На поиски динозавров в Гоби

Поиски костей динозавров в Заалтайской Гоби

20 июня, так и не дождавшись приезда Орлова, мы с Ефремовым выехали в большой западный маршрут, намереваясь обследовать Заалтайскую Гоби и другие соседние, никем не изученные котловины. Кроме нас в состав отряда вошли: шофер Пронин, рабочие Брилев и Сидоров; под Ноян-Сомоном нас ждали Вылежанин и Намнандорж, оставленные с "Волком" у колодца. Второй машиной, участвовавшей в этом маршруте, был "Дзерен".

В Ноян-Сомоне мы просидели два дня, ожидая, что подъедет Орлов. Однако уже прошло четыре дня сверх срока, а его все не было. В довершение всех бед Пронин забыл взять из лагеря необходимый запас автола. Мы рассчитывали пополнить его в Ноян-Сомоне, куда "Кулан" должен был привезти целую бочку, но теперь все это срывалось.

Иван Антонович метал громы и молнии — он всегда быстро терял спокойствие, когда что-нибудь получалось плохо, особенно если ему казалось, что это "плохо" могло бы и не быть. Больше всех доставалось Пронину и мне: первому за автол, а мне за задержку машины.

23 июня мы решили выезжать. Но едва сели в машины и моторы привычно заревели, как вдруг увидели бегущего директора школы, у которого мы гостили. Он что-то кричал нам и размахивал руками. Оказывается, он заметил, что к Ноян-Сомону подходит крытая машина. Это мог быть только "Кулан", ибо местных машин с крытым верхом не было. И действительно, не прошло 5 минут, как появился злосчастный "Кулан". Вел машину ее поправившийся водитель Павел Яковлевич Петрунин, а с ним в кабине сидел Юрий Александрович Орлов.

Все несказанно обрадовались. Орлов рассказал о новостях в Институте и в Москве. Вместе с ним из Улан-Батора приехал наш хозяйственник Шкилев, который привез свежих продуктов и даже бутыль красного вина.

Мы устроили небольшую встречу, раскупорив вино и наскоро приготовив закуску. К несчастью, Шкилев перед тем как поместить вино в стеклянную посуду, "догадался" продержать его несколько часов в оцинкованном бидоне, где оно подверглось окислению. Из опасения, что его отругают, он промолчал — и в результате не прошло и десяти минут, как у всех появились признаки отравления, правда не столь опасного, но пришлось все вино вылить.

В середине дня мы выехали из Ноян-Сомона. До колодца, где нас ожидал "Волк", ехали все вместе, а здесь, заправившись водой, поехали каждый своим путем: мы с Ефремовым на юг, начав западный маршрут, а Орлов и Шкилев — к Нэмэгэту.

Орлова решили не привлекать к участию в длительном западном маршруте, хотя ему, как и всякому исследователю, страстно хотелось попасть в этот интересный маршрут. Юрию Александровичу в его пожилые годы и после дороги такой маршрут, без отдыха, был бы очень тяжел физически. Поэтому Ивану Антоновичу удалось убедить его остаться в Нэмэгэту, где работа не требовала такого напряжения, как в маршруте.

Миновав Ноян-Богдо-Улу, мы вскоре выехали из мелкосопочника на широкую черную равнину, как будто вымощенную черным щебнем. Наши машины, почувствовав простор и твердую почву, полетели, как на крыльях. И не более чем через два часа мы прибыли в Оботу-Хурал, где взяли проводника и поехали далее в широтном направлении — на запад. Справа тянулась гора Хугшу-Ула, слева — низкие холмы.

Отъехав километров 20 от Оботу-Хурала, мы остановились на ночлег у одного из родников. Однако вода была солоноватая, и нам пришлось пользоваться своими запасами.

В 8 утра мы продолжали наш путь. Дорога пошла меж крупных песчаных кочек, поросших саксаулом. На каждом шагу из кустов выскакивали зайцы, испуганные шумом машин. Мы их не стреляли, так как Ефремов и рабочие-сибиряки не ели зайчатины и даже боялись к ней прикасаться.

Справа, километрах в десяти, по-прежнему тянулись горы. Хугшу-Ула сменилась Хурху-Улой. Слева же шла цепь низких холмов, сложенных темными магматическими или метаморфическими породами.

