Процессуальная теория во Франции. Гарро. Монтескье

 

 

БУРЖУАЗНЫЕ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ ТЕОРИИ И БУРЖУАЗНЫЙ ТИП УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА

 

Процессуальная теория во Франции

 

Во Франции господствующая теория процесса сложилась в конце XVIII — начале XIX вв. и, вполне естественно, отразила идеологию буржуазии, добивавшейся власти. Ведя борьбу против феодального розыскного процесса, превращавшего обвиняемого в почти бесправный объект, буржуазные идеологи утверждали в своих процессуальных теориях свободу личности и ее равенство в процессе с государством — обвинителем.

 

 Они требовали, чтобы спор между этими сторонами разрешал независимый суд, а по самым тяжким преступлениям, караемым смертной казнью или поражением гражданских прав, безапелляционное решение вопроса о виновности передавалось бы в руки присяжных, которые должны были олицетворять суверенитет народа в судебных делах.

 

При создании Уголовно-процессуального кодекса 1808 года (Code d'instruction criminelle) судебное разбирательство было построено именно в форме гласного состязания между формально равноправным прокурором как государственным обвинителем и обвиняемым, пользующимся помощью адвоката. При этом дела о тяжких преступлениях, влекущих смертную казнь или лишение свободы, соединенное с поражением гражданских прав, рассматривались судами с участием присяжных заседателей, от которых зависело решение вопроса о виновности подсудимого.

 

Такое построение главной стадии процесса — судебного разбирательства, позволило французским процессуалистам провозгласить уголовный процесс системой гарантий прав обвиняемого против всемогущего государства.

 

В этом процессе государство и обвиняемый якобы противостоят друг другу как равноправные субъекты. Они спорят о праве государства на наказание в каждом конкретном деле.

 

Согласно этой теории суд стоит над государством как орган права.

 

Но, как учит марксистско-ленинская наука о государстве и праве, буржуазное государство есть машина для подавления эксплуатируемых, а применяемое органами государства право есть воля господствующего класса, направленная на укрепление эксплуатации, а вовсе не на охрану прав трудящегося большинства. Уголовные и уголовно-процессуальные законы представляют собой единство, они и созданы для того, чтобы обеспечить неуклонное преследование и наказание всех, кого буржуазное государство считает опасными врагами

 

Крупнейший французский процессуалист первой половины XIX в. Ф. Эли исходил в своих теоретических построениях из тесной связи между уголовным процессом и уголовным правом, считая, что процесс есть средство обеспечить материальному закону его полное выявление.

 

Но при этом он усиленно подчеркивал задачу процесса — охранять личную свободу граждан и указывал на тесную связь процессуальных принципов с принципами конституции.

 

«Процессуальные формы воспроизводят различные принципы конституции, они там берут дух и тенденции, они являются их необходимым последствием, они непрерывно изменяются, чтобы следовать конституции в своих изменениях. Гарантии обвиняемого увеличиваются или уменьшаются в различных странах в соответствии с принципами управления последних; широкие и опекающие в свободных странах, ненадежные и ограниченные в тех странах, где господствует деспотизм. В первых — полномочия судей лучше определены, более ясно очерчена их компетенция. В них свобода защиты, публичность прений, устность процесса и постановление приговора специальными присяжными — высшая гарантия, заменяющая все прочие. Во вторых странах — право ареста и власть судов вообще неопределенны, а процесс письменный, вместо того чтобы быть устным, тайный — вместо того чтобы быть открытым, судьи же постоянно связаны зависимостью от суверенной власти»

 

 

Процессуальные принципы, которые Эли называет процессуальными формами, имеют огромное значение.

 

«Уголовный процесс есть совокупность форм, которые образуют уголовное правосудие и регулируют его отправление... Процессуальные формы предназначены освещать, как маяки, ход судебной деятельности. Их целью является останавливать увлечение юстиции, придать род торжественности каждому ее шагу, подготовить ее акты. Они должны быть достаточно могущественными, чтобы извлечь истину из лона фактов; они должны быть простыми, чтобы служить опорой, не делаясь преградами, — достаточно гибкими, чтобы их можно было применять к особенностям каждого дела, — достаточно прочными, чтобы противостоять насилиям судей и сторон. Если они объединяют все эти черты, они обеспечивают свободу граждан, Так как они гарантируют их защиту, они дают судебным решениям силу, гак как они являются залогом их беспристрастности, они облекают юстицию своим величием, так как они свидетельствуют о спокойствии и мудрости ее актов»  .

