СЛЕДЫ КОСМИЧЕСКИХ ВОЗДЕЙСТВИЙ НА ЗЕМЛЮ

ПРОБЛЕМЫ ФЕНОМЕНОЛОГИИ

А. Н. Дмитриев

НОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ НЕОБЫЧНЫХ ЯВЛЕНИЙ ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ

По мере расширения и роста интенсивности научных исследований, технических экспериментов, промышленных мощностей, а также увеличения информационных потоков в сфере человеческих взаимодействий актуализируется необходимость учитывать и изучать необычные и скоротечные явления. Кроме того, такая необходимость возрастает и по мере резкого увеличения числа сообщений о необычных явлениях.

Совокупность данных последних лет делает весьма правдоподобным предположение о расширении географии, разнообразия и воздействий необычных явлений [Гиндилис и др., 1979; М. Дмитриев, 1979; Непериодические быстропротекающие явления..., 1988].

Естественно, что необычные явления прежде всего освещают журналисты. В этом потоке информации [Гаков, 1987; Лойша, 1987; и др.] сведений вымысел, соседствуя с серьезными описаниями фактов, обесценивает проблему и эффективно работает на рост отрицательного имиджа целого ряда вполне научных вопросов.

Выявленные «особые точки на планете» изучаются не целостно, а эпизодически, поэтому с позиции подачи материалов журналистами они стали узловыми по производству не только информации, но и дезинформации о необычных явлениях.

Эта обстановка усложнена также и тем, что исследователи, как это ни странно, оказались в таких условиях, при которых «научное мнение» формируется и высказывается на основе не исследования явлений, а убедительного или неубедительного изложения фактов, возникающего вне научной среды.

Хорошая иллюстрация этого положения — Бермудский треугольник, «зашумлен- ный» массой сомнительных сообщений.

На вереницу ложных публикаций обоснованно обрушивается критика ученых   [Мен- зел, 1962; Платов, 1\:186J. Создается впечатление, что искусственное нагромождение псевдофактов и объяснений — это метод борьбы против научного подхода к решению данной проблемы. Следует подчеркнуть, что упомянутая книга Д. Мензела была заказана военным ведомством США [Condon, 1972 ].

Далее следует учесть и участившиеся факты появления ряда серьезных научных работ, в которых с тех или иных научных позиций исследуются разрозненные (в пространстве и времени) необычные явления. Причем источником этих явлений может быть сам человек, его психофизиологические воздействия могут возбуждать в определенных .местах возмущения геофизических полей.

Для примера можно более внимательно рассмотреть работу М. Персингера и Г. Лафреньера [Persinger, Lafreniere, 1977] и по возможности выявить концептуальную позицию авторов в работе с фактическим материалом по 6060 необычным явлениям: падениям; электромагнитного типа; акустическим; НЛО; астрономического характера; метеорологическим; геофизическим и др.

СОДЕРЖАТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ О ЯВЛЕНИЯХ

Изучению подвергаются необычные явления с особой феноменологией и различной частотой встречаемости. По существу совокупность таких явлений представляет собой как бы пограничный барьер между обычными повседневными явлениями и «почти невероятными событиями». На кривых вероятности появления тех или иных событий необычные явления образуют всего лишь хвосты кривых распределения. Они представляют собой «проводники» в неизвестное и всего лишь некоторыми своими сторонами соприкасаются с областями парадигм и концепций современной науки, возникших на базе изучения обычных явлений.

В чем же состоят характеристические особенности необычных явлений? В чем существо их природы и можно ли применять позитивные подходы к их исследованию? Именно в этом направлении предлагается стимулировать постановку проблемы необычных явлений и возведение ее в ранг научной.

