15 ноября (у А. Стадницкого -г 16 ноября) двигались на штурм столицы «отдельным полком (курсив мой.— В. if.)» .

 

Стрельцы, сделавшие столь ценное для В. Шуйского сообщение о наличии острых разногласий в повстанческом лагере (в них надо видеть московских стрельцов, приставших к Пашкову в Коломне П6), также представляли особую -небольшую группу. Дело в том, что Болотников, взяв верх над Пашковым, не расформировал и не инкорпорировал его отряды, а лишь оттеснил с ключевых позиций под столицей у Котлов и Коломенского, заставив перейти на другое место.

 

Таким образом, под столицей наряду с лагерем Болотникова существовал и лагерь Пашкова, подчинявшийся Болотникову до поры до времени «по принуждению» в военном отношении, но сохранявший свою организацион ную обособленность, живший в значительной мере своей особой жизнью, позволявшей И. Пашкову втайне готовить измену. У дворян не хватпло сил, чтобы объединить повстанческий лагерь под своим главенством, но они оказались достаточно сильны, чтобы помешать это сделать окончательно Болотникову.

 

Где же располагались эти станы? К. Буссов, допуская неточности в хронологии, сообщает, что И. Пашков первоначально разбил свой лагерь в Коломенском, но затем перенес его ближе к Москве и «стал лагерем в Котлах»  . И. И. Смирнов пытался взять под сомнение это известие К. Буссова, переводя «Columniska» оригинала как «Коломна»  . На неточность его перевода указал А. И. Ко- панев в комментариях к «Хронике» К. Буссова. Излагая события восстания, И. И. Смирнов без достаточных оснований далее утверждал, что К. Буссов, говоря о Котлах как месте, где находился лагерь И. Пашкова к моменту прибытия к столице Болотникова, «очевидно... спутал с Котлами Коломенское»  . Между тем К. Буссов, как выяснил А. И. Копанев, довольно точно передает маневры И. Пашкова вблизи столицы. Придя в Коломенское, расположенное в 13 км от Москвы, он передвинулся затем «еще ближе к Москве» в Котлы, находящиеся «примерно на полпути между Коломенскпм и Москвой»  . Сюда же «на Котлы», согласно К. Буссову, подошел и Болотников. Следовательно, именно здесь «на Котлах» и разгорелась борьба между Болотниковым и Пашковым за первенство и Котлы должен был покинуть Пашков, вынужденный перенести свой лагерь. Заняв Котлы и первоначально там обосновавшись, Болотников удерживал за собою и Коломенское и Заборье, справедливо расценивая их как ключевые позиции на подступах к столице. О Коломенском и Заборье как месте расположения Болотникова и казаков, несколько обособленно входивших в его войско, прямо сообщает целый ряд источников как русских, так и иностранных  . О том же, куда перенес свой лагерь из Котлов И. Пашков, можно судить на основании лишь косвенных свидетельств. В этой связи привлекает внимание одна из записей разрядных книг о военных действиях под Москвой, наиболее подробно передающая состав правительственных войск накануне решающего сражения 2 декабря. Здесь также читаем: «И тое же осени собрався воры Ивашка Болотников, Истома Пашков, Юшка Беззубцов, а с ними многие украинные люди пришли под Москву; а стояли в Коломенской да на Угреше»  . Поскольку точно известно, что Болотников занимал к моменту сражения 2 декабря Коломенское и Заборье, а казачий отряд Ю. Беззубцева входил в состав его войск, то местоположение лагеря Пашкова после оставления им Котлов можно локализовать «на Угреше», в районе Николо-Угрешского монастыря.

 

Очевидно, в этих перемещениях лагерей восставших под столицей и надо искать объяснение загадочным словам «Иного сказания» о том, что они «паки на Коломенское пришедше», породившие жаркие споры среди исследователей. Для И. И. Смирнова, как показано выше, известия К. Буссова о переходах И. Пашкова и Болотникова под Москвой являлись простым недоразумением.

