Инсайт-решение. Следственная и судейская интуиция. Природа догадок и интуиции

 

ТЕОРИЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ

 

 

Инсайт-решение. Следственная и судейская интуиция

 

Характеристика мыслительного процесса будет неполной, если не упомянуть еще об одной важной особенности информационных моделей: они как бы независимо от воли исследователя продолжают по-своему действовать даже тогда, когда он сосредоточен на другом и не размышляет о предмете данного исследования. Объясняется это тем, что мысленная модель, как говорят психологи, обладает свойством доминантного очага, т. е. господствующего в нервной системе очага возбуждения, привлекающего к себе любые импульсы, поступающие в сознание пзвпе и направляющие психическую жизнь человека.

 

Доминантный очаг привлекает и обрабатывает поступающую информацию и, оперируя ею, открывает и устанавливает новые связи, приходит к решению мыслительных задач. Так объясняют неожиданные, на первый взгляд, изобретения, находки, догадки в науке и практике, которые в психологии именуют «инсайт-решением».

 

Следственная и судебная практика также изобилует примерами такого рода. При этом обычно ссылаются на интуицию. Неясность и путаница в использовании этого понятия вынуждают нас остановиться на данном вопросе.

 

В работах зарубежных и некоторых отечественных авторов высказывалась мысль о том, что сложный и неуловимый процесс формирования наших знаний в уголовном судопроизводстве носит интуитивный характер и лишь интуиция позволяет следователю и судье распознать истину.

 

Следственная и судейская интуиция получает порой искаженное освещение как необъяснимая врожденная способность угадывать истину, минуя деятельность сознания. Именно на такой основе построена реакционная философская система интуитивизма. Объявляя реальный мир иррациональным потоком субъективных переживаний, в котором нельзя найти ничего определенного, интуитивисты приходят к выводу о невозможности познания мира посредством органов чувств и мыслительной деятельности.

Эта чуждая науке проповедь мистицизма широко воспринята буржуазными юристами для обоснования беззаконий и судебного произвола. В ряде работ содержатся двусмысленные рассуждения, фактически ориентирующие на приоритет субъективных впечатлений следователя и судьи.

 

Западногерманский профессор Ганс Вальдер в книге «Криминалистическое мышление» рекомендует в качестве самостоятельного приема исследования «интуитивное угадывание», которому отводится преувеличенная роль. «Мы имеем, — пишет он, — свои собственные, чисто личные нити ассоциаций, и часто нам не приходит в голову та решительная догадка, которая другого немедленно толкнет иа уяснение нужного вопроса. При этом невежды и женщины рассматривают вопросы совсем по-другому и иногда правильнее» '.

 

 

Пытаясь объяснить явление интуиции, английский криминалист Альфред Бакнилл рассматривает ее как инстинктивную способность человека принимать решения в результате внезапного импульса. В конце концов он договаривается до того, что признает божественное происхождение такой способности2.

 

С этим смыкаются изыскания в области пара- и метапсихолоии, попытки использовать телепатию, ясновидение и оккультизм в уголовном процессе.

 

Весьма симптоматично, например, опубликование в «Международном обзоре уголовной полиции» статьи, озаглавленной «Гаданье на службе полиции». С серьезным видом французский прокурор Анри Тренз называет гаданье «искусством, которое может стать наукой» и предвидит то время, когда мы увидим судью, официально поручающего гадалке установить, одним ли лицом выполнены два образца почерка, правдивы ли свидетели, виновен ли подозреваемый и т. п.

 

Неудивительно, что подобные «разработки» отбили охоту у многих материалистов заниматься проблемой интуиции как в гносеологическом, так и в психологическом плане.

«Понятие интуиции, — писал Б. М. Теплов, — окружается ореолом некоей мистической таинственности. Поэтому в советской психологической литературе замечается склонность избегать и даже замалчивать его. Едва ли это правильно. Следуя этому способу, пришлось бы избегать большинства психологических терминов, так как все они бывали на службе совершенно чуждых нам целей» 3.

 

Аналогичная тенденция имела место и в теории уголовного процесса. Нельзя согласиться ни с преувеличенной оценкой роли интуиции, ни с призывами изгнать ее из уголовного процесса4.

 

В. Ф. Асмус правильно пишет, что, хотя в известных философских  работах  классиков  марксизма  не  встречается  прямых указаний на интуитивное знание, это не означает, что там не рассматривается проблема интуиции. Дело в том, что слово «in-tuitus», «intuitio», с помощью которого выражается мысль о непосредственном знании, далеко не всегда передается латинским термином «интуиция». Оно передается как по-немецки, так и по-русски терминами «созерцание», «видение», «усмотрение» или даже просто «непосредственное знание». Проблема эта рассматривается, например, Ф. Энгельсом в «Диалектике природы» как вопрос об отношении знания непосредственного к опосредствованному, об их диалектике и взаимосвязи'.