Однако трудность исследования этих явлений состоит не только в их редкости и скоротечности, но и в том, что почти всегда они возникают внезапно, без признаков надвигающегося необычного явления. Неясность редких сочетаний условий, способствующих возникновению и развитию необычных явлений, делает весьма проблематичной процедуру предсказания. Подчеркнем, что лишь уровень предсказательности явления обозначает его научную постижимость и практическое достоинство. Кроме скоротечности, необычные явления характеризуются высокой интенсивностью и узкой локализацией своего развертывания в наблюдаемом диапазоне (оптический, акустический, тактильный и пр.). Кроме того, разветвленная и разнообразная сеть инструментальных научных наблюдений за разнообразными событиями окружающей природы специализирована в соответствии с существующими научными концепциями и нацелена на часто встречающиеся события. Спектр редких и быстропро- текающих явлений не охвачен научной регистрацией, следовательно, и каждое конкретное необычное явление постоянно ускользает от официальных средств обнаружения [А. Дмитриев, 1988; Платов, 1986; Сана ров, 1979 ]. Здесь же возникает опасная своим гипнотизмом псевдоконцепция: «если редко встречается, значит не влияет», но и камень на голову может свалиться всего лишь один раз!

В связи с указанными причинами (существуют сильные, но менее очевидные другие причины, например активная незаинтересованность в исследовании необычных явлений социального характера) единственным «регистрпрующим прибором» необычных явлений и по настоящий момент остается сам человек. Серия регистраций этого вида имеет длительную и сложную историю, а результатом регистраций стали десятки и даже сотни тысяч различных сообщений о том, что «видели», «слышали», «рассказывали» и т. п. Приведем краткий перечень примеров необычных явлений из монографии М. Персингера и Г. Лаф- реньера:

«17 сентября 1901 г. (Шотландия)—лентообразные вспышки па небе перед землетрясением; 7 декабря 1965 г. (Аризона, США)— пылающие пятна на почве после дождя; 1946 год, Нью-Йорк — подпрыгивающее свечение воздуха; март 1962 г. (Зап. Вирджиния, США)— пойманная рождественская радиопередача за прошедший год; гудящие звуки во время известного землетрясения на Аляеке 27 марта 1964 г. в штате Техас; январь 1921 г.— черные объекты пересекали солнечный диек; 7 декабря 1900 г.— серия световых вспышек на Марсе; 8 февраля 1969 г. (Мексика)— столкновение метеорита Алленде и шаровой молнии, необычные свечения и гулы. 29 мая 1951 г. (Канзас) — ^великий градопад"; 6 марта 1957 г. (Коннектикут)— торнадо в условиях ясного неба; 11 апреля 1965 г.— светлое зарево и разряд молний в торнадо; 10 января 1938 г. (Южная Дакота)— за 15 мин температура упала на copol{ семь градусов; 22 января 1943 г. (Южная Дакота)— за две минуты температура поднялась на 45°, позже за 27 мин снизилась на 54°; 3 февраля 1069 г. (Флорида)— „дребезжащие звуки" из единственного облака; 2 декабря 1904 г. (Теннесси)— внезапная темнота на 15 мин; гравитационная аномалия 100 футов в диаметре — двигались камни, таинственные силы сталкивали автомобили; при касании земли она прорывалась пламени! [Persinger, Lafreniere, р. 153].

Приведенный список явлений, как следует из их содержания, характеризует довольно широкий круг «необычностей». Он захватывает сферу большого, вернее общепланетарного масштаба и даже Солнечной системы в целом. Очевидно и то, что приведенные примеры не дают общей модели, объясняющей природу этих явлений. Более того, объяснение даже отдельного феномена, например метеорологического или геофизического свойства, уже сильно затруднено и не идет дальше правдоподобных гипотез [Дмитриев, Журавлев, 1984; Зигель, 1967; Платов, 1986].

Человечество живет, развивается и угасает не только в энергетических и вещественных потоках, но и, что самое главное в смысле данной проблемы, в потоках информационных. Они — основная питательная среда для чувств и мыслей человека. Именно информация, преобразуясь и укладываясь в создаваемые понятийные структуры, делает внутренний и внешний мир данного человека осмыслепным и не противоречащим биологическим, социальным и общеприродным свойствам человечества.

КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ОБСТАНОВКА

Восприятие человеком трехмерного пространства и происходящих в нем событий составляет основу его внешней навигации. Кроме того, процесс осмысления фактов в нашем сознании производится с помощью непрерывного процесса воспоминания. Сопоставление внешнего (факта среды) и внутреннего (память) потоков информации (например, распознавание букв при чтении) дает возможность человеку испытывать и закреплять ощущение «времени». Этот вывод подтверждается серией психологических экспериментов в сурдокамере, которыми регистрируется индивидуальное исчезновение ощущения времени в связи с отсутствием «информационного притока», при котором память пассивизируется. В связи с тем, что в подавляющем числе случаев именно часто встречающиеся события непрерывно воздействуют на наше восприятие своей реальностью, а также, благодаря способности к подражанию и обобщению, заложенной в человеке и человечестве, формируется определенная индивидуальная и коллективная структура восприятия. В последующем эта структура стабилизируется, становится фильтром и сортирует внешние событпя на «реальные» и «нереальные». Именно поэтому упавший па льду человек —«реальность», а мгновенно исчезнувший из поля зрения —«нереальность». Характерно также, что технический прогресс стал возможен только потому, что элементарные акты технического генезиса превзошли возможности конкретного человека воспринимать впечатления и факты естественной среды, происходит замена природных впечатлений техническими. Поэтому часто встречающееся в жизни и деятельности людей техническое событие стало более реальным и убедительным, чем красота какого-нибудь пейзажа. Кроме того, доминантное экономическое обусловливание жизни [Шингаров, 1974; Шипунов, 1980] сформировало «техногенную структуру восприятия», для которой естественное событие становится либо нереальным, либо предметом коллективной атаки для достижения прагматических целей структуры.

Хорошо организованные коллективные структуры и модели восприятия, а также общественные системы интерпретации ложатся в основу миропонимания, подразделенного на научные, религиозные, политические и другие мировоззрения. За время человеческой истории не раз лидировали те или иные модели базирующих восприятий. В соответствии с этими моделями господствовало то или иное мировоззрение. "Уместно считать, что настоящий момент находится под влиянием реальных и кажущихся перспектив научного мировоззрения. Вполне очевидно, что и эта перспектива весьма непостоянна и противоречива во времени. Но нам важно оттенить и осознать функциональное значение этих моделей, ибо именно они к о н т р о л и р у ю т ф о р м и р о в а н и е и х а р а к т е р массивов наблюдаемых фактов и представляют собой основополагающие механизмы для воспитания современных способов восприятия популяции. В зависимости от широты, глубины и эгоцентричности поощряемого восприятия строится уровень, темп жизни и миропонимания. Во время господства той или иной модели мира в обращении у человечества пребывают те или иные «модные» события, которым, согласно модели, и придается решающее значение [Петрушенко, 1971; Шипунов, 1980]. Естественно, что редко встречающиеся события или «вредные» для функционирования данной модели тайно или явно отбрасываются как «несущественные».

Допустим, что модель становится «узкой» из-за возрастания числа необычных и неинтерпретируемых событий. Это неизбежно приведет к преобразованию восприятия и введению в сферу по- пуляционного внимания новых фактов. Эти новые факты могут, в свою очередь, лечь в основу либо новой, либо расширенной модели миропонимания. Но и тогда спова могут обнаружиться события, не вошедшие в новый вариант модели, и снова они будут отбрасываться как «несущественные». Так один диапазон восприятия сменяет другой, а модель сменяет модель. Но именно сужение числа наблюдаемых явлений «номенклатурной регистрации» до требования модели делает возможной популяцион- ную навигацию и спасает людей от опасной атаки бесконечного разнообразия явлений внешней среды. Ведь внутренняя закономерность и природа ряда явлений могут п р е в о с х о д и т ь возможности человеческого познания в режиме жизненных возможностей и нужд текущего момента. Именно поэтому задача восприятия сводится к выяснению того, какие из необычных явлений и какую совокупность часто встречающихся событий следует ввести в сферу актуального информационного обращения, чтобы вовремя и эффективно адаптировать существующую модель миропонимания. Причем это преобразование модели по существу двуедино, и оно должно характеризоваться строгим отбором «вполне пригодных» концепций из прошлого и «уже приемлемых» новых концепций, надвигающихся из будущего.

