Занимательная энтомология

Жуки трубковёрты. Берёзовый трубковерт. Вишневый слоник

На опушке — несколько березок. Они растут чуть впереди от края: словно выбежали из леса, испугались и сразу остановились.

На этих березках из года в год живут маленькие жучки. Они дают знать о своем присутствии особым способом: самих-?? их не заметишь — малы.

Среди обычных листьев видны свернутые в трубочку. Свернут не весь лист, около черешка остался нетронутый кусочек, и его стороны выглядят какими-то странными крылышками.

Пожалуй, «трубочка» здесь не совсем подходящее слово: сверток выглядит чем-то вроде бумажного фунтика, сильно вытянутого. Во всяком случае, очень узенький вначале, он сильно расширяется к концу.

Фунтик можно развернуть. И вот что замечательно: он ничем не склеен, не сшит. Бумажный фунтик держится на круто завернутом конце. Здесь такой завертки нет: сверток как будто держится «сам собой». «Как будто»… Будущее покажет, так ли это.

На развернутом и разглаженном листе видны два кривых разреза. Они изогнуты и подходят к срединной — главной — жилке листа. Один из разрезов похож на сильно вытянутую латинскую букву «S», другой — кривой, неправильный. Ниже этих разрезов и свернут лист.

Устроивший из листа фунтик жучок недалеко, да он и не один на березке. Это маленький черный блестящий жучок, чуть побольше спичечной головки. Его голова вытянута в хоботок: по этой примете сразу узнаёшь жука трубковерта, он же — слоник.

Жучок трубковерт черный, или березовый. Он вертит из листьев трубочки — значит, трубковерт, черного цвета — черный, обычно встречается на березе — березовый. Впрочем, он не брезгует и ольхой, а бывает, мирится даже с дубом, лещиной-орешником, черемухой, липой и тополем. Я не знаю, как ведет он себя на этих деревьях: мне довелось наблюдать его лишь на березах.

Да и другие наблюдатели пишут о березе. Вот соблазнительная задача: проследить, как режет лист и делает фунтик березовый трубковерт на лещине или дубе.

Попытайтесь!

Трубковерт при всяком толчке поджимает ноги и падает с листа: это его способ защиты, вернее — бегства при любой тревоге. Он падает даже от тени, если она «пробежит» по нему. Жучишка очень пуглив, а потому следить за его работой — трудная задача.

Подойти нужно совсем близко, чуть ли не носом в лист уткнуться и стоять неподвижно. Долго стоять, не пять и не десять минут. Неосторожно шевельнулся — кончено: трубковерт падает с листа. Он не вернется обратно, и приходится начинать наблюдение сызнова. Глядишь, а жучок опять свалился с листа… Хорошая «школа терпения» — наблюдение над березовым трубковертом.

Впрочем, так бывает поначалу. Промучившись несколько дней, научаешься, как держать себя с трубковертом. И тогда вести наблюдения легче, хотя ни на секунду нельзя забывать об осторожности.

Казалось бы, чего проще: наловил трубковертов, принес домой, поместил в садок. Сиди у стола и наблюдай. Но он прекапризный, этот изготовитель фунтиков: дома с ним наплачешься.

Не всякий лист оказывается пригодным. Не всегда скажешь, почему жук бракует один лист, выбирает другой. Оба выглядят одинаково, оба хорошие, висят на ветке рядом, и все же… У трубковерта есть какие-то «требования» к листу, и, похоже, он не очень снисходителен: не начинает работать на первом же попавшемся листе.

Если часами тихо стоять возле березки, на которой работают сколько-то трубковертов, то можно проследить за их делами от самого начала до самого конца. Может быть, это будет слежка не за одним жуком, но что из того? Все они работают примерно одинаково. Вот и стою я возле березки, близко-близко от листьев. Трубковерт ползает по листу. Побывал на его верхней стороне, перебрался на нижнюю. Ползал он не как придется: видно было по нему, что для этого существует особое «правило». По первому разу я не заметил этого, но жук забраковал лист и перебрался на соседний. И тогда-то я увидел, что он и на втором листе заползал точь-в-точь так же, как на первом.

Лист выбран. Жук переполз на его верхнюю сторону, перебрался на край. Он начал надрезать лист, но я увидел только самое начало.