 

Если философ, как справедливо замечает В. Асмус, признает среди других видов знания также и знание интуитивное, то одно это признание еще ровно ничего не говорит о том, какова теория интуиции, характерная для него, — материалистическая или идеалистическая. Определяющим является истолкование, объяснение этого вида знания2.

 

В марксистской философской и психологической литературе интуиция определяется как «быстрое и непосредственное нахождение решения проблемы», «неосознанное творческое решение задачи, основанное на длительном творческом опыте и большой творческой культуре художника, ученого или изобретателя» 3.

 

Известно, что в повседневной жизни мы постоянно сталкиваемся с такими явлениями, когда по ничтожным признакам при очень малом исходном материале возникают правильные догадки; последующая проверка устанавливает их достоверность. В этом «загадочном эффекте» обычно привлекает внимание недостаточность данных для точного суждения. На эту сторону интуиции указывает в своих заметках о писательском труде тонкий наблюдатель и талантливый художник К. Паустовский: «Интуицию я представляю себе как способность по отдельной частности, по подробности, по одному какому-либо свойству восстановить картину целого» 4.

 

В подобных случаях говорят о педагогической, конструкторской,  врачебной,  вообще  о  профессиональной  интуиции.   Такие явления занимают прочное место в любом творческом процессе и познавательной деятельности'.

Описапия мпогих уголовных дел также изобилуют примерами блестящих следственных догадок. Порожденные профессиональными знаниями, опытом, наблюдательностью, они сокращают пути расследования.

 

Конечно, подобные догадки не беспочвенны. Они всегда имеют под собой определенные, хотя и малозаметные, основания. Вот почему говорят, что интуиция— дочь информации. Догадки, лишенные каких бы то ни было оснований, могут оказаться правильными только случайно и потому не заслуживают серьезного рассмотрения. Чаще всего, когда говорят об интуиции в таком смысле, то забывают или не умеют распознать фактические обстоятельства, послужившие толчком к решению нужного вопроса.

 

Происходит это потому, что мыслительные процессы зачастую протекают неуловимо. Процесс мышления — это не только совокупность развернутых умозаключений. Наряду с полными логическими формами человек пользуется такими суждениями, которые принимаются в сокращенном виде, а иные вовсе выпадают, опускаются, как давно известные, проверенные опытом, доказанные практикой или установленные какой-либо отраслью знаний. В результате полученный вывод кажется оторванным, изолированным и представляется чистой, ничем не обусловленной догадкой.

 

Точно подметил эту закономерность И. П. Павлов. Интуицию, говорил он, «так и нужно понимать», что «человек окончательное помнит, а весь путь, которым подходил, подготовлял, он не подсчитал к данному моменту» 2.

 

Фактически же полученный результат был подготовлен предыдущим мыслительным процессом, в ходе которого произошла актуализация нужных знаний, а если решение наступает с первого шага, значит, необходимые знания актуализировались немедленно, благодаря тому, что готовность опыта и знаний у человека была высока.

Таким образом, за способностью интуитивно угадывать истину стоят опыт, знания, активная мыслительная деятельность, которые позволяют как бы внезапно правильно решить вопрос, понять сложное явление, предсказать дальнейший ход событий. Конечно, очень многое зависит от того, что решающий задачу может привнести в качестве фантазии, наблюдательности, критичности, творческой заинтересованности и иных интеллектуальных качеств.

В силу изложенного говорить о непосредственности интуитивного знания можно только условно, ибо оно опосредствовано и обусловлено всем предшествующим опытом человека и человечества.

 

Запасы знаний и жизненных наблюдений, знание способов решения различных познавательных задач не представляют собой хаотического нагромождения. В сознании исследователя они систематизированы и увязаны нитями ассоциаций. Чем большим количеством мысленных связей он располагает, тем богаче и разностороннее его представление о мире. Чем чаще эти связи использовались, тем меньших усилий требуется ему для правильного решения возникающих задач. При интуиции происходит использование по заданию интеллекта «глубинных архивов» человеческой  памяти1.

 

Умственные действия, подобно моторным операциям, в результате многократного повторения имеют свойство сокращаться, автоматизироваться, ускользая -от самонаблюдения. По мере совершенствования происходит свертывание процесса рассуждения. Обдумывание всех промежуточных ходов решения облегчается; начинают складываться прямые связи между основными элементами задачи. Опираясь на догадку, исследователь начинает все чаще правильно решать эти задачи, не производя каждый раз аналитической работы и не осознавая пути их решения. На этой базе вырабатывается интуиция.

 

И. М. Сеченов подчеркивал ее сходство с сильно привычным движением, сделавшимся автоматическим, где механизм процесса заучивания скрыт быстротой и легкостью действия. «Эта аналогия, — заключает он, — до такой степени полная, что я, не колеблясь,  утверждаю  их психологическую  однозначность»2.