 

При этом Эли выдвигает формулу о двух одинаково важных общественных интересах, требующих покровительства законов, формулу, которую затем повторяют в течение целого века французские процессуалисты.

 

«Два интереса, одинаково мощные и одинаково священные, равно требуют себе покровительства: интерес общества, который требует справедливого и быстрого наказания за преступление; интерес обвиняемого, который также является общественным интересом и который требует полной гарантии гражданских прав и прав защиты»

 

Указывая, что законодателю революционной Франции приходилось выбирать меЖду двумя существовавшими раньше формами процесса — обвинительной и инквизиционной — Эли писал: «Законодательный комитет учредительного собрания воспринял систему соглашения. Две формы судебной процедуры, которые существовали до сих пор, обратились в развалины, но комитет выискивал среди развалин той и другой формы материалы, при помощи которых можно было йостроить новое здание»  .

 

Окончательно эта работа была завершена составителями Уголовно-процессуального кодекса 1808 года, создавшими так называемый следственно-обвинительный процесс. Предварительное следствие сохранило все черты старого розыскного процесса; судебное разбирательство приобрело характер устного и гласного состязания сторон перед беспристрастным судом, решающим дело на основе внутреннего убеждения.

 

В разделе курса, посвященном учению о доказательствах, Эли не только приводит постановления кодекса 1808 года об обязанности присяжных выносить решение по внутреннему убеждению, но на протяжении ряда страниц восхваляет этот принцип как единственный путь к достижению истины.

 

Эли предпосылает юридическому анализу несколько соображений, которые он сам называет «философскими». Но эта философия совершенно не касается социального состава судей и присяжных, социального состава обвиняемых, политического смысла тех уголовных законов, которые применяет суд. Вопрос об основах судебной оценки рассматриваемых деяний Эли сводит к указанию на естественную склонность всех людей к добру, ко всему, что правдиво и прекрасно. Свойства ума и совести людей отвращают их от злого, дурного, лживого. Поэтому они обычно могут разобраться в поступках других людей и, если им не мешает личная заинтересованность и страсти, установить, правильно, справедливо ли и хорошо совершенное или, наоборот, дурно и несправедливо.

 

Исходя из таких положений, Эли подчеркивает, что у присяжных способность правильно разобраться в обстоятельствах уголовного дела еще более усиливается сознанием возложенного на них общественного долга.

 

«Нужно признать, что внутреннее убеждение судьи должно быть единственным основанием человеческого правосудия... Моральная достоверность... есть истинное основание судебной достоверности».

 

Судья «должен вникнуть в свои впечатления, и его совесть обычно выносит решение» .

 

В этой связи Эли критически разбирает выдвинутую в немецкой литературе и отраженную в законодательстве отдельных германских государств отрицательную теорию формальных доказательств. Он считает, что она направлена на ограждение обвиняемого от возможности неправильного осуждения, основанного на определенном количестве формальных доказательств, но что она не гарантирует установления истины. Эли утверждает, что «закон не может дать судье никаких указаний, даже в виде советов, о силе и значении любого доказательства, так как все зависит от обстоятельств каждого конкретного дела. Только ничем не связанная совесть присяжных может извлечь из фактов дела моральное доказательство вины или невиновности подсудимого... Убеждение может существовать лишь при условии полной свободы»  .

 

Эли подчеркивает, что кодекс не содержит особых правил для оценки доказательств постоянными судьями и что они поэтому должны, как и присяжные, быть свободными в оценке обстоятельств дела по внутреннему убеждению. Отсюда вытекает и правило о том, что приговор любого суда не должен содержать указания на мотивы, по которым суд признал доказанным или недоказанным совершение преступления подсудимым  .

 

Основные идеи Эли постоянно повторялись французскими процессуалистами XIX и начала XX вв. По-прежнему они подчеркивали связь уголовного процесса с материальным уголовным правом и принципиальное отличие уголовного процесса от гражданского. Точно так же, как Эли, они указывали на большое значение процессуальных форм для защиты гражданина, который может быть неправильно привлечен к уголовной ответственности.

 

Так, автор многотомного курса уголовного процесса Р. Гарро давал такое выражение связи уголовного права с процессом: «Уголовное право есть право наказания в статическом состоянии; уголовный процесс — это право наказания в динамическом состоянии, и именно в этом втором аспекте проявляется и делается законной репрессия»

 

Далее автор указывал на задачу процесса примирить интересы общества и обвиняемого.