Я стоял так тихо, что зяблик не сразу заметил меня. Должно быть, он перелетел сюда с опушки: я стоял спиной к ней, а он появился откуда-то сзади. Птица не села на дерево: круто завернув на лету, она бросилась в сторону. В этот момент я и увидел ее. Но вместе со мной зяблика «заметил» и трубковерт: то ли мелькнула тень от птицы, то ли его толкнуло ветерком от полета — кто знает. Зяблик метнулся в сторону, а трубковерт свалился с листа.

Конечно, он через пять — десять минут снова окажется на березе: полежит немножко, поползет, взлетит. Но на старый-то лист он уже не вернется: не найдет его, да и не станет искать. Нужен новый лист, новый трубковерт…

Заметить черного жучка на зеленом листе не так уж трудно, особенно для привычного глаза. Я вижу сразу несколько трубковертов и могу выбирать. Правда, все они уже сколько-то времени работают и у каждого на листе есть прорез: у кого покороче, у кого подлиннее. Но самое начало я уже видел, да и еще увижу — не сегодня, так завтра. Я выбираю жука, за которым всего удобнее следить: он работает как раз на уровне моих глаз.

Выбранный мной трубковерт довел прорез почти до середины листа. Он едва переступает ножками, почти не отрывая хоботок от листа. Жук передвигается так медленно, что, даже все время глядя на него, этого не замечаешь. Отведешь в сторону глаза минут на десять, взглянешь снова… Вот тогда видишь, что жук чуть-чуть продвинулся вперед.

На поверхности листа нет никаких примет, кроме сети жилок. Но жук ведет себя так, словно перед ним четко намеченная тропинка.

На конце хоботка трубковерта — челюсти. Он прорезает ими лист, как крохотными ножницами. Даже очень зоркий человек не разглядит толком, как работают челюсти жука: так они малы. Но зато видно, что прорез становится все длиннее и длиннее.

Трубковерт прорезал лист до средней жилки.

Этот первый прорез, длинный и изогнутый, похож по форме на вытянутую неправильную букву «S».

Теперь он перестал прогрызать лист. Повернувшись, жучок начал передвигаться в сторону основания листа. Он медленно полз параллельно главной жилке, и после него оставался след: нечто вроде царапины или бороздки в мякоти листа. Затем жук сделал насечку на главной жилке. А отсюда он двинулся в сторону края другой половинки листа.

И снова началось прорезывание листа, но теперь этот прорез выглядел уже иначе: неправильная кривая линия.

Прорез закончен. Трубковерт медленно пополз назад, к срединной жилке. Передвигаясь, он ощупывал передними ножками края прореза. Глядя на него, так и хотелось сказать: «Проверяет свою работу».

Сознаюсь: все это я увидел, наблюдая за несколькими жуками. Одного я застал в начале работы, другого — в самом конце, третьего — когда он процарапывал борозду вдоль главной жилки, переходя от первого прореза ко второму, четвертого — в разгар работы над вторым прорезом, пятого…

Сделав прорезы, трубковерт приступает к свертыванию листа.

Жук переполз на тот край, где был сделан первый прорез. Вцепился лапками одной стороны в край листа, а лапками другой стороны крепко ухватился за лист. Принялся тянуть край листа на себя, и тот подался, начал надвигаться на жука. Возник валик.

Будь лист совершенно свежим, жуку не справиться бы с ним: он оказался бы слишком упругим. Но жук сделал прорезы: множество мелких жилок перегрызено. Мало того, надгрызена и главная жилка: на ней сделана насечка. Лист чуть подвял, так как теперь воды в него поступает мало. Это незаметно, но упругость листа уменьшилась.

Жучок тянет и тянет край листа на себя. Он чуть переступает по листу, и валик растет.

Работа эта — трудная и долгая: скоро ли свернешь половину листа. Сравните размеры жучка и площади половинки листа, которую он свертывает в трубку. Вообразите себя на его месте: вам нужно свернуть огромный кусок линолеума площадью 125–140 квадратных метров. И добавьте сюда одно важное условие, о котором мы всегда забываем в таких случаях. Жук работает на листе, висящем на дереве: он работает на вертикальной поверхности. А это совсем не то, что работать, находясь на поверхности горизонтальной.