Вскоре мы достигли огромного саксаульного поля, среди которого кое-где виднелись небольшие группы хайлясов — пустынных вязов. Машины ехали по краю поля, огибая его с севера.

На юг оно казалось бесконечным. Нам приходилось пересекать множество мелких промоин и сухих русел, вызывавших сильную тряску. Наконец, мы выбрались из этого неприятного места и увидели небольшую группу ив и тополей, под которыми оказался хороший родник. Невдалеке высился гигантский курган — старинная тибетская могила, таившая, вероятно, интересные археологические ценности.

После родника дорога продолжала идти по отвратительной местности: плато пересекалось множеством узких, но довольно глубоких промоин, сильно затруднявших передвижение; вскоре их сменил кочкарник, местами попадались участки пухлых глин, проходимых только в сухую погоду. Впереди на горизонте виднелся массив Цаган-Богдо-Улы, на которую мы и держали курс.

День выдался невероятно жаркий, с горячим попутным ветром. В кабине, где температура увеличивалась еще от раскаленного мотора, было как в паровозной топке. Черное плато, нагретое солнцем, дышало тяжким зноем. Это было ни с чем не сравнимое пекло — даже ящерицы, и те, бедняжки, забирались на кустики травы, чтобы не изжариться заживо на этой черной гигантской сковороде. Измучив машины и самих себя, мы в середине дня устроили привал. Выпив наскоро чаю, одуревшие от зноя, мы заползли под машины, где хоть и не жгло солнце, но дышать все равно было нечем. Так провалялись мы часа два-три и двинулись дальше, подвергая себя прежним мучениям.

К концу дня я почувствовал боль в пояснице и попросил Ефремова взглянуть на мою спину. В ответ он только ахнул: поясница была стерта до мяса — и это сидя в кабине! Оказывается, даже и мягким можно стереть спину, если ее тереть непрерывно (а при нашем пути это именно так и было), и мы невольно вспомнили древнюю казнь каплями воды, падавшими по одной на выбритую голову осужденного, который после нескольких тысяч капель погибал.

Перед ночлегом нам удалось, наконец, выбраться на более или менее приличное место, и мы уже хотели порадоваться, но, как говорил Гоголь, "неугомонен черт!" — ветер неожиданно переменился на 180°, все небо заволокло страшными тучами, и через каких-нибудь полчаса полил дождь, не давший нам даже поужинать. Я улегся на койку, решив не вставать до тех пор, пока не промокнет спальный мешок. Ефремов последовал моему примеру.

Часа в два ночи разразился ливень. Все побежали в машины, только мы с Иваном Антоновичем продолжали упрямо оставаться на своих местах. Кто-то накинул на наши койки, стоявшие рядом, брезент, и мы преспокойно проспали до утра.

Хорошо отдохнув после вчерашнего 175-километрового пути, мы чувствовали себя совершенно бодрыми, тем более что самое тяжелое — как нам казалось — осталось позади. Мы быстро добрались до первых отрогов Цаган-Богдо-Улы ("Белой святой горы"), где встретили первые выходы осадочных пород — зеленовато-серые пески с большим количеством гипса. Костей в них, однако, не оказалось, и, не задерживаясь, мы стали объезжать Цаган-Богдо-Улу с южной стороны. От склонов горы тянулись бесконечные узенькие плато, разделенные небольшими, но глубокими сухими руслами. Машины часто принимали чуть ли не отвесное положение, перебираясь через овражки, и от шоферов требовались громадная выдержка и большое искусство, чтобы ехать по такому пути. Мы не перевернулись только потому, что наши машины были не доверху загружены. Выбравшись из отрогов Цаган-Богдо-Улы, мы обнаружили родник с хорошей водой, которой пополнили свои запасы. Здесь же взяли нового проводника и повернули на северо-запад, начав подъем по какому-то гигантскому сухому руслу. Кругом были величественные темные скалы, вертикально обрывавшиеся внутрь ущелий. Ничто не нарушало молчаливого покоя этой дикой местности, казавшейся совершенно мертвой. Достигнув перевальчика, мы стали спускаться по такому же сухому руслу. Перевалы через горные гряды и хребты в Монголии обычно и совершаются по сухим руслам, образующим долины прорыва, т. е. когда два русла противоположных склонов, постепенно разрастаясь вверх, идут навстречу друг другу, пока не соединятся своими истоками. Получается как бы одно сквозное русло, перепилившее хребет.