Особенность текущего момента такова, что количество сообщений и появление измерительных данных о необычных явлениях создают обстановку, неприемлемую для господствующей системы концепций мировоззрения. Ведь необычные события, представляющие собой новые феномены в окружающей интенсивно развивающейся среде, и есть тот растущий резерв информации, который ожидает своего момента для попадания в информационный поток популяции как основы новой модели миропонимания. Но эта новая перспектива совершенно неизбежно потребует реорганизации всей системы наших основных представлений, нацеленных на будущее, но базирующихся на старых структурах коллективного восприятия.

Человек как «познающий прибор» вырабатывает свои мировоззренческие модели под влиянием социальных, биологических и природных обстановок. Концептуальность в социально отлаженных схемах информопотоков строго руководит ментальным режимом и поведением человека, а также постоянно следит за способностью воспроизводить самое себя. Только ребенок в первые годы своей жизни концептуально свободен и его восприятие некорректно по отношению к нашим представлениям, но именно это восприятие не отбрасывает необычность «как нечто несущественное». В этом отношении высказывание Христа о том, что « ... будьте как дети», имеет глубочайший смысл.

Рассмотрим обусловлепность восприятия времени человеком как вопрос временного интервала, или ячейки времени по Л. Бриллюэну [Бриллюэн, 1960). Прежде всего отметим малую разрешимость нашего восприятия времени. Так, если два события происходят в интервале менее 10 мс, то эти события воспринимаются как одно; если же события происходят, например, с недельным интервалом, то они могут восприниматься как несвязанные [Непериодическив быстропротекающие явления..., 1988; Хэссет, 1981 ].

Таким образом, чтобы наблюдаемые события регистрировались в причинно связанных соотношениях и динамических режимах, они должны попасть в узкий диапазон н а ш е г о восприятия времени, основанного на анализе информации по множеству прецедентов. Еще более узкое место в человеческом восприятии — факт дистанционного взаимодействия, поскольку для людей взаимодействие двух объектов должно быть, во-первых, очевидным, во-вторых — однозначным в отображении на наш прошлый опыт. Поэтому обнаружить связь между «падающими камнями» и крупным землетрясением некоторое время спустя нам будемешать концептуальная тенденция, т. е. осуществится автоматическое отбрасызание сообщения о «падающих камнях» на основе отсутствия прецедента. Наша способность и привычка использовать особенности пространства в отношении развертывания в них событий обоснованы концепцией близости на местности. Поэтому если события происходят в аспекте функциональных связей, а не их сближенности в плоскости нашего локализующего восприятия, то пространственная взаимосвязь будет или просто не замечена, или концептуально «отредактирована». Например, землетрясение в одном месте, а внезапные наводнения или «эпидемии» саморазбивающихся окон в других местах — для пас события несвязанные.

В соответствии же с предположением о ф у н к ц и о н а л ь- н о й в з а и м о с в я з и отдаленных участков Земли, а также и их переплетений во времени необычные события могут и должны быть увязаны совокупностью нередактируемого фактологического материала. Эти районы развития далеко отстоящих событий будут перегружены необычными (по природе и интенсивности) явлениями, и по мере общепланетарной информационной съемки необычных событий они должны отчетливо вырисовываться. И действительно, вслед за уровнем плотного множества обыденных явлений должен существовать, как на это указывают необычные явления, следующий уровень реальных фактов. Эти факты находятся как бы в другой плоскости, и они, при соответствующем «пространственно-временном» преобразовании, прорываются в плоскости нашего мира: понятных и закономерных явлений обыденности. Однако без общего анализа и без предположения об организационной сущности планеты [Дмитриев, 1989] большое количество явлений необычного свойства останется вне пределов исследовательского внимания, поскольку нет концептуальной связи нашего понимания с необычными факторами. Например, объект « ...огромный, до пяти метров в диаметре,, круг продолжал расти. В памяти осталась такая деталь: шар был светло-красный, а сердцевина — величиной с футбольный мяч, темнее». Этот неясного происхождения объект охарактеризован в соответствии с нашими обычными представлениями и назван был шаровой молнией *.