Первая половинка листа свернута. Получился длинный узкий фунтик: сверток к концу сильно расширен.

Теперь трубковерт переполз на вторую половину листа. Он тянет ее за край и начинает обвертывать ею уже полученный фунтик. Образуется обвертка, состоящая из нескольких поворотов. Поэтому фунтик и выглядит слоистым.

Закончив работу по свертыванию фунтика, жук заполз внутрь свертка. Я знаю, что он там делает: откладывает яйца.

Это еще не все. Трубковерт снова ползет по фунтику и опять тянет края листа. Он свертывает фунтик поплотнее. Верхний оборот — острый «язычок» — жук «прикусывает» челюстями к лежащей под ним части листа. Так, словно одним воображаемым стежком, фунтик закрепляется. И эта закрепка так прочна, что сверток обычно не развертывается. Впрочем, чем дальше, тем сильнее увядает лист, тем меньше становится его упругость.

Все! Жук может немного отдохнуть. А затем — новый лист, новые прорезы, новые фунтики…

Чтобы покончить с историей жука, несколько слов о личинках.

Фунтики висят на дереве, удерживаясь на волоконцах надгрызенной средней жилки. Это непрочная привязка, и вскоре же сверточки отрываются и падают на землю. Выводятся личинки. Они живут в упавших на землю фунтиках и выгрызают ходы в мякоти завядшего листа: «минируют» лист, как говорят в таких случаях. Перед окукливанием покидают свое жилье и уползают в почву.

Как видите, история личинки проще простого. И как-то странно выглядят хлопоты матери: столько возни ради того, чтобы личинка выгрызла извилистую канавку в завядшем листе.

Только смотреть всегда скучновато. Хочется так или иначе вмешаться, принять участие в том, что происходит. Когда наблюдаешь даже самые простенькие действия какого-нибудь насекомого или иного животного, постоянно соблазняет мысль: «А что будет, если я…» Вот в этом-то «если» и скрывается очень многое, чтобы не сказать — «всё».

Что последует за «если»? Конечно, не что попало. Оно должно быть обдуманно, должно иметь определенную цель. Тогда это «если» станет началом научного опыта, а не простого баловства.

Так и с трубковертом. У меня возникло много «если», и я проделал много опытов. Не буду рассказывать о всех них, приведу лишь несколько. Они помогают лучше понять поведение трубковерта.

Обязательно ли прорезы должны быть такими, какими их делает жук?

Я беру только что свернутый фунтик. Осторожно развертываю его, разглаживаю. Из горсти березовых листьев выбираю такой, который точь-в-точь совпадает с моим. Накладываю лист с прорезами на целый, и по этой «выкройке» делаю ножницами прорезы.

Пробую свернуть этот лист в фунтик. Я нагляделся на жуков, а потому могу подражать их работе. Беру край листа и тяну его на себя. Он тянется, но… валика не образуется — значит, не получится и свертка.

Пальцами я лист сверну, но таким приемом можно свернуть в трубочку и лист целый, без прорезов.

Порчу один лист, другой, третий и только тогда догадываюсь: я слишком спешу. Трубковерт делает прорезы так медленно, что лист успевает чуть подвянуть. Пусть он утратил и совсем немного упругости, а все же свертывать его стало легче. Я же, работая ножницами, делаю оба прореза в две-три минуты. Лист остается вполне упругим и, конечно, меня «не слушается».

Свернув с десяток фунтиков, я научился этому делу. Теперь можно было заняться проверкой. Делаю прорезы не по мерке, а на глаз: кривые, прямые. Иные из них имеют отдаленное сходство с буквой «S», но расположены иначе. Мои прорезы не такие, как у жука.

Начинаю свертывать фунтики. Они не свертываются, а если с грехом пополам и свернешь нечто похожее, то стоит выпустить «фунтик» из рук, как он начинает развертываться. Я клал их на стол, подвешивал за черешок — ничто не помогало.

Прорезы должны быть сделаны именно так, как их делает жук.

Математики, заинтересовавшись трубковертом, выяснили, что, делая определенного фасона прорезы, жук решает сложную математическую задачу. Если она решена правильно, то фунтик не развернется. Это не вымышленная задача, она действительно существует. Нет смысла подробно излагать ее, скажу лишь, что ее содержание выглядит очень «страшным». Оно гласит: «Построить эволюту по данной эвольвенте».

