ХОЛОПЫ И КРЕПОСТНЫЕ

В чём разница между крестьянами и холопами. Взимание тягла с земледельческих холопов

Перейдем теперь к изложению позитивной части исследования о взимании тягла с земледельческих холопов. Одно in первых свидетельств относится IK 1478 г. Под этим годом летопись рассказывает о процедуре взимания дани с только что присоединенных к Московскому княжеству новгородских земель: «Имати... дань с сохи по полугривне со всех волостей новогородскых и на Двине и в Заволочьи на всяком, хто ни паши землю, и на ключниках и на старостах и на о д е р н о в а т ы х» 127. Данный отрывок очень важен для нас, так как здесь впервые четко сформулирован принцип, положенный в основу обложения тяглом,— «на всяком, хто ни паши землю». А так как для Новгорода это было, возможно, своеобразным нововведением, то во избежание недоразумений в тексте далее пояснено, что в число людей, тянущих тягло, должны быть включены ключники (большинство из которых, судя по Судебнику 1497 г., принадлежали к холопьему сословию), старосты и одерноватые.

Как уже говорилось в первой главе, одерноватые соответствовали полным холопам Московского государства. По всей вероятности, на Новгород были распространены порядки, широко практиковавшиеся в самой Москве. Однако еще раз подчеркнем, что государственному обложению подвергались не все холопы, а лишь имевшие свой надел.

Начиная с этого момента новгородские писцовые книги строго придерживались провозглашенного принципа, оговаривая те случаи, когда кто-либо из населения поместья (безразлично, холоп или крестьянин) не имел пашни: «Двор, в большем Данилов человек Ивашко без пашни»128, «Д. Кошкино на реке Шелоне, дв. сам Рюма, пашни в одном поле 13 коробей, а в дву по тому ж, сена 60 копен, пол-обжы. А людей его непашенных: дв. Шышобар, дв. Жог, дв. Чюдин, дв. Иван Поляпун».

Единицей обложения в конце XV в. служила обжа. Летопись рассказывает, что Иван 111, прежде чем потребовать дань с Новгорода, тщательно расспросил о местных окладных единицах, в том числе и о размере обжи, которая и стала основной единицей обложения. Государевы платежи, собираемые с помещичьих земель, так и назывались — «обежная дань». iB писцовых книгах вся тяглая земля описывалась в обжах. Для нетяглой земли, например, церковной, монастырской, указывалось лишь количество пагини, сена: размер в обжах отсутствовал: «Земля церковная, в обжи не положена» . «Сц. Горка Сушалово... дв. болшой, дв. сам Семен з детми... А нетяглых дворов: дв. поп Федор, дв. дьяк церковной Куземка, дв. проскурннца Полагея, дв. сторож церковной Якуш. Пашни боярские в одном поле 20 коробей, а в дву по тому ж, сена 200 копен, 2 обжы;... а церковные пашни в одном поле 2 коробьи, а в дву по тому ж, сена нет» 131.

Совсем иначе писцы описывали холопью запашку: «Д. Нуро- во: дв. Васильев человек Игнатко, дв. Васильев страдник Васко, сеют ржи 2 коробьи, сена 20 копен. А Игнатко сеет на себя ржи 2 коробьи, сена 20 копен». Общий итог по данной деревне — 2 обжи, одна из них падает на барскую пашню, другая — на холопью132. В другом месте упомянут холоп Проня, который наездом пахал на себя половину деревни: «сеет ржи пол-3 коробьи, а сена косит 20 копен, пол-обжи».

В селе Велени проживали два брата-помещика, три холопа и два крестьянина. Писцы указывали: «Пашни боярские и служни 16 коробей, а сена 50 копен, 4 обжи. А хрестьянские пашни 4 коробьи, а сена 20 копен, обжа», «Д. Киселево: дв. человек его Ярофейко, дв. Перфурко его ж человек, сеют ржи 4 коробьи, а сена косят пол-30 копен, пол-2 обжи»133. Общая закономерность такова, что в число обжей, соответственно которому с поместья и взимались государевы подати, входят обжи, заселенные как крестьянами, так и холопами. Писец, делая итоговую запись, часто не проводил различия между крестьянами и холопами, объединяя их под общим названием «люди». «И всего за Ондрейцом... деревень н починков и с ввопчею 7, а дворов и з большим 17, а людей 17 чел., пашни в поле 22 коробьи..., а обеж 10 без трети... Да Ондрейцу ж давати великому князю сверх обежные дани с обжи по 4 московки» .

Пр и почти полной неразработанности в современной историографии финансового обложения Русского государства XVI в. очень трудно судить о размерах .государственного тягла, положенного на холопах, и проследить те изменения, которые могли произойти в положении пашенных холопов на протяжении всего XVI в. Однако, судя по документам 70—90-х годов, можно предполагать, что во второй половине XVI в. наделы холопов по-прежнему облагались государевыми податями.

