Христианство

ОФОРМЛЕНИЕ ХРИСТИАНСКОЙ ИДЕОЛОГИИ

Отмеченная тенденция еще более усилилась во второй четверти II в. Средняя группа Павловых посланий (к эфесянам, филиппийцам, колоссянам и два послания к фес- салоникийцам) позволяет проследить в этом плане ряд новых моментов.

Главной особенностью христианской проповеди становится обращение ко всем слоям населения независимо от этнических и социальных различий. Основной ее лозунг: «...пет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол., III, 11). В предыдущей главе того же послания решительно осуждаются какие-либо пищевые запреты, празднование новолуния, субботы и т. д. (И, 16). Порвавшее с иудаизмом, но не выработавшее еще своей собственной обрядности христианство на первых порах не требовало от верующих даже отказа от привычных им старых религиозных обрядов. Именно в этом состояло коренное отличие христианства от старых религий. Косвенно отсюда можно заключить, что до середины II в. еще не существовало разработанной христианской обрядности.

Обращение христианской проповеди ко всем племенам и народам настоятельно требовало обострения полемики с иудаизмом. Если ранние послания, в отличие от Откровения, знаменовали собой начало разрыва с иудаизмом, то средняя группа посланий характеризуется уже ничем не прикрытой враждой к нему. Примером может служить отношение к обряду обрезания. Еще в Послании к римлянам заявлялось, что обрезание необходимо для христиан из иудеев, а соблюдение указаний «закона» считалось обязательным для всех без исключения христиан (II, 13 и 25).

В средней группе посланий тон в отношении к иудаизму меняется. Таких выражений, как «берегитесь псов, берегитесь злых делателей, берегитесь обрезания» (Фил.,

Ill, 2), нет ни в одном из ранних посланий. Еще более резко высказывается Первое послание к фессалоникий- цам (II, 15 сл.). Здесь впервые формулируется обвинение евреев в убиении Иисуса и его пророков и в «противлении всему человечеству». Именно это обвинение стало «идейной основой» для тысячелетней травли евреев церковниками. Слова о «противлении всему человечеству» позволяют довольно точно датировать это послание временем восстания Бар-Кохбы (132—136 гг.) или ближайшими после него годами. Отсюда же можно сделать вывод о происшедшем уже разрыве христианства с иудаизмом и о значительном распространении его среди язычников.

Вторая группа посланий позволяет добавить лишь один-два важных штриха к эволюции образа Иисуса. Из сказанного следует, что в это время уже возникает важный составной элемент евангельского мифа об Иисусе: рассказ об его мученической смерти в Иерусалиме. Упоминание о преследовании пророков также свидетельствует о знакомстве автора этого послания с предшествовавшими посланиями, например к галатам.

Значительно больший интерес представляют те места во второй группе посланий, в которых сохранились пе вошедшие в евангелия элементы мифа об Иисусе. Так, в Послании к филиппийцам (II, 7 сл.) сказано, что Иисус «уничижил себя самого, приняв образ раба, сделавшись подобием человека». Это очень характерный момент, позволяющий проследить одну из стадий формирования мифа. Как известно, в евапгелиях нигде нет речи о том, что Иисус когда-либо принимал образ раба. Следовательно, в послании сохранились следы одного из апокрифических вариантов мифа об Иисусе. Такой вариант был весьма пригоден для пропаганды среди рабов, у которых он должен был пробудить симпатии к христианству. Невключение этого варианта мифа в евангелия было вызвано тем, что со второй половины II в. в христианстве все большую роль стали играть зажиточные слои общества, которым вряд ли мог импонировать образ бога-раба.

Приведем еще одно место из второй группы посланий, свидетельствующее о существовании в то время не вошедших в канон христианских произведений. В Послании к эфесянам (V, 14) читаем «Посему сказано: встань спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос».

Формула «посему сказано» применяется в новозаветных произведениях только к текстам из Ветхого завета и из евангелий. Однако лишь первая часть приведенной фразы встречается в книге ветхозаветного пророка (Исайя, LX, 1). Вторая часть фразы, несомненно, заимствована из какого-то апокрифического евангелия. Очевидно, некоторые произведения, считавшиеся во время составления этого послания священными, по тем или иным причинам пе вошли ни в ветхозаветный, ни в новозаветный канон. Примеры такого рода отнюдь не единичны.

Много внимания уделяется во второй группе посланий эсхатологическим моментам. В Откровении, как мы уже знаем, эти чаяния были проникнуты неукротимой ненавистью к Риму, а в ранних посланиях предсказания о том, что «время уже коротко», переплетались с обещанием царства небесного. Однако проповедь о приближении дня Страшного суда, о возмездии всем нечестивцам и о воздаянии по заслугам истинно верующим все еще оставалась в то время сильнейшим орудием христианской проповеди. С другой стороны, постоянное из поколения в поколение откладывание сроков конца мира неизбежно подрывало веру в истинность предсказаний Откровения и других раннехристианских произведений. В рассматриваемой группе посланий впервые делается попытка найти какой-то выход из этого противоречия.

Автор Второго послания к фессалоникийцам в этой связи заявляет: «О пришествии господа нашего Иисуса Христа и о нашем собрании к нему молим вас, братья, не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, как бы нами посланного, будто уже наступает день христов» (II, 1 сл.). Он поясняет, что «день христов» настанет лишь после того как преисполнится мера беззакония (ср. I Фесс., V, 1—4). Зато здесь же (I Фесс., IV, 16 сл.) «во утешение» обстоятельно описываются признаки приближения «дня христова»: глас архангела, трубы божьи, вознесение верующих в облаках и т. д. Так был сделан решающий шаг в отходе от бунтарских настроений Откровения и от ожидания осуществления царства божьего на земле при жизни верующих. Царство небесное окончательно переносится в далекое будущее, а упор в проповеди делается на описание блаженства верующих не в этом, а в ипом мире.