 

А. А. Зимин, хотя и не соглашался с И. И. Смирновым в отсчете трехнедельного срока, указанного в «Ином сказании», но также прошел мимо факта переносов главной ставки восставших под столицей. «Если даже согласиться с трактовкой И. И. Смирнова слова «паки» как «вторично»,— писал он, — то все равно выходит, что в «Ином сказании» говорится не о двукратном приходе различных групп восставших, а о возвращении под Москву тех же самых отрядов, которые находились у села Коломенского, а потом отошли оттуда»  . Объяснить же, какие отряды восставших «отошли» от Коломенского и куда и в какой связи вновь там оказались, он не смог. На это не преминул ему указать И. И. Смирнов в ответной статье: «Что же имеет в виду А. А. Зимин, когда пишет «о возвращении под Москву тех же самых отрядов, которые находились у села Коломенского, а потом отошли оттуда?» Получается так, будто в какой-то момент восставшие, осаждавшие Москву, ушли из своего лагеря в Коломенском (куда?), а потом вновь вернулись под Москву»  . Теперь в свете изложенного выше эти вопросы получают ответ. Первоначально в конце октября лагерь в Коломенском разбил Пашков, затем он перенес его «ближе к Москве» в район Котлов, куда пришел Болотников и откуда он его вытеснил, надо думать, в район Николо-Угрешского монастыря. Загадочные слова «Иного сказания» о восставших, которые «паки на Коломенское пришедше», означают, на наш взгляд, то, что к моменту активизации военных действий под Москвой в середине ноября после трехнедельного относительного затишья Болотников вновь оттянул свой лагерь из Котлов в Коломенское. И это с военной точки зрения, как показали последующие события, было весьма разумно.

 

Чем же были заполнены три недели относительного военного затишья под Москвой? Опи означают определенный период осады столицы, когда осаждающие намеревались добиться сдачп города без боя. Они были заполнены переговорами.

 

Переговоры Болотникова с московскими жителями, красочно описанные К. Буссовым, давно привлекли внимание исследователей. И. И Смирнов рассказ К. Буссова о посылке москвичами делегации к Болотникову называет «интереснейшим». При этом он полагает, что если заявления москвичей и ответы Болотникова, а также содержание его письма в Путивль следует скорее всего отнести на счет литературной манеры К. Буссова, то сам факт посылки делегации и оценки положения в Москве не вызывает сомнений  . Для подтверждения наличия подобных настроений в Москве И. И. Смирнов приводил сообщение от 22 августа ст. ст. В. Диаментовского об Иване Томолчане, поплатившемся ссылкой в Сибирь за свой совет «послать и разузнать, действительно ли Димитрий спасся и жив». Казнь Болотниковым Афанасия Пальчи- кова — новое яркое свидетельство той острой борьбы, которая развернулась по вопросу о «царе Дмитрии» уже на пути восставших к столице. В то же время характерно, что войско Болотникова, двигаясь к Москве, не брало ни одного города штурмом. Пример Калуги, которую Болотников занял без боя, «сослався» с ее жителями, т. е. вступив с ними в переговоры, а затем наградив некоторых из них за верную службу, показывает, каким образом достигал он перехода на свою сторону посадского населения этих городов. С приближением к столице усиливался интерес различных слоев московского населения к войску Болотникова. В описи Посольского приказа сохранилось ценное известие о попытке крутицкого митрополита Пафнутия и князя Ф. Т. Долгорукого установить контакты с восставшими после их победы на Лопасне. «Роспрос 115-(1606) го году торгового человека Степанки Шитникова да садовника Богдашка Поневина, что посылали их с Похры крутицкой митрополит Пафнотей да боярин князь Федор Тимофеевич Долгорукой с товарыщи к вором (в войско Болотникова.— В. К.) на Лопасну. Тот роспрос продран. Да тут де роспрос и крутицкого митрополита Пофнутия и боярина князя Федора»  .