Характерно, что различным уровням нашего научного мышления и восприятия соответствуют специфические уровни фактов, питающих наши рассуждения на данном этапе научной активности в среде окружения. Эта «концептуальная квантован- ность» приводит ученых к производству и закреплению единиц мировоззрения, из которых па уровне обобщения создаются те яли иные фундаментальные картины мира.

Построение же следующего нового уровня, приближающего нас к различным тонким явлениям в природе, становится информационно результативным только в том случае, если на этом уровне возникают условия для регистрации и изучения набора необычных явлений. На наш взгляд, новой концептуальной моделью, в которой может осуществиться процесс целевой переориентации исследования планеты, является модель о р г а н и з- м е н н о й ц е л о с т н о с т и 3 е м л и [Дмитриев, Журавлев, 1984; Шипунов, 1980]. Для своего развития эта модель неизбежно потребует учета новой фактологии и новых постановок задач, поскольку возникает новый набор целей, ориентирующих исследовательские усилия. Именно эта модель поставит внутренние (неэкономические) цели перед геологической отраслью знания в первую очередь. Причем новые концепции, задачи и цели, в свою очередь, потребуют от исследователей новых средств и методов работы. Так, концепция потоков воздушных масс возникла и развилась из анализа данных тысяч метеостанций. Следовательно, новые концепции как для своего возникновения, так и для развития требуют особой информационной среды. В этой среде неизбежно и быстро должны возникать (при налаженном восприятии) как с и с т е м ы р е - г и с т р а ц и и н о в ы х ф а к т о р о в состояния планеты, так и о т д ельн ы х ф е н о м е н о в на ней [Дмитриев, 1979; The Encyclopedia... , 1980 ].

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

В период становления новой информационной обстановки особой точкой становления становится выбор модели анализа совокупности новых фактов. При этом выборе следует обращать внимание на упорядочение и виды взаимодействия (или взаимосвязей) в совокупности зарегистрированных новых фактов [Дмитриев, 1979; Хокинс, 1977 ]. Пространственно-временная синергия необычных явлений не обязательно должна лежать на поверхности, она может быть погружена в сложную последовательность событий, разгадка которых может наступить только на уровне высокой информационной обеспеченности. Именно поэтому этап учета и регистрации новых «незакономерных» фактов — основополагающий для создания перспектив и реализации нового концептуального климата.

Кроме того, единичный индивидуальный факт какого-либо события может не иметь постоянного количества и качества поощряющих факторов. Чтобы избежать путапицы в связи с размножением какого-либо отдельного факта, следует осуществлять стратегию массированной регистрации всех явлений, не укладывающихся в концептуальные и мировоззренческие нормы. Общая схема, построенная на множестве проявлений необычных событий, может оказаться уместной для создания первичных рабочих предположений. Такие предположения могут способствовать организации нового уровня приближения к природе новых явлений в последовательном процессе познавания окружающего нас мира. Касаясь более конкретных вопросов создания и применения методов, можно руководствоваться самыми общими положениями:

следует строго осознавать обусловленные и ограниченные особенности существующих и создаваемых моделей;

во избежание избыточной новизны наблюдение и распознавание новых фактов должны иметь хорошую опору в уже имеющемся знании и в существующей структуре концепций и восприятий, которые обусловливают восприятие, информационную съемку и регистрацию данных по новым формам;

с другой стороны, следует иметь в виду, что наложение готовой структуры восприятия и анализа уже имеющихся данных иа новый массив данных неизбежно по-своему структурирует новые явления и может остановить объективный исследовательский процесс.