«Идеал, который всякий процессуальный кодекс стремится осуществить, это — согласование двух интересов, по-видимому, противоположных: интерес коллектива, требующий, чтобы ни один виновный не мог избежать быстрого и почти непосредственного наказания (impunitum поп relinqui facinus); интерес личности, требующий беспристрастного и углубленного исследования виновности (innocentem поп comdemnari)  .

 

Эту задачу примирения интересов общества и личности стремится, по мнению Гарро, разрешить «каждая цивилизация», поскольку, как это отметил Монтескье, правила уголовного процесса интересуют род людской больше всего на свете. И Гарро добавляет очень характерную фразу, рисующую, помимо его воли, состояние буржуазного правосудия: «Никто из нас не может быть уверенным, что против него не будет возбуждено несправедливое преследование. Неосуществимый идеал, к которому стремится ц постепенно приближается цивилизация, состоит в направлении всех процессуальных правил к единственной цели — «поискам истины в праве и посредством права» .

 

Гарро, следуя французской классической доктрине, подчеркивал значение процессуальных форм для защиты прав гражданина. Однако в его изложении звучит новая нота, соответствующая общей тенденции) буржуазии, укрепившейся у власти, к умалению формально-демократических свобод и процессуальных гарантий для обвиняемого. Надо больше заботиться об интересах общества.

 

«Форма, так критикуемая в других местах, здесь является необходимой гарантией индивидуума. Но не следует, чтобы закон заполнял ход процесса капканами и ловушками и таким образом разрешал бьг всякому обвиняемому скрываться в чаще процесса, чтобы избегнуть наказания, которое должно его постигнуть или, по крайней мере, отдалить его»

 

Гарро указывает, что французский законодатель принял в организации уголовного процесса смешанную систему, при которой отчетливо выделяются различные стадии (предварительного расследования преступления и судебного разбирательства), отделение обвинительной власти от власти судебной, невозможность для суда возбуждать дело по своему почину без наличия обращения к нему обвинителя, преследующего определенное лицо. Публичный иск (или преследование) полностью вверено состоящим при различных судебных учреждениях агентам обвинительной власти (le ministere public).

 

Закрытое и письменное предварительное расследование, носящее все черты старого розыскного процесса, сменяется публичным судебным разбирательством, построенным по обвинительному принципу: здесь господствуют состязательность, уст- ность и гласность. Приговор суда основывается только на доказательствах, которые проверены судом в порядке устного, гласного и состязательного производства.

 

К этим гарантиям правосудия Гарро присоединяет еще равенство всех граждан перед судом и отсутствие наряду с общими судами исключительных судов, которые были так характерны для феодального строя.

 

Вся эта апология французского уголовного процесса исходит из основной мысли о незыблемости установившегося во Франции буржуазного строя и необходимости судебной охраны, лежащей в его основе частной собственности.

 

Но авторы, устанавливавшие, подобно Ф. Эли, тесную связь между уголовно-процессуальным и уголовным кодексами, не договаривали о том, что освещает классовое лицо уголовной юстиции. Они умалчивали о связи, тесной и неразрывной связи французского уголовного кодекса 1810 года с Гражданским кодексом 1804 года, знаменитым кодексом Наполеона, придавшим правовую форму материальным интересам крупной буржуазии.

 

Об этой связи очень ярко выразился при обсуждении проекта Уголовного кодекса 1810 года член комиссии законодательного корпуса J1 у в е: «Я знаю, что это драгоценное право (он имел в виду право собственности и ее защиту законом. — М. Ч.) нашло свое священное хранилище в том бессмертном кодексе, который стал кодексом для половины Европы, но, и вы знаете это сами, — у гражданского кодекса отсутствовала бы первая и самая сильная санкция, если бы не существовал уголовный закон, пригодный, если не предупредить, то, по крайней мере, покарать нарушение закона гражданского»

 

И кодекс 1810 года с большой суровостью защищал все виды частной собственности, освящая тем самым капиталистическую эксплуатацию наемного труда.

 

 

К содержанию книги: Чельцов-Бебутов. Очерки по истории суда и уголовного процесса

 

Смотрите также:

 

Общая характеристика уголовного процесса зарубежных...

буржуазного права приобрела именно в сфере уголовного и уголовно-процессуального права.

 

Развитие права в 19 веке  Типы уголовного процесса. Судебное разбирательство