Трубковерт не знает высшей математики, и ему незнакомы сложные формулы и вычисления, необходимые для решения задачи. Его «умение» — результаты многолетнего отбора и упражнений множества поколений его предков. В конце концов повадка закрепилась, превратилась в инстинкт, сделалась «врожденной способностью».

Возобновит ли жук прерванную работу? Конечно, если он упадет с листа на землю, то на прежний лист ему не попасть. Ну, а если он останется на том же листе, но в работе будет перерыв, как тогда?

Я беру пробирку. Вталкиваю внутрь нее пробку. Получается колпачок высотой в один сантиметр. Его потолок — пробка, стенки — стекло пробирки.

Осторожно придвигаю ладонь к задней стороне листа. Жук не замечает ее и продолжает работать, как всегда, на верхней стороне. Потихоньку начинаю поворачивать руку и приподнимать лист: мне нужно перевести его в горизонтальное положение. Зачем? Да только затем, чтобы жук не свалился на землю.

Не всегда удается эта — как будто простая — штука: жук падает. Что ж, ищешь новый подходящий лист и снова подводишь ладонь.

Удалось! Я накрываю жука колпачком-пробиркой. Трубковерт поджимает лапки и валится на бок. Стою и терпеливо жду: «обморок» жука через несколько минут кончится. Трубковерт зашевелился… Взобрался На стекло пробирки. Я отодвинул пробирку от прореза. Поползав по Стеклу, жук спустился на лист, начал бродить по нему.

Пробирка снята, жук на свободе. Он ползает по листу, но не обращает никакого внимания на прорез. Улетел…

Новый лист с трубковертом. Этот не такой пугливый и не валится на бок, когда я накрываю его. Вскоре он вползает на стенку пробирки, и я отодвигаю ее на сантиметр от прореза.

Когда жук спустился на лист, я убрал пробирку. Трубковерт поползал, добрался до прореза, ощупал его передними ножками. Побродил вдоль прореза, потрогал его. А потом принялся за работу.

Оказывается, он может продолжать работу и после перерыва. Меня не очень удивляет это: в работе трубковерта слишком часто бывают перерывы. И если жук не упал с листа, а остался тут же, то почему ему и не продолжать работу?

Меня перерыв интересовал по другой причине. Ради этого я практиковался, устраивая жукам перерывы в их работе. Станет ли жук продолжать чужую работу? Вот к какому опыту я готовился. Чтобы проделать его, нужно было иметь два листа с начатыми прорезами.

Накрыв пробиркой жука на листе, я ждал, пока он всползет на стенку. Затем переносил его на другой лист. Перед тем как выпустить на него жука из пробирки, я сталкивал с листа работавшего на нем трубковерта. Моему жуку предлагался начатый чужой разрез.

Я проделал много десятков таких пересадок. Опыт занимал совсем немного времени: каких-нибудь десять — пятнадцать минут. Это в случае удачи. А при неудачах он оказывался совсем коротким. Иногда жуки продолжали чужую работу, иногда не обращали внимания на прорез. Очевидно, это было связано с особенностями «характера»: не думайте, что все березовые трубковерты точь-в-точь одинаковы в своем поведении.

Все же часть трубковертов продолжала работу на чужом прорезе. И вот я проделал еще опыт. Наметил ножницами начало прореза и пустил на этот лист жука.

Он вел себя как обычно: побродил по листу, ощупал прорез, еще поползал. Несколько раз трубковерт оказывался возле прореза, «проверял» его. Но работать он не стал. Десятки сделанных мною прорезов были забракованы.

Лишь однажды трубковерт начал было работу. Увы! Он только попробовал и тут же оставил прорез.

Очевидно, трубковерты как-то отличали мои прорезы от своих. Впрочем, разрез, сделанный ножницами, совсем иной, чем прогрызенный челюстями жука. Когда я посмотрел в микроскоп на тот и на другой, то увидел, что разница между ними огромна. Трубковерту было достаточно пощупать прорезы, чтобы ощутить ее: для него, крошки, микроскопически малый зубчик был огромным зубцом.