В случае массового первоначального невольного «измерения» необычных явлений, когда измерительным «прибором» выступает сам человек, на первых этапах работы с информацией следует иметь в виду, что некоторые необычные явления демонстрируют лишь человеческую способпость воспринимать нечто как необычное. Кроме того, нередко материалы о необычных явлениях подвергаются «информационному загрязнению» при их регистрации (например, психологическая предрасположенность наблюдателя к таким состояниям, как страх, способность к воображению, мечтательности, удивлению и пр.). Далее, уместно такое предположение, что ecjin человек — это единственный измеритель необычных явлений, то мобилизованная по поверхности Земли информация должна строго подчиняться показателю плотности населения. Предполагая также, что преимущественных координат на планете для возникновения необычных событий нет, мы получим прямую зависимость числа событий от числа наблюдателей. Наблюдение зависимости числа событий от плотности населения укажет на наличие п функционирование других существенных переменных, помимо населения [Стихийные бедствия ..., 1978; Mac-Donald, 1971 ].

Трудно регистрируемые п непредсказуемые проявления редких необычных событий, несмотря на их малый вес в сравнении с потоком ординарных явлений с высокой частотой встречаемости, всегда и всюду оказывают психологическое воздействие на «прибор», т. е. на наблюдающего человека. Этот факт, несмотря на его очевидность, мало учитывается в серьезных исследованиях. Причем он в первую очередь возмущает и как-то корректирует эмоциональную сферу человека: необычной силы ураган, ливни, град, пылевые бури, температурные скачки, световые явления, акустические эффекты (грохоты, шумы, скрежеты и т. п.). Все это в первую очередь атакует блоки восприятия, будоражит инстинктивные механизмы и ревизует концепцию «Я». Следует подчеркнуть, что даже весьма небольшие возмущения в окружающей среде расшатывают привычные нормы восприятия, деформируют эмоциональный стереотип и выбивают привычные опоры для практики и развитпя самонадеянной беспечности человека в среде обычных событий. Снова подчеркнем важную особенность свойств технического прогресса, внесшего громадные возмущения в окружающую естественную природную среду, которая до техногенных массовых впечатлений формировала привычные нормы эмоционального восприятия. Техногенная сумма воздействий адресуется именно эмоциональным стереотипам популяции и приводит этот стереотип в состояние крайней разба- лансировки тем, что изолирует наблюдателя от впечатлений естественного происхождения [Непериодические быстропротекаю- щие явления... , 1988; Сестров, 1975].

Отбрасывание редко встречающихся аномальных явлений наилучшим образом иллюстрирует вековая работа метеослужбы. Несмотря на решающее значение грозных явлений экстремального характера, до самых последних лет метеослужба и ее научный контингент не ставили перед собой задачу исследования и прогнозирования аномальных явлений как особо важной проблемы. Более того, концепция предсказания «любой» погоды на непрерывной шкале времени и по настоящий момент вуалирует проблему исследования аномалий кратковременного характера (да и не только кратковременного). Однако, учитывая современный критерий ценности деятельности человечества — экономику, можно говорить о громадном .масштабе экономических затрат «по ликвидации» последствий стихийных скоротечных процессов [Стихийные бедствия.." 1978]. Ссылка на то, что «так было всегда», лишь подтверждает положение о том, что нзвнимание к этой категории процессов со стороны исследователей, во-первых, хроническое, во-вторых, концептуально закреплено. С нашей точки зрения, предсказание именно аномальных разрушительных (материально или психологически) явлений должно характеризовать службу реального прогноза.

Только в последнее время, в связи с учащением общепланетарных аномалий и расширения их географии, организуются научные и государственные службы слежения за признаками, предшествующими аномалиям. Но познавательная новизна этих задач прогноза попадает в условия старых представлений, средств и методов исследования. Старые методы, интерпретирующие новые феномены, малоэффективны и часто приводят к обычному конфузу, к которому у людей уже вырабатывается привычка. Пример работы этой системы прогноза — все тот же ежедневный и краткосрочный прогноз погоды. Кроме того, снижение предсказательности — это прямое и однозначное указание на возрастание потенциала неопределенности (энтропии) в системе, для которой производится предсказание [Брил- люэн, 1960; Непериодические быстропротекающие явления... ""1988; Санаров, 1979 ]. Следовательно, более важен в популя- ционном отношении вопрос не об улучшении предсказания (что концептуально более привычно), а о возрастании энтропии в биосфере.