Понятно, что такое изменение не могло быть принято сразу всеми христианскими общинами. В этой связи представляет интерес призыв не смущаться посланными от имени апостола Павла посланиями и не колебаться духом. Сюда же, возможно, относятся те места в Послании к филиппийцам, где автор выступает против людей, «проповедующих Христа» «по зависти к любопрению» (I, 15). Характерно начало того же послания. Автор, как обычно, ведет все время рассказ в первом лице; однако в шестом параграфе первой главы, где говорится: «Начавший в нас доброе дело, будет совершать его даже до дня Иисуса Христа», в дошедшем до нас тексте первое лицо меняется вдруг на третье, хотя в дальнейшем рассказ ведется от имени Павла. Есть основание полагать, что приведенные слова в первоначальном тексте относились к автору послания, уверенного в том, что он доживет до «дня Иисуса». Впоследствии это место было отредактировано так, чтобы сохранить неприкосновенным авторитет апостола.

Отказ от надежды на близкое пришествие неизбежно порождал стремление к компромиссу с власть имущими. Это, в частности, сказалось на дальнейшей эволюции отношения христианства к рабству.

В ранних сочинениях выдвигалось требование,— правда, абстрактное,— равенства всех людей перед богом. Тогда говорилось: «Вы куплены дорогой ценой; не делайтесь рабами человеков» (I Кор., VII, 23). Теперь основной упор делается на обращенную к рабам проповедь смирения. Рабам приказывают повиноваться господам «со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу» (Эфес., VI, 5). Автор послания требует от рабов, чтобы они служили господам «не с видимой только услужливостью», но с усердием. Служба господам полностью приравнивается к служению богу. Это же проповедуется и в Послании к колоссянам (III, 22 и др.). Зато от господ христианство требовало теперь лишь «должного и справедливого» отношения к рабам (Кол., IV, 1). Так, уже до возникновения церкви христианство твердо стало на путь признания рабства и обращало свою проповедь не на освобождение или хотя бы значительное улучшение положения рабов, а на неукоснительное исполнение ими приказаний своих хозяев.

Все же отсюда не следует, что уже в первой половине II в. христианство превратилось в религию господствующих слоев римского общества. Признание рабства, призыв рабов к повиновению хозяевам свидетельствуют, пожалуй, лишь о стремлении проявить лояльность к империи, а не о том, что внутри христианских общин появилась значительная и влиятельная прослойка рабовладельцев.

Социальный состав христианских общин все еще оставался довольно однородным. Наряду с рабами это были мелкие ремесленники и городская беднота, жившая собственным трудом. Во второй группе посланий постоянно встречаются призывы «работать своими собственными руками» (I Фесс., IV, 11), уважать трудящихся и «делать своими руками полезное» (Эфес., IV, 28). Сюда же относится и известное «кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (II Фесс., III, 10). Такой лозунг мог возникнуть, очевидно, только среди трудящихся. Большая часть этих увещаний обращена против странствующих от общины к общине «лжепророков», бесчинствующих и объедающих верующих. Однако многократное их повторение и отклик, который они находили в общинах, свидетельствуют о том, что масса христиан состояла из трудового люда. Недаром автор одного из посланий, имея в виду норму поведения для проповедпиков, заявляет: «Мы ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работой почь и день, чтобы не обременить кого из вас» (II Фесс., III, 8).

В этой группе посланий впервые встречается греческий термин exxXiqai'a (экклесия) не в смысле «община», а в значении «церковь»: Иисус провозглашается главой тола церкви (Кол., I, 18), а церковь — телом Иисуса (там же, I, 24; ср. Эфес. V, 23 сл.). Если указанные места не являются более поздней интерполяцией, то это значит, что уже во второй четверти II в. впервые появляется мысль об единстве разрозненных до того христианских общин. Само возникновение церковной организации относится, очевидно, лишь к более позднему времени. Здесь стоит отметить, что в том же Послании к эфесянам впервые встречается слово «евангелист» не в обычном смысле проповедника пришествия христова, а в смысле сочинителя илп проповедника евангелий (Эфес., IV, 11). Напомним, что наиболее ранпие находки папирусов с отрывками из евангелий отпосятся именно ко второй четверти II в., т. е.примерно ко времени датировки Послания к эфесянам. Само собой разумеется, что под упоминаемыми в этом послании евангелистами пи в коем случае не следует подразумевать авторов новозаветных евангелий. Лишь один раз (Фил., I, 1) упомянуты «епископы и диаконы». Это место принято считать более поздней вставкой, так как ни в ранних, ни в средних посланиях об епископах нет ни слова.

Итак, вторая группа так называемых Павловых посланий дает возможность проследить ряд дальнейших моментов эволюции христианства. Во второй четверти II в. оно резко отметает в религиозном плане все этнические и даже социальные перегородки, окончательно порывает с иудаизмом. Оно отходит от провозглашения конца мира в ближайшем же будущем и ищет примирения с имперскими властями. От лозунга равенства всех людей перед богом оно переходит к проповеди послушания рабов хозяевам. Социальный состав христианских общин все еще остается однородным; опи состоят из трудовой бедноты. В это же время, возможно, возникает идея церкви как объединения разрозненных христианских общин.