 

Факт посылки митрополитом Пафиутием и князем Ф. Т. Долгоруким к восставшим прп их приближении к столице посадских людей свидетельствует о том, что среди господствующего класса не было единства й царил^ растерянность  . Но если некоторые представители феодальных верхов пытались установить связи с Болотниковым на подходах к столице, используя посадских людей, то тем более естественным это было сделать под Москвой самим московским посадским людям. Поэтому известие К. Буссова о присылке делегации к Болотникову от московского посада, московского мира (die Burgerschaft in der Stadt Moskau) «проведывать» о «царе Дмитрии» представляется вполне достоверным.

 

Чего же добивались москвичи? По Буссову, они просили следующего: «Если тот Димитрий, который прежде был в Москве, жив и находится у него в лагере или где- либо в ином месте, то пусть Болотников покажет его или призовет к себе, чтобы они увидели его собственными глазами. Если это произойдет, они перед Димитрием смирятся, будут умолять о прощении и милости и едадутся ему без сопротивления»  .

 

В приведенном отрывке нам хотелось бы указать на две версии относительно «царя Димитрия», высказанные недоверчивыми москвичами, очевидно, отражавшие те, которые бытовали в среде самих восставших: первая — жив и находится в лагере Болотникова и вторая —жив и находится «где-либо в ином месте».

 

Какова же была позиция самого вождя? Болотников, согласно Буссову, ответил, что «Димитрий действительно живет в Польше и скоро будет здесь». Затем он посылает гонца с письмом к князю Г. Шаховскому в Пу- тивль с просьбой написать в Польшу и вызвать находящегося там «царя Дмитрия» в его стан под Москвой. Следовательно, Болотников не разделял первой точки зрения, и она пропагандировалась независимо от него. Кем же?

 

Чтобы ответи/гь па этот вопрос, следует обратиться к «поволжским отпискам». Уже при их публикации было указано на то, что «они отражают прежде всего деятельность служилых людейг Поволжья, примкнувших к восстанию Болотникова на первом его этапе и стремившихся использовать его в своих классовых целях», а также на то, что «связи из Поволжья ведут к таким дворянским деятелям, как И. Пашков и П. Ляпунов»  . И. И. Смирнов позднее приложил немало усилий и изобретательности, чтобы связать их непосредственно с Болотниковым. Конечно, было бы очень заманчивым видеть в «поволжских отписках» результат деятельности самого Болотникова, но И. И. Смирнову доказать убедительно, на наш взгляд, этого не удалось. Обратимся к отписке № 1, которая не вызывает споров о том, о Коломне или о Калуге в ней идет речь. Расклейка показала, что адресат отписки — Павел Васильевич, один из руководителей движения в Поволжье в районе Кадома, 8-го ноября (число было заклеено.— В. К.) сообщал руководителю восставших в Арзамасе Б. И. Доможирову о получении им письма из Касимова с известием о том, что «посылал касимовский царь проведывати на Коломну про государя царя и великого князя Дмитрия Ивановича всеа Русии и для вестей. И к нему де, к касимовскому царю, прислана государева царева и великого князя Дмитрея Ивановича всеа Русии грамота за красною печатью, а велено де касимовскому царю, свестясь заодин с кадомски- ми и с арземаскими дворяны, те городы воевать, которые государю и великому князю Дмитрию Ивановичю всеа Русии крест не целовали...»   Из отписки предстает картина, во многом схожая с той, когда крутицкий митрополит Пафнутий и боярин князь Ф. Т. Долгорукий «с Похры» посылали к Болотникову своих посланцев «на Лопасну», а затем московские посадские люди из столицы — в стан Болотникова в Котлах. Только здесь в поли «проведывающей стороны» выступают царь Ураз- Магомет и касимовские служилые люди, и они посылают своих представителей «на Коломну», которую недавно занял И. Пашков, п не склонны проявлять особого недоверия к утверждениям восставших о «царе Дмитрии». Немаловажно то обстоятельство, что посылка эта состоялась буквально по горячим следам: где-то в середине октября Коломна (за исключением Кремля) берется войсками И. Пашкова, а уже в конце октября — первых числах ноября, возможно, после победы под с. Троицким (это крайпий срок!) там появляются представители касимовского царя, раз уже 8-го ноября Ураз-Магомёт успел уведомить кадомского руководителя восставших об успехе своей миссии, в результате которой оказался как бы командующим над служилыми людьми близлежащих уездов Кадомского и Арзамасского. Все это заставляет признать, что посланцы Ураз-Магомета установили связь на Коломне с администрацией И. Пашкова (для осады коломенского кремля им там были оставлены войска) и грамота от «царя Дмитрия» «за красною печатью» была получена им либо из стана И. Пашкова, либо из Путивля, с которым II. Пашков поддерживал постоянные сношения . Напомним, что в конце октября после победы под с. Троицким он отослал непокорных пленных дворян в Путпвль. С Путивлем в это время поддерживали связи и восставшие из Поволжья. «Сборщик» пермских ратных людей Петр Благой в своем челобитье от 9 декабря 1606 г., поданном в Москве, сообщил о рассказе встретившегося по дороге в Кузмодемьянск сына боярского Василия Вакулова, согласно которому осаждавшие Нижний Новгород «воры» «гонцов имают п водят в Путивль (курсив мой.— В. К.), а иных побивают» . Когда П. Благой следовал в Кузмодемьянск, восставшие уже стояли под Москвой, однако повстанцы в Поволжье отправляли захваченных гонцов царя Василия не в Коломенское, а в Путивль. И. И. Смирнов в своей статье о «поволжских отписках» это важное свидетельство не отметил.