Нельзя не указать и па чисто познавательные причины, стимулирующие необходимость серьезных исследований скоротечных аномальных явлений. Ведь наблюдения за исключениями дают понимание новых принципов. Наконец, не следует сбрасывать со счетов и историческое значение необычных явлений. Хроника изобилует примерами вмешательства необычных и скоротечных процессов в канву исторических событий (метеорит убивает лидера повстанцев; внезапный шторм парализует военную акцию эскадры и пр.). Каково влияние этой категории событий в целом на историю человечества в прошлом, будущем, настоящем? Способны ли эти события соперничать с мощностью современных систем человеческого жизнеобеспечения? Вереница этих вопросов становится не только длиннее, но и, что более важно, напряженнее.

СОЦИАЛЬНОСТЬ КОНЦЕПТУАЛЬНЫХ СХЕМ

Действительно, необычные события «стучатся в науку» очень интенсивно. Но что же уже давно мешает науке заняться разрешением этих реально существующих загадок? Видимо, одна из помех состоит в том, что научное поведение — это, по существу, разновидность социального поведения. Привычные способы обнаруживать и понимать объекты научного исследования в рамках только устоявшихся концепций делают научное поведение групповым. Групповая психология ученых образует специфичный климат научной среды, и поэтому единичное наблюдение одного наблюдателя легко нейтрализуется коллективным мнением, что «этого быть не могло», «это выдумка» и т. д. Даже групповое (но единичное) наблюдение феномена не влияет на социальное поведение ученых, основанное на восприятии и трактовках часто встречающихся событий. Кроме того, многие виды необычностей по существу представляют собой на существующем концептуальном уровне неразрешимую проблему. Чаще же общее мнение приходит к выводу: «заниматься этим не имеет смысла». Причем под «смыслом» чаще всего, согласно социальной доминанте, понимается то, в чем усматривается выгода при овладевают данным явлением или знанием. Да и кому хочется заниматься проблемой, во-первых, порождающей беспокойство, во- вторых, имеющей, как правило, отрицательный научный престиж. Если же по каким-либо мотивам проблему все же начинают рассматривать, то чаще всего оказывается, что ее неразрешимость порождает в людях стереотипные отрицательные реакции и тогда либо явление все же отбрасывается, либо его просто «имеют в виду», т. е. принимают без всяких вопросов как элементарную данность [Петрушенко, 1971; Хэссет, 1981 ].

И все жен о в о й ф е н о м е н о л о г и и н е и з б еж а т ь, по причине как ее объективного существования, так и того, что малейший шаг на пути разрешения природы этих загадок даст колоссальный толчок в приращении человеческого знания и. возможностей настоящего, нацеленного в будущее (например, эффект лозы, парапсихология, новые по природе источники энергии, новые планетарные процессы, НЛО и пр.). Далее, следует отчетливо понять и принять тот факт, что маловероятные события, как правило, оказывают сильное психологическое влияние на человека. Именно поэтому научная организация позитивного климата в сфере свидетельств о необычных явлениях может быть отправной ступенью в новые области окружающего нас мира.

Характерная черта регистрацип необычных событий, как это показали М. Персингер и Г. Лафреньер, — это то, что общая карта распространения необычных явлении согласуется с основными центрами сосредоточения населения Соединенных Штатов. Это вполне естественно хотя бы по той причине, что число необычных кратковременных явлений отражает количество «наблюдательных приборов» (людей) в данной местности. Кроме того, нет логических запретов на то, что о п р е д е л е н н ы е в и д ы н е о б ы ч н ы х я в л е н и й м о г у т д а ж е с т и м ул и р о в а т ь с я с о в о к у п н о й ч е л о в е ч е с к о й д е я- тельность ю. Для США обнаружены также и места (Средний Запад), где количество необычных явлений не зависит от плотности населения (существуют сильные отклонения от распределения). Именно эти отклонения свидетельствуют о геолого- геофизической специализации некоторых участков планеты. Здесь уместно предположить, что необычные явления имеют неравновероятное распределение во времени и в пространстве. Эта неравномерная плотность встречаемости обусловливает высокую вероятность регистрации феноменов малым числом наблюдателей в местах сгущения необычных явлений. Тогда чем больше число наблюдателей, тем выше число сообщений о событиях в этих местах. Но следует также иметь в виду, что с увеличением числа наблюдателей растет и число ошибочных показаний. Приняв, что ошибочные показания могут составить 1 % , получим, что 1 млн наблюдателей даст 10 тыс. ошибочных показаний.