Березовый трубковерт, пожалуй, самый большой искусник среди наших трубковертов: такого замысловатого прореза в листе никто не делает. Даже ближайшие родичи его, можно сказать двоюродные братья, и те поступают проще: делают прорезы, не имеющие никакого отношения к математическим формулам и расчетам.

Совсем попросту начинает свою работу самка трубковерта осинового, иначе — тополевого. Это красивый жучок металлически-зеленого или синего цвета. Он вертит свои «сигары» из листьев осины, тополя, березы, даже дуба. В Сибири облюбовал малину и, говорят, местами даже вредит: столько ее листьев он портит.

Я ищу в конце весны — начале лета этого трубковерта на молодых осинках: низеньких, с большими еще нежными листьями. Иной раз здесь встретишь и пестро-белых личинок тополевого листоеда. Их нельзя не заметить: острый противный запах почувствуешь сразу.

Особенно если, проходя мимо осинки, заденешь ее.

Жучок не делает никаких прорезов: он свертывает цельный лист. Все же, каким ловким ни будь, здоровый, упругий лист не свернешь: развернется. И вот самка подготавливает лист, нанося хоботком несколько ранок его черешку. Очень важная по своим последствиям, операция эта выглядит совсем простой: самка тычет хоботком в черешок.

Проходит не так уж много времени, и лист начинает обвисать. Ранки, нанесенные в сосуды черешка, уменьшили приток соков в лист. Он начинает привядать, теряет прежнюю упругость. Такой лист свернуть можно. Трубковерт и делает это: вертит «сигару», начиная с одного из краев листа. Это трудная и медленная работа, длящаяся много часов.

Жук ничем не сшивает и не скалывает оборотов «сигары»: они сами слипаются. Поверхность молодого листа липкая, а жук к тому же все время надавливает на нее хоботком. Вот и слипаются обороты трубки. Между краями сгиба самка откладывает одно, а то и несколько яиц.

Схожим образом работает грушевый, он же виноградный трубковерт, тоже красивого металлически-зеленого или синего цвета. Он свертывает листья ольхи, осины, яблони, груши, сливы, винограда, причем ухитряется изготовить «сигару» даже из нескольких мелких листьев сразу. На юге он местами вредит: столько листьев изводит на свои «сигары».

На орешнике я нахожу бочоночки орешникового трубковерта, на дубе — дубового. И тот и другой гораздо крупнее березового и осинового. Оба они кроваво-красного цвета сверху, черные снизу, но у орешникового трубковерта голова так перетянута назади, что получилась тоненькая шейка, а у дубового нет и следа шеи.

Оба они перерезают лист, но по-разному. Дубовый трубковерт режет лист с обоих краев до главной жилки. Когда лист подвянет, он складывает его пополам вдоль главной жилки, а затем свертывает, начиная с конца. Получается бочоночек, висящий на главной жилке. Орешниковый трубковерт режет лист поперек от одного края почти до другого. Он перегрызает главную жилку. Складывает лист пополам вдоль жилки и свертывает его, начиная с нижнего конца. Все как у дубового трубковерта, но бочоночек висит не на жилке, а на уцелевшем крае листа.

Из березовых листьев вертит свои фунтики березовый трубковерт. Из них не может свернуть «сигару» и трубковерт осиновый. Иной раз найдешь на березе и бочоночек трубковерта орешникового (дубовый на березу и не посмотрит). Три разных трубковерта, три совсем разных способа свертывания листа и, конечно, три совсем разных свертка.

Самый простой способ у осинового трубковерта: сделал несколько уколов в черешок и верти «сигару». Сложнее у орешникового: поперечный разрез, сложенный вдвое лист… И уж совсем сложен способ трубковерта березового: кривые разрезы, да еще определенного фасона.

Почему так? Ответ «потому, что жуки разные» ничего не говорит. Конечно, у каждого своя манера работать, но откуда взялась та сложность, без которой можно обойтись? К чему лишняя трата сил и времени?

Ответа на этот вопрос пока нет. Мы еще мало знаем жизнь всех этих трубковертов и их многочисленной родни. Займитесь ими! Как знать, может быть, вам и удастся ответить на наш вопрос.

А пока… пока еще один из семьи трубковертов, но с совсем иными повадками.