 

Д. П. Маковский правильно обратил внимание на существование Путпвльского центра, но его утверждение о том, что, «как явствует из отписки Б. Доможирова Ф. Доможирову, он получил из Путивля (курсив мой.— В. К.) указ царя Димитрия о присылке ратных людей», не находит прямого подтверждения в тексте отписки.

 

Доследующие события подтверждают предложенное решение вопроса относительно того, что в отписках речь шла о Коломне. В письме А. Стаднидкого в записи от 28(18) ноября говорится, что в Москве «в тот же день передавали, что касимовский царек идет на помощь великому князю, по словам одних, с 5 тыс. татар, по словам других, с 10 тыс.»   В действительности же У раз-Магомет шел «на помощь» не В. Шуйскому, а восставшим и притом не Болотникову, как считает Ы. И. Смирнов, а И. Пашкову. Такое заключение совершенно определенно можно сделать из известия К. Буссова, сохранившегося в первоначальной редакции его Хроники, дошедшей до нас через посредство так называемой Беровской редакции, опубликованной Н. Устряловым. Там сказано, что во время сражения 2 декабря 1606 г. вместе с И. Пашковым на сторону В. Шуйского перешли «бояре касимовские и рязанские»  . «Бояре рязанские» — это служилые люди из Рязани, которые оставались еще в лагере И. Пашкова после измены П. Ляпунова, а в «боярах касимовских» следует видеть то войско «касимовского царька» Ураз-Магомета, о котором сообщает А. Стадницкий, сильно преувеличивая его численность и неправильно определяя как союзное В. Шуйскому.

 

В свете вышеизложенного, очевидно, надо рассматривать и отписку № 2, которой И. И. Смирнов дает № 5 и относит ко времени отступления И. И. Болотникова из-под Москвы в Калугу в декабре 1606 г. В расклеенном виде она гласит: «...ваш. А государь деи наш царь и великий князь Дмитрей Иванович всеа Русии ныне в Кол[омне] (Колу[ге], согласно прочтению И. И. Смирнова.— В. Я\).-Да и в иные городы, которые государю царю и ве[ликому] князю Дмитрею Ивановичю всеа Русии кр[ест] целовали, велено из них посылать ратных люд [ей] в Касимов к царю Уразмаметю Андановичю на по [мочь] тотчас, и вам бы господине, про то было ведомо»  .

