РУССКАЯ ИСТОРИЯ

Организация древнерусского города

     Но и православные церкви систематически выполняли ту же функцию. Мы уже знаем, что около одной из них, Иоанна Предтечи, что на Опоках, группировалась главнейшая из новгородских коммерческих компаний - торговцы воском. Другие были просто товарными складами.

Описывая огромный Новгородский пожар 1340 года, летописец жалуется на "злых человеков", которые не только что у своей братьи пограбили, а иных над своим товаром подбили, а товар себе взяли, "но и в святых церквах - где бы всякому христианину, хоть свой дом бросить, а церковь постеречь".

В церкви Сорока мучеников "товар весь, чей бы ни был, все разграбили; икон и книг не давали носить - как только сами (воры) выбежали из церкви, так все и занялось; и сторожей двух убили. А у Святой Богородицы в торгу поп сгорел; говорят иные, что и его убили над товаром: церковь вся сгорела, и иконы и книги - а у него огонь даже волос не тронул; а товар весь разграбили".

Для очень распространенного предрассудка насчет силы и влияния религиозного чувства в средние века эта реалистическая картинка летописи весьма поучительна. Практичные немцы были правы, когда, не полагаясь на "святость места", держали около своей церкви-склада хороших цепных собак и вооруженного сторожа.

     Если мы упустим из виду это сочетание войны, торговли и разбоя, мы ничего не поймем в организации древнерусского города.

Для нас останется совершенной загадкой роль, например, тысяцкого - главного командира городских "воев". Еще мы сможем понять, и не привлекая к делу экономических отношений, положение тысяцкого как первого после князя лица.

"Русская правда", перечисляя сотрудников Мономаха, в его "сиссахтии" - в издании знаменитого устава о росте, которым мы еще займемся ниже, - на первом месте после самого Владимира Всеволодовича ставит "Ратибора, тысяцкого Киевского, и Прокопия тысяцкого Белогородского, Станислава, тысяцкого Переяславского..." "Изяслав, - рассказывает Лаврентьевская летопись, - послал вперед себя в Киев, к брату своему Владимиру и к Лазарю тысяцкому двух мужей...". "Георгий Ростовский и тысяцкий окова гроб Федосьев, игумена Печерского..." (Ипатьевская летопись 1130 года). Сможем понять и то, каким образом суд тысяцкого в Новгороде по некоторым делам вытеснил суд княжой.

Но когда речь заходит об определении этих дел, об установлении компетенции тысяцкого - тут никакие современные аналогии нам не помогут. Наша мысль приучена к тому, что военный генерал - лицо важное. Но когда какой-нибудь современный генерал-губернатор привлекает к своему трибуналу торговые тяжбы коммерсантов, всем это кажется донельзя странным*.

А между тем главный генерал Новгорода - "герцог", как его величали немецкие купцы, - именно этими самыми делами и заведовал. Тысяцкий был председателем специального коммерческого суда - ив этой области он был так же самостоятелен, как владыка архиепископ в области суда церковного. "И я князь великий Всеволод, - говорит учредительная грамота знакомого уже нам товарищества Ивана Предтечи на Опоках, - поставил святому Ивану трех старост от житьих людей, и от черных тысяцкого, а от купцов два старосты - управливать им всякие дела Иванские, и торговые, и гостиные, и суд торговый; а Мирославу посаднику в то не вступаться, ни иным посадникам, ни боярам новгородским - в Иванское ни во что не вступаться". "А во владычень суд и в тысяцкого, а в то ся тебе не вступати...", - писали новгородцы в последнем договоре, который был заключен еще вольным городом, объясняя свою "старину и пошлину" польскому королю Казимиру IV.

И только вспомнив препоясанного мечом рижского купца, явившегося в Витебскую область покупать девиц, мы поймем, почему главный начальник всех, кто носил меч, был и главным судьею всех, кто торговал - на таком же точно основании, на каком верховным судьею в военном лагере является главнокомандующий армией. А если генерал был главным начальником всех купцов, то естественно, что его полковники, "сотские", были их вице-начальники, и что древнерусские купцы делились на сотни точно так же, как теперешние распадаются на гильдии.

 "А купец пойдет в свое сто, а смерд потянет в свой потуг к Новгороду, как пошло", - гласит тот же договор новгородцев с Казимиром IV. Из одного позднейшего, быть может, но, во всяком случае, достаточно древнего прибавления к "Русской правде", мы узнаем, что эти "сотни" назывались по именам своих командиров - "Давыдове сто", "Ратиборово сто", "Кондратово сто", как русские полки при императоре Павле Петровиче, - и имели вполне определенное территориальное значение, почему по ним и разверстывалась повинность мощения новгородских улиц. Очевидно, что первоначально такой купеческий поселок представлял собой нечто вроде немецкого двора, все население которого было связано единством дисциплины и командования, а потом постепенно обратился в один из городских кварталов.