СУД И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

Суд и уголовный процесс по Своду законов Российской империи

Военные суды в форме военно-судных комиссий

Екатерининская судебная система в основном сохранялась до судебной реформы 1864 года, составившей часть буржуазного переустройства России. При Александре I она была усложнена тем, что созданный в качестве законодательного учреждения Государственный совет был и высшей ревизионной инстанцией для судебных дел. В тех случаях, когда между сенаторами общего собрания Сената происходили разногласия, или когда министр юстиции не соглашался с решением общего собрания, дело восходило в Государственный совет, где и решалось окончательно. Министр же юстиции стал в качестве генерал-прокурора главой всей прокуратуры.

Судебная система осложнялась еще наличием, кроме общих судов, ряда специальных судов — духовные, коммерческие суды, горные и межевые конторы и, наконец, суды военные

Особенно большое развитие получили суды военные в форме военно-судных комиссий. В этом играло роль и недоверие правительства к общим судам с их волокитой; но главным мотивом передачи дел в военно-судные комиссии было желание правительства усилить кару за многие преступления путем применения к обвиняемым «законов военного времени».

Свод законов Российской империи заменил собою как Уложение Алексея Михайловича, так и все последующее некодифицированное законодательство. По сравнению с Уложением 1649 года Свод законов являлся, конечно, более систематизированным законодательным сборником. Законы, относившиеся к различным отраслям государственного управления (в самом широком смысле слова) были выделены в особые тома Свода. Но отделение уголовно-процессуальных законов от уголовных только началось в первом издании Свода. Его том 15 носил наименование «Свод законов уголовных». Книга 1 содержала законы «О преступлениях и наказаниях вообще». Книга 2 этого тома содержала законы «О судопроизводстве по преступлениям». Она являлась непосредственным продолжением книги первой и даже не имела самостоятельной нумерации статей, начинаясь со статьи 766 .

Основными официальными источниками второй книги XV тома Свода послужили отдельные главы Уложения 1649 года, Воинские артикулы Петра I и Учреждение для управления губерний 1775 года, а неофициальным источником—немецкий инквизиционный процесс начала XIX в.

Производство уголовных дел делилось по Своду на три части: следствие, суд и исполнение. Следствие же распадалось на предварительное и формальное.

Следствие и исполнение приговора находились в руках полиции. Ей же принадлежал и суд по маловажным делам.

Этот суд, как и следствие по другим делам, в основном, производили квартальные надзиратели  .

Предварительное следствие (по терминологии немецкой теории inquisitio generalis) должно было начинаться при наличии одного из указанных в законе поводов: извещения или простого донесения об известных доносителю признаках преступления; жалобы потерпевшего; доноса (то есть явного обвинения определенного лица в преступлении), являвшегося в ряде случаев обязанностью и связанного с ответственностью за ложность; доно- шений прокуроров и стряпчих, которые были их обязанностью, особенно по делам «безгласным»; явки с повинной; собственного усмотрения полиции, начинавшей следствие по всякому сведению, к ней дошедшему.

Задачей предварительного следствия было установить, действительно ли имело место происшествие, заключавшее в себе признаки преступления, и привести в известность все обстоятельства, указывающие на такое деяние

Второй стадией было формальное следствие (по терминологии немецкой теории inquisitio generalis).

Русский теоретик розыскного процесса Я. И. Баршев давал такое определение этой стадии. Формальное следствие «есть объем всех действий следователя, которые направляются против известного лица, поставленного в состояние обвинения по причине известного преступления, чтобы иметь возможность окончательно решить, действительно ли и в каком виде и степени учинило оно рассматриваемое преступление и достойно ли оно наказания» 2.

Закон требовал, чтобы формальное следствие установило «над каким лицом или имуществом преступление учинено, в каком действии состояло, каким способом или орудием, когда, где, с намерением или без намерения произведено». От следствия требовались ясность и полнота, чтобы «судебное следствие не могло встретить ни малейшего затруднения или сомнения для постановления по делу приговора».