 

 В отличие от II. И. Смирнова автор склонен расценивать ситуацию, изложенную в ней, как относящуюся к ноябрю 1606 г. Отнести такое распоряжение к декабрю 1606 г. и связывать его с деятельностью Болотникова в Калуге не представляется возможным по той простой причине, что после измены касимовских служилых людей вместе с И. Пашковым 2 декабря (факт этой измены признается И. И. Смирновым бесспорным) доверие к ним со стороны Болотникова было решительно подорвано, да и писать на Касимов Ураз-Магомету было нельзя, ибо оп скорее всего уже находился в стане В. Шуйского. В марте 1607 г. он по распоряжению царя Василия, по свидетельству И. Массы, должен был выступить «со своими татарами в поход и опустошить страну вокруг (его владений), чтобы мятежники нигде не могли найти ни припасов, нп провианту»  .

 

Между тем отписка вполне согласуется с положением дел в ноябре 1606 г., когда Ураз-Магомет собирал войска, чтобы идти под Москву к восставшим, известие о чем в мистифицированной форме находится у А. Стадницкого под 28(18) ноября 1606 г. Эта деятельность касимовского царя по сбору дополнительных военных сил, которые были затем отправлены на усиление войск И. Пашкова, получила, на наш взгляд, отраженпе в ноябрьской же отписке руководителя арзамасских повстанцев Б. И. Домо- жирова Ф. М. Доможирову, командовавшему отрядами, осаждавшими Нижний Новгород, которая дошла до нас в виде черновика. После сообщения о посылке ратных людей из Арзамаса под Нижний Новгород далее было написано, а затем зачеркнуто: «А в Касимов х касимовскому царю Уразмаметю Андановичю приговорили итти достоль[ным] дворяном и детем боярским и всяким слу[жи]лым людем»  . Комментируя эту отписку, И. И. Смирнов резонно замечал, что известие о посылке ратных людей из Арзамаса в распоряжение Ураз-Маго- мета было вычеркнуто при окончательном редактировании, ибо «оно составило содержание самостоятельной грамоты, адресованной касимовскому царю» 

 

Обратив внимание на сообщения поволжских отписок о «царе Дмитрии», И. 11. Смирнов отметил их, по его словам, «можпо сказать, сенсационный характер, заключающийся в том, что о «царе Дмитрии» в отписках говорится как о реально существующем лице, находящемся в войске восставших и осуществляющем свои прерогативы верховной власти»  . И далее, поясняя свою мысль, он писал: «Когда Болотников стоял под Москвой, в Коломенском, там же находился и «царь Димитрий», свидетельством чего являлись рассылавшиеся из Коломенского «царевы грамоты» и «указы». Но как только Болотников отступил от Москвы в Калугу, так Калуга стала местом пребывапия и «царя Димитрия». И с этого момента тем, кто подобно касимовскому царю посылал «проведывати» «про царя Димитрия», уже отвечали, что государь деи наш царь и великий князь Дмитрей Иванович всеа Русии ныне в Колуге»  .

 

Признавая «сенсационный характер» известий о нахождении «царя Дмитрия» в лагере восставших, мы, как это старались показать, склонны истоки этой «сенсационности» усматривать в деятельности И. Пашкова и его администрации на пути к столице. Выступая в роли создателя и распространителя легенды о нахождении «царя Дмитрия» в повстанческом войске, И. Пашков тем с большим основанием мог заверить царя Василия, вступив с ним в переговоры, что «царя Дмитрия» у восставших в наличии нет. Причем если прочтение И. И. Смирнова слова «Калуги» вместо предложенного нами «Коломна» правильно, то оно может означать лишь то, что И. Пашков указывал местонахождение «царя Дмитрия» подальше от себя, в полосе наступлёния Болотникова. Беспринципность дворянских участников восстания, не останавливавшихся перед заведомой ложью, чтобы любой ценой увеличить свои силы во время наступленця на Москву, сыграла плохую роль в переговорах, которые пришлось вести Болотникову, под стенами столицы с московскими жителями, потребовавшими предъявить «царя Дмитрия» собственной персоной. В то же время отсутствуют какие- либо данные, которые подтвердили бы утверждение И. И. Смирнова о том, что, «когда Болотников стоял иод Москвой, в Коломенском, там же находился и «царь Димитрий». Рассылавшиеся из Коломенского «царевы грамоты» и «указы», которые историкам еще предстоит разыскать, свидетельством этого, вопреки мнению И. И. Смирнова, быть не могут, ибо они, очевидно, просто писались от «его имени» по сложившемуся формуляру. Напротив, есть прямые известия «Английского донесения» о том, что, когда одного из пленных, из осаждавшего Москву войска, посадили па кол, он «умирая постоянно твердил, что прежний государь Димитрий жив и находится в Путивле (курсив мой.— В. it.)» . Сам же Болотников, согласно К. Буссову, придерживался версии о нахождении «царя Дмитрия» в Польше, который принял его по пути на родину, имел с ним беседу и назначил главнокомандующим своими войсками в России.