В 1576 г. муромский помещик И. И. Любовников получил по челобитью грамоту о раздельном платеже с половины сельца Ватранец Унженского стана, другая половина сельца была за Ворошилом Чунбаровым («списано то сельцо в одной кости»), В грамоте великий князь Симеон Бекбулатович, излагая жалобу И. И. Любовникова, повелевает городовым приказчикам: «А наши де ямские деньги и всякие наши подати правите на нем и на его людех и на крестьянех с того его полусельца и за Ворошилово поместье Чунбарова за полсельца Ватранец, и от того де то его поместье и досталь пустеет... Вы б наши ямские деиги и всякие наши подати имали с того его поместья с одной половины сельца (Ватранец, а за Ворошилово б есгя Чубарова за половину сельца Ватранец на нем и на его людех и на крестьянех наших всяких податей не имали» . Как видим, в глазах правительства холопы наряду с крестьянами считаются полноправными тяглецами.

За тот же год сохранилось аналогичное распоряжение, посланное к шуйскому городовому приказчику относительно поместья В. С. Коблукова: «Наши де ямские денги и всякие наши подати правишь на нем и на его людех и на крестьянех с того его поместья с одного и за те приписные поместья; и от того деи то его поместье пустеет. И нам бы его пожаловати- велети наши ямские денгн и всякие наши подати имати на нем и на его людехи на крестьянех с того его поместья с одного; а за те б приписные поместья на нем и на его людех и на крестьянех наших всяких податей имати не велети»  .

В 80—90-х годах XVI в. в системе финансового обложения происходят изменения. По мнению Н. А. Рожкова, с этого времени часть барской запашки при выполнении некоторых условий обелялась. Он приводит выписку из дозорной книги Бежецкой пятины 1594 г., которая представляет несомненный интерес для ! нас, так как позволяет сделать вывод, что в конце XVI в. хо- I лопья пашня по-прежнему облагалась государственным тяглом: j «...положить люцкая пашня _с крестьянскою пашнею в живущея, потому что они пашут на себя, а не на помещика»  .

Все вышеизложенное позволяет утверждать, что с конца XV в.  (а возможно, и значительно раньше) холопьи наделы, так же как и крестьянские, облагались тяглом 138. Только исходя из этого можно понять, почему писцы при подведении итоговых данных по поместью обычно объединяли холопов и крестьян вместе, почему они порой так небрежно отмечали принадлежность человека, сидящего на наделе, к холопьему сословию. В. М. Панеяху удалось путем сопоставления писцовых книг с записными книгами старых крепостей выявить случай, когда кабальный человек Яким Захаров, давший на себя в 1569/70 г. кабалу С. Н. Лошакову, в писцовой книге 1571 г. по Шелонской пятине не назван холопом: «За Степаном за Никитиным сыном Лошакова селцо Озерово на речке Озеровке... дв. помещиков сам Степан живет, дв. челядинной, дв. прикащик его Сувор Гаврилов, дв. Якимко Захаров, дв. Поташко Пронин; пашни в поле 17 четвертей, а в дву по тому ж,— 2 обжи...»139.

Интересные сведения о стирании граней (в сознании современников) между крестьянами и земледельческими холопами находим и в более раннем документе — правой грамоте 1519/20 г. Тяжба возникла из-за пашенной земли. Спасо-Евфимиев монастырь обвинил М. И. Судимантова, его 12 холопов и его крестьянина Куземку Гуся в насильственном захвате деревень, поджоге, убийстве, грабежах, в избиениях населения. М. И. Судимантов, по словам его же холопа, «крестьян монастырских выживал из деревень». В ходе судебного разбирательства, допроса пострадавших, вынесения решения два зависимых человека М. И. Судимантова (Федька и Покидыш) называются то в числе холопов, то среди его крестьян: «Тягалися... с Матвеем Ивановым сыном Судимантова... да с его людьми... с Федком да с Покндышем да с Матвеевым же крестьянином Куземкою Гусем», «А ответчиков Матвея Судимантова... и в Матвеевых же людей... и в крестьян его место в Куземкино Гусаково, в Покидышево и в Федьково обвинили» 14°. Перед нами свидетельство того, что в XVI в. власти не придавали значения такой «мелочи»: являлся ли данный человек крестьянином или посаженным на надел холопом.

Именно потому, что государство получало «дань» с холопьей пашни, Судебник 1550 г. с легкостью разрешает переход из крестьянства в холопство —установление, вызывавшее многочисленные недоумения исследователей. Но ведь в подавляющем большинстве случаев крестьянин, оформивший на себя полную грамоту, продолжал заниматься своим привычным делом — пахать пашню. Это нововведение относительно перехода крестьян в холопы не могло появиться в Судебнике 1497 г., когда большая часть холопов еще не имела собственного надела. К середине же XVI в., когда, с одной стороны, порядок содержания низших категорий холопов лишь на челядинном дворе резко изменился, а с другой стороны, правительство продолжало проводить курс на укрепление института холопства, появление в Судебнике новеллы о льготах крестьянину при переходе в холопы было логически обосновано и попятно.