Далее, если рассматривать человеческую популяцию в качестве сети регистрирующих приборов, то надо учесть следующие особенности наблюдателей:

имеются наблюдатели, которые не воспринимают правильно даже нормальные явления. Они составляют совокупность отклонившихся от регистрационных способностей — коллектив «невротиков», или «неподготовленных наблюдателей». Эти «приборы» будут поставлять неправильную информацию;

возможны особенно «тонкие приборы», которые регистрируют явления за порогом чувствительности массового наблюдателя. Такие наблюдатели образуют совокупность «особо чувствительных приборов» — коллектив «сенситивов».

Исходя из этих особенностей, можно считать, что для академического рассмотрения поступит информация о необычных явлениях от наблюдателей с различной глубиной чувствительности. И совокупная информация по существу может отражать лишь степень освещения события за . порогом нормального восприятия массового наблюдателя.

Здесь и возникает вопрос о необходимости массового осуществления чисто научных инструментальных наблюдений (геофизические, медико-биологические, астрономические и другие приборы). Эта проблема подлежит скорейшему разрешению, поскольку посредством объективного исследования феноменов можно произвести не только приращение знания о феноменах среды, но, что не менее важно, осуществить эффективный процесс концептуального переоснащения человеческой популяции. Однако поиск ключевой переменной для прогноза необычных явлений лежит в области мирового картирования необычных явлений всей совокупностью единиц человеческой популяции. Из имеющейся на сегодня правдоподобной информации важно отметить, что: выявлена значительная корреляция наблюдений необычных явлений с населенностью;

существуют необычные события, не связанные с населенностью, которые локализуются в некоторых районах планеты.

По мере накопления фактологического материала возникает необходимость в создании средств, которые приближают исследователей к пониманию явлений необычного характера. При этом следует иметь в виду, что факт самого зарождения и развития средств понимания происходит в динамической информационной среде. Семантические предложения ложатся в основу концепции исследуемого явления и его механизма. Так, если наблюдатель видит светящийся квадрат и называет его «летающей тарелкой», то через этот термин в формирующее сознание явления тут же вводятся предположения о возможном значении и. природе явления. Особенно показателен случай семантического срезания проблемы, связанный с феноменом 1908 г. в районе Подкаменной Тунгускп. Термин «метеорит» применительно к Тунгусскому событию на семь десятков лет определил научный интерес и исследовательские процедуры. Этот термин возник в полном соответствии с господствующей парадигмой о следующем разнообразии космических объектов, достигающих пределов Земли и ее поверхности: метеоры, метеориты, болиды, космическая пыль, кометы. Именно то, что в космическое «население» не включены такие возможные образования, как плазменные сгустки, газовые зарядовые тела, магнитные бутылки и др., привело к концепции «метеорита». И только раскрепощение от господствующей парадигмы позволило по-новому осмысливать громадный информационный материал по феномену, в котором взрыв и вывал леса явились всего лишь эпизодом в процессе вторжения в пределы Земли по существу нового космического объекта с далеко не простыми электромагнитными характеристиками и траекторной конфигурацией.

Далее, если кто-нибудь в необычных явлениях усматривает нечто «нефизическое», «не от мира сего», то средства исследования для такого предположения берутся вне физического и дискретного базиса, а, например, в мифологии [Сана ров, 1979 ], эзотерических данных, религиозных доктринах и сведениях [Непериодические быстропротекающие явления..., 1988; Хокинс, 1977].