 

Если политические требования И. Пашкова получили отражение у К. Буссова, то следы политических требований Болотникова сохранило, на наш взгляд, «Английское донесение». Сообщив о «письмах к рабам» (которые писали восставшие, «продолжая осаду»), поразивших его своей радикальностью, автор «Английского донесения» переходит к характеристике их политических требований: «Наконец, мятежники написали в город письма, требуя по имени разных бояр и лучших горожан, чтобы их выдали, как главных виновников в убийстве прежнего государя»  . Эти бояре и «лучшие горожане» убедили Шуйского дать сражение, «о чем и было принято решение. К этому времени разгорелись разногласия между двумя главными начальниками (Болотниковым, которого автор «Английского донесения» неправильно называет «старым разбойником с Волги», и И. Пашковым.— В. /Г.)... разногласия эти так разрослись, что этот Пашков оставил свою партию и перешел и подчинился государю с 500 своих соратников»  . Отнесение автором «Английского донесения» возникновения разногласий между Болотниковым и И. Пашковым ко времени посылки письма с изложенными выше политическими требованиями, которое, согласно «Английскому донесению», отправлено было в столицу чуть ли не накануне решающего сражения, заставляет подозревать здесь смешение последовательности событий, ибо из «Хроники» К. Буссова известно, что эти разногласия вспыхнули вскоре после прихода Болотникова в Котлы, когда И. Пашков уже посылал письмо с изложением своих политических требований. Нарушение временной последовательности наблюдается в «Английском донесении» и в рассказе об измене И.Пашкова, которая отнесена ко времени до сражения 2 декабря, тогда как грамота царя В. Шуйского в Верхотурье от 5 декабря с сообщением об окончательной победе над Москвой и разрядные записи говорят о «пленении» или «приезде» И. Пашкова во время сражения 2 декабря  . Знаменательно и умолчание об И. Пашкове в грамоте патрпарха Гермогена от 28 ноября 1606 г., содержащей подробный рассказ о сражении 26—27 ноября, когда, по мнению И. И. Смирнова, изменил Пашков  . Если бы он перешел на сторону царя уже во время сражения 26— 27 ноября, то патриарх, конечно, не преминул бы сообщить в своей грамоте о таком исключительно важном для господствующего класса событии. Из русских источников только известие «Иного сказания» может быть истолковано в плане перехода И. Пашкова на сторону В. Шуйского во время сражения 26—27 ноября, происходившего с участием самого царя, что и делает И. И. Смирнов, сопоставив его с сообщением А. Стадницкого, относящего выступление В. Шуйского с войском против восставших к 26—27 ноября . Но нетрудно видеть, что в «Ином сказании» сражения 26—27 ноября и 2 декабря оказались слиты воедино. В сообщении «Иного сказания» о переходе И. Пашкова в присутствии В. Шуйского сказались пиэтет его автора из церковных кругов перед особой царя и недостаточное знание хода военных действий.

 

Смешение деталей сражений 26—27 ноября и 2 декабря 1606 г. характерно и для автора «Английского донесения» с той лишь разницей, что, относя измену Паш- нова до сражения 2 декабря, он не связывает ее с присутствием царя. Однако В. Шуйский фигурирует у него в заключительном сражении: «...государь выступил против них (восставших.— В. К.) ив конце концов обратил их в бегство». Между тем известно, что в сражении 2 декабря В. Шуйский не участвовал. Таким образом, с изложением последовательности событий в «Английском донесении» дело обстоит неблагополучно, хотя оно и содержит исключительно ценные данные о программных требованиях восставших и о положении внутри Москвы во время осады.