Остановимся еще на одном моменте, не привлекшем внимания исследователей, а между тем он является лишним свидетельством в пользу широко распространившейся практики обложения пашенных холопов государственным тяглом. Примерно с середины XVI в. в духовных грамотах, несмотря на консервативность формуляра, наряду с привычными экономическими категориями холопов (слуги, служилые, страдные, деловые) появляются «люди черные». «А что отца моего и мои люди: холопи и робы слуги и черные люди...»,— читаем в завещании 1547/48 г. С. Ф. Киселева , чьи имения были расположены в Муромском уезде. В 1555/56 г. вотчинник Белозерского уезда М. А. Ергольский отпустил страдных слуг на свободу, страдных людей (кабальных и некабальных) завещал своей жене. Кроме того, он распорядился наделить зятя и дочь, передав им 6 голов «ис черных людей» . В духовной грамоте стародубского вотчинника князя А. А. Ромодановского, написанной ранее 1571 г., завещатель часть своих людей отдает сыну, а относительно остальных пишет: «А те мои люди: служивые и черные и полные и докладные — все на свободу» .

Как мы видим, географически этот термин не связан с каким-либо одним определенным краем. Под понятием «черные люди» издавна подразумевались тяглые люди. В многочисленных жалованных тарханных грамотах XV—XVI вв. подчеркивалось, что население; данной обеляемой местности «с черными людьми не тянут ни во что: и ни в какие проторы, ни в разметы...»  , «и хто у них в их дворе учнет жити людей —и тем людем не надобе моя... дань, ни ямские деньги, ни посошная служба... и с черными людьми не тянут ни во что»  . Обычно понятие «черные люди» употреблялось как синоним терминов «люди тяглые данские» «ЛЮДИ тяглые писменные» 146. Теперь этот термин начинают употреблять и для обозначения холопов.

Можно указать и еще на один термин, являющийся показателем идущего процесса сближения положения холопов и крестьян,—«юрьевские люди». iB 1550 г. 1С. И. Кемский писал в своем завещании: «А что мои люди полные и кабальные, тем всем земля на четыре части... А кабальным моим людем и юрьевским людем всем кабалы отдать безденежно»147. Кто же такие «юрьевские люди» , упоминаемые вместе с кабальными? Анализ грамоты показывает, что это не просто задолжавшие крестьяне. О судьбе последних и о кабалах на них в тексте упоминается отдельно: «на крестьян кабалы денежные и хлебные» С. И. Кемский передал в монастырь. А между тем близость «юрьевских людей» к крестьянам несомненна. Об этом свидетельствует хотя бы их название. Судя по нему, основной их контингент оформлял свою зависимость в Юрьев день, т. е. период, когда разрешался крестьянский переход. Следовательно, основная масса порядчиков состояла из крестьянства и, вероятнее всего, оформляла свое поступление на земледельческие работы. О кабальных юрьевских людях упоминается также в духовной 1557 г. И. Л. Злобина148.

Итак, в XVI в. разница между крестьянами и холопами, сидящими на земле, становится все более номинальной. Обозначается ряд общих черт в их экономическом положении. И если законодательство о холопах, само юридическое положение холопов сыграли немаловажную роль в истории развития русского крестьянства, то и установления о крестьянах, в свою очередь, влияли на институт холопства. В частности, знаменитое постановление о праве перехода крестьян лишь в Юрьев день начинает применяться и при освобождении холопов. В 1566/67 г. Т. Ф. Пожарский «дал сыну Якима Гаврилова с сыновьями, опричь большого сына Первушки. А дочери его по матери на слободу ж, а грамоты им даны на Юрье»149.

Холопы, обрабатывающие «свою» землю, имеющие длительную хозяйственную связь с наделом, положенным в тягло, лишенные права без разрешения господина переменить место жительства, становятся своеобразным прообразом будущей категории крепостных крестьян.

В свете вышеизложенного встает вопрос: существовали ли какие-либо экономические различия между крестьянами и посаженными на надел холопами? Окончательный ответ может быть Дан только после дальнейшего детального изучения этой проблемы, но уже сейчас можно отметить характерную черту. Как пока зал'Р. Г. Скрынников, правительство конца XV —начала XVI в. регламентировало размер крестьянской ренты в пользу феодала, тщательно фиксируя в переписных книгах как старый, так и новый доход, получаемый помещиком с обжи 15°. В то же время в отношения между холопом и его господином правительство не вмешивалось. Холоповладелец был волен сам диктовать условия, на которых холоп получал надел: «Д. Дубок: дв. Ондреев человек Ивашко, цв. христьянин Вафромейко Трофимов. Иваш- ко сеет ржи пол-3 коробьи, а сена косит 15 копен, обжа. А. Вафромейко сеет ржи пол-3 коробьи, а сена косит 15 копен, обжа. Старого дохода пол-11 денги, а из хлеба четверть, пол-2 барана, 3 сыры... А нового дохода с Вафромейка 3 денги, а из хлеба четверть, сыр, ключнику денга» 151. Мы не знаем, кто раньше жил в деревне Дубок и платил феодальную ренту помещику, но в момент описания оброк расписывается только с крестьянина, о доходе с холопьей обжи не говорится. И это не случайно. Перед нами один из принципов, положенных с самого начала в основу составления переписных оброчных книг: «Д. Уяньская... старого дохода с нее не было: жил в ней Андреев ключник» 152.