Этого жука нужно искать в плодовом саду: на вишне, сливе, а на юге — и на черешне, абрикосе, алыче и других косточковых. В средней полосе его не встретишь в любом саду. И я немало времени истратил, пока нашел его в Подмосковье. Впрочем, возможно, мне просто не повезло: попадал в неподходящие сады.

Имя этого жука — вишневый слоник. Оно наводит на размышления: почему не «трубковерт»? По своим родственным связям он принадлежит к трубковертам, он полноправный член этого семейства, но ни сигар, ни фунтиков, ни бочоночков из листьев не изготовляет. Личинки его живут иначе: не в свернутых листьях.

Он очень нарядный и не такой уж крохотный: до сантиметра длиной. Золотисто-зеленый, металлически блестящий, отливает пурпуром. Не зря латинское имя жука — «золотистый».

На юге вишневый слоник — один из важнейших садовых вредителей. Там этих жуков много. Но и там не всегда заметишь, когда они начали вползать на деревья весной. В Подмосковье, где этот слоник не встречается в любом саду, за ним и подавно не уследишь, если станешь просто глазеть на вишни.

Есть совсем простой способ узнать, живут ли на этом дереве слоники.

Я раскрываю большой холщовый зонтик, подвожу его дном кверху под крону. Хлопаю ладонью по стволику вишни. Ветки вздрагивают, и несколько блестящих жуков падают в зонт.

Как и многие слоники, вишневый жук при всякой тревоге поджимает ноги и падает. Зонтик совсем не обязателен: его заменит брезент, простыня, любой кусок ткани, растянутый на земле под деревом. Если я беру с собой зонт, так потому, что он у меня есть и мне удобнее иметь дело с ним, чем с простыней. У него, у моего зонта, даже особое название — «энтомологический». От обычного зонта он отличается тем, что немного побольше, очень плоский и обтянут холстом.

Жуки есть, а значит, и место для наблюдений найдено. С самими наблюдениями придется подождать: слоники пока что только кормятся.

Завязались вишенки, и жуки принялись за них. Они едят немного, но достаточно одной-двух ямочек, и вишня изуродована.

Вишни вот-вот начнут розоветь.

Пришло время откладывания яиц.

Я ставлю табуретку под деревцом, встаю на нее. Вишенки у меня перед глазами, можно даже смотреть на них в лупу.

Мои наблюдения над работой жуков не затянулись. Результат был быстрым и приятным. Оказалось, что жуки очень спокойны.

Если не трясти дерево, не толкать ветки и вообще не устраивать никаких «землетрясений» — в жучиных масштабах, — то они не обращают никакого внимания на наблюдателя. А раз так, то они должны работать и в садке, даже просто на веточке, поставленной в вазочку с водой.

Срезаю несколько веточек.

На некоторых вишнях сидят, словно застывшие, слоники, на других никого нет. Ловлю еще с десяток жуков. И все это осторожно несу домой. Впрочем, я не сразу понес их домой. До того я осмотрел каждого жука: мне нужны самки. Примета простая: у самца бока переднегруди с шипами, у самки — без них.

Ставлю веточки с вишнями в воду. Сажаю на них жуков и на всякий случай накрываю мой странный букет колпаком. Сажусь и слежу.

Вскоре я убрал колпак: жуки не проявляют намерений удрать. Несколько самок работают: они начали свое дело еще на дереве и не смутились переменой адреса. Другие принялись за работу теперь.

Эта работа несложна. Слоник выгрызает ямку в вишне, и хоботок его уходит в нее все глубже и глубже. Что и как он делает, не видно, хотя ямка и становится шире. Жук закрывает ямку своей головой и грудью.

Огрызков не так уж много. Очевидно, жук не просто выгрызает ямку, но заодно и кормится. Это совмещение еды с работой отзывается на быстроте: отбрасывать огрызки быстрее, чем съедать их. Впрочем, сколько-то огрызков жук отбрасывает: каким хорошим аппетитом ни обладай, но есть пределы и для него.

А все-таки, что делается там, в ямке?

Я оставляю на полчаса мой вишневый букет с жуками и иду в сад. Табуретка снова пошла в дело: вставая на нее, я осматриваю вишни.