 

Сравнение изложения содержания письма И. Пашкова у К. Буссова с изложением содержания письма восставших, приведенном в «Английском донесении», обнаруживает существенные расхождения в двух пунктах. Во-первых, И. Пашков требовал выдачп прежде всего царя и двух его братьев, ненавистных служилым людям не только в 1606 г., но и в последующие годы Смуты, определенно называя их зачинщиками «мятежа»; в письмах, о которых говорится в «Английском донесении», речь шла о «разных боярах», указанных поименно, т. е. по существу о выдаче всей правящей верхушки. И, во-вторых, восставшие не ограничивались боярами, а требовали выдать и ряд «лучших горожан», посягая на верхи московского посада, «гостей», неприязнь к которым Болотников проявил уже во время похода на Москву, конфискуя их имущество и отдавая его местным посадским людям, переходившим на его сторону. Проскрипционный список, таким образом, под влиянием Болотникова и его сторонников был расширен в неприемлемом для дворянских участников восстания смысле, ибо таил в себе опасность не только политического, но и социального переворота.

 

Итак, высказанные соображения приводят к выводу, что дело не ограничилось посылкой письма И. Пашкова. Болотников вскоре после своего прибытия под Москву направил в столицу новые письма со своими политическими требованиями, отличными от тех, с которыми обратился ранее И. Пашков.

 

Выдвигая свое требование о выдаче «лучших горожан», И. И. Болотников следовал определенной политике ориентации на демократические слои посада, апробированной уже во время его похода на Москву. И под Москвой Болотников сделал ставку прежде всего на противопоставление основной массы городского населения «лучшим горожанам». Только в случае успеха такой политики Болотников мог рассчитывать на занятие Москвы без вооруженной борьбы, как в свое время Калуги, несмотря на присутствие там сильного войска во главе с братом царя князем И. И. Шуйским. В этом плане, очевидно, надо расценивать и его письма в столицу, содержание которых, как показано, сохранило «Английское донесение», и его последующие переговоры с москвичами по вопросу о «царе Дмитрии». Отсюда и «трехнедельное затишье», отмеченное «Иным сказаЬием». Попытки Болотникова стимулировались теми беглецами из Москвы, которые, «считая все уже потерянный», стали прибывать к восставшим с момента их подхода к столице  . И. Масса, Г. Паэрле, автор «Английского донесения» согласно считают, что простой народ в столице готов был поддержать Болотникова  . Но придерживаясь этой тактики, Болотников упускал из вида, что Москва не подходила под мерку Калуги. Здесь был силен городской патрициат, сросшийся с правящей верхушкой, находились царь и патриарх, дворянское войско, в котором было немало помещиков из районов, охваченных восстанием, важнейшие государственные учреждения.

 

Изменение тактики восставших под Москвой запечатлело, на наш взгляд, то же «Английское донесение». Автор его, высказывая удивление по поводу того, что некоторое время блокада столицы не была замкнута, пишет: «...большая половина (Москвы.— В. К.) была осаждена, другая же часть города — я не знаю, в силу какого ослепления,— была оставлена открытой, так что могла получать подкрепление войском и припасами, пока слишком поздно они не спохватились, чтобы замкнуть блокаду, но были дважды отброшены с большими потерями. Несмотря на это, они продолжали осаду и писали письма к рабам в город, чтоб те взялись за оружие против своих господ и завладели их имениями и добром»  . Из ноябрьской грамоты патриарха Гермогена узнаем, что прокламации восставших обращались не только к холопам, но п к городским низам: «...и велят боярским холопом лобиватн своих бояр и жены их и вотчины и поместья им сулят, и шпыням и безъимянником вором велят гостей и всех торговых людей побивати и животы их гра- бити, и призывают их воров к себе и хотят им дава- ти боярство, и воеводство, и окольничество, и дьячест- во» 15°.

