РУССКАЯ ИСТОРИЯ

Реформы Екатерины Второй. Жалованная грамота дворянству 1785 года

     Итак, экономическое преобладание дворянства гарантируется его правами и преимуществами.

Но чем будут гарантированы эти последние? Гласно, вслух, в комиссии или вне ее это не было сказано, но отсюда не следует, чтобы об этом не думали, и то, как формулировал правовое положение российской монархии тот же Щербатов в одном из тех произведений, которые появились в печати только в наши дни, может считаться каноническим изложением русского "монаршизма" второй половины XVIII века. Неосторожные цитаты "Наказа" коронованной поклонницы Монтескье развернуты здесь в целую систему норм, ограничивающих императорскую власть.

 Но менее ядовито, чем Монтескье, охарактеризовав "деспотичество", и с не меньшею ловкостью, нежели он, перенеся его за тысячи верст от русских пределов, Щербатов продолжает: "Понеже Российская империя есть монаршического правления, яко и сама ее величество в "Наказе" своем изъясняется, что надлежит иметь хранилище законов, ибо законы в нем должны твердо пребывать под сению монаршей власти. Каковы сии законы должны быть?

Я, первое, считаю, что понеже монарх несть вотчинник, но управитель и покровитель своего государства, а потому и должно быть некиим основательным правам, которые бы не стесняли могущества монарха ко всему полезному государству, но укрощали бы иногда беспорядочные его хотения, по большей части во вред ему самому обращающиеся. В числе сих прав необходимо должно поместить твердое основание и положение о порядке наследства на престол...

Хранение владычествующей веры и пребывание государя в оной и в гражданских законах должно составить ненарушимое положение... Права издания законов, разных налогов на народ, переделания монеты, - вещи, которые по непостоянству вещей человеческих иногда применяются, - то, по крайней мере, порядок произведения сего в действо на непоколебимых основаниях должен быть утвержден; равным образом суд и право себя защищать... наконец, право именования дворянского, по их разным степеням, ненарушимо в монаршическом правлении поставлено быть должно. Но недовольно сие словами или грамотою какою утвердить: надлежит, чтобы поставлены были и наблюдатели о сохранении оного. Тако, держася слов ее императорского величества, надлежит иметь "хранилище законов".

А что в России хранилище законов? Сие есть сенат. Надлежит оный не токмо снабдить довольно основательными государственными правами о его могуществе, но также и наполнить такими людьми в силу ж основательных прав, чтобы препорученный ему закон в силах был охранять"*.

 Из этого можно видеть, что и состав сената предполагался независимым от "беспорядочных хотений" монарха. Как Щербатов надеялся этого достигнуть, здесь он не сказал. В его утопии "Путешествие в землю Офирскую г. С., швецкого дворянина", при "вышнем правительстве" Офирской земли имеются выборные депутаты, от дворянства и от купечества. Но дворянские депутаты представляют каждый только дворянское общество своей губернии, до вседворянского парламента щербатовская конституция не доходила.

  Пока учительница дворянства "усиливалась понять" монархическую теорию "Духа законов", у ее учеников готова была своя теория, не менее стройная, чем у Монтескье, но приспособленная к русским условиям.

Теория эта, в смысле логического совершенства, далеко оставляла за собою тот жалкий "плагиат" (подлинное выражение самой Екатерины), который носил название "Большого наказа". Но автор последнего, теоретически отстав от своей публики, далеко не лишен был практического здравого смысла. Екатерина не могла не видеть, что "основательные права" и политические гарантии интересуют лишь ничтожное меньшинство сознательных дворян, что серая дворянская масса гораздо больше хлопочет о социальных преимуществах и об укреплении своих позиций на местах, нежели о дворянской конституции.

Чтобы помешать дворянским лидерам распропагандировать эту серую массу, комиссия была закрыта на середине своих занятий - - наскоро выбранным предлогом была начавшаяся в 1768 году турецкая война. А затем большая часть практических пожеланий дворянских наказов были попросту превращены в законы, что в истории получило пышное название "реформ Екатерины Второй".

По положению о губерниях 1775 года, уездная полиция была отдана выборному от дворян капитан-исправнику, были созданы дворянские суды не только в уезде, но и в губернии (Верхний земский суд), были удовлетворены даже второстепенные требования дворянства - учреждены, например, дворянские опеки, о которых много толковали наказы 1767 года, - дворянский предводитель занял определенное место среди губернской администрации.

Изданная в 1785 году "Жалованная грамота дворянству" обещала, что "благородный" без суда не будет лишен ни дворянского достоинства, ни чести, ни жизни, ни имений; что он будет судим только своими равными, что его не коснется телесное наказание, что с дворянами, служащими в нижних чинах, будут поступать во всех штрафах так, как с обер-офицерами, что благородный имеет право покупать деревни, устраивать в них фабрики и заводы, торговать оптом сельскими продуктами, вести заграничную торговлю: было разъяснено, что право собственности на земли распространяется и на "недра той земли"; так что упущенные Щербатовым в его наказе минералы не ушли-таки из дворянских рук.

Наконец, подтверждено было собранию дворянства дозволение делать представления и жалобы через депутатов их, "как сенату, так и императорскому величеству на основании узаконений". Но чем и как будут гарантированы все эти права и преимущества - жалованная грамота молчала. Казалось бы, рано или поздно дворянство должно было заинтересоваться этим вопросом, как заинтересовался им князь Щербатов. Но обстоятельства сложились так, что интересы дворянства направились совсем в другую сторону - и Щербатову суждено было стать не вождем дворянского движения, а только теоретиком неосуществившейся конституции*.