Выйдя из гор и перевалив еще через одну небольшую гряду, мы, наконец, попали на широкую равнину, где и остановились на ночлег, подъехав к небольшим зеленовато-серым холмам. Они были сложены песчаниками и глинами и но своему геологическому строению отчасти напоминали обрывы, которые мы сегодня утром видели у подножия Цаган-Богдо-Улы, а отчасти — нижнемеловые отложения Хара-Хутул-Улы в Восточной Гоби. Пока варился ужин, мы тщательно обследовали холмы, но не нашли ничего интересного, кроме нескольких обломков костей динозавров да кусков окаменелой древесины.

Утром мы проехали мимо Хатун-Судал-Улы, у ее северного подножия, и попали на равнину, заросшую саксаулом. Дно саксаульной котловины было глинистое, а местами заметено песком. Поэтому, естественно, не обошлось без "посадок". Наконец, мы продрались сквозь саксаульник и попали на широкую черную равнину. Ровное плато и неожиданно потянувший встречный ветерок сразу словно подстегнули машины — они легко мчались по плато.

Только счастье наше скоро кончилось: машины въехали в долину меж гор, заполненную красным остроугольным щебнем, снесенным с левой гряды. На правой стороне долины, окаймленной темными кристаллическими известняками палеозоя, острых камней было меньше и ехать было несколько легче. Вскоре на горизонте показалась громадная Атас-Богдо ("Святой отец").

После бесконечной тряски по камням и промоинам мы выехали на небольшой такыр, плотная глинистая корка которого напоминала асфальт и казалась нам теперь особенно приятной. Вдруг откуда-то выскочила джейраниха с маленьким козленком и стремительно помчалась впереди наших машин. Козленок не отставал ни на шаг от матери. Машины прибавили ходу — хотели узнать предельную скорость этих первоклассных бегунов, которые, казалось, летели над землей: быстро мелькавшие ноги сливались с туловищем в одну неясную массу. Спидометр показывал уже 85 километров в час, и машины тоже как бы летели, вздрагивая мелкой дрожью. Однако джейраны не позволяли сократить расстояние между ними и машинами. Неожиданно козленок зацепился за что-то, перевернувшись несколько раз через голову, снова вскочил и, как ни в чем не бывало, помчался дальше. Нам стало жалко животных, и мы прекратили погоню, снизив скорость; кстати, кончался и такыр, а с ним — хорошая дорога. Опять пошли бесконечные мелкие промоины.

Вскоре машины въехали в белые гранитные скалы, контактировавшие с черными известняками. Граниты образовывали большой массив, сильно изрезанный сверху мелкими долинками, по которым мы теперь и пробирались. Через несколько километров машины подъехали к колодцу, вода в котором оказалась не только соленой, но и кишащей какими-то белыми червями. Мы не рискнули залить такую гадость даже в радиаторы и постарались поскорее покинуть это отвратительное место, повернув прямо на север, в Заалтайскую Гоби.

Проводник с нами распрощался, так как дальше шли безводные и безлюдные места. Мы поехали, придерживаясь небольшой тропы, которая шла в нужном нам направлении.

Машины шли вначале по межгорным котловинам с гранитным дном, а затем спустились в глубокое гранитное ущелье. Вертикальные стены уходили высоко вверх, и, вероятно, если можно было бы забраться на них, то наши машины выглядели бы маленькими жучками, медленно ползущими по дну ущелья. Ползли машины действительно медленно, так как русло было заполнено мягким песком, образовавшимся от разрушения гранитов. Через некоторое время граниты сменились темноцветными метаморфическими породами с вертикально ориентированными слоями. Местами темные скалы прорезались полосами белых кремнистых сланцев. Вскоре мы увидели в конце ущелья тополевую рощу и заросли камыша.

Место было настолько уютным после голой пустыни, что мы тотчас же решили остановиться здесь на ночлег, хотя было еще не поздно и мы проехали за день всего 100 километров с небольшим.