Золотистых слоников не так уж много в этом саду, но все же я нахожу десятка два самок за работой. По тому, насколько погружен хоботок в вишню, можно судить о глубине ямки. Я приглядываюсь к жукам и срываю подходящие вишенки. Конечно, жук падает, но он мне и не нужен.

Дома я осторожно разрезаю собранные вишни.

Разрез, проведенный через ямку, показывает мне, какова ямка там, внутри. Так я набираю целую серию разрезов и передо мной — полная картина работы жука.

Теперь, глядя на неподвижно сидящего на вишне жука, я могу сказать, что и как он делает своим хоботком. Нужно сознаться: разрезы дали мало интересного. Да и что ожидать от столь простой работы, как выгрызание ямки.

Жуки на моем столе продолжают работать. Теперь, следя за ними, я понимаю что к чему.

Мякоть вишни прогрызена до косточки. Жук проделал в ней ямку. Иной раз он углубляет ямку до самого ядрышка.

Самка вытаскивает хоботок из ямки. Поворачивается задом к ней. Знакомая картина! Жук вытягивает яйцеклад и засовывает его в ямку: он откладывает яйцо.

Все? Нет! Жук снова поворачивается головой к ямке и опять опускает в нее хоботок.

Что он там делает? Разглядеть трудно: жук загораживает собой ямку. Но у меня есть вишни на дереве, а среди них — с законченными и незаконченными ямками. Новая горсть вишен, новые срезы, и я узнаю все секреты жука.

Самка прикрывает отложенное яйцо кучкой огрызков. Получается словно пробочка, закрывающая дно ямки и яйцо на нем. Эта пробка пористая, и личинка дышит свежим воздухом. Но у пробки более важная роль, чем «пропускать» воздух, и при том обратная: она «не пропускает».

Выгрызенная в сочной вишне ямка неминуемо будет залита густым липким соком — камедью. Пробка из огрызков защищает личинку от этой смертельной опасности.

Есть и вторая защита. Изготовив пробку, самка все еще не покидает вишню. Теперь она выгрызает в кожице вишни канавку вокруг ямки. Канавка мешает и зарастанию ямки, и — опять-таки — затоплению ее камедью.

Как непохожа эта работа вишневого слоника на свертывание листьев! И все же кое-что общее есть. Как и у других трубковертов, самка заготовляет для своих личинок жилье, которое послужит им и пищей, Вернее: она приспосабливает под жилье пищу будущей личинки.

Дальнейшее не так уж интересно. Вылупившаяся из яйца личинка прогрызает в косточке ход к ядрышку. Питается им, примерно через месяц становится взрослой. Тогда она выбирается наружу по своему прежнему ходу, покидает вишню и зарывается в землю.

Часть личинок окукливается, часть зимует и окукливается только следующей осенью. Жуки выходят из куколок весной.

Выберется ли личинка наружу, если дорога окажется гораздо длиннее обычной?

Ямка, выгрызенная матерью, — вот тот путь, по которому личинка покинет вишню. Я прикладываю к ямке куски вялой вишни, вялого яблока, удлиняя путь личинки. Она прогрызает выход наружу, но при одном условии: если не слишком подмокнет по дороге. Поэтому я и беру вялые куски яблока или вишни: в них личинку соком не зальет.

Вишневый слоник — вредный жук. Его самка откладывает до ста пятидесяти яиц: полтораста вишен испорчено. Этого мало. Жуки питаются почками, листьями, цветками. Они поедают и молодые завязи и этим очень вредят: каждая погубленная завязь — потерянная вишня.

Справиться с этими жуками в небольшом саду не так уж трудно. Жуки падают с дерева, если его тряхнуть. Вот и способ борьбы, простой и дешевый. Разостлал под вишней брезент, полог, простыню и тряхнул дерево. Слоники падают. Пока они не «опомнились», их собирают. Проделал это пять-шесть раз, начиная с появления жуков и до начала завязывания вишенок, и жуков в саду почти не останется.

Отряхивать деревья нужно рано утром, когда прохладнее: чем теплее, тем подвижнее жуки. Стряхнутые с дерева среди жаркого дня, они не падают на простыню: успевают по дороге раскрыть крылья и улетают.

В заключение совет: вишневый слоник прилежнее работает в хорошую жаркую погоду. Захотите наблюдать его, идите к вишням в полдень, в солнечный день.