Закон указывал на присутствие при формальном следствии депутатов от сословий для ограждения интересов обвиняемого. На следствии могли также присутствовать прокуроры и стряпчие, на которых возлагалось наблюдение за ходом следствия и специально за тем, чтобы обвиняемый воспользовался всеми законными средствами защиты 3.

В ходе следствия должны были быть собраны и записаны в протоколах все доказательства и, в первую очередь, собственное признание обвиняемого. Закон запрещал применять пристрастные допросы, истязания и мучения, но в то же время предписывал «стараться обнаружить истину через тщательный расспрос и внимательное наблюдение и соображение слов и действий подсудимого». Допросы могли производиться по нескольку раз. Протоколы подписывались следователем, обвиняемым и депутатами.

На основании многочисленных свидетельств современников, в том числе крупных судебных и прокурорских работников, а также данных отдельных дошедших до суда дел о злоупотреблениях чинов полиции А. Ф. Кони так характеризует полицейское следствие: «Безотчетный, произвол, легкомысленное лишение свободы, напрасное производство обысков, отсутствие ясного сознания о действительном составе преступления, неумелость и нередко желание «покормиться», «выслужиться» или «отличиться» были характерными признаками производства таких следствий, причем ввиду того, что собственное признание обвиняемого считалось законом за «лучшее доказательство всего света», бывали случаи добывания его истязаниями и приемами замаскированной пытки»

Оконченное следствие направлялось в суд, где дело решалось без устного и гласного разбирательства, на основании собранных письменных материалов. Даже передопрос обвиняемого не был для суда обязателен.

Однако суд должен был опросить обвиняемого о том, не было ли во время предварительного следствия пристрастных допросов и других неправильных действий. В случае необходимости суд подвергал обвиняемого новому допросу, склоняя его к признанию вины.

Кроме обвиняемого, суд не допрашивал никого из участников процесса. С сущностью дела и доказательствами суд знакомился только по письменным материалам предварительного следствия.

Ознакомление членов суда с делом происходило путем изготовления так называемых «выписок из дела». Вот как аргументировал проф. Баршев их необходимость. «Уголовный суд должен быть судом коллегиальным, и приговоры его составляются только посредством подачи голоса каждым его членом. Поэтому, по самому свойству дела уголовного суда, каждый член его должен был сам прочитывать и изучать те акты, которые должны служить основанием приговора. Но потому, что это невозможно без большого замедления, вредного для отправления правосудия и частного интереса, то необходимо, чтобы это дело было поручаемо кому-либо из членов суда с тем, чтобы он, рассмотрев подлинные акты, представил суду выписку или письменное извлечение из дела в таком виде, чтобы суд был в состоянии так узнать и обсудить предлежащий уголовный случай, как будто бы каждый член его сам читал и изучал подлинные акты его»

Выписки полагалось «составлять пунктами или отделениями, не наполняя их излишними обстоятельствами и помещать в них только самые нужные предметы по материям, соединяя в них все течение и окончание происшествий; показания о летах подсудимых, также не имел ли кто из них прежде отличных заслуг или важных пороков, вносить в выписки особым отделением; помещать в выписке на каждый пункт приличные законы и, ежели на что нет приличных законов, то это именно означить. При выписывании законов должно означить точные их слова, без сокращения и малейшей перемены, изменяющей часто самый смысл».

В случае необходимости суд мог потребовать дополнения дела справками и иными документами, а в случае обнаружения крайней неполноты следствия — предписать произвести дополнительное следствие.

Обычно суд, выслушав докладную записку, немедленно приступал к постановлению приговора; по общему правилу на рассуждение полагалось не более трех часов; в случае разногласия в поданных мнениях производилось «словесное прение», и дело решалось большинством голосов. Если судьи рассуждали несогласно с законами, то секретарь суда, не имевший решающего голоса, обязан был представить им о том «с должной благопристойностью».

Самое решение судей не основывалось на' их убеждении в доказанности того или иного факта, а на подсчете установленных доказательств по правилам, предписанным в самом законе.

В отношении системы доказательств Свод полностью сохранил характерное для эпохи абсолютизма недоверие к судьям, лицемерно мотивируемое желанием оберечь граждан от опасности быть осужденными по произволу судей без наличия д о- статочных доказательств виновности.