Завтра мы должны были попасть в Заалтайскую Гоби. Сегодня же мы хотели немного поблаженствовать в этом райском уголке, наслаждаясь красотой скал и зелени. После обеда, к которому у нас даже нашлась заветная бутылка шампанского, шоферы с рабочими отправились на охоту (в надежде подстрелить кабана), а мы с Ефремовым остались приводить в порядок дневники и коллекции, а также перезаряжать фотоаппараты.

Мелкий дождик, моросивший с утра, кончился, и стало тихо и тепло. День клонился к закату. И вот тут-то мы поняли, что "райский уголок" оказался для нас ловушкой. Поблизости находился родник, откуда теперь явилось несметное количество мошки. Проклятые насекомые безжалостно жгли лицо и руки, и пока мы закончили работу, вероятно, в нашу кожу вонзилась не одна сотня игл с ядом, вызывавшим страшный зуд. Но не только мошка оказалась в этом "раю". Откуда-то поползли клещи, а с наступлением темноты появились фаланги. С тех пор мы дали зарок не останавливаться в подобных местах. Вскоре пришли наши охотники без кабана, но с большой змеей, имевшей коричневый шахматный рисунок. Утром, едва тронулись в путь, оказалось, что с "Волком" неблагополучно: в моторе вместе с маслом появилась вода. Николай Петрович вылил масло, заменив его новым. Однако повреждения установить не удалось.

Мы подъехали к роднику Шара-Хулусуни-Булак и заправились водой. Места оказалось живописным: вода вытекала из-под земли в самой середине тополевой рощи, в которой теперь было особенно приятно, потому что мошка не кусала. Все кругом непривычно утопало в зелени. Это место можно назвать высокогорным оазисом. Миновав тополевую рощу, тянувшуюся с километр, мы выехали из гор и очутились на краю огромной глинистой котловины. Это и была Заалтайская Гоби. Обычно под ней понимается вся Гоби, расположенная на юг от Монгольского Алтая. Нам предстояло пересечь часть Заалтайской Гоби — Нарин-Хуху-Гоби.

Абсолютная высота котловины составляла всего около 800 метров над уровнем моря, тогда как в среднем все плато, на котором расположена Монголия, приподнято на километр над уровнем моря. Таким образом, Нарин-Хуху-Гоби представляет одну из самых глубоких впадин в Монголии. Поэтому мы рассчитывали встретить здесь более низкие, т. е. более древние костеносные горизонты, чем те, которые нам были уже известны.

Наш путь шел по небольшим холмам, прежде чем мы достигли дна котловины, заполненного красными пухлыми глинами. Нарин-Хуху-Гоби вытянута в широтном направлении, имея в поперечнике всего несколько десятков километров. Слева, километрах в десяти от нас, мы увидели небольшие красные обрывы и направились к ним на "Дзерене", оставив "Волка" на месте для осмотра мотора.

С великим трудом нам удалось добраться до обрыва, так как машина сильно увязала в пухлых глинах, и каково же было наше разочарование, когда выяснилось, что обрывы сложены теми же пухлыми глинами, представляющими новейшие отложения четвертичного периода и, конечно, не содержащими остатков ископаемых животных, тем более древних. Вот что представляла собой таинственная Заалтайская Гоби!

Вернувшись к "Волку", мы сразу поняли, что дело плохо. Снова в масле была вода — значит машина была в неисправности, угрожая в любой момент выйти из строя. И это посреди Заалтайской Гоби! До нашего главного лагеря оставалось 700–800 километров, а поблизости не было ни воды, ни людей. Положение становилось критическим. Нельзя было оставить машину без людей, но нельзя было оставить ее и с людьми, так как это означало бы обречь их на верную смерть. Решили двигаться вперед, пока машина будет идти. Никакого иного выхода не было.

Молча сели мы в машины и двинулись вперед, в томящую неизвестность — самое худшее, что может быть. Километров 40 машины продолжали еще спускаться к центру зловещей котловины, пробираясь по пухлым глинам и сухим руслам, время от времени проезжая мимо низких темных холмов. Далее начался подъем к хребту Эдэрэнгин-Нуру, окаймляющему Заалтайскую Гоби с севера и обрывающемуся к ней крутой стеной, в противоположность своему совершенно пологому северному склону. Вскоре мы достигли ущелий Эдэрэнгин-Нуру и по ним начали подниматься к перевалу. Вертикальные стены хребта были сложены темноцветными магматическими породами, которые, разрушаясь, заполняли сухие русла черным мягким песком. Машины поочередно "садились".

