РУССКАЯ ИСТОРИЯ

Петровский Сенат как собрание царских приказчиков. Обер-фискалы

Раздел не мог быть совершенно чистым. Во-первых, Петр, говоря словами г. Милюкова, "мало-помалу создал себе... особую сферу непосредственной государственно-хозяйственной деятельности, взяв в свое личное распоряжение эксплуатацию (большей частью с помощью "прибыльщиков") целого ряда регалий".

То есть, как и в 17 веке, выше крупнейших хозяйств частных вотчинников оставалось хозяйство царское. А затем оставались город и область вокруг него, не поддававшиеся территориальному размежеванию, потому что они одновременно являлись средоточием и новой феодальной знати, и крупнейшей буржуазии.

То была Москва с ближайшими к ней уездами. Так как географически она совпадала и с центром царского хозяйства, то не было ничего естественнее сосредоточения в одних руках власти над "Московской губернией" и заведования царскими предприятиями. И не путай нас ассоциации, навеянные положением вещей гораздо более поздним, чем 1711 год, не будь мы, кроме того, под гипнозом имен, мы давно бы нашли правильное место в истории русских учреждений петровскому сенату.

Это "невиданное и неслыханное", по мнению старых историков-юристов, создание Петра прежде всего было собранием ответственных царских приказчиков. Достаточно внимательно перечитать известные "пункты" 2 марта 1711 года, которыми уезжавший в прутский поход царь определял деятельность только что созданного им "правительствующего" центра, чтобы эта именно картина встала перед нами со всею определенностью.

Всех "пунктов" 9, вот пять последних: "Векселя исправить и держать в одном месте; товары, которые на откупах или по канцеляриям и губерниям, осмотреть и освидетельствовать; о соли - стараться отдать на откуп и попещися прибыли у оной; торг китайской, сделав компанию добрую, отдать; персидский торг умножить и армян как возможно приласкать и облегчить, в чем пристойно, дабы тем подать охоту для большего их приезду". Кильбургеровская "коллегия гостей" ничего иного в свое время и не делала. Что в этой коллегии теперь рядом с "прибыльщиком" и бывшим холопом Васильем Ершовым, который стал "управителем" Московской губернии, мы видим большое число недавних бояр, - правда, не из первого сорта, это только лишний раз показывает, как перемешались все понятия с перестановкой экономического центра тяжести. Функции же тех бояр, которые попали в сенаторы, как нельзя лучше соответствовали их новой роли.

Из членов сената первоначального состава Самарин был генерал-кригс-цалмейстером, т.е. главным казначеем армии, Опухтин заведовал серебряным рядом, Купецкой палатой и денежными дворами, князь Гр. Волконский - тульскими оружейными заводами, и т.д.

Ни один из "верховных господ", вроде Меншикова и Апраксина, в сенат не пошел, и они писали ему "указом", а право сената давать им указы было очень сомнительно. Нужно прибавить, и в этом второй характеристический признак нового учреждения, что вообще его права за пределами Московской губернии рисовались ему самому и его агентам в некотором тумане. Уже то, что Московская губерния, одна из всех, была упомянута в том самом указе, которым учреждался сенат (22 февраля 1711 года), указывает на какую-то их специальную связь.

Любопытная переписка сената с его первым "обер-фискалом (мы сейчас увидим значение этой должности) окончательно убеждает в том, что связь эту нельзя считать случайной. Обер-фискал прямо спрашивал: для одной ли он Московской губернии назначен или для всех?

Со склонностью всех учреждений в мире расширять свою компетенцию, сенат ответил, что обер-фискал должен "смотреть во всех губерниях". Но сам спрашивавший, по-видимому, был твердо убежден в противоположном ответе, ибо в одном из пунктов своего доклада он просит, чтобы из приказов и городов Московской губернии дела прислать к нему немедленно... и чтобы о его назначении сделать известным "на Москве в приказах, в слободах, и в городах, и в уездах Московской губернии". Сенат положил резолюцию "послать великого государя указы в Московскую и в другие губернии", опять подчеркивая этим свое повсеместное значение.

Но на губернаторов это очень мало действовало, и из целого ряда указов Петра мы узнаем, что на приказания сената губернаторы не обращали никакого внимания, несмотря на грозное заявление указа от 5 марта: "Определили управительный сенат, которому всяк и их указам да будет послушен так, как нам самому, под жестоким наказанием или и смертью, по вине смотря". Эти слова создателя сената произвели впечатление больше, по-видимому, на позднейших историков, нежели на тех, кого они ближайшим образом имели в виду. Губернаторы и после неоднократно доводили Петра до угроз поступить с ними "как ворам достоит" и, что называется, ухом не вели, прекрасно понимая, что "от слова не сделается".

Историки же, обратив больше всего внимания на название и на первый пункт петровской инструкции ("суд иметь нелицемерный" и т.д.), заговорили о неслыханном и невиданном учреждении, заимствованном будто бы из Швеции. Между тем как раз со шведским, аристократическим, и не на словах, а на деле, "правительствующим" сенатом сенат Петра Великого ничего общего не имел, кроме имени. Снабжение царских приказчиков широкими судебными и административными полномочиями само по себе никого, конечно, не удивило бы в начале XVIII века, когда и в конце его царскому камердинеру ничего не стоило превратиться в первого министра. Против сената могла бы явиться оппозиция лишь в том случае, если бы он, подобно ратуше, получил социальное значение - стал орудием буржуазии в борьбе за власть с дворянством. Но буржуазный центр, каким была ратуша, ко времени появления сената был уже окончательно разбит - "верховные господа" "растащили" по своим губерниям все, что удалось собрать купеческой администрации.

       Реформа самого сената понадобилась лишь тогда, когда и в это учреждение попали "верховные господа", первоначально в нем не представленные и мало им интересовавшиеся. Но еще раньше этого заключительного аккорда петровских преобразований, поскольку они касались администрации, лютую ненависть среднего и мелкого служилого люда снискало одно орудие сенатского управления, имевшее два основных признака: во-первых, оно было, действительно, заимствовано у Запада не по одному названию, а во-вторых, хотя и косвенно, оно оставляло в руках недворян крупную долю влияния на дела.