 

Отсюда можно заключить, что призывы к холопам и городским низам, явившиеся кульминацией социальных требований Болотникова, заняли главное место в его агитации лишь тогда, когда иллюзии о возможности вступления в Москву путем переговоров оказались рассеянными и на очередь стала задача военного овладения столицей. Обращение к холопам и городским низам означало упор на вооруженное восстание в Москве, направленное против феодальной знати и верхов посада, что заставило их сплотиться еще сильнее. Перемена тактики Болотниковым ускорила переход дворянских участников восстания в лагерь В. Шуйского. Уже ориентация на широкие слои московского посада не могла не внушать им опасения. Призывы же к холопам и городским низам повели к окончательному разрыву. Активизация военных действий 15 ноября со стороны восставших ознаменовалась переходом на сторону царя рязанских помещиков во главе с Прокопием Ляпуновым. Почти трехнедельный промежуток, заполненный взаимным зондажем и переговорами, таил опасности для обеих сторон: если Болотников старался расколоть лагерь В. Шуйского, противопоставив феодальной знати и верхам посада основную массу городского населения, то царь не терял времени, чтобы щедрыми посулами переманить к себе шатких дворянских участников восстания, напуганных радикализмом социальных и политических требований восставших крестьян и холопов. Обоюдоострое оружие переговоров В. Шуйский, находясь в худшем положении, сумел обратить против Болотникова. Под Москвой произошло то, что характерно для всех крестьянских движений и не только в России, но и в Западной Европе. Едва только восставшие крестьяне вступали на путь переговоров, как оказывались обманутыми более хитрым, коварным врагом, несравненно лучше искушенным в дипломатических тонкостях.

 

В то же время внутри Москвы верхи посада сумели возобладать над основной массой городского населения. Теперь становится понятной механика срыва переговоров. Представители посадских верхов в делегации к Болотникову на его' требование выдать «разных бояр» и «лучших горожан», повинных в попытке умерщвления «царя Дмитрия», выдвинули встречное требование предъявить собственной персоной самого этого «царя», в жертву которому они должны были быть принесены. Очевидно, под их влиянием было составлено и то «мирское челобитье», о котором говорится в письме А. Стадницкого под 28 ноября н.ст. (18 ноября ст.ст.): «Сообщили, что те воры, как они их называют, отошли от города: снова началась тревога. Но так как народу (mirowi) стала не в мо- готу дороговизна припасов, то он бил челом великому князю, чтобы он двинул артиллерию и померился с ними. Поэтому выезжали полки; но в тот же день ничего не сделали; за нпми отправили только подъезд»  . Эти наступательные действия царских войск, последовавшие после неудачного штурма Москвы восставшими, предпринятого 15 ноября, во время которого П. Ляпунов перешел на сторону В. Шуйского, получили отражение в записи от 19 ноября в расходной книге Разрядного приказа, сообщающей о пленных, взятых «под Коломенском на деле»  . Так закончилось «трехнедельное затишье» в военных действиях. О дальнейшей консолидации феодальных верхов в Москве перед лицом внешней и внутренней опасности говорится в «Английском донесении».

 

«Бояре» и «лучшие горожане», выдачи которых добивался Болотников, в страхе неред возможной вспышкой волнений холопов внутри города «употребили все свое влияние и средства, чтобы поддержать и помочь государю, и убедили его, что не было другого средства освободить себя от этой опасности, как дать сражение, о чем и было принято решение» 153. Приход смоленского и ржевского дворянских ополчений, показавший, что провинциальные служилые люди склонны поддержать правительство царя В. Шуйского в борьбе с восставшими крестьянами п холопами, окончательно предопределил измену И. Пашкова со служилой провинциальной мелкотой вовремя решающего сражения 2 декабря 1606 г.

 

К содержанию книги: В.И. Корецкий: "Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России"

 

Смотрите также:

 

Крепостное право  Открепление крестьянина  Крепостное право от бога  монастырское крепостное право   Закон о беглых