Нам удалось к вечеру выползти на перевальное плато, находившееся почти на уровне самых высоких вершин Эдэрэнгин-Нуру. На горизонте белели снежные вершины Монгольского Алтая, откуда, как из ледника, веяло страшным холодом, несмотря на середину лета. Мы были рады, что хоть выбрались из Заалтайской Гоби, так как знали, что у подножия Монгольского Алтая, до которого оставалось около 70–80 километров, есть юрты аратов, на гостеприимство и помощь которых всегда можно было рассчитывать.

Утром, замерзая от холода (хотя накануне в Заалтайской Гоби задыхались от жары), мы поспешили отправиться в дорогу. Между Эдэрэнгин-Нуру и Монгольским Алтаем машины пересекли небольшую широтного направления горную гряду, сложенную полевошпатовыми гранитами красновато-коричневого цвета. Вскоре показались первые юрты, здесь же имелся колодец с хорошей водой и жирные бараны. От подножия Монгольского Алтая нас теперь отделяла полоса песков в 12–15 километров шириной. Пески густо поросли саксаульником, и мы не очень были уверены, что сможем преодолеть такую преграду. Однако араты заверили нас, что машины здесь проходили, хотя никаких следов от них не сохранилось. Все же теперь было не так страшно: рядом жили люди и имелся колодец с водой.

Против нашего ожидания нам удалось довольно легко пробиться через полосу песков, так как между громадными песчаными буграми имелись глинистые участки, на которые наши шоферы и выскакивали, искусно маневрируя. Через какой-нибудь час мы были уже по другую сторону песков. Отсюда начинался легкий подъем к подножию Монгольского Алтая, представлявшему пологий склон, покрытый степными травами. Мы были поражены огромным количеством джейранов, мирно пасшихся группами и в одиночку повсюду на равнине. Они пускались наутек только при нашем приближении. Джейраны несколько мельче дзеренов, распространенных в Восточной Гоби, и отличаются от последних также черным хвостом. Монгольское название джейранов — "харасульты", т. е. "чернохвосты". Дзерены — обитатели широких открытых пространств восточногобийских степей, а джейраны населяют межгорные долины, распространяясь далеко на запад в Среднюю Азию.

Мы поднялись от песков немного к подножию гор и остановились на обеденный привал. Неисправность у "Волка" пока не давала никаких неприятных последствий, и поэтому, прежде чем возвратиться в Нэмэгэту, мы решили сделать еще один боковой маршрут на запад — к Ачжиин-Богдо-Нуру. Подкрепившись вкусной свежей бараниной, мы поехали вдоль подножия Монгольского Алтая. Несколько раз нам попадались куланы, которые намного уступали дзеренам по быстроходности — их скорость не превышала 55 километров в час. Помимо своего небыстрого бега, эти животные отличались еще и изрядной глупостью. Они бежали, выбиваясь из последних сил, по той же самой дороге, но которой ехали наши машины, вместо того чтобы свернуть в сторону. Хотя они были всего в нескольких метрах от нас, мы не собирались в них стрелять, так как для музея их не удалось бы сохранить, поскольку до лагеря было далеко, а ради мяса они нас не интересовали, ибо у нас была баранина и кроме того кругом "бродило" более вкусное мясо — джейраны.

У родников Ихэ-Цзармиин мы остановились на ночлег и разбили небольшой лагерь, решив продолжать путь на одной машине из-за ограниченного количества бензина. Вылежанин и Сидоров остались с "Волком" у родника.

За родниками началась область распространения гранитов. Там и сям торчали причудливые формы гранитных скал, которые, казалось, были сделаны человеком, а не образовались в результате выветривания. Одни скалы напоминали грибы, другие — столбы или столы, третьи — сфинксов и пирамиды, многие же сочетали в себе признаки тех и других или имели свои, подчас фантастические очертания.