 

Сокращенность и автоматизация мыслительных операций приводят к другой особенности интуиции — ее быстроте. «Интуиция включает ассоциативный процесс, идущий с громадной быстротой» '. Отдельные этапы этого процесса протекают так стремительно, что сливаются в единый непрерывно текущий познавательный акт, в котором нельзя выделить последовательного перехода от одного этапа к,другому.

 

Может быть, интуиция ничем, кроме быстроты протекания, не отличается от обычных процессов мышления, имеющих место при расчете, умозаключении, рассуждении и т. д.? Но если в логическом смысле интуиция — просто быстро сделанный «расчет», то в психологическом смысле это качественно иной процесс. Скорость протекания исключает возможность полного осознания всех его звеньев. Интуитивный вывод — это всегда сокращенное рассуждение, как за счет полного выпадения тех или иных звеньев, так и за счет того, что звенья эти проносятся более или менее бессознательно2. Недооценка этой психологической особенности привела В. Коновалову и А. Колесниченко к утверждению, что «интуиция является не чем иным, как только непро-слеженным процессом рационального логического мышления», «как познание, логически доказанное и проверенное практикой» 3.

 

Считать интуицию «познанием, логически доказанным и проверенным практически» — значит не видеть ее психологического своеобразия, ставить, по существу, знак равенства между догадкой и доказанным утверждением. Быстротечность и неосознанность интуиции, чреватые опасностью ошибок, делают особенно необходимой ее проверку логикой и практикой, посредством построения соответствующих версий и их проверки в ходе расследования и судебного разбирательства. Не случайно большинство авторов, занимавшихся проблемой гипотезы, связывают ее возникновение только с интуицией4.

 

Наконец, еще одной особенностью интуиции является ее тесная связь с наглядно-образным мышлением, что особенно важно для следователя и судьи. Деятельность их, как показано выше, в максимальной степени связана с конкретной действительностью, с образами реальных событий и поступков людей в определенной  обстановке.

 

Единство образного и словесно-логического мышления выступает в следственной интуиции весьма своеобразно. Отражение общих свойств и существенных взаимосвязей между явлениями здесь сочетается с относительным преобладанием наглядности. Наглядный образ как бы вбирает в себя всю ту сумму знаний, которая получена путем логического мышления. Здесь проявляется взаимосвязь воображения и мышления, о чем говорилось выше '.

 

Интуиция позволяет мысленно увидеть сразу целую серию действий, образов, ситуаций, нагруженных большим смыслом и значением. Возможность такого видения подтверждается повседневной практикой, психологическими наблюдениями и экспериментами2. Интуиция не окончательное решение вопроса, а, как говорят психологи, антиципация, т. е. предвосхищение мыслительной работы, которая еще должна быть проделана3. Интуитивная догадка (догадка, а не гадание!)—это трамплин для будущей мыслительной работы.

 

Интуиция не исключает, а предполагает сознательное дискурсивное мышление, способное развернуть догадку в систему доказательств, обнаружить ее фактические основания, объяснить процесс ее формирования и в конце концов установить ее правильность или ошибочность. «Интуиция создает гипотезы», — писал М. Горький4.

 

Опираясь на высказанные выше положения, следственную и судейскую интуицию можно определить как основанную на опыте и знаниях интеллектуальную способность быстро, непосредственно и неосознанно находить решение творческой задачи при ограниченном исходном материале.

 

Речь идет именно о решении мыслительных задач, а не о принятии процессуальных решений по делу.

 

Иными словами, интуиция в процессе доказывания играет лишь вспомогательную роль, но не может непосредственно служить обоснованием вывода следователя и суда по делу. Сотня самых остроумных догадок, не проверенных и не подтвержденных реальными фактами, останется бесполезной игрой ума и, конечно,  не  может  служить  основанием для  решения  дела  по сущрству, как и для применения мер процессуального принуждения и т. д.

 

«Интуиция, — как отмечалось в нашей философской печати, — является эвристическим, а не доказательственным процессом, и ее умозаключения носят вероятностный характер» '.

 

В процессе доказывания знание интуитивное должно быть превращено в логически и фактически обоснованное, достоверное знание. «Будем учиться доказывать, но будем также учиться догадываться». Этот призыв одного из крупнейших математиков вполне приемлем для следователя, если только помнить, что догадка не заменяет доказательство, а помогает найти его2. В этом смысле профессиональная интуиция играет положительную роль для отыскания истины, для собирания доказательств, для выбора наиболее эффективных приемов расследования.

 

 

К содержанию книги: Учебник 1973 года: "ТЕОРИЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ В СОВЕТСКОМ УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ "

 

Смотрите также:

 

теория доказательств.  Оценка доказательств  обнаружения доказательств  что не может быть доказательством  доказательство