Так, ст. 1220 говорила, что приговор должен быть- основан «на точном разуме законов, а не едином лишь судейском рассуждении». Ст. 1216 требовала означения точных слов закона, без сокращения и малейшей перемены, изменяющей часто самый смысл. На каждый пункт должны были быть означены «приличные законы», «ежели же на что приличных законов нет, то о том требовалось означить именно» (ст. 1215).

Свод воспроизвел все основные черты легальной теории доказательств «Краткого изображения процессов». Но, поскольку основное средство получения сознания обвиняемого — пытка — было исключено, составители Свода развили доказательственную систему положениями, заимствованными из немецкого розыскного процесса. Эти положения должны были определить силу каждого из видов доказательств и различных их комбина- " ций. Вместе с тем эта система должна была неизбежно привести к расширению применения третьего вида приговора — оставления в подозрении, поскольку без пытки трудно было при плохом качестве следствия получить совершенные доказательства виновности подсудимого.

Основными началами принятой в Своде системы доказательств служат следующие общие положения: никто не может быть осужден без точных доказательств или явных улик в преступлении (ст. 304) Таким образом, закон якобы устанавливал «преграду» своеволию и произволу судей; чем более тяжко обвинение, тем сильнее должны быть и доказательства (ст. 310); при недостатке доказательств в «совершенной достоверности» вины подсудимого «лучше освободить от наказания десять виновных, нежели приговорить невиновного» (ст. 311).

Все доказательства по Своду разделяются на совершенные и несовершенные (ст. 304); совершенным доказательством почитается то, которое «исключает всякую возможность к показанию невиновности подсудимого» (ст. 305), а несовершенным — всякое доказательство, «не исключающее возможности к показанию невиновности подсудимого», то есть оставляющее какое-либо сомнение (ст. 307). Одно совершенное доказательство признается достаточным для обвинения (ст. 306), а «одно несовершенное доказательство виновности вменяется только в подозрение» (ст. 307), но несколько несовершенных доказательств в совокупности могут составить совершенное доказательство (ст. 308).

К совершенным доказательствам принадлежат: 1) собственное признание, которое «есть лучшее свидетельство всего света» (ст. 316); 2) письменное доказательство, признанное тем, против кого оно представлено (ст. 324); 3) личный осмотр (ст. 327); 4) свидетельство сведущих людей (ст. 328), то есть заключение экспертов; под ними закон понимал только «медицинских чиновников»; 5) согласное показание двух свидетелей, не отведенных подсудимым, если против этих показаний не будет представлено подсудимым достаточных опровержений (ст. 329).

Несовершенные доказательства составляют: 1) внесудебное признание обвиняемого, подтвержденное свидетелями; 2) оговор подсудимым посторонних лиц (ст. 336); 3) повальный обыск (то есть массовый опрос жителей данной местности о личности и образе жизни обвиняемого) (ст. 339); 4) показание одного

свидетеля об определенном факте (ст. 330); 5) улики «ли признаки в совершении преступления (ст. 341).

Закон устранял множество категорий лиц от свидетельства: малолетних до 15 лет, лишенных чести и прав, явных прелюбодеев, людей, тайно портивших межевые знаки, иностранцев, поведение коих неизвестно, раскольников — в делах православных и т. д.

Все свидетели допрашивались под присягой. Бесприсяжное показание свидетеля не имело никакой силы.

При расхождении свидетельских показаний закон предписывал суду давать предпочтение словам большинства, а при равенстве голосов исходить из «достоинства свидетелей»: преимущество отдавалось мужчине перед женщиной, знатному перед незнатным, духовному лицу перед светским, ученому перед неученым (ст. 333).

Обвинительный приговор мог быть постановлен только при наличии совершенных доказательств. В отдельных случаях несколько несовершенных доказательств в своей совокупности образовывали совершенное доказательство.

Что касается улик, то сами по себе взятые они не могут составить совершенного доказательства. Они навлекают только подозрение.

Оправдательный приговор мог быть вынесен при полном отсутствии улик. «Если против подсудимого, при недостатке полного доказательства, есть, однако же, некоторые улики, то, в зависимости от важности обвинения и улик, суд может: или 1) оставлять его просто в подозрении, более или менее сильном, или 2) отдавать его под надежное поручительство в хорошем впредь поведении, не освобождая его, однако, вовсе от подозрения: ибо впоследствии времени могут открыться противу его новые улики, по коим поручители должны быть обязаны представить его к суду; или же 3) давать ему присягу   для очищения от подозрения; если же суд найдет, что по опасности клятвопреступления присяги дать нельзя, то предавать дело воле божией» (ст. 313)

Общество мещан или крестьян могло не принять в свою среду оставленного в подозрении, и тогда он подлежал ссылке на житье в Сибирь.

По официальным статистическим данным, громадное большинство уголовных дел в дореформенных судах оканчивалось оставлением в подозрении. За приговорами, вполне правильными с формальной точки зрения, то есть построенными по установленной законом оценке, вернее, подсчету доказательств, — сплошь и рядом скрывалась самая вопиющая неправда, «обрушившаяся всей своей тяжестью на невинного и выгодная для тех виновных, которые, несмотря на массу косвенных улик, были наглы и тверды в запирательстве»  .

Пересмотр приговоров мог происходить в апелляционном или ревизионном порядке.

Право апелляционной жалобы было по Своду очень ограничено. Только жалобы осужденных по маловажным делам, не подлежащим ревизионному пересмотру, приостанавливали приговор и рассматривались вышестоящим судом. Второй вид апелляции по делам, влекущим ссылку в каторжные работы, телесное наказание и клеймение, торговую казнь для лиц непривилегированных сословий, был построен согласно закону 1823 года с нарушением самых элементарных прав обвиняемых.

Люди «подлого звания», то есть не изъятые от телесного наказания, могли жаловаться на приговор палаты в Сенат лишь после исполнения над ними приговора, то есть, когда они уже подверглись телесному наказанию и были сосланы в Сибирь. При этом, если Сенат признавал такую жалобу осужденного неосновательной, жалобщик подвергался дополнительному телесному наказанию.

Основным видом пересмотра была ревизия, при которой дела восходили в высшие инстанции либо прямо в силу веления закона, либо при несогласии губернатора или прокурора с приговорами, а в Сенате и при расхождении во мнениях между сенаторами или сенаторами и министром юстиции.

Ревизионными инстанциями были департаменты Сената, общее собрание Сената и Государственный совет .

И в апелляционном, и тем более, в ревизионном порядке дела пересматривались без вызова осужденных и рассмотрения подлинных материалов дела, исключительно на основании новых «выписок» и докладов.

Во второй инстанции решение писал или товарищ председателя (часто единственный грамотный из членов суда), или секретарь; все прочие члены только подписывали заготовленное решение, не читая дела и даже доклада.

Такой порядок пересмотра дел и множественность инстанций влекли длительную волокиту. Она еще более усиливалась тем, что закон допускал отдельное рассмотрение рядом высших инстанций жалоб по частным вопросам дела. Очень часто решение судом высшей инстанции частного вопроса влекло обращение всего производства в низшую инстанцию, а затем дело опять восходило во все высшие инстанции. При таком порядке производства мало-мальски сложные дела тянулись не только годами, но и десятилетиями

Для полноты характеристики дореформенных судов необходимо остановиться хотя бы вкратце на уровне образования их членов. Даже в департаментах Сената в 40-х годах оказалось всего шесть человек, получивших юридическое образование. В уездных судах большая часть членов была малограмотна или вовсе неграмотна.

На должности заседателей попадали большей частью мелкопоместные и притом нередко малограмотные дворяне, безропотно подчинявшиеся начальству и заботившиеся больше о про-- кормлении своего семейства, чем о служении мало понятному для них делу правосудия. Поэтому члены судов чаще всего действовали по указке «опытных секретарей».

Непривлекательность службы в судах усиливалась еще незначительностью жалованья  .

Совокупность всех указанных черт приводила с неизбежностью к сплошному взяточничеству во всех «судебных местах», от квартального надзирателя с его хожалыми до Сената с его обер-секретарями.

Без взятки нельзя было и представить даже появления в «присутственное место», а тем более, подачи